Миф о пещере и его интерпретации
Информация
о документе:
Загрузил(а): Анжелика Белешева
Имя файла: mif_o_peschere_i_ego_interpretacii.doc
Размер файла: 111 кб
Дата загрузки файла: 10/06/2014 в 16:44
Количество просмотров: 2
Рейтинг: 0 , всего 0 оценок
Скачать файл с нашего сервера
Смотрите также:
Пифагорейское учение о гармонии и его рецепция святоотеческой традицией [17] Кризис пифагореизма . Апории Зенона как гносеологическая...
Пифагорейское учение о гармонии и его рецепция святоотеческой традицией [17] Кризис пифагореизма . Апории Зенона как гносеологическая...
Занятие «Правила для велосипедистов» Методика проведения: Беседа о велосипеде и его изучение Рассмотрение картинок об истории...
СКАЗКА СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА Ганс Христиан Андерсен История первая (В которой говорится о зеркале и его осколках)
Тема 3.8. Воображение 3.8.1. Понятие о воображении и его виды
18. Философия И. Канта о познании и его границах.
О нем и его творчестве можно говорить бесконечно, в одних его песнях можно услышать очень много злобы и ненависти, другие же песни...
КАРТОЧКА ИНТЕРВЬЮ С ПАТРОНАТНЫМ ВОСПИТАТЕЛЕМ Блок 1. Сведения о респонденте и его семье Блок 2. Сведения о ребенке/детях, которые...
О г1иба (злословии о мусульманах) и его скверном запахе
Определение фольклора и его значение.
Учение И. Канта о государстве и праве:а) Кант о соотношении права и морали, понятие праваб) Кант о задачах и устройстве государства....
Вопрос №1. Мировоззрение и его исторические формы
Вопрос №1. Мировоззрение и его исторические формы
МИФ О ХОЛОКОСТЕ — ПРАВДА О СУДЬБЕ ЕВРЕЕВ ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНE
Философия Мировоззрение и его исторические типы. Философия: ее предмет и круг ее проблем. Понятие развития. Диалектика и метафизика....
Миф о пещере и его интерпретации
2. ПУТЬ ИЗ ПЕЩЕРЫ
В притче о пещере в диалоге «Государство» мы сталкиваемся с изображением людей, издавна обитающих в подземном жилище наподобие пещеры (по всей длине открытой свету). Люди, прикованные в этой пещере цепями, с самого детства постоянно находятся в одном и том же месте и могут смотреть только прямо перед собой; но сверху, вдалеке, позади них горит огонь. Так как между ним и обитателями пещеры двигаются тени, отображающие проносимые перед входом в пещеру предметы, то получается игра теней. Прикованные же считают эти тени истинными и действительными:
Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов... — Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное. Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света... Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем — на отражения... людей и различных предметов, а уж потом — на самые вещи...13'Платон. Государство. 515с-516а.
Тот же, кому удастся подняться до источника света, будет смотреть на тени в конце концов именно как на тени.
Если мы попробуем понять смысл притчи — превосхождение в ней понимается как восхождение, — то сможем истолковать его самым различным образом. Во всех попытках истолкования решающую роль играет свет, будь то солнце, будь то горящий внутри пещеры огонь, служащий метафорой Солнца.
1. Свет наделяет предметы, мы можем также сказать, что и природу в целом, их бытием. Свет вызывает предметы из небытия в бытие. И хотя солнце является причиной роста сущего, оно же выступает причиной и его гибели.
2. Предметы обязаны солнцу не только своим возникновением, ростом и гибелью, солнце является также причиной, archeпроцесса их познания. Именно свет делает предметы видимыми. Используя в «Государстве» символ солнца, Платон недвусмысленно обращает внимание на то, что солнце не представляет собой зрительную способность, — «Солнце не есть зрение», оно есть ее причина, и «само зрение его видит».
Солнце, точнее было бы сказать, свет, его действие и его лучи, это не зрение, но причина всякого зрения, а также причина окрашенности всех предметов. Свет связывает зрение и краски. Сами по себе функциональные способности зрения и предметы в своей окрашенности недостаточны для того, чтобы зрение стало возможным. Солнце символизирует «благо» как дающее-бытие и является причиной всего видимого, в то же время оно есть то, что позволяет этому видимому в свете расти и быть видимыми. Различие между бытием и сущим соответствует, таким образом, различию между светом и освещенным предметом.
3. В притче о пещере солнцу приписывается еще и третья задача. Стремящемуся наверх обитателю пещеры на пути к солнцу различные тени и предметы с увеличением света все больше и больше предстают в их истинном бытии. Солнце извлекает из мрака все сущее и показывает его таким, каково оно есть на самом деле. Так, оно не только делает видимым сущее в его истинности, но и позволяет смотреть сквозь блуждающие с места на место тени, ранее считавшиеся действительностью, и тем самым разглядеть истинность созерцаемого.
Таким образом, archeкак идея выступает причиной в трех смыслах:
Она причина бытия (а).
Она причина познания (б).
Она причина истинности (с).
В нашем философском плавании разъяснение трех способов, какими arche, по Платону, выступает в качестве причины, становится существенной опорой для понимания сократовского утверждения о том, что благо превосходит бытие.
16Поскольку идея блага в конечном счете является arche, она выступает и причиной движения. Благо, по Платону, есть то, к чему все стремится.
Но ведь вопрос об arche—это не тольковопрос о действительном принципе природы сущих вещей — этого камня, этой книги, — но и вопрос о причине нравственного блага, прекрасного, и о способе его осуществления. Когда мы ставим вопрос об arche, наш вопрос выходит далеко за пределы ограниченной сферы природных вещей. Он затрагивает одновременно знание в области этики, политики и эстетики, для них также действителен вопрос о последней причине, благодаря которой они приобретают свое знание.
2.1. ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ ТОЛКОВАНИЕ
Это толкование притчи о пещере вначале представляет нам все, что является, как простой отблеск, подобный теням проносимых мимо предметов, и он как образ тени не имеет в себе собственной причины. Тенисуть явления чего-то другого, они указывают на другое, которое и обеспечивает их явленность. То же, что является бытиемсущего (то ovtoc;) и составляет основание всего являющегося, выступает как сущее само по себе, правда, пока еще не для самого себя. Оно, как на это намекается в «Федоне», ослепило бы того, кто увидел бы его целостным и сущим для самого себя, как, например, человека, который, наблюдая солнечное затмение, направил бы свой взор прямо на солнце, вместо того чтобы наблюдать его отражение в воде.
Разницу между явлением и его причиной Платон часто поясняет на примере отношения копии иоригинала. Если явление — это не само сущее, то оно все-таки та среда, где сущее обнаруживается и являет себя; именно в качестве копии, явления отражают оригинал. Само сущее, т. е. оригинал и первообраз, Платон называет eidosили idea, поэтому явления выступают как копии, в которых идеи отражаются – так, как солнце отражается на зеркальной поверхности воды. Онтологическое, т. е. соразмерное бытию, отношение идеи и явления подобно отношению солнца и его отраженных образов, впервые выступающих из мрака водной поверхности вместе с появлением солнечных лучей. Так тени в пещере, как и проносимые мимо предметы, имеют своей предпосылкой свет от огня, -- именно его свет, освещая предметы, позволяет им отбрасывать тени, т. е. позволяет им являться. Так же как свет огня для предметов в пещере, свет солнца — это метафорический образ причины всего сущего в космосе. В обоих случаях способ действия света одинаков, хотя свет от огня не столь изначален, как солнечный, и, следовательно, онтологически зависим от него. Так и для теней в пещере, которые, в свою очередь, не представляются лишь чувственным обманом, фантазией во мраке тюрьмы, солнечные лучи — эти податели света — становятся в то же время онтологическим фундаментом:
И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.18
Если за итог этого шага в истолковании принять то, что мы теперь узнали об онтологической связности всего сущего, в форме теней, проносимых мимо вещей и т. д., то перед нами встает вопрос, обоюдна ли эта связь между сущим и его причиной? Следует ли только явления ставить в зависимость от их причины, или же она сама действительна только в явлении? Последующие рассуждения должны шире осветить способ этой связности.
2.2. ТЕОРЕТИКО-ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ ТОЛКОВАНИЕ
Для теоретико-познавательного истолкования притчи о пещере важно учесть, что сущее в своем онтологическом различии, т.е. в различии явления и его причины, осознается разными способами: во-первых, как мнение (doxa), а во-вторых, как знание (episteme). Эти две формы познания, которые различал
еще Парменид (как впрочем и Гераклит), Платоном не разводятся как независимые друг от друга по разным сферам: мнение — в область явления, знание —в область идеи. Ту и другую он рассматривает во взаимно обусловленном отношении, в котором более высокая ступень достигается благодаря низшей, причем нахождение на высшей ступени не отрицает возможности возвращения на самую низкую.
Достигший высшей ступени видит, что его мышление вынуждено постоянно иметь дело только с фрагментами, «осколками» реальности, а не с сущим как таковым. На пути, которым следуют из пещеры освобожденные от цепей люди, они полагают, что с каждой более высокой ступенью все больше приближаются к видению сущего, как оно есть само по себе, т. е. к истине о ней, но это убеждение на следующей ступени вновь оказывается неистинным. Столь же мало, сколь и прикованный, еще живущий в мире теней и отражений человек знает, что он вынужден иметь дело только с копиями, это знает и тот, который надеется познать в проносимых мимо вещахпричину теней. Ибо он не знает, что проносимые предметы равным образом являются лишь копиями, а не оригиналами. Познать это возможно, по Платону, только выйдя из пещеры.
Так в притче о пещере освещается путь познания; он есть в то же время и путь образования, который должно пройти мышление, чтобы достичь в конечном счете правильного знания.19Характер этого пути определяется тем, что тот, кто ему следует, только «задним числом» познает свойства достигнутых им ступеней, и тем, что дальнейшее достижение более высоких ступеней знания не означает полного освобождения от мира пещеры. Осознание того, что человеческое мышление должно довольствоваться познанием фрагментов реальности, а не самого способа ее существования, расширяется на высшей ступени до знания о том, что сама человеческая деятельность и познание возможны только с оглядкой на жизнь в пещере. Так, для идущих к свету пещера превращается в место их образовательной деятельности. Философское сознание, которому дано познать пещеру как такое место, становится при этом «правильным знанием», согласно которому надо упорядочить и оформить жизнь в пещере. Поэтому Сократ в своем истолковании
19Эта высшая форма воззрения, в которой мы созерцаем «вещи сами по себе самою по себе душой» (Платон. Федон, 66d-e), представлена у греков понятием theoriа
возможности выхода из пещеры рассматривает и возвращение в нее как обязанность:
... нашим делом будет заставлять лучшие натуры учиться тому познанию, которое мы раньше назвали самым высоким, то есть умению видеть благо и совершать к нему восхождение; но когда, высоко поднявшись, они в достаточной мере его узрят, мы не позволим им того, что в наше время им разрешается. — Что ты имеешь в виду?
—Мы не позволим им оставаться там, на вершине, из нежелания спуститься снова к тем узникам и, худо ли бедно ли, они должны будут разделить с ними труды их и почести.
К hyperboleотносится как восхождение, так и нисхождение, возвращение в пещеру. Это возвращение не просто возврат назад; оно есть практика, представляющая собой участие в «тяготах» повседневной жизни и живущая созерцанием истинной причины вещей.
17. Учение Ф.Бэкона об «идолах» и их преодолении.
Ф.Б.- представитель Эмпиризма. «Новая» философия была во многом ориентирована на науку, т.е. на опытное освоение мира, эксперимент. Ф.Б. говорит, что чтобы взглянуть на природу глазами знания («Знание- сила»), нужно очистить наш затуманенный разум. Он пишет работу «Новый Органон». Там Б. Разрабатывает теорию идолов: заблуждение, призрак, который мешает нам в исследовательской деятельности. Некоторые из призраков укоренены в нашем сознании, и от них необходимо избавиться.
Идолы же, которыми одержим дух, бывают либо приобретенными, либо врожденными. Приобретенные вселились в умы людей либо из мнений и учений философов, либо из превратных законов доказательств. Врожденные же присущи природе самого разума, который оказывается гораздо более склонным к заблуждениям, чем чувства.
1. Идол Рода.
По Б., Идол Рода – искажения, проистекающие от соотнесения окружающего с человеком, мнимые подобия, которые возникают в сознании человека и который стремится их распространить на мир (например, полоски на Марсе, которые считаются каналами и, следовательно, ставят вопрос о существовании жизни).
"Идолы рода находят основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей. Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде".
Идол Пещеры.
Это искажения за счет индивидуальных особенностей: привычки, среда, воспитание, психологические особенности человека. «Не важно, что ты хотел сказать, важно, как тебя поняли».
"Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого, помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые и предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные, или по другим причинам. Так что дух человека, смотря по тому, как он расположен у отдельных людей, есть вещь переменчивая, неустойчивая и как бы случайная. Вот почему Гераклит правильно сказал, что люди ищут знаний в малых мирах, а не в большом, или общем, мире".
Осмотрительность в созерцаниях должна быть такова, чтобы не допустить и изгнать идолы пещеры, кои преимущественно происходят либо из господства прошлого опыта, либо от избытка сопоставления и разделения, либо из склонности к временному, либо из обширности и ничтожности объектов.
Идол Рынка.
Искажения за счет нелепых штампов словоупотребления, плохого категориального аппарата, плохого языка, искажений языка. Т.о. Б. Призывает следить за языком.
"Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем, имея в виду порождающее их общение и сотоварищество людей, идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя ученые люди, никоим образом не помогают делу. Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям".
Но тягостнее всех идолы площади, которые проникают в разум вместе со словами и именами. Люди верят, что их разум повелевает словами. Но бывает и так, что слова обращают свою силу против разума. Это сделало науки и философию софистическими и бездейственными.
Идол театра.
По Б., это самый жестокий идол, который проистекает из надуманных теорий, раздутых авторитетов, неверных доказательств.
Все моменты привели к тому, что Декарт сказал: « Мы с веруланцем дополняем друг друга». Ф.Б. призывал опираться метод индукции – от частного к общему.
"Существуют, наконец, идолы, которые вселились в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательств. Их мы называем идолами театра, ибо мы считаем, что, сколько есть принятых или изобретенных философских систем, столько поставлено и сыграно комедий, представляющих вымышленные и искусственные миры. Мы говорим это не только о философских системах, которые существуют сейчас или существовали некогда, так как сказки такого рода могли бы быть сложены и составлены во множестве; ведь вообще у весьма различных ошибок бывают почти одни и те же причины. При этом мы разумеем здесь не только общие философские учения, но и многочисленные начала и аксиомы наук, которые получили силу вследствие предания, веры и беззаботности. Однако о каждом из этих родов идолов следует более подробно и определенно сказать в отдельности, дабы предостеречь разум человека".
Вымыслам этого театра свойственно то же, что бывает и в театрах поэтов, где рассказы, придуманные для сцены, более слажены и красивы и скорее способны удовлетворить желания каждого, нежели правдивые рассказы из истории.
18. Ф.Бэкон. Индукция как метод познания.
В ХVII веке было сделано множество открытий и достигнуты большие успехи в создании инструментов, которые позволили сделать точные наблюдения, ведущие к дальнейшему развитию теории. Этот громадный взрыв научной деятельности сопровождался соответствующим техническим развитием, которое выдвинуло Западную Европу на несколько веков вперед. Вместе с этим, научная революция отразилась также и в философии.
Бэкон выдвинул новаторскую идею, в соответствии с которой главным методом познания должна стать индукция.
Под индукцией философ понимал обобщение множества частных явлений и получение на основе обобщения общих выводов (например, если многие отдельные металлы плавятся, то значит, все металлы обладают свойством плавления).
Метод индукции Бэкон противопоставил методу дедукции, предложенному Декартом, согласно которому истинное знание можно получить, опираясь на достоверную информацию с помощью четких логических приемов.
Достоинство индукции Бэкона перед дедукцией Декарта – в расширении возможностей, интенсификации процесса познания. Недостаток индукции – ее недостоверность, вероятностный характер (так как если несколько вещей или явлений обладают общими признаками, это вовсе не значит, что данными признаками обладают все вещи или явления из данного их класса; в каждом отдельном случае возникает необходимость в экспериментальной проверке, подтверждении индукции).
Путь преодоления главного недостатка индукции (ее неполноты, вероятностного характера), по Бэкону, - в накоплении человечеством как можно большего опыта во всех областях знания.
В процессе отражения явлений действительности философы обсуждали до этого, главным образом, аспект отражения, а не сами явления, которым не уделялось должное внимание. В качестве реакции на чрезмерную сосредоточенность на чисто механической стороне дедукции пришло самое время сказать что-либо о материале наблюдения, без которого эмпирическое исследование осталось бы бесплодным. Старый аристотелевский инструмент (или органон– система универсальных методов, помогающих решать любые задачи) силлогизма не мог больше служить прогрессу науки. Сложилось такое впечатление, что требовался новый органон. Первым, кто четко сформулировал эти проблемы, был Фрэнсис Бэкон (1561-1626).
Как и большинство мыслителей его эпохи, Бэкон, считая задачей философии создание нового метода научного познания, переосмыслил предмет и задачи науки, как ее понимали в средние века. Бэкон подчеркивал, что наука находит свое оправдание только в том, что она служит жизни и практике. Цель научного знания – в принесении пользы человечеству, и сама наука не может быть самоцелью.
Бэкон осуждал характерный для античности подход видения науки как пути к более углубленному и просветленному разумом созерцанию природы. Наука – средство, а не цель сама по себе; ее миссия в том, чтобы познать причинную связь природных явлений ради использования этих явлений на благо науки. Знание, не приносящее практических плодов, Бэкон считал ненужной роскошью.
По убеждению Бэкона, существовавшие при нем научные методы исследования требовали коренного изменения. В средние века, как и в античности, наука пользовалась главным образом дедуктивным методом по образцу силлогистики Аристотеля – такой метод (когда мысль движется от очевидных положений (аксиом) к частным выводам), по Бэкону, не является результативным и мало подходит для познания природы. Всякое познание и всякое изобретение должны опираться на опыт, то есть должны двигаться от изучения единичных фактов к общим положениям – это и есть индуктивный метод. Индукция была описана еще Аристотелем, но он не придавал ей такого универсального значения, как Бэкон, который отвергал умозаключение, так как оно не является познанием посредством самого себя, согласно своему содержанию. Умозаключение нуждается в чем-то чуждом, положенном в основании всеобщего – именно поэтому движение мысли является по своей форме отчасти чем-то случайным. Содержание не находится в единстве с формой и форма случайна в самой себе, так как, рассматриваемая самостоятельно, она представляет собой поступательное движение в чужом содержании. Таким образом, форма здесь не есть содержание. Посредством умозаключений всегда можно также хорошо вывести и противоположное утверждение, так как форме безразлично, какое содержание будет положено в основание.
Бэкон восставал не против умозаключения вообще, а против того схоластического умозаключения, которые практиковалось тогда. В основании лежало принятое наперед содержание, а Бэкон настаивал на том, что в основании должно быть положено содержание опыта, наблюдений за природой и экспериментов, и что следует умозаключать индуктивно. Свою теорию Бэкон изложил в опубликованном в 1620 г. труде «Novum Organum» («Новый Органон»), который должен был занять место органона Аристотеля.
Как практическое средство «Новый Органон» не зарекомендовал себя у ученых, а как теория метода он не верен. Допуская лишь умозаключения посредством индукции или аналогии, Бэкон, не сознавая этого, сам делал отвергавшиеся им умозаключения и его последователи, полагавшие, что из наблюдений, экспериментов и опытов они получают в чистом виде сам предмет, в действительности не обходились при этом ни без умозаключений, ни без понятий. Они применяли понятия и умозаключения очень плохо, так как полагали, что не имеют дело с понятиями, и, кроме того, вообще не выходили за пределы умозаключений, не достигая истинного понятия. Поэтому, если Бэкон противопоставлял индукцию силлогизму, то это противопоставление носит формальный характер: всякая индукция есть умозаключение (это знал и Аристотель), потому что когда мы из множества вещей выводим нечто всеобщее, то первое суждение гласит, что все эти тела обладают данными свойствами. Второе: все эти тела принадлежат к определенному классу; следовательно, третье – данный класс обладает данными свойствами. Это – полное умозаключение и индукция всегда имеет тот смысл, что делаются эксперименты, рассматривается опыт, а затем из него выводится всеобщее определение.
Фактически новый метод Бэкона никогда не противопоставлялся Аристотелю. Он основывается только и исключительно на классификации и на представлении, что для каждого предмета может быть отведено определенное место. Раз найдено такое место и соответствующее название для каждого отдельного качества, считалось, что мы будем в состоянии как-то проконтролировать его, и это объяснение вполне верно для статистических исследований.
Что касается того, как выдвигается гипотеза, Бэкон ошибался: он думал, что гипотеза основана на индукции, но это касается скорее разработки гипотезы. Действительно, для того чтобы провести ряд наблюдений, нужно уже иметь предварительную гипотезу, но чтобы найти ее, общих рецептов или методик не имеется.
Отказ Бэкона от силлогизма привел его к недооценке функций дедукции в научном исследовании, чрезмерный акцент на эмпирических методах исследования – к недооценке роли рационального начала в познании. В частности, Бэкон мало ценил математические методы, которые развивались в его время. Между тем, роль индукции в проверке гипотезы – это одна маленькая грань метода. Как бы тщательно ни был отработан индуктивный метод, он не может, в конечном счете, дать всеобщего и необходимого знания, к которому стремится наука. Без математической дедукции, которая ведет от гипотезы к конкретной ситуации, не известно было бы, что проверять.
Не следует считать, что Бэкон являлся приверженцем банального простейшего (и, вместе с тем, ненадежного) способа индуктивного обоснования оценок типа популярной (неполной) индукции, общую схему которой можно представить следующим образом: S1 должно быть Р
S2 должно быть Р … Sn должно быть Р Все S1, S2, … , Sn являются S Все S должны быть Р Как раз к подобному виду индукции, опирающемуся на простое перечисление подтверждающих примеров, Бэкон относился весьма скептически: «Индукция, которая совершается путем простого перечисления, есть детская вещь, она дает шаткие заключения и подвергнута опасности со стороны противоречащих частностей, вынося решения большей частью на основании меньшего, чем следует, количества фактов, и притом только тех, которые имеются налицо». Этой «детской вещи» Бэкон противопоставлял описанные им особые индуктивные принципы установления причинных связей. Он даже полагал, что предполагаемый им индуктивный путь открытия знаний является очень простой, чуть ли не механической процедурой и «…почти уравнивает дарования и мало что оставляет их превосходству…»
Программа Бэкона была, разумеется, чистой утопией: никакие стандартные правила, приемы и принципы, какими бы совершенными они ни были, не дают гарантии достоверности нового знания. Как уже говорилось выше, индукция, ведущая от частных утверждений к общим, дает только вероятное, а не достоверное знание (исключение в данном случае составляет только так называемая полная индукция).
19. Ф.Бэкон. Экспериментальная наука Нового времени, отношение ее к античной науке и средневековой схоластике.
Родоначальником современного научного мышления считается Фрэнсис Бэкон (1561-1626).
Бэкон имел знатное происхождение – родился в семье лорда-хранителя печати (на современном языке – министра юстиции), учился в Кембридже на юриста, какое-то время работал адвокатом, был членом английского парламента и сам был лордом-хранителем печати и лордом-канцлером английского парламента. Однако карьера Бэкона не была успешной. Его обвинили во взяточничестве, дело дошло до короля, и Бэкона посадили в тюрьму. Правда, вскоре он был освобожден, но к политике он утрачивает интерес и решает заняться философией, точнее естествознанием (собственно философию Бэкон не любил, понимая под этим определением философию схоластическую и противопоставляя ей свободное исследование природы). Как повествуют биографы, Бэкон настолько активно занимался исследованием природы, что от этого и погиб: проводя опыты по замораживанию, он простудился и умер.
Среди произведений Бэкона выделяется одно большое – «О достоинстве и приумножении наук», которое, правда, не является главным в его творчестве, хотя сам он и считал иначе, посвятив ему большую часть своей жизни. Главное его произведение называется «Новый органон» (понятно, что само заглавие предполагает противопоставление того метода, который создает Бэкон, старому, аристотелевскому, который, как мы помним, излагался в логических работах Аристотеля, совокупно называемых «Органоном»). У Френсиса Бэкона есть и другие работы, в частности несколько эссе, в которых он писал о мудрости древних; каждое из этих эссе посвящено некоему богу или герою: «Орфей, или Философия», «Пан, или Природа», "Нарцисс, или Себялюбие. В то время становились популярными разного рода описания идеальных государственных устройств (уже вышел «Город солнца» Ф.Кампанеллы, «Утопия» Т.Мора), и Бэкон пишет свою утопию – «Новая Атлантида», где писывает мифическое, выдуманное государство, в котором люди посвятили все свои силы изучению природы и на основе сделанных ими открытий могут жить комфортно, не напрягая себя тяжелым физическим трудом.
Таким образом, основная направленность мыслей Бэкона состояла в развитии естествознания и вообще наук. К этому времени наука развивается достаточно бурно: известен порох, изобретено книгопечатание, создан компас. Эти открытия Бэкон считал главными и призывал всех к тому, чтобы не останавливаться на достигнутом и стремиться к новым изобретениям.
Однако в отличие от Галилео Галилея, который создавал теоретическое, математическое естествознание, Бэкон развивает экспериментальное естествознание, указывая на то, что именно эксперимент, опыт должны быть идеалом науки. Любая наука, которая будет строиться на каких-то измышлениях, гипотезах, пустых построениях разума, обречена на неудачу. Наука может быть истинной только тогда, когда опирается на опыт, именно опыт есть, по Бэкону, и источник знания, и критерий истины, и единственное содержание науки. Такая концепция называется эмпиризмом.
В работе «О достоинстве и приумножении наук» Бэкон указывает, что человечество накопило слишком много лишних знаний. Особенно преуспело в этом Средневековье. Схоластика приложила много усилий к тому, чтобы обогатить человечество совершенно не нужными ему знаниями. В этом плане Бэкон делит всю историю человечества на три этапа: молодость, зрелость и старость. Молодостью являлась античность, а старостью – время Бэкона, время подведения итогов и создания серьезных научных систем.
Античность он рассматривает в двух планах: досократовская и сократовская философия. Досократовская философия была честным исследованием фактов, когда не было никаких школ, основанных на непроверенных гипотезах. Философы, собственно говоря, были не философами, а честными исследователями природы. Этот период, по Бэкону, продолжался около 200 лет. Затем усилиями Сократа (а главным образом Платона и Аристотеля) философия начинает заниматься не тем, чем нужно, а именно создавать системы. Платон и Аристотель нанесли наибольший вред науке, ибо говорили не о фактах, не об опытах, а о системах и школах. В этом смысле особенно «достается» Платону. На прошлой лекции я говорил, что именно благодаря возрождению идеяй Платона Галилей пришел к созданию математического естествознания. Бэкон, также стремясь к созданию науки, наоборот, считает Платона наибольшим врагом этой науки.
Затем наступает третий период античной философии – древнеримский, который становится наиболее благоприятным для развития науки. Философы отказываются от системопостроения, в философии преобладает прагматизм, а это и есть то, что необходимо истинной науке, которая всегда ищет полезное. Это самая благоприятная эпоха для развития научной философии. Именно идеи досократиков, с одной стороны, и эклектиков Древнего Рима – с другой составляют светлые моменты истории (600 лет: 200 лет досократиков плюс 400 лет Древнего Рима).
Главным исходным пунктом для Ф.Бэкона является природа. Первая афоризм «Нового органона» так и гласит: «Человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в ее порядке делом или размышлением, и свыше этого он не знает и не может». Знаменитый третий афоризм гласит: «Знание и могущество человека совпадают, ибо незнание причины затрудняет действие» (афоризм, который в краткой форме звучит так: «Знание – сила»). Поэтому только из понимания того, что человек не превосходит природу, а является ее частью, ее слугой и может быть лишь ее толкователем, и вытекают основные положения философии Бэкона: вся наука должна быть собственно экспериментальной, даже те науки, которые всегда строились на рассудочных началах. Среди последних Бэкон перечисляет психологию, историю, поэзию.
Ф.Бэкон строит классификацию наук на основе познавательных способностей человека. Таких способностей три: память, воображение и рассудок. Каждая из наук может быть отнесена к одной из трех познавательных способностей человека. Память порождает исторические науки (история, по Бэкону, является архивом фактов и должна копить для человечества то, что недоступно прямому наблюдению). Должны быть истории природных и человеческих фактов. Историю фактов Бэкон противопоставляет истории систем (собственно, истории философии). По Бэкону, история систем – совершенно бесполезное занятие. Воображение порождает такую науку, как поэзия. Поэзию Ф.Бэкон считает наукой, которая дает исходные факты для экспериментальной психологии, которой поэзия предоставляет переживания, эмоции. Основная познавательная способность – рассудок. Она порождает разные науки, главным образом философию, которую Бэкон понимает не как схоластику (сам термин «философия» Бэкон не отбрасывает, считая, что он является создателем истинной философии). Философия может быть метафизикой и физикой. Первая исследует основание всего сущего, т.е. форму (некий закон чистого действия, т.е. действия, происходящего без факта). Познанием этих законов и занимается метафизика. Физика занимается законами материи в ее частных проявлениях.
Бэкон признает и аристотелевское учение о четырех причинах, отрицая лишь четвертую причину – целевую и признавая другие три (формальную, действующую и материальную). Материальные причины есть предмет исследования физики, а формальные причины – предмет исследования метафизики.
Науки могут быть теоретическими и прикладными. Первые исследуют и открывают законы как формы чистого действия, и на основе этих законов или проявлениях этих законов в конкретных случаях (как в физике) создаются прикладные науки. Скажем, прикладную физику Бэкон называет механикой, а прикладную метафизику – магией (не в колдовском, а сугубо научном смысле; у Пико делла Мирандолы был термин «естественная магия», за неимением других терминов философы часто должны были использовать уже имеющиеся определения, в которые они вкладывали совершенно иной смысл. Если сейчас мы под магией понимаем нечто иное, то это не значит, что Пико делла Мирандола или Ф.Бэкон были сторонниками колдовской магии).
В свою классификацию Бэкон по примеру Аристотеля не включает математику, которая не входит в классификацию, поскольку является инструментом для всех наук.
Первая часть «Нового органона» – критическая. В этой части Бэкон не создает нового учения, он хотел сделать это во второй части, но она не была закончена. Бэкон доказывает несправедливость методов философии и раскрывает причины того, почему не была создана истинная экспериментальная наука. Одна из основных причин – в том, что не был найден истинный метод философии. Философы всегда пользовались методом дедуктивным и в качестве инструмента для дедукции использовали аристотелевскую силлогистику.
Дедукция – метод, основанный на том, что из некоей умопостигаемой общей истины выводятся частные конкретные случаи. По Бэкону, нужно идти обратным путем: набрав частные случаи, т.е. факты, обобщать их и приходить к общим правилам, на основе которых открывать законы, т.е. формы чистого действия. Это индуктивный метод. Во второй части «Нового органона» Бэкон разрабатывает этот метод, а в первой строит критику, чтобы выбросить различный мусор из голов людей.
Но есть и другие ошибки, не приведшие к созданию истинной науки. Здесь Бэкон предлагает свое учение об идолах. Человеческое сознание загружено четырьмя видами идолов: идолами рода, идолами пещеры, идолами рынка и идолами театра. Эти образные названия хорошо отражают суть учения Бэкона.
Идолы рода(идолы племени) – это идолы объективные, которых мы не можем избежать и которые можем только учитывать, и идолы, которые мы создаем сознательно и которых можем и должны избегать, если будем их знать. Идолы рода происходят от самой природы человека. Возникают они от смешения различных познавательных способностей, в том числе от наложения чувств (как эмоций и ощущений) на разум. С точки зрения наложения эмоций на разум Бэкон указывает, что человек всегда стремится найти в природе больше порядка, чем в ней есть. Он переносит порядок своей собственной души, свою собственную целесообразность на природу. В человеке есть свой порядок, своя целеполагающая деятельность, но это еще не значит, что эту свою особенность человек должен переносить на природу. (Попутно замечу, что немногим позднее Р. Декарт, гениальный ученый и философ, призывал, наоборот, искать в природе порядок даже там, где он не виден.)
Другой пример. Человек больше любит утверждать, чем отрицать. Эта особенность приводит к созданию догматических систем. Человек должен гораздо более критически подходить к своим знаниям. Отсюда возникла мысль, которая получила распространение лишь в 20 веке: отрицательный результат в науке гораздо более важен, чем положительный (последний еще нужно подтвердить, а отрицательный уже есть, и это закрывает ненужные направления поиска).
Чувства, т.е. ощущения, также накладывают отпечаток на разум, поскольку, перенося особенности своей познавательной природы на человеческий рассудок, они также мешают разуму прийти к обобщениям и осмыслению фактов.
Идолы пещерывозникают на основе личной индивидуальности каждого человека. Каждый из нас имеет свой талант, свое воспитание, каждый привык к определенному образу жизни, его интересует определенная профессия. То есть человек смотрит на мир как бы из своей пещеры.
Идолы рынкасоздаются (сознательно или бессознательно) самим человеком. Возникают они из-за общения при помощи слов. Слова создаются людьми, и многие из этих слов бессмысленны. Большинство философских терминов относятся именно к этим бессмысленным словам. Существуют три вида слов: истинные слова, ничего не обозначающие слова и плохо образованные слова. Большинство философских терминов относятся к ничего не обозначающим словам, многие научные термины являются словами плохо образованными и потому мешают человеку познать истину. Бэкон ругает аристотелевскую силлогистику и противопоставляет ей новую логику. Силлогистика и вообще дедукция, по Бэкону, обладают лишь проясняющей способностью. При помощи дедуктивных методов, в частности при построении силлогизмов, человек может лишь объяснить то, что он уже знает, – открыть новые знания при помощи дедукции невозможно. Эта логика может быть логикой доказательства того, что уже известно, а нужно развивать не логику доказательства, а логику открытия.
Идолы театрасозданы засильем авторитетов. Человек имеет слабость преклонятся перед авторитетами, которые, как актеры на сцене театра, подавляют человека своим талантом. Поэтому люди доверяют гениальным философам, создавшим свои системы, и подвергаются их воздействию, поэтому некоторые философские системы, в частности системы Платона и Аристотеля, особенно вредны, потому что своей мощью, красотой и логичностью подавляют человека и отвлекают его от поиска истинной картины мира. Все ложные философские и научные учения Бэкон делит на три типа: софистические, эмпирические и суеверные. К софистическим Бэкон относит все философские системы и единственного досократика – Пифагора. Эмпирические ложные учения создаются алхимиками – людьми, которые слишком большое значение придают единичным случаям, не пытаясь их обобщить, классифицировать. Суеверны те учения, которые пытаются основываться на религиозных истинах, в том числе и христианской. Бэкон остается в рамках теории двойственной истины, указывая, что истина откровения – это одно, а истина науки – совершенно другое. Истина науки и истина религии не связаны; они не отрицают одна другую, но и не обосновывают друг друга, а развиваются параллельно. А смешение наук, в частности философии и религии, приводит к созданию суеверной философии, или еретической религии. Хотя Бэкон не отрицал и взаимодействия науки и религии, ему принадлежит гениальная фраза: «Небольшие глотки науки удаляют от Бога, а большие приближают к Нему». Действительно, мы часто видим, как человек, нахватавшийся научных фактов, считает, что он знает все, что наука доказала, что Бога нет. А истинный ученый, пришедший к вершинам научной истины, всегда в той или иной степени религиозен, хотя и не обязательно исповедует именно православную веру. Поэтому наука, по Бэкону, должна служить религии, доказывая бытие Бога исходя из анализа мира. Это единственная ниточка, связывающая науку с религией. В этом смысле в классификацию наук Бэкон включает то, что он называет экспериментальной теологией (теологией, которая основывается на знании мира).
Бэкон предлагает образное описание трех различных путей развития науки и философии: путь паука, или путь догматика (любой догматик, как паук, плетет из своего разума паутину философской системы), путь муравья (путь эмпирика, который только собирает факты, не делая из них выводов) и истинный путь – путь пчелы, которая собирает факты, как нектар с цветов, сносит их в улей и рассортировывает по сотам. Так же и истинный ученый собирает факты, классифицирует их, обобщает и приходит к открытию законов.
Опыты, по Бэкону, бывают двух типов: плодоносные и светоносные. Нужно ценить светоносные опыты, которые могут помочь поставить другие опыты. Они не дают сразу результаты, как плодоносные опыты. Такие опыты дают свет для лучшего понимания и обобщения других опытов.
Таково вкратце содержание первой части «Нового органона». Во второй части описываются различные науки, которые Ф.Бэкон приводит в своей классификации, и приводятся различные таблицы в качестве примера для будущих экспериментаторов по классификации различного рода данных по разным характеристикам (скажем, по теплоте, по весу и т.п.). Это малоинтересно, потому что наука пошла по иному пути, хотя Бэкон и оказал определенное влияние на экспериментальную науку.
Бэкон многое сделал для развития науки в духе создания индуктивной логики. Индуктивное, опытное познание сталкивается со множеством трудностей. Эти сложности вытекают из того, что существует два вида индукции (что было известно еще во времена Аристотеля) – полная и неполная. Полная индукция, или индукция по перечислению, означает примерно следующее. У меня в комнате, скажем, есть столько-то книг (100). Я их взвешиваю и обнаруживаю, что все они весят от 100 до 500 граммов. Я делаю вывод: все книги, находящиеся в комнате, весят не больше 500 и не меньше 100 граммов. Это абсолютно истинное утверждение, как, понятно, и абсолютно бесполезное для науки.
Очевидно, что интерес для науки может представлять лишь неполная индукция, построенная на обобщении ряда фактов. Я беру, скажем, один кирпич, который весит четыре килограмма, а потом второй и третий, которые весят столько же, и делаю вывод: все кирпичи весят четыре килограмма. Чем больше данных я соберу, тем больше вероятность того, что этот вывод будет истинным. Но эта истина не абсолютна, а вероятностна, ибо всегда среди тех кирпичей, которые я не видел, может найтись такой, вес которого отличается от четырех килограммов. Любое количество фактов, как бы много их ни было, не сможет привести человека к уверенности в истинности выдвинутого обобщения.
Все это было известно еще до Бэкона, и он предлагает различные методы построения неполной индукции, чтобы ее выводы были правомерными. Здесь, в частности, Бэкон предвосхитил методологию современной социологии, применяющей различного рода выборки. Скажем, если я опрошу стариков, женщин, детей, людей с высшим, низшим образованием и др., то тем самым я могу построить модель общества. Я могу сказать, как думают во всем обществе, опросив лишь его часть. Если же я опрошу лишь детей в детском саду, а потом скажу, что это есть выражение взглядов всего общества, то, очевидно, это будет пример неправильной индукции. От этого и предостерегает Бэкон, приводя много полезных примеров того, как пользоваться индуктивным методом. Но основного он все-таки не заметил: как бы замечательно ни были построены его таблицы, индукция всегда будет давать статистическую вероятность, но не точную и полную истину. Поэтому Бэкон не мог быть создателем новой науки. Он мог быть лишь некоторым ее помощником и интерпретатором. Своими трудами он лишь помог распространению науки, но не явился ее созидателем.
20. Р.Декарт. Правила научного метода.