Взрыв или наводнение!

Приоритет обеспечивает публикация, оформленная в соответствии с правилами системы научной коммуникации. Начало коммуникации положили сами ученые.

Поскольку даже питомцев одной научной школы судьба раскидывала по разным местам, единственным средством общения поначалу были письма. Как ни удивительно, личная переписка справлялась с несвойственной ролью формальной публикации и с обеспечением приоритета. Достигалось это тем, что адресаты писем охотно показывали их интересующимся и разрешали копировать. Ученые были так немногочисленны, что научные новости без труда распространялись в их узком кругу.

Книгопечатание подорвало значение писем как средства публикации научных достижений. Именно публикации, т. е. приоритетной заявки. Научные-то проблемы вполне могли ставиться и решаться в частных письмах: достаточно вспомнить, что в переписке между Б. Паскалем и П. Ферма родилась теория вероятностей. Но охватить письмами всю ученую элиту, которая необычайно разрослась в сравнении с античными временами, было уже почти немыслимо. Правда, в первой половине XVII в. это еще удавалось выдающемуся организатору науки М. Мерсенну — «главному почтамту» для ученых всей Европы, по выражению Дж. Бернала.

Но столь обширная корреспонденция под силу немногим. Постепенно письма утратили такое важное в глазах ученых достоинство, как обеспечение приоритета. Книги, даже самые вздорные и псевдонаучные, распространялись неизмеримо шире. Так книга захватила лидерство в системе научной коммуникации.

Правда, письму недолго стать книгой. Например, 19 апреля 1610 г. Иоганн Кеплер послал Галилею письмо с подробным разбором только что вышедшей книги итальянца «Звездный вестник». Это письмо уже не могло считаться публикацией. Но как только оно было издано типографским способом, книга (не письмо!) «Разговор со звездным вестником» оказалась не только выдающимся памятником научной мысли (таковым было бы и письмо для историков науки), но и великолепной научной публикацией (для современников).

Образованных людей становилось все больше. Все больше появлялось книг. Усиливался интерес к ним. Однако вступающему в науку нелегко было определить, где пролегает передний край. В великом множестве уже написанных книг знание выступало разобщенным. С интеграцией дело обстояло хуже. Вот в такой обстановке в систему научной коммуникации проник новый элемент. Первые научные журналы (типа «Ученых записок Королевского общества») мало походили на современные: они публиковали главным образом обзоры, рефераты, предварительные сообщения о незавершенных исследованиях.

Возникнув в XVII в. как вспомогательный элемент в системе научной коммуникации, журналы в XIX в. заняли главенствующую позицию. Для этого им пришлось выдержать жестокую борьбу с... самими учеными. Например, не сложились добрые отношения с журналами у Ньютона. Он предпочитал не торопиться с отрывочными публикациями и дожидался, пока не накопится достаточно новых результатов, чтобы издать сразу книгу. «Если бы журнал того времени был эффективным средством коммуникации, мы, пожалуй, так никогда и не получили бы «Начал» Ньютона»,— замечает современный науковед.

Но все же книгам пришлось отодвинуться во второй эшелон. Новое же знание все чаще стало появляться в журналах. Ближе к XX в. журнальные статьи приняли стандартный (и почти современный) вид и окончательно оформились как атомы системы научной коммуникации. Каждая новая статья развивала положения, высказанные в предшествующих статьях, и, в свою очередь, становилась фундаментом для последующих.

Эволюция системы научной коммуникации теснейшим образом связана с развитием науки и с положением ее в обществе. Вот эти-то факторы претерпели в середине нашего столетия серьезные изменения. Все началось с того, чго науку признали важным фактором современной жизни, а ее развитие стало заботой правительств. На Западе этому перевороту в отношении общества к науке больше всего способствовало поколение физиков, создавших атомную бомбу. В результате экспоненциальная кривая роста всех неотъемлемых от науки показателей, например числа занятых в науке людей или количества новых публикаций, рванулась вверх особенно круто. Наука из «малой» превратилась в «большую», как выразился известный науковед Дирек Дж. де Солла Прайс.

Система научной коммуникации могла отреагировать на это единственным образом. Если и исследования, и сроки их окончания планируются, то ученый не может дожидаться окончания цикла работ и потом приниматься за книгу. Нет, о каждом более или менее завершенном этапе он обязан публично отчитываться. «В этих условиях,— справедливо замечает Прайс,— публикация становится, скорее, обязательным завершением трат времени и денег, чем особой привилегией, наградой за открытие чего-либо достойного пребывать в золотом научном архиве и привлекать внимание избранных».

Вот как получилось, что, с одной стороны, научные издания сейчас засорены малосодержательными опусами, а с другой — что критерием профессиональной деятельности ученого стало не добытое им знание, а список его публикаций. Люди науки — что поделаешь — адаптировались к изменившимся условиям, хотя очень многие новшества им не по нраву. «Чемпионом мира» по количеству публикаций мог бы быть назван энтомолог Теодор Коккерел: за 67 лет он написал 3904 (!) статьи; в лучшие годы появлялось в печати по две статьи в неделю.

Если уж счет пошел на тысячи, то легко поверить жалобам ученых: невозможно даже просмотреть все статьи по своей специальности, ничего не стоит пропустить важную информацию и только по окончании работы узнать о своем опоздании.

Надо ли продолжать? Достаточно сказать: «информационный взрыв». Кому сейчас не знакомы эти слова? Но вот правильно ли они отражают реальность? В этом усомнился американский ученый Дж. Ликлайдер. Ведь никто в точности не подсчитал, как быстро увеличивается число научных документов. Считается, что количество книг и журналов каждые 10—15 лет становится вдвое большим. Вдумайтесь: похоже это на взрыв? Ликлайдер не находит сходства. «Только при очень богатом воображении,— считает он,— можно утверждать, что вещь «взрывается», если она удваивается в объеме за 10—15 лет». Он предлагает другое сравнение — с наводнением. Действительно, подъем воды происходит медленно, но неуклонно, она затапливает не все сразу, а одну область за другой. В целом же и взрыв, и наводнение ведут к равно трагическому исходу.

Выбор аналогии — дело вкуса. Важно другое: необходимо избежать драматических последствий. Вот поэтому-то в системе научной коммуникации проявилась новая тенденция, о которой пойдет речь ниже.