«... На этом совещании я выступил с большим докладом, в котором призывал членов миссии и всех священнослужителей развернуть активную пропагандистскую деятельность против советской власти, призывать население оказывать всяческую помощь германскому командованию в проведении работ по строительству оборонительных сооружений.
Я также предложил проводить среди верующих разъяснительную работу о необходимости сдачи для нужд немецкой армии хлеба и другого продовольствия, предложил установить на местах тесное сотрудничество с СД и всячески содействовать СД в выявлении неблагонадежных для немцев лиц.
В конце моего доклада на совещании выступил представитель СД, который призвал духовенство к более тесному сотрудничеству с СД».
Помимо ведения активной пропаганды и сбора сведений о политическом и экономическом состоянии районов, «Православная миссия», по предварительным данным, предала в руки немецких контрразведывательных органов 144 партизан и советских патриотов, проводивших активную борьбу против немцев45.
Среди различных религиозных сект наибольший интерес для немецкой службы безопасности представляли староверы. Еще со времени патриарха Никона они подвергались преследованиям, сначала царского правительства, а затем и советского. Поэтому они жили весьма замкнуто и общались только друг с другом. Многие староверы шли навстречу желаниям абвера и всегда давали ценные сведения. «Можно смело утверждать, — заключает Д.Каров, — что в самой среде староверов немецкой контрразведке делать было нечего — советских агентов там не было.... Староверы, жившие в лесах, чрезвычайно точно информировали абвер обо всем происходящем у партизан и их передвижениях»46.
Огромный интерес для немцев представляли национальные меньшинства. По мнению Д. Карова, нацменьшинства были настроены «чрезвычайно» антисоветски. Это доказывали примеры крымских татар, латышей, эстонцев и др., уничтожавших своих и русских коммунистов без помощи немцев, как только их районы занимали немецкие войска. Иногда эти народы смешивали с коммунизмом вообще все русское, что, конечно, вызывало озлобление среди русского населения и способствовало появлению симпатий к советской власти. Ингерманландцы, проживавшие вдоль Финского залива, были стойкими антибольшевиками, но их было всего 30 тыс. Кроме того, они считали себя русскими, несмотря на все старания немцев доказать им, что они принадлежат к высшей расе47.
1.3. Организация и методы работы немецкой контрразведки в 1941-1942 гг.
Как уже отмечалось, важнейшими особенностями первого года войны было отсутствие крупных партизанских отрядов на оккупированной территории СССР, особенно в Ленинградской области, а также пронемецкие настроения большинства населения, особенно сельского. Население встречало немцев если и не с таким энтузиазмом, как на юге, то во всяком случае довольно дружелюбно. Немецкие солдаты и военное командование сразу же почувствовали себя в безопасности и это влияло, конечно, и на их отношение к населению в первые месяцы войны48.
Однако отдельные террористические акты в отношении активных коллаборантов (бургомистров, полицейских из числа местного населения и т. п.) «показывали, что советская власть в оккупированных немцами районах имеет своих сторонников, что немцы, несмотря на свои победы, не смогли сломить их и они только затаившись ждут своего часа, наблюдая за действиями населения»49. Кроме того, до населения доходила информация о действиях Красной
Армии в освобожденных от немцев районах. В отчете шарфюрера СС Меллера от 12 февраля 1942 г. указывалось, что в восточных районах, особенно в районе Вырицы, настроение население было сильно омрачено из-за приказа Сталина наступающей Красной Армии уничтожать всех гражданских лиц, которые оказывали какое-либо содействие немецким оккупационным войскам. Сообщалось, что «в различных местах, которые вновь были заняты большевиками, находившееся там гражданское население было зверски убито»». Настроение населения в остальных районах, находящихся в сфере подразделения СД, шарфюрер СС охарактеризовал «как неплохое, так как подавляющее большинство населения полностью уверено в прочности немецкой оккупации». Слухи об отступлении немецких войск не пользовались доверием. Кроме того, население полагало, что в будущем при необходимости у него будет возможность бежать в Германию с занятой вермахтом территории50.
С другой стороны, убийства, совершаемые партизанами (а они убивали и немецких солдат и офицеров) вызвали со стороны немцев соответствующие репрессии в отношении местного населения и возбуждали постепенно взаимную ненависть и недоверие. После ряда нападений на немецкие автомашины в районе деревень Пески-Глипки-Сысто-Палки и убийств немецких мотоциклистов начальник береговой охраны капитан-лейтенант Крепковский вызвал эстонские карательные отряды, которые своими бессмысленными и жестокими действиями вызвали всеобщее возмущение населения. Сразу же после этих карательных экспедиций несколько десятков молодых крестьян ушли к партизанам в большие заболоченные леса около г. Луги в районе деревни Федоровка. В ряде случаев население с симпатией относилась к действиям партизан. Например, на Рождество 1941 г. в одной из деревень в районе Вырицы был убит местный бургомистр, который своими доносами и вымогательствами принес много зла односельчанам. Это убийство вызвало поддержку действий партизан и «почти полностью прекратилось поступление сведений от жителей (раньше они давались совершенно добровольно) о появлении в их районе подозрительных лиц».
Население оккупированных районов достаточно лояльно относилось к немцам. По свидетельству Д.Карова, в ноябре 1941 г. жители побережья Финского залива добровольно стали собирать теплые вещи для немецких солдат и через своих выбранных представителей передавали их частям, стоявшим в их районах. «О том, что недовольство советской властью существовало, органы НКВД и партия были, конечно, всегда осведомлены, но что 90 процентов населения с радостью приветствовало немцев как освободителей, было неожиданностью и для НКВД. В городах этот процент был ниже — не больше 50 процентов»51.
Захваченный в 1943 г. сотрудник контрразведки 11-й Калининской партизанской бригады Иванов на допросе в ФАТ 317 отдела абвера 16-й немецкой армии показал, что в 1941—1942 гг. погибли многие агенты, засланные за линию фронта. Частично они были выданы населением немцам. Частично убиты самим же населением. Такое недовольство советской властью было полной неожиданностью для органов НКВД. В то же время был захвачен майор госбезопасности Греков, который почти дословно подтвердил показания Иванова. Правда, Греков объяснял это явление наличием большого числа староверов, всегда с ненавистью относившихся ко всякой центральной власти.
Дружелюбное отношение местного, особенно деревенского, населения к немцам было связано с тем, что до весны 1942 г. немцы фактически совершенно не вмешивались в жизнь деревни и все их управление сводилось к организации ортскомендатур в местах, где стояли их войска. Было немало деревень, в которых до марта—апреля 1942 г. жители вообще не видели ни одного немца. Вследствие обилия снега, больших морозов и плохих дорог передвижение было чрезвычайно затруднено и потому немцы и не пытались удаляться от мест своего расположения
— в населенные пункты, находившиеся далеко от больших дорог, они совсем не ездили.
Население почувствовало себя свободным. Налогов никто ни с кого не собирал, а единственной обязательной работой была очистка от снега дорог, по которым проезжали немцы.
Вдеревнях, где стояли немецкие гарнизоны, солдаты, как правило, вели себя тихо, нередко отдавали остатки своего продовольствия неимущим. Немецкие военные врачи оказывали медицинскую помощь местному населению (отчасти потому, что боялись возникновения эпидемий). Продовольственное и другое снабжение немецкой армии было еще нормальным. В этот период население охотно выдавало коммунистов и бывших советских служащих немецким властям (Кингисеппский район, деревня Глинки и др.) Это отношение местного населения к немцам стало ухудшаться с весны 1942 г., когда они стали собирать продовольственный налог, отбирать скот и появляться в большинстве деревень, в которые уже дошли сведения об ужасах, происходивших зимой в лагерях военнопленных.
Вряде населенных пунктов антинемецкие настроения проявились еще раньше в связи с проводимой там оккупационной политикой. УНКВД ЛО в 1943 г. сообщало, что в Демянском районе было много случаев заболеваний сыпным тифом. В ряде сельсоветов из-за отсутствия
медицинской помощи умерло за время оккупации до 20 процентов населения52. Расстрелы местных жителей, оказывавших помощь Красной Армии, а также женщин, которые просто отказывались сожительствовать с немцами, были в районе обычным явлением53. Кроме того, в «воспитательных» целях устраивались показательные казни. Например, 20 января 1942 г. недалеко от деревни Новые Лодомиры был взорван мост. В связи с этим по приказу немецкого командования солдаты собрали все мужское население в возрасте от 15 лет и тут же всех расстреляли. Деревню сожгли дотла, а оставшихся эвакуировали54.
«Детей немцы пороли возле здания школы, — говорится в донесении УНКВД ЛО. — Перед этим обычно к месту экзекуции сгонялись все дети школьного возраста во главе с учителями. Детей выстраивали в одну шеренгу и никого не отпускали до окончания пыток»55.
Острый недостаток продовольствия у немецкой армии частично покрывался за счет изъятия сельхозпродуктов у населения. Например, зимой 1941—1942 гг., когда Демянская группировка немцев была отрезана от своих тылов, личный состав окруженных немецких частей оказался в тяжелом положении. Для обеспечения посевной компании и сбора урожая один из военных комендантов Демянского района издал приказ, который полностью противоречил проводимой на большей части Ленинградской области новой аграрной политике. В нем говорилось:
1.Приказываю всему населению, что все полевые работы, касающиеся урожая и нового посева, должны быть совместно произведены общим сбором.
2.Бывшие колхозники и единоличники работают совместно на основаниях общего двора.
3.Никто не должен производить самовольно дележ земли, зерна из урожая и скота. Кто самовольно делит землю и берет в свою собственность, вопреки приказу, тот будет наказан самыми суровыми мерами воинского закона, также теряет виновный всякое право на землесобственность, скот и проч., и все у него будет отобрано.
4.Зерно нового урожая приказываю я собрать и охранять в нескольких амбарах. Местный уполномоченный, хозяйствовод, отвечает за точное исполнение настоящего приказа.
5.Излишки зерна из урожая будут скуплены германскими воинскими частями. Уплата за зерно будет производиться по гораздо завышенным ценам, чем до сих пор установленных.
6.При хорошем ведении сельского хрозяйства, а также за сборку урожая ярового, будет производиться предоставление крестьянству вдвойне больше земли и скота на основах собственников.
7.Лица, участвующие в саботаже, будут расстреляны.
Комендант — обер-лейтенант немецкой армии....56
Большая часть населения, оставшегося в Шлиссельбурге и не состоявшего на службе у немецкого командования, подвергалась издевательствам со стороны офицеров и солдат и голодала. Бургомистр Шлиссельбурга 9 июля 1942 г. доносил коменданту города:
«...с 8 сентября 1941 г. до 8 июля 1942 г. население города ничего не может купить из продуктов питания. Это обстоятельство вынуждает рабочих комендатуры, а особенно неработающее население собирать для питания лебеду, лопух и другие травы. Люди от такого питания совершенно ослабли и не выходят на работу»57.
Всего за время нахождения оккупантов в городе умерли от голода и болезней 2500 человек. К моменту занятия города Красной Армией в нем осталось всего 320 человек. УНКВД, со ссылкой на свидетельства жителей города, отмечало, что несмотря на истощение от голода горожан немцы заставляли их выходить на работу. Евреев, в том числе женщин и детей, немцы расстреливали. Оккупационные власти пытались восстановить сельское хозяйство, раздав каждому по 6 кг картофеля для посадки. Однако, несмотря на угрозы расстрела, население саботировало это мероприятие58.
Вприфронтовой полосе настроения населения существенно различались в зависимости от ряда факторов: близости фронта, наличия работы и, главное, уровня продовольственного снабжения. Оккупационные власти неработающее население и иждивенцев обеспечивали по остаточному принципу. Единственный выход из создавшегося положения состоял в том, чтобы стремиться найти работу, а это означало большой риск в случае возвращения Красной Армии.
Вотчете СД Сиверской за период с 1 по 14 апреля 1942 г. указывалось, что настроение в Сиверской неплохое, так как продовольственное положение там было несколько лучше, чем в других районах. В Вырице же, напротив, настроение населения было подавленное, так как запрещалось покидать район и нельзя было ездить за хлебом. Из 5000 жителей Вырицы работали лишь 1200. Кроме того, там было много беженцев, которые не находились на довольствии. В связи с этим население выражало беспокойство, полагая, что это приведет к голоду. Такая же сложная ситуация была и в Лисино. Однако в результате повышения норм для работающих (до 500 гр) положение там несколько улучшилось. В Куровицах большая часть населения ожидала возвращения Красной Армии и с этим связывала надежды на улучшение своего
продовольственного положения59.
В первой половине мая 1942 г. настроение населения существенно не изменилось. Отмечалось, что «если настроение в общем и нельзя назвать пронемецким, то все же можно констатировать, что оно заметно улучшилось в районах, где до сих пор были проблемы с продовольствием. Благоприятное воздействие на население оказало и распределение семян, выделение лошадей для обработки земли...»60 Вместе с тем, 1 мая 1942 г. в отдельных случаях предпринимались попытки придать этому дню характер коммунистического праздника. В частности, в Лисино могилы погибших красноармейцев были украшены красными лентами. Но в Вырице, Сиверской и остальных наиболее крупных населенных пунктах района, в которых проживало очень много горожан, в этот день СД не обнаружила коммунистических проявлений.
По информации отделения СД в Сиверской, отношение гражданского населения к немецким учреждениям в весной 1942 г. стало улучшаться. «Если что-то неясно или возникает какой-либо вопрос (обработка земли, питание), то население с полным доверием обращается к немецким службам. Многие хотят дружить с немецкими солдатами», — указывалось в донесении. — Многие интересуются ценами на продовольствие, одежду и др. в Германии. Куда реже задают вопросы относительно послевоенного устройства61.
В начале июня 1942 г. в ряде районов немцы ввели карточки на хлеб. По данным отделений
СД, нормы выдачи хлеба в «благополучной» Сиверской для работающих составляли 300 грамм хлеба или 225 грамм муки, а для неработающих — 150 грамм хлеба или 110 грамм муки. Неработающие, как уже отмечалось, получали продукты по остаточному принципу62. Очевидно, что в большинстве населенных пунктов прифронтовой полосы был страшный голод.
В августе 1942 г. настроения существенно не изменились. Однако, по мнению обершарфюрера Меллера, о хорошем настроении в целом по району говорить не приходилось. Наряду со спокойным отношением к происходящим событиям и дружелюбным высказываниям части населения в адрес немцев, все же доминировали враждебность и, отчасти, безучастность населения. Настроение испортилось из-за поборов, проводимых вермахтом, а также краж. Однако, по-прежнему, главным фактором, определяющим настроения, является продовольственное положение63.
В городах отношение к немцам с самого начала было более враждебное64. Во-первых, они ничего не давали городскому населению и жизненный уровень горожан значительно снизился по сравнению с жизнью при советской власти. Во-вторых, большое количество горожан, особенно интеллигенции, лишилось всякого заработка и стало голодать. Городские жители очень скоро узнали об обращении немцев с военнопленными. Немцев в городах было довольно много и они держали себя более развязно, чем фронтовики. Наконец, большое возмущение в городах вызывали публичные казни и массовые расстрелы еврейского населения.
«Местные жители отказывались покупать или даже просто брать вещи убитых евреев, не ходили, несмотря на приказы смотреть на казни, и нередко громко выражали свое возмущение этими мерами. В контрразведку поступали многочисленные донесения о таком возмущении населения и даже абвер вынужден был рекомендовать отказаться от публичного расстрела евреев, ссылаясь на такую реакцию населения. С лета 1942 г. эти публичные казни прекратились, но дело было уже сделано.»65
Кроме того, особенности немецкой политики, основанные на убеждении в превосходстве германской расы над другими, были более заметны в городах, чем в деревнях. Солдаты вермахта, расквартированные в деревнях, мало думали о политических теориях, а кроме того они нуждались в помощи населения (стирка белья и пр.), да и привыкли к нему, постоянно общаясь с местными жителями.
В течение первого года войны вся контрразведка на оккупированной территории Ленинградской области была сосредоточена в руках абвер-офицера армии и его штаба. СД не работало в сфере армии и вело свою деятельность в районах, где было создано гражданское управление. Со временем, однако, СД стало получать все большие полномочия даже на территории армии и, в конце концов, стало действовать совершенно самостоятельно, вербуя агентуру как среди гражданского населения, так и чиновников местного управления, прежде всего бургомистров. В списки агентов СД, как правило, попадали лица старшего возраста66.
Абвер-офицер был формально подчинен начальнику отдела 1с армии, ведавшему всей разведкой. Абвер-офицер получал приказы как от отдела 1с, так и от своего начальника по абверу. Штаб абвер-офицера состоял в среднем из начальника штаба, заместителя абверофицера, 3—4 офицеров, 5—6 зондерфюреров в ранге офицеров, знавших русский язык, 14—20 писарей, радистов, делопроизводителей и т. п.
Штаб абвер-офицера обычно находился в нескольких километрах от штаба армии в небольшом населенном пункте, охрана которого не представляла особых трудностей. В октябре 1941 г. штаб абвер-офицера 18-й армии находился в Сиверской. А после того, как советской разведке удалось установить регулярное наблюдение за ним, он был переведен в село Лампово, которое находилось в 6 километрах от Сиверской. Жители села, староверы, были тщательно
проверены, а весь пришлый элемент выселен.
Штаб абвер-офицера имел в своем распоряжении несколько сот русских агентов обоего пола. Агенты были сведены в резидентуры. Всякий вновь завербованный агент некоторое время жил в «резерве»под наблюдением и на работу не направлялся. В Лампово было несколько домов, отведенных для проживания агентов, причем в каждом доме один-два проверенных агента наблюдали за поведением своих коллег, провоцировали на откровенные разговоры и потом давали им характеристики. Обучением агентов занимались офицеры абвера или зондерфюреры.
Стимулом для работы в качестве агентов было то, что немцы давали им усиленный паек военнослужащих, а кроме того табак, сигареты, сладости и водку. Одевали агентов в гражданскую одежду, захваченную немцами при занятии советских городов. Все материалы, обувь, часы и прочие необходимые вещи получали главным образом из Прибалтики.
Проверенный и немного обученный в резерве агент направлялся в соответствующую резидентуру, где и начинал постепенно работать под руководством старых и более опытных агентов. Резидентуры создавались в обязательном порядке в городах, крупных деревнях и селах, на железнодорожных станциях и в местах пересечения шоссейных и больших дорог.
Вгородах могло быть, в зависимости от их значения, по 2—3 резидентуры. Например, в Красногвардейске (Гатчине) было две резидентуры, так как там находился самый крупный в Ленинградской области свободный базар.
Во главе резидентуры стоял резидент — обычно старый и проверенный агент или же агент, особо отличившийся в работе. Резидент получал задания по разработкам из штаба абверофицера, но вел дела по своему усмотрению, предоставляя в штаб еженедельную сводку о своей работе. Перед штабом он отчитывался и в полученных им деньгах и в товарах. Резидент оплачивал труд агентов, по его предложению они получали дополнительное вознаграждение или же подвергались наказанию.
Враспоряжении резидента было обычно от 10 до 20 штатных агентов, а также неограниченное количество завербованных им секретных осведомителей. Эти осведомители не получали какого-либо определенного жалования или пайка и не подписывали обязательство о работе в абвере. Формы их вознаграждения были различными. За принесенные сведения им давали деньги, водку, табак, одежду или же просто освобождали от работы, а иногда предоставляли различные льготы (например, разрешение открыть какой-нибудь магазин, перевозить товары и т. п.)
Резидент жил совершенно законспирированно, обычно в отдельном домике, купленном для него в деревне. В городе же, напротив, он проживал в большом доме, в котором было много жильцов и где советской разведке было бы труднее организовать за ним наблюдение. При резиденте жили 2—3 агента. Один из них передавал другим агентам распоряжения резидента, а второй агент был писарем, вел всю отчетность, писал по указаниям резидента донесения в штаб абвера. Третий агент являлся телохранителем резидента.
Каждый агент имел особое удостоверение для немецких властей (с фотографией) и специальное разрешение на ношение оружия — от пистолета до автомата и ручных гранат. Свое удостоверение агент мог показывать только в самом крайнем случае и только офицеру. Если агенту грозила опасность попасть в руки советской разведки или партизан, то он был обязан уничтожить свое удостоверение. Д. Каров утверждает, что имелись неопровержимые данные о том, что «с осени 1941 г. и до конца 1942 г. советской разведке не удалось получить ни одного такого удостоверения». Проверку работы резидентов осуществляли специальные агентыконтролеры и офицеры абвера.
Главной задачей агентов-контролеров была проверка поведения и личной жизни резидента