36.Особенности романтического идеала и лирического героя поэзии е.А.Баратынского. Жанровое своеобразие элегий. Сборник «Сумерки» как художественное целое.

Особенность элегий Баратынского состояла в том, что поэт «не растравлял своей души», как он выразился в одном стихотворении, переживаниями, а всегда стремился отдать себе отчет в причинах разочарования и потому выводил его на свет, чтобы подвергнуть мыслительному анализу, отдать во власть разума и даже холодного рассудка. Баратынский не воспроизводит переживание во всех извивах и переплетениях, он думает над ним, размышляет о нем. Доискиваясь до причины страданий, мысль Баратынского оказывается целительной, примиряя человека с несовершенными жизненными законами и в то же время не давая им подмять под себя достоинство личности. У человека всегда есть выбор, даже при всем фатализме бытия.

Типичная для романтиков антитеза души и тела, разума и чувства, неба и земли становится знаком трагической духовной «болезни» современного человека, всего поколения и человечества в целом. Она неизбежно ведет в конечном итоге к гибели и исчезновению всего человеческого рода с лица земли. И тут Баратынский не только солидарен с романтиками, но и противоположен им.

В стихотворениях 1820-х годов поэт сосредоточен на кратких интимных моментах психологических состояний, представляющих, однако, целые повести о его внутреннем мире. Он предельно обобщает традиционные элегические чувствования, которые становятся уже не временными и преходящими признаками его души, а постоянными спутниками его человеческого облика. Если он пишет о разлуке («Разлука»), то это вечная разлука, после которой не остается ничего, кроме «унылого смущенья». Если он пишет о постигшем его разуверении («Разуверенье»), то это чувство обнимает его целиком, и он не верит не в данную, конкретную любовь, а в любовь вообще.

Своеобразие Баратынского заключается не только в предельной обобщенности элегических чувств, но и в трезвом и беспощадном их анализе, в разумном отчете о вызвавших их причинах. Чувство подвергается детальному и бесстрашному разбору, в ходе которого выясняется, что оно убито не столько размышлением, лишь выявляющим его гибель, сколько жизненными обстоятельствами.

В «Сумерках» поэтические идеи Баратынского о грядущей судьбе человека и человечества окрашены глубоким трагизмом.

Регресс человечества выражается в том, что люди уходят от природы. чувства и разума, тела и души, человечества и природы распалась, и тогда исчезло творческое начало – атрибут и прерогатива природы. “Сумерки” стали первой целостной книгой стихов в русской поэзии. Не сборником отдельных произведений, сгруппированных по жанровому принципу, а именно книгой с единым смысловым полем, единым авторским взглядом на мир, единой лексической и интонационной канвой. Первоначально Баратынский намеревался озаглавить своё сочинение “Сны зимней ночи”, но потом остановился на более коротком и выразительном названии “Сумерки”. Сам понимая необычный характер книги, писал Плетнёву: “...хотя почти все пьесы были уже напечатаны, собранные вместе, они должны живее выражать общее направление, общий тон поэта”. При этом Баратынский ориентировался, конечно, на западноевропейских литераторов (в частности, Барбье, Гюго — у последнего был поэтический цикл под названием “Песни сумерек”), однако шёл дальше них в решительном преодолении жанровой однородности объединённых в едином смысловом ряду произведений.

Книга замечательно решена в композиционном отношении. Можно сказать, что каждое последующее стихотворение вытекает из предыдущего, внося всё новые и новые оттенки в захватывающий, очень глубокий разговор о судьбе человеческой духовности в новую эпоху. Смысл творчества, поиск истины, связь с ближними, критерии подлинности, возможность реализации дара, способы понимания мира — всё это становится единым, разветвляющимся потоком тем, подвергнутых пристальному анализу и одновременно эмоционально пережитых. Причём интеллектуальный процесс разворачивается не линейно. Мы всё время сталкиваемся с рефлексией по поводу высказанных мыслей, постоянными возвращениями к тому или иному мотиву на новом уровне. Наконец, все они сойдутся в грандиозном стихотворении “Осень”, в котором Баратынский как бы и попытается прорвать роковой круг одиночества и обречённости, замыкающий человека. Эта попытка не приведёт ни к каким положительным утверждениям, даже напротив — финал пьесы будет пропитан безысходной тоской и горечью, но парадоксально окажется, что именно честная констатация самых неутешительных истин (с которыми одновременно никак не может и никогда не сможет примириться дух) выглядит как этическая, по крайней мере, эстетическая победа.

Проблема, которую поставил и попытался для себя решить в “Сумерках” Баратынский, была одновременно совершенно личной и в то же время общечеловеческой (с точки зрения будущего, с точки зрения наступающей новой эпохи). Отсюда такое удивительное слияние в его стихах элегического тона с одическим пафосом. Дело в том, что его мысль — “голая мысль”— и есть на индивидуальном уровне выражение холода железного века (“нагой меч”, от которого “бледнеет жизнь земная”). Происходит утрата “чувственности”, под которой поэт понимает иной способ общения с миром помимо “суеты изысканий”. Но тогда нет и отзыва мира.Тем самым проблема — в благодати, делающей возможной соединение чувственного с духовным. Дело в высшем благоволении к тебе мира, открывающегося не в аналитическом движении мысли, а в интуитивном постижении (как встреча, прикосновение).Благодать в её высшем слиянии с пониманием, с мыслью, преследующей истину, выводит за грань земного бытия и искусства.

Никакого сочувствия у публики поэт не ищет. Для сборников начала XIX века это было не характерно. В читателе видели друга, собеседника автора, и тон обращения к нему был доверительный. Заметной чертой сборника является необычно большое количество стихотворений, написанных 4-стопным хореем.