Идея с почтовым штемпелем

Ученые не ждали подарков от общества. Они сами присвоили себе то, на что никто больше не покушался: право добавлять к камешку, который им удавалось вложить в мозаику научных фактов, ярлычок с именем первооткрывателя. Такая безделица обеспечивала людям, двигающим вперед науку, уважение коллег, и ничего больше. Ученые дорожили этой привилегией, наверное, потому, что долгое время она была единственной.

Нет иного достояния у человека науки, кроме списка его достижений. Ученый стремится превратить этот список в свою собственность. Но интеллектуальная собственность парадоксальным образом отличается от материальной. Всем известно, что лучший способ сберечь сокровище — это спрятать его и никому не показывать. А в науке наоборот: надо как можно чаще о нем рассказывать. Только тогда никто из собратьев-ученых не покусится на ваше достояние.

Так мы подошли к научной коммуникации, которая оберегает приоритеты, которой ученые доверяют сохранение своей собственности. Как же это происходит? И всегда ли это происходит? Разумеется, нет, в каждом случае несколько необычное для ученого мужа пренебрежение своевременным информированием коллег имеет свое объяснение.

Не очень спешил рассказывать о своих достижениях живший в XVII в. французский математик Жиль Персонье, куда более известный как де Роберваль. Именно под этой фамилией он вошел в историю науки. Главные его достижения — в области геометрии. По прошествии трех столетий после смерти де Роберваля о нем вспомнил — и вполне заслуженно — американец Г. Иве. И вспомнил не между делом, а в курсе лекций «Звездные часы математики». Г. Иве говорит и о причинах удивительной на первый взгляд скрытности француза: «Такое поведение Роберваля объяснялось тем, что начиная с 1634 г. он на протяжении сорока лет занимал профессорскую кафедру в парижском Коллеж Ройяль. По истечении трех лет кафедра вновь считалась вакантной, и занять ее можно было, лишь выдержав открытый конкурс по математике, в котором вопросы соискателям задавал профессор, занимавший кафедру в предыдущие три года. Чтобы сохранить кафедру за собой, Роберваль, по-видимому, приберегал свои открытия, чтобы использовать их для вопросов конкурентам».

Трудно сказать, как воспринимали профессорское коварство другие кандидаты; независимо от их реакций следует признать, что конкурсы должны были проходить на весьма высоком уровне. И еще один крайне любопытный момент. Не забудем — 40 лет кряду Роберваль-Персонье занимал кафедру, однако вовсе не в силу инерции: он неустанно вел творческую работу. Ведь открытия — это главное дело ученого.

Время изменилось: скрывать по собственной инициативе полученные результаты теперь ни к чему. Профессора безбоязненно идут на конкурс, вовсе не имея в свежих открытий. А вот другая причина пренебрежения, в общем-то, очень важной для людей науки задачей информирования коллег о новых идеях и фактах, по-видимому, неподвластна времени. Эта причина — недооценка результатов самими авторами. Что поделаешь, одним ученым всегда было свойственно переоценивать свои достижения, другим — наоборот. Ученые высокого класса зачастую не очень-то рвутся заявлять свой приоритет, если дело касается второстепенной, с их точки зрения, проблематики. Это в полной мере относится к Лео Силарду, больше известному в нашей стране как Сцилард (венгерским фамилиям вообще частенько «не везет» в русском написании). В его послужном списке ряд великолепных работ. Он плодотворно сотрудничал с А. Эйнштейном, Э. Ферми. Силард выказал недюжинную прозорливость: первым в мире он осознал практические последствия экспериментов по расщеплению урана.

Лео Силард активно разрабатывал самые актуальные и принципиальные вопросы экспериментальной физики. А наряду с этим он охотно занимался и более скромными материалами, как чисто научными, так и чисто инженерными (на его счету ряд изобретений, подтвержденных патентами). Но вот оповещать коллег о достигнутых при этом результатах — а среди них встречались оригинальные и достаточно важные — Силард чаще всего не помышлял. Не такой он, правда, был чудак, чтобы вовсе не заботиться о приоритете, но и тут Силард действовал нестандартно, ибо никто не ведал о предпринимаемых им усилиях. Вот что придумал Силард: вкратце изложить основополагающую идею на почтовой открытке и отправить ее... самому себе. На почте ставят штемпель и аккуратно приносят открытку получателю (он же — отправитель). Дата на штемпеле, как считал Силард, поможет ему при случае доказать, что он раньше других застолбил идею. Правда, эти точно датированные документы принесли больше пользы историкам науки и техники, чем их автору и получателю (в едином лице). История нередко восстанавливает справедливость, и в этом святом деле даже переписка с самим собой может явиться подспорьем. Но все же разумнее вступать в контакт не с будущими историками, а с современниками и коллегами.