Вероятностный подход к изучению языковой семантики развивается и в зарубежной науке. Так, авторы «Общей риторики»— одного из ключевых современных исследований функционирования языка в литературе — описывают феномен вероятностной семантики слова с точки зрения риторической функции семантической избыточности языка в нарративе [Дюбуа, Эделин, Клинкенберг и др., 1986, с. 76—77].

Таким образом, вероятностный подход в изучении языковой семантики складывается как устойчивое и перспективное научное направление— и как в особенности показывают работы В. В. Налимова, данное направление выходит за рамки собственно лингвистической проблематики и приобретает общесемиотический характер. Последнее обстоятельство ДЛЯ нас особенно существенно. Вероятностный подход — как и предшествующий ему подход дихотомический — оказывается достаточно универсальным и применимым к предметной области не только лингвистической, но и художественной семантики. А принцип типологического тождества предмета изучения, который нужно соблюдать при расширении предметного поля научной методологии, подсказывает нам, что в литературоведении предметом вероятностного подхода могут быть явления, возникающие и функционирующие на стыке художественной речи и художественного языка литературы. Но именно такова, как показывает логика дихотомического подхода, дуальная природа повествовательного мотива.

1.3. ВЕРОЯТНОСТНАЯ МОДЕЛЬ СЕМАНТИКИ МОТИВА

Приступая к разработке вероятностной модели семантики мотива, подчеркнем принципиальный момент преемственности: исходным основанием этой модели выступает дихотомическая теория мотива. Вероятностная модель не отвергает дихотомическую, но качественно расширяет ее — применительно к проблеме системного значения мотива.

Обратим внимание и на ряд глубоких и точных наблюдений других ученых о неоднозначном, нежестком и диффузном характере семантики мотива. Эти наблюдения совершенно определенно отвечают проблематике вероятностного подхода.

Вот что, в частности, пишет Б. Н. Путилов: «Особо надо остановиться на семантических аспектах проблемы, связанной с категорией мотива. На уровне конкретного алломотива эти ас-

104 Часть I. Проблемы теории мотива

пекты лишь угадываются. Исследователь не может не ощущать того, что данный алломотив значит нечто большее, чем дает конкретный текст; возникает предположение о наличии скрытого смысла, подтекста. Отчасти он может прочитываться исходя из сюжета как целого. Но решающую роль в таком прочтении, а следовательно в проникновении в глубину его, играет соотнесение алломотива с мотивом как устойчивой семантической единицей и с другими алломотивами, входящими в то же самое семантическое поле. Обусловлено это тем, что мотивы не есть просто формульное обобщение повторяющихся сюжетных элементов или микроконструкций, обеспечивающие жизнь сюжетов. Мотивы характеризуются повышенной, можно сказать, исключительной степенью семиотичности. Каждый мотив обладает устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем генетически, отчасти явившихся в процессе долгой исторический жизни. Одни значения лежат словно бы на поверхности, легко обнаруживают себя, другие спрятаны в глубине. Значения могут сталкиваться, «мешать» одно другому, но могут и взаимодействовать, дополнять друг друга, накладываться одно на другое, создавая своеобразный семантический полифонизм» [Путилов, 1992, с. 84].

Наблюдения о диффузном характере семантического взаимодействия мотивов находим и в литературоведческих работах, например, в известной книге Б. М. Гаспарова «Литературные лейтмотивы» [Гаспаров, 1994]. Ю. В. Шатин также рассматривает проблему семантической диффузии мотивов в контексте связного фабульного повествования [Шатин, 1995].

Обращаясь к процитированным формулировкам Б. Н. Путилова, можно сказать, что предметом вероятностного подхода является природа и структура «повышенной, исключительной семиотичности» мотива, а целью — объяснение механизма «семантической полифонии» мотивики.

Первое положение, которое мы сформулируем, формально не выходит за пределы дихотомической теории мотива. Этот положение звучит следующим образом: дуальная природа мотива оп-

ределяет двусоставность его семантической структуры.

Семантическим инвариантом мотива — и ядром его значения — является собственно функция (мы следуем терминологии В. Я. Проппа), понимаемая как предикативное отношение актантов мотива (о предикатно-актантной структуре мотива см. выше, в разделе 2 второй главы).

Приведем развернутый пример, обратившись к одному из современных исследований литературной мотивики — разысканиям О. Д. Журавель в области древнерусских повестей о договоре человека с дьяволом [Журавель, 1996]. Одним из существенных итогов этого исследования является определение репертуара мотивов, характерных ДЛЯ фабул таких повестей. Замыкает данные фабулы финальный мотив, которому О. Д. Журавель дает название «завершение судьбы героя» («после разрыва с дьяволом») [Там же, с. 221—223]. Остановимся на этом весьма примечательном мотиве, и в качестве дополнительного материала привлечем наблюдения В. И. Тюпы, который обращался к исследованию О. Д. Журавель в связи с изучением мотивики уединения в русской литературе [Тюпа, 1998].

В интерпретации В. И. Тюпы этот финальный мотив формулируется как «воссоединение героя с миропорядком» [Там же,

с. 54]. Данная формула— воссоединение героя с миропорядком — есть не что иное, как функция, или семантический инвариант мо-

тива, который в повествовательной традиции древнерусской литературы может принимать широкий спектр различных фабульных вариантов [Журавель, 1996, с. 223].

Здесь мы переходим к определению второй составляющей в структуре значения мотива. В семантическую структуру мотива входит не только функция как обобщенное предикативное отношение актантов. Оболочку, или периферию инвариантного семантического ядра мотива составляют семы, соотносящиеся с фабульными вариантами мотива.

Продолжим наш пример, основанный на исследовании О. Д. Журавель. Мотив «завершения судьбы героя» (это его название) как «воссоединения героя с миропорядком» (это его функция) в разных повестях может принимать различные фабульныеварианты: «раздача богатства, полученного от дьявола», «исцеление героя», «благочестивая смерть», «уход в монастырь» и многие другие [Там же]. Семантический экстракт данных вариантов мотива — т. е. семы, непосредственно связанные с фабульными контекстами (вариантные семы), и составляют оболочку, или периферию семантического ядра мотива (его функции).

Переформулируем положение о двусоставности семантики

мотива следующим образом: в структуру системного значения мотива входит функция как его инвариантное семантическое ядро — и

вариантные семы, образующие в своей совокупности семантическую оболочку мотива.

Как было показано выше, потенциал дихотомической теории мотива здесь исчерпывается, поскольку эта теория не может объяснить, какие именно вариантные семы — как представители различных фабульных вариантов мотива— входят в его семантическую оболочку.

Второе ключевое положение, к развитию которого мы переходим, выводит нас за рамки дихотомической модели мотива в область вероятностной модели. Это положение таково:вариант-

ные семы, входящие в семантическую оболочку мотива, носят вероят-

ностный характер. Вероятность нахождения вариантной семы в структуре значения мотива в общем случае не равна единице и может быть меньше единицы. Это значит, что в пределах семантической периферии мотива может находиться не одна, а несколько вариантных сем, соотносящихся с различными вариантами мотива и находящихся между собой в отношениях частичной или полной содержательной дизъюнкции.

Нетрудно видеть, что понятие вероятностной семы соотносится с понятием вероятностного дифференциального признака, введенным Н. Д. Андреевым.

Нас не должно смущать то обстоятельство, что фабульных вариантов мотива может быть несколько, много, или очень много, и что в силу этого вариантная периферия семантики мотива, формирующаяся на основе вероятностного принципа, приобретает виртуальный характер.

Это не значит, что виртуальные семы следует исключать из семантической структуры мотива, обнажая его значение до инвариантного ядра — функции.

Различные фабульные варианты мотива не взаимоисключают, а взаимодополняют друг друга, будучи представлены в структуре его семантической оболочки. Но каждый вариант — в виде некоторого единства вариантных сем — присутствует в виртуальной семантической оболочке мотива со своим, не равным другому, вероятностным весом. Этот вес обусловлен двумя взаимосвязанными факторами художественной речи —частотой встречаемости мотива в данной фабульной реализации и его художественной значимостью в данной фабульной реализации.

Обратимся еще раз к наблюдениям О. Д. Журавель о мотиве «завершения судьбы героя» и закончим наш пример — на этот

раз в форме «мысленного эксперимента». Предположим, что данный мотив (как момент фабулы о договоре человека с дьяволом) выражается в литературе определенного периода преимущественно в фабульном варианте «ухода в монастырь». Такая ситуация приведет к тому, что семантический экстракт образнособытийного содержания данного фабульного варианта мотива будет прочнее удерживаться в орбите его семантики — и ближе других к семантическому ядру мотива (функции). Однако стоит данному мотиву хотя бы один раз художественно значимо и дидактически убедительно реализоваться в фабульном варианте «благочестивой смерти», как и эта фабульная форма в своем семантически экстрагированном виде — в виде слабовероятностных вариантных сем — войдет в периферию значения данного мотива. Предположим, далее, что в повествовательной традиции последующего времени эстетически приоритетной и наиболее частотной ДЛЯ данного мотива окажется его фабульная реализация в форме «благочестивой смерти». Это приведет к тому, что семы именно этого варианта мотива приобретут качество сильновероятностных и займут место вблизи семантического инварианта в структуре значения мотива.

В общем случае механизм вероятностной смены ядерных и периферийных элементов семантической структуры мотива в достаточной степени соотносим с представлениями о взаимоотношения ядра и периферии в теории литературной эволюции Ю.Н.Тынянова [Тынянов, 1977, с. 255—281; имеются в виду широко известные статьи «Литературный факт» и «О литературной эволюции»] и представлениями о динамической модели семиотической системы Ю. М. Лотмана [Лотман, 2000, с. 543—556].

Общий вывод таков: именно художественная речь как реальный и данный нам в текстах континуум повествования по вероятностному принципу формирует семантическую структуру мотива — как элемента художественного языка. Данная зависимость носит и обратный характер: именно вероятностная семантика мотива— как элемент и фактор художественного языка— выступает объективным основанием ДЛЯ варьирования, и тем самым конкретизации мотива в повествовательном континууме художественной речи.