5 курс / Психиатрия и наркология для детей и взрослых (доп.) / Korolenko_Ts_P__Dmitrieva_N_V_-_Psikhoanaliz_i_psikhiatria

31

Ни ребенок, ни взрослый не может полностью вербализовать свои переживания в отношении superegо. Если он и начнет определять что-то словами, это будет только фрагмент истины. Большая её часть остается скрытой. Человек, например, знает, что так поступать нельзя, но объяснить причины запрета он вряд ли сможет и захочет.

Нарушение правил superegо приводит к развитию дезинтегрирующих психическую деятельность состояний. Человек нарушает какой-то запрет, возникают страх наказания и депрессия, которые выходят за рамки рациональных объяснений. Это могут быть ощущения катастрофы, чувство того, что все пропало, все разрушено и непоправимо, что будущее отсутствует. Возникшее чувство Вины, превышающее порог переносимости, может приводить к самоубийству.

На формирование superegо оказывает большое влияние идентификация с родительским superegо, когда ребенок пытается оценивать ситуацию с моральной стороны так, как оценили бы её родители. Речь идет как о реальных, так и придуманных ребенком родительских запретах, которых на самом деле не существует. В процессе идентификации с родительским superegо ребенок интернализирует его запрещающую и неодобряющую часть. Он дисциплинирует себя, «награждает» соответствующими эпитетами, что может иметь неблагоприятные последствия. Динамика происходящего выглядит так. С одной стороны, идентификация позволяет подавлять драйвы и противодействовать им, а, с другой, - усиливаются депрессия и страх, т.к. ребенку кажется, что он вытесняет неприемлемый материал недостаточно хорошо. Самооценка падает, появляются ярость и злость по отношению к себе.

Вформировании superegо участвует и аутодеструктивный драйв. Поскольку Freud начал уделять внимание этому драйву только в последних своих работах, его значение в развитии superegо отражено мало. Одной из характеристик аутодеструктивного драйва является агрессивность. С агрессией связаны мысли о собственной вине, т.к. вслед за агрессивными образами и чувствами наступает период раскаяния. Этот период сочетается

споявлением отрицательной самооценки, самоуничижения, депрессии и ярости к себе. В связи с этими содержаниями возникают мысли о наказании себя за неприемлемые и противоречащие морально-этическим нормам суждения, умозаключения и содержания воображения.

Компенсацией «крамольных» мыслей могут быть перфекционизм, усердие, точность в выполнении большого количества заданий, стремление к сверхответственности, выраженное не только в мыслях, но и действиях. Сверхответственность может стать навязчивой. Её обладателю будет казаться, что все, что он сделал, он сделал недостаточно хорошо. Можно было бы сделать ещё лучше и больше. Он сделал мало потому, что ленив и недостаточно усерден.

Самообвинения не имеют конца. Их подпитывает комплекс сверхответственности, который имеет самые разнообразные выражения. Человек берет на себя ответственность за тех, кто его окружает. Считает, что с ними происходит что-то плохое (неудача, болезнь, плохое настроение др.) потому, что он «недостаточно постарался». «Если бы я приложил/а усилия, этого бы не случилось, - думает он или она, - собственное чувство вины я могу компенсировать только ещё большим усердием». Развивается неудовлетворенность собой. Тем более, что жизнь складывается так, что ответственность, взятая на себя за другого взрослого человека, по сути дела не реализуется. Человек, желающий отвечать за других, обрекает себя на поражение, поскольку он не знает, что на самом деле нужно этим другим. Ему только кажется, что он знает их устремления, эмоции, мотивации, интенции и т. д. В действительности же он рассматривает эти психические свойства и состояния в рамках созданной им самим упрощенной модели.

Вслучае формирования superegо в патологических условиях может развиться мазохистический комплекс - стремление причинять себе вред, мучить себя. Проявления комплекса принимают разное выражение. Человек может идти по пути самоограничений,

32

которые выходят за пределы реальной действительности и уже не соответствуют egо - функции. Обладатель комплекса начинает делать то, что вредно для egо. Если он накладывает на себя эпитимию, то последняя может быть настолько тяжелой, что нарушает функцию egо. Например, ограничения в еде в рамках поста до определенного уровня полезны. Однако, за пределами этого уровня они наносят вред, а остановиться такой человек не может. Он придает необходимости ограничений сверхзначение, которое входит в противоречие с реальными потребностями. В дальнейшем процесс принимает автоматический характер, его не в состоянии остановить, что приводит к физическому истощению. Так выглядит один из механизмов патологического голодания.

Человек может лишать себя удовольствий, полагая, что он не имеет морального права себе их позволить. Следствием подобного избегания является изоляция от окружающего мира. Жизненным кредо становится старый протестантский подход: «работай и молись». Как правило, моральный долг включает не только следование такому образу жизни, но и «образовывание» в этом духе других. Провал «воспитательной» стратегии сопровождается чувством вины и мыслями о том, что другие не сделали так, как нужно потому, что она\он не сумели обучить их этому. Вышеприведенные примеры отражают варианты функционирования жесткого superegо.

Другой вариант развития характеризуется вседозволенностью, при которой разрешается всё. Superego ребенка представлено очень слабо и не развивается в полной мере. Так бывает, например, у детей, которые воспитываются в обстановке детского дома. У них могут присутствовать в основном ограничения, связанные с ego. В реальной жизни они проявляются следующими фразами: “Если я сделаю это, меня накажут, поэтому мне надо быть осторожным». Подобное мышление способствует формированию антисоциальных установок.

Слабое superegо в значительной степени не ограничивает и не контролирует ego и id. Создаются условия, при которых контроля только со стороны ego оказывается недостаточно. Импульсы, поступающие из id, обладают такой энергетической силой, что слабые ego и superegо не справляются со своей функцией. Это выражается в том, что человек начинает действовать с учетом только одного принципа: будет он немедленно наказан или нет. Индивидуум, действующий с оглядкой только на наказание, будет часто совершать различные нарушения, поскольку он может не видеть и не раздумывать о наказании в ближайшем будущем. Одним из примеров такого подхода является поведение лиц с антисоциальным и другими личностными расстройствами, при котором действия совершаются по механизму получения немедленного удовольствия. О неминуемом, но отсроченном наказании в этот момент не раздумывают. Такой примитивный гедонистический подход характерен для всех личностных расстройств кластера В в DSMIV (антисоциального, пограничного, нарцисстического и гистрионического). Для любого из этих нарушений характерно то, что возникшее желание реализуется, несмотря на лонгитюдные отрицательные последствия. Слабые ego и superegо не в силах сдержать большое количество бессознательных импульсов. Отсюда появление импульсивности, во время которой человек начинает делать то, чего от него никто не ожидал не только с моральной, но и рациональной точек зрения.

Импульсивность проявляется по-разному в рамках каждого из личностных нарушений. Она более представлена при пограничном личностном расстройстве и более замаскирована при нарцисстическом и гистрионическом. Пациент с нарцисстическим расстройством часто не в состоянии подавить реакцию ярости в ответ на критику в его адрес. Ярость охватывает его, даже если она\он внешне этого не проявляют, поскольку ego не может справиться с возложенными на него функциями.

В условиях расстройств психотического уровня патологически болезненное superegо может проецироваться на другого человека и восприниматься как находящееся в нем. Например: «мой отец ненавидит меня за недостаточное послушание, он очень суров

33

и хочет, чтобы я серьезно переживал»; «я вызываю отвращение у моих знакомых потому, что недостаточно слежу за своим внешним видом».

Roth (2001) пишет, что «иногда люди могут становиться почти параноидными в качестве защиты по отношению к их собственной неосознанной вине».

Во многих случаях человек воздерживается от какой-то желаемой им активности или, наоборот, делает что-то нежелательное по непонятным для него причинам. Это бывает связано с бессознательным влиянием superegо, которое вторгается в сферу эмоций, желаний и определяет поведение.

Что касается сознательной части superegо, то Freud (1923) описывал ее как психическую структуру, отделенную от egо, и, по-видимому, доминирующую над ним: «мы видим, как …одна часть его устанавливает себя против другой, критически осуждает ее, и, как это бывает, рассматривает ее в качестве своего объекта».

Таким образом, superegо является, с одной стороны, частью сознательной, а, с другой, - частью бессознательной психики. Одним из примеров функционирования бессознательного superegо является появление у пациентов психологического дискомфорта, тревоги или депрессии, основанных на чувстве вины, после исчезновения беспокоящих их ранее болезненных симптомов. Эти пациенты как бы испытывают вину за то, что выздоровели и таким образом не были достаточно наказаны болезнью, которая бессознательно воспринималась ими как искупление своих «прегрешений» в прошлом.

Superegо обладает способностью продуцировать вину и создавать тем самым трудно вербализуемые эмоционально неприятные психические состояния протрагированного характера, омрачая жизнь и снижая ее качество.

Вто же время superegо помогает человеку придерживаться основных законов и правил общества, сохранять определенный социальный порядок. Причем, в отличие от egо, функционирующему по принципу реальности (нельзя нарушать закон т.к. это наказуемо), опирается на чувство вины, не зависимо от того, приведет ли это нарушение закона к наказанию или нет.

Лица со слабо развитой функцией superegо способны совершать преступления и не чувствовать себя виновными. Люди с развитым superegо могут чувствовать себя виновными при появлении одной лишь мысли или фантазии на тему о нарушении морали или закона. Иногда такое чувство вины носит бессознательный характер, локализуясь в области пресознания (области, из которой материал без особого напряжения переводится

всферу сознания) или в бессознательном.

Всвязи с этим следует подчеркнуть, что чувство вины может быть деструктивным, навязчивым, непереносимым. Для избавления от этого чувства используются психологические защиты отрицания или проекции с обвинениями, направленными против других.

Впсихотических состояниях чувство вины может приводить к аутоагрессии (нанесению самоповреждений, самоубийству, агрессии, направленной против других людей, на которых произошла проекция вины). Анализ различных вариантов депрессивных состояний позволяет выделять чувство вины, наряду со сниженным настроением, в качестве основного признака болезни.

Согласно теории психоанализа, superegо формируется в ранний период жизни в результате того, что дети усваивают (интроецируют) родительские запреты и идентифицируют себя с ними. Дети воспринимают интроецированные оценки родителей в качестве внутренних авторитетов, направляющих их на совершение каких-то активностей или запрещающих какие-то действия. Иногда это выражается в том, что дети начинают разговаривать как взрослые, с соответствующей мимикой, жестами и интонациями. Возможен пугающий тон в обращении к другому ребенку, на отношения с которым временно проецируется интроецированное родительское superegо. Формирующееся superegо может проецироваться на воображаемые персонажи и на часть себя. В последнем случае ребенок обращается к себе в третьем лице.

34

Freud (1927) считал, что соответствующее морали (superegо) поведение основывается, прежде всего, на страхе, развиваясь на основе родительского запугивания.

Вопрос об источнике морального поведения носит экзистенциальный характер и выходит за пределы психоаналитических трактовок. Почему человек ведет себя в соответствии с канонами добра? Только ли потому, что он сознательно или бессознательно боится расплаты за плохое поведение? Очевидно, это связано с проявлением определенного, биологически заложенного потенциала к совершению «хороших» поступков, проявлению сострадания, заботы, сопереживания с другими людьми.

Freud, выделяя ауто-гетеродеструктивный драйв, противопоставлял его либидо, понимая под которым сексуальную энергию. Такое противопоставление, с нашей точки зрения, не совсем корректно, поскольку в одном случае речь идет об агрессии, общем стремлении к разрушению, направленному внутрь или во вне, а, в другом, - только о сексуальном влечении, которое, очевидно, не может быть полностью идентифицировано с общей витальностью, инстинктом самосохранения и, тем более, с исходно бескорыстным отношением к другим людям. Во всяком случае положение о том, что superegо формируется исключительно под влиянием страха наказания, представляется упрощенным. Это один из примеров объяснения сложных психических состояний с использованием редукционистских бихевиористской или условно рефлекторной моделей. Проявления внимания, любви, заботы и самопожертвования могут, естественно, формироваться на основе интернализации подобных качеств родителей, что, однако, не дает окончательного ответа на вопрос о природе их возникновения, а лишь отодвигает его в бесконечность предшествующих поколений и выходит тем самым на определение природы человека, его экзистенциальных свойств.

Утверждению о непосредственной связи superegо со страхом наказания противоречит также известный факт, что формирование жесткого superegо у ребенка далеко не всегда связано с наказательным типом воспитания, физическими наказаниями и запугиваниями. Такие формы воспитания наоборот стимулируют развитие бессознательной агрессии в результате интернализации поведения родителей.

Как уже упоминалось, superegо и особенно его бессознательная часть, способны вызывать чувство вины. Чувство вины, которое сформировалось по этому механизму, имеет двухуровневую структуру: сознательную и бессознательную части. Бессознательная часть чувства вины оказывает скрытое, но очень сильное влияние на поведение человека, подавляя его активность, лишая возможности получения удовольствия, в том числе и сексуального. Бессознательная вина может трансформироваться, вызывать появление различных симптомов: депрессии, усталости, апатии, подавленности, бессонницы, или, наоборот, сонливости и чувства бессмысленности жизни. Чувство вины по механизмам активации аутодеструктивного драйва способно приводить к рискованному для жизни поведению и различным формам лихорадочной активности.

Механизмы психологической защиты, участвующие в формировании superegо

Выделяют следующие механизмы психологической защиты, принимающие участие в образовании superegо:

1.Идентификация:

а) идентификация с родителем. Слишком сильная идентификация может мешать развитию самостоятельности и идентичности ребенка;

б) идентификация с агрессором (Стокгольмский синдром).

Spitz (1958) считает, что в раннем superego представляется возможным выделить три компонента:

•навязанные физические действия;

35

•попытки овладеть жестами посредством идентификации;

•идентификация с агрессором.

Автор придает идентификации наибольшее значение в формировании раннего superego. Речь идет, прежде всего, об идентификации ребенка с частью родительской психической организации. Superego ребенка при этом следует, очевидно, считать результатом его идентификации не с родителями как таковыми, а с их superego. Повторяя родительское superego, формирующееся детское superego сохраняет традиционную систему ценностей, которая, таким образом, передается из поколения в поколение во все менее приемлемой форме. Этот вариант развития оказывается во многом несоответствующим современной культуре. Он создает ряд адаптационных проблем для лиц, получивших традиционное, мало изменившееся за более чем вековой период, воспитание.

2.Интенсификация любви в отношении того из родителей, по отношению к которому возникали агрессивные намерения (формирование реакции).

Ребенок старается полюбить родителя, по отношению к которому у него возникали агрессивные импульсы. Отрицательное отношение, например, к отцу, которое в экстремальном виде проявлялось как ненависть и желание его смерти, постепенно превращается в любовь. Таковы проявления защитного механизма «формирования реакции», при котором одно чувство заменяется на противоположное. Механизм «формирования реакции» можно видеть в поведении взрослых людей, но начало его формирования происходит в детстве как защитная форма поведения.

3.Замещение генитальных желаний оральными или анальными.

Некоторые психоаналитики считают, что защита сексуальных желаний может происходить путем замещения генитальных желаний оральными или анальными, т.е. уходом на более ранние стадии развития детского эротизма.

4.Подчинение. Защитным механизмом ребенка как способом поведения по отношению к родителям является подчинение. Выполнение любого желания родителей является источником, из которого в дальнейшем развивается субмиссивное (подчиняемое) поведение. Оно характеризуется тем, что человек выполняет желания других, позволяя им манипулировать собой, не сопротивляясь этой манипуляции.

Подчинение отличается от зависимости тем, что при зависимости есть страх покидания, а при подчинении он может отсутствовать. Подчинение связано с механизмами, вынуждающими человека думать следующим образом: «Я сделаю так для того, чтобы ничего плохого со мной не произошло, чтобы меня не осудили, чтобы ко мне не относились плохо, чтобы мне не испортить отношений ни с кем. Я буду делать так, несмотря на то, что мне это не нравится, но я не хочу, чтобы меня обвинили в недостаточной чуткости». Т.е. в процессе формирования superegо у ребенка закладывается убежденность в том, что для него наиболее важно быть признанным и любимым родителями. Таким образом, идентификация с родительским superegо или идентификация с агрессором являются не единственным путем формирования superegо. В этом процессе участвуют формирование реакции, усиленная любовь, уход от генитальных желаний на оральный или анальный уровень и подчинение.

ПЕРВИЧНЫЙ И ВТОРИЧНЫЙ ПРОЦЕССЫ

Freud (1933) относил первичный процесс к психической активности, основанной на фантазировании и мышлении по желанию, и противопоставлял первичный процесс вторичному процессу, базирующемуся на целенаправленной деятельности и логическом мышлении («мышлении высшего порядка»). Вторичный процесс генерирует усиление

36

формирования ego, обусловливает возможность сознательного и реалистического подхода к создаваемым id фантазиям.

Термин первичный процесс, по существу, употребляется с двумя несколько различными значениями:

1)в качестве объяснительной концепции во Фрейдистской метапсихологии и теории искажения сновидений, возникновения болезненных симптомов;

2)как описательная концепция.

Вто время как первое значение во многом потеряло свою популярность, второе широко используется в психоанализе. Первичный процесс доминирует над многими психическими функциями, участвует в процессе невербальной и аффективной коммуникации, формировании аффективных симптомов. Исследования Suler’a (1980) обнаруживают «центральную вовлеченность первичного процесса в творческую активность».

Freud (1940) считал, что первичный процесс локализован в id и, в отличие от ego, отделен от всяких отношений со внешним миром. Согласно Freud'у, принцип удовольствия регулируется первичным процессом, который непосредственно связан с сексуальным и агрессивным драйвами. Freud писал: «Мы обнаружили, что процессы в бессознательном или в id подчиняются другим законам, отличающимся от таковых в пресознательном ego. Мы называем эти законы в их тотальности «первичным процессом», который управляет ходом событий в пресознании, в ego» (р.164).

Впоследующем было показано, что первичный процесс не ограничивается id и не является изолированным от взаимодействий с окружающим миром. Первичный процесс участвует в бессознательном анализе восприятия и взаимодействия с миром. Анализируя значение этих взаимодействий, «первичный процесс представляет эти значения в таких «продуктах», как аффекты, нарративы, метафоры, имиджи и невербальные коммуникации» (Dorpat, Miller, 1992).

Ряд авторов подвергает критике положение Freud'а о том, что первичный процесс представляет собой архаический остаток инфантильного нарцисстического периода и не изменяется в течение жизни под влиянием обучения, усвоения новой информации (Noy, 1979; Fast,1985; Langs,1986 и др.).

Первичный процесс регулируется не исключительно сексуальными и агрессивными импульсами, а связан с рядом других функций. Первичный и вторичный процессы могут быть представлены в виде двух относительно независимых систем восприятия, анализа, обработки и накопления информации (Rogers, 1980).

Cогласно концепции Dorpat'a, (1992) одной из основных функций первичного процесса является «бессознательный анализ значений». Система первичного процесса автоматически производит оценку непосредственно происходящих self-отношений, складывающихся в процессе межличностного общения.

По убеждению Dorpat'a, производные первичного процессаметафоры, имиджи, невербальная коммуникация, происходящая в сновидениях и снах наяву, не «выводятся» из бессознательных воспоминаний и фантазий. Они являются результатом процесса бессознательного анализа значений тех явлений, с которыми индивидуум встречается и которые он бессознательно оценивает. Таким образом, оценка и репрезентация значений происходит как на сознательном, так и на бессознательном уровнях.

Dorpat считает, что бессознательный анализ значений способствует осуществлению ряда важных психических функций. С ним связана автоматическая активация определенных паттернов поведения, активностей, направленных на сохранение психического равновесия, защиту от агрессии. Автоматическое «включение» аффективных реакций и вербальных компонентов происходит с характерной динамикой и не осознается человеком.

37

Dorpat возражает против использования термина «дериваты первичного процесса», в связи с исходным отрицанием наличия бессознательных фантазий и бессознательных воспоминаний. Кроме того, автор отвергает существование искажения первичного процесса на уровне сознания, поскольку искажающие механизмы перемещения и конденсации имеют место до того, как они достигнут сознания в виде манифестного содержания.

Психические операции бессознательного анализа значений включают приобретенные в результате обучения навыки, которые после их более или менее длительного практического применения становятся автоматическими и бессознательными, выходя из зоны их интроспективного осознания. В то же время, как указывают Kihlstrom (1987) и другие когнитивные психологи, анализ значений может осуществляться на основе информации, не доступной осознанию. В этих случаях происходит процесс бессознательного усвоения информации и значений. Таким образом, когнитивная активность может осуществляться вне осознания на бессознательном уровне. На бессознательный уровень «спускаются» приобретенные в процессе обучения навыки, о чем свидетельствует, например, невозможность описать музыкальные или спортивные навыки, рассказать об их «содержании» другим людям. Сознательная концентрация на навыках, осуществляемых автоматически, мешает их выполнению.

Положение о когниции на уровне первичного процесса имеет непосредственное значение в практике психоаналитической терапии, так как пациенты находятся в состоянии бессознательной коммуникации с психоаналитиками, постоянно развивая в основном эту сторону контакта.

Dorpat приходит к заключению, что, к сожалению, многие профессионалы в области психоанализа не уделяют должного внимания бессознательному анализу значений, интерпретируя исключительно то, что происходит на уровне сознания.

В качестве иллюстрации недостаточности такого подхода автором приводится клинический пример, описанный и интерпретированный в соответствии с классическими психоаналитическими канонами Dewald'ом (1972):

Пациентка: «Я хотела понравиться ему (Харрису), поэтому старалась действовать находчиво, женственно, жеманно и располагающе. Я подавляла свою враждебность по отношению к нему. Но я знаю, что вы видите меня насквозь, так что Вы разгадаете мою тактику и я не смогу скрыть истинные намерения своих действий».

Аналитик: «Что вам приходит на ум, когда вы хотите что-то скрыть?». Пациентка: « Я могла бы сделать Харриса таким, как я хочу, но с Вами я этого

сделать не могу, и поэтому даже не буду пытаться. Я знаю, что не смогу. Я чувствую враждебность по отношению к Вам, и не понимаю, что я собираюсь сделать».

Аналитик: «Я думаю, что в действительности Вы понимаете, что вы собираетесь делать здесь в процессе анализа, но вы не можете в это поверить».

Пациентка: (после минутной паузы) «Я действительно этого не понимаю. Как-то мы вроде и не собираемся обсуждать что-либо, и создается впечатление, как будто я только одна и разговариваю». (Двухминутная пауза). «Я думаю о Харрисе и о том, как он всегда поддерживал меня. Но как-то мы никогда не говорили обо мне». (Минутная пауза). «Не знаю почему, но я ощущала тревогу весь день».

Аналитик: «Давайте посмотрим, что представляют собой Ваши ассоциации без каких-либо выводов».

Пациентка: «Я чувствую, что кто-то старается одолеть меня, как будто они стараются…»

Аналитик: «О чем это вы боитесь сказать?».

Пациентка: «Как будто Вы стараетесь усесться на мне и раздавить меня». Аналитик: «Я думаю, что это один из ваших страхов, связанный с началом анализа.

Вы опасаетесь того, что Вы поддадитесь моей силе и станете беспомощной».

38

Комментируя этот пример, Dorpat обращает внимание на очень выраженный, повторяющийся, директивный и контролирующий характер интервенции аналитика. Ни на одном отрезке анализа аналитик не допускает, что жалобы пациентки в отношении его могут иметь определенную ценность. С помощью повторяющихся вопросов аналитик заставляет пациентку продолжать разговор и одновременно отвергает значение ее высказываний, касающихся его директивности.

Образ аналитика, сидящего на пациентке и раздавливающего ее, представляет собой конкретную метафору, которая содержит в себе актуальные аспекты ее интеракции с аналитиком. По мнению Dorpat'a, этот имидж возникает на основе ее бессознательного анализа значений того, как аналитик относится к ней и к ее аффективным реакциям на его директивные действия.

Dewald, интерпретируя воображение пациентки как трансферентную фантазию, отрицает, что возникший у нее образ себя, раздавленной аналитиком, связан каким-то образом с их обоюдным общением. Интерпретации аналитика фактически игнорируют бессознательную и сознательную коммуникацию пациентки в отношении того, как она контролируется директивным вмешательством.

На следующей встрече с пациенткой аналитик в процессе интерпретаций использовал термины трансференс и бессознательная фантазия с целью объяснить ей причины неадекватного поведения. С точки зрения Dorpat'a, такие интерпретации связывают поведение пациентки исключительно с ее внутрипсихическими источниками и находятся в отрыве от аналитической ситуации.

Dewald в дальнейшем объяснял, что страх «одоления» и раздавливания происходит из ее детских отношений с отцом, что, очевидно, соответствует действительности, но, по мнению Dorpat'a, только частично, так как игнорируется вторая сторона вопросавзаимодействие пациентки с аналитиком.

Приведенный пример показывает, что первичный процесс посредством бессознательного анализа значений включает в себя оперирование текущими событиями, интеракции с окружающими и, в то же время, на него оказывают влияние переживания, происходившие в прошлом.

Fosshage (1983) также пришел к выводу о том, что не все функции первичного процесса примитивны. Автор определяет первичный процесс как «способ психического функционирования, который использует визуальные и другие сенсорные имиджи с интенсивной аффективной окраской для осуществления всеобщей интегративной функции». Свойственные первичному процессу образные мысли правильнее рассматривать не как примитивные когниции, а в качестве матрицы, которая продуцирует творческие «продукты».

Holt (1976) различает два уровня когниций первичного процесса: а) примитивная и патологическая когниция и б) более социализированная и нормальная когнитивная активность.

Значение примитивной (архаической) и сложной когниций для творческих процессов подчеркивается Kris (1952). Архаическая и сложная когниции первичного процесса обнаруживаются в мифах, поэтических произведениях и работах другого жанра. Продукты первичного процесса содержатся в сказках и имеют большое значение в воспитании и образовании детей. Посредством этих форм активности создаются условия для использования более сложных форм когниций первичного процесса.

Holt (1976) и Kris (1952) считают, что различие между утонченной и архаической когницией первичного процесса отражает разделение между адаптивными и дезадаптивными формами мышления. Одна из них – утонченная - связана с творчеством, юмором, игровой способностью. Другая –архаически примитивная - может быть связана с возникновением психопатологии.

По мнению Fast (1975), утонченная когниция первичного процесса «является когнитивным видом активности, возникающей как переживания настоящего в

39

соответствующем месте, тем не менее, в таких рамках реальности, как память, предвосхищения, гипотезы или фантазии».

Fast считает, что в симптомах психических нарушений обнаруживаются признаки архаической активности первичного процесса. Автор предполагает, что блокада формирования утонченной активности первичного процесса связана с механизмом психологической защиты и/или является следствием психической травмы. В этих случаях индивидуум оказывается не в состоянии модифицировать архаические когниции первичного процесса в соответствии с требованиями реальности.

Fast прелагает следующую оперативную модель: если развивающийся ребенок не способен модифицировать реальность в соответствии со своими желаниями (идеями), а также находит реальность непереносимой, идея исключается из когнитивной организации

Self'a.

В классическом психоанализе первичный процесс рассматривается как исходное состояние психики, свойственное младенческому возрасту, а вторичный процесс - как развивающийся из более примитивного первичного процесса и осуществляющий его контроль и подавление. Эта иерархическая модель взаимоотношений между первичным и вторичным процессами в настоящее время замещается концепцией двух систем, которые функционируют параллельно друг другу в детском и взрослом периодах жизни.

Klein (1976), Palombo (1978), Dorpat, Miller (1992) и др., придерживаются мнения,

что первичный и вторичный процессы существуют с самого начала жизни и продолжают развиваться постоянно. Последнее положение находится в прямом противоречии с традиционной точкой зрения о том, что первичный процесс практически не развивается и только вторичный процесс «созревает», оставляя первичный процесс в примитивной, свойственной младенческому возрасту, форме (Stern, 1985).

Первичный процесс не останавливается в своем развитии, что выражается в развивающейся способности ребенка ассимилировать сложный эмоциональный опыт, справляться с соответствующими возрасту травмами и сохранять интегральность Self'a в период его начинающейся дифференциации.

Fast уточняет, что «идея в категориях первичного процесса переживается как

бессознательным по отношению к первичному и вторичному процессу не представлено формулой: сознание – вторичный процесс; бессознательное-первичный процесс. Не все мышление в границах вторичного процесса сознательно, также как не все «продукты» первичного процесса бессознательны. Мышление вторичного процесса может быть отделено от сознания также как и мышление первичного процесса. Люди могут осознавать или не осознавать значений этих двух систем. По механизмам психологической защиты возможно ограждение себя от понимания каких-то значений, содержаний производных первичного и вторичного процесса.

Bowers (1984), Dorpat, Miller (1992) считают ошибочной концепцию, согласно которой id и первичный процесс не воспринимают окружающий мир и не взаимодействуют с ним. Предлагается гипотеза, согласно которой системы первичного и вторичного процесса действуют вместе и принимают участие в восприятии и других формах когнитивного процесса (Fisher,1956; Neisser,1967; Mandler,1984; и др.). При этом отмечается, что Freud (1923) ошибочно ставил знак равенства между id и первичным процессом со всеми биологическими процессами, происходящими внутри организма, с одной стороны, и ego со всем тем, что приобретается в результате опыта, – с другой. С точки зрения Freud'a, ego формируется в результате взаимодействия со средой и содержит в себе приобретенный индивидуумом опыт, в то время как id состоит из внутреннего хранилища инстинктов, приобретенных посредством эволюционного процесса.

40

Еще в 1939г. Hartmann критиковал эту точку зрения, утверждая, что ego, так же, как и id частично происходит из биологических структур и связано с биологическими механизмами, обеспечивающими способность адаптироваться к среде.

Dorpat и Miller, в противоположность классическому психоанализу, обращали внимание на то, что система первичного процесса не ограничена исключительно сексуальным и ауто-гетероагрессивным драйвами и ее оперирование зависит от средовых взаимодействий (Dorpat, Miller, 1992).

Теория первичного и вторичного процесса имеет непосредственное отношение к проблеме коммуникации. Bertrand Russell (1940) выделял способность языка сообщать факты (характеристика вторичного процесса) и способность выражать состояние говорящего (характеристика первичного процесса). Witgenstein (1921) также подразделял коммуникацию на два вида:

1)коммуникация, передающая теоретические построения и фактическую информацию и

2)коммуникация, передающая состояния переживания.

Watzlawick, Beavin и Jackson (1967) различают «аналогическую» (фигуральную,

основанную на аналогии) и «дигитальную», (основанную на причинно-следственной связи), коммуникации.

Аналогическая коммуникация соответствует способу функционирования первичного процесса, дигитальная-вторичного.

Обычному диалогу присущи способы коммуникации, свойственные как первичному, так и вторичному процессам. Объективная фактическая информация передается по свойственным вторичному процессу механизмам: произносимые слова и фразы имеют определенное значение и встраиваются в логические связи и умозаключения.

Аффективная информация, связанная с восприятием собеседника и содержанием разговора, вообще, и его отдельными значениями, в частности, в каждый текущий момент передается, главным образом, посредством невербальной коммуникации. Последняя включает в себя оттенки произносимых слов, их ритм, выражение лица, жестикуляцию и др. Эта часть коммуникации «обслуживается» первичным процессом.

Способы коммуникации первичного и вторичного процесса, таким образом, сочетаются друг с другом, а не выступают как изолированные и взаимоисключающие формы.

Дигитальный, свойственный вторичному процессу, язык использует логику, причинно-следственную последовательность, но в нем отсутствует «адекватная семантика» в зоне межличностных отношений, присущая аналогическому языку. В то же время аналогический язык обладает такой семантикой (первичный процесс), но в нем отсутствует «адекватный синтаксис для четкого определения природы отношений»

(Watzlawick и др., 1967).

Можно утверждать, что вся невербальная и аффективная коммуникация является прерогативой первичного процесса. Тем не менее, нельзя относить всю вербальную коммуникацию к системе вторичного процесса. Когда в языке используются метафоры, образные выражения, в этих формах вербальной коммуникации участвуют системы первичного процесса.

Первичный процесс, очевидно, способен создавать свой особый язык. В соответствии с представлениями Lacan’а, бессознательное структурировано подобно языку и по механизмам конденсации и смещения создает языковые метафоры (Lacan, 1968).

С точки зрения Langs'a (1982), при использовании терминов «сознательная» и «бессознательная» коммуникация следует учитывать, что здесь речь должна идти о способности осознавать или не осознавать воспринимаемую или передаваемую