3.2 Рецепция фантазии автора через призму Николая Кавалерова: Николай Кавалеров – «двойник» Юрия Олеши.

О сходстве автора с главным героем романа «Зависть» Николаем Кавалеровым в критической литературе говорилось много. Да и сам Олеша не отрицал сходства со своим главным героем.

Для начала уместным бы было обратиться к мнению современников автора, утверждавших, что сам Юрий Олеша был человеком неординарным. Олеша был человеком, обладавшим богатым воображением, настоящим писателем, мастером слова, «профессионалом метафор». Как никому другому ему удавалось видеть в абсолютно обыденных вещах вещи нетривиальные и столь талантливо изобразить их в слове, что читатель действительно начинает верить в их реальность.

Вот что писал о нём В.Б.Шкловский: «У Олеши лазерное зрение. Сюжетные метафоры - система видения Олеши. Он видит стрекозу и то, что она похожа на самолет. Олеша сам отмечает, что он видит две возможности: один предмет не заменяет, а обновляет другой. Осеннее дерево похоже на цыганку - и вы видите и дерево и цыганку. Олеша владел средством будить свежесть восприятия, владел первоначальностью ощущений. Самые смелые метафоры Олеши - когда мосты похожи на кошек - читаются детьми «с визгом», так как они тоже видят мир по-новому, заново приходят в мир. Мир детей метафоричен, это мир смелых видений и сравнений. Одно «детское слово» миф фантастики превращает в реальность». (В.Б.Шкловский, «Глубокое бурение (Юрий Олеша).

Например, Игорь Сухих, рассуждая о Юрии Олеше и Николае Кавалерове, обращается к речи Юрия Олеши на Первом съезде советских писателей (1934): «Мне говорили, что в Кавалерове есть много моего, что этот тип является автобиографическим, что Кавалеров - это я сам. Да, Кавалеров смотрел на мир моими глазами. Краски, цвета, образы, сравнения, метафоры и умозаключения Кавалерова принадлежат мне. И это были наиболее свежие, наиболее яркие краски, которые я видел. Многие из них пришли из детства, из самого заветного уголка, из ящика неповторимых наблюдений. Как художник проявил я в Кавалерове наиболее чистую силу, силу первой вещи, силу пересказа первых впечатлений. И тут мне сказали, что Кавалеров - пошляк и ничтожество. Зная, что много в Кавалерове есть моего личного, я принял на себя это обвинение в ничтожестве и пошлости, и оно меня потрясло". (Игорь Сухих, Остаётся только метафора)

"Кавалеров смотрел на мир моими глазами" - этим и объясняется внешне немотивированная смена повествователя во второй части романа. Осужденный фабулой, Кавалеров оправдан стилем, тождественным с манерой автора-повествователя. (Игорь Сухих, Остается только метафора).

Не все видели в этом положительные моменты. Наум Лейдерман откровенно заявлял, что Олеша дискредитирует себя, проводя параллель между собой и главным героем своего романа.

В свою очередь, Аркадий Белинков отмечает, что Кавалеров был «главным, лучшим и любимым героем» Юрия Олеши. (А.Белинков)

«Мне говорили, что в Кавалерове есть много моего, что этот тип является автобиографическим, что Кавалеров - это я сам».

Таким образом, Николай Кавалеров, является в какой-то степени выражением «alter ego» самого писателя.

И Олеша наделяет своего героя той способностью, которой мастерски обладал сам – способностью к образному мышлению. Кавалеров также мастерски создает образы. Он, подобно Юрию Олеше, образно видит мир.

«Фокус, однако, в том, - отмечает Игорь Сухих, - что Олешу больше интересует не человек показывающий (о самом герое мы узнаем не так уж много), но - мир. Причем в таком повороте, в таких ракурсах, которые старая литература предлагала очень редко: свежие, яркие краски и цвета, неповторимые наблюдения, чистая сила первых впечатлений». Сухих

«Своими “оптическими фокусами” Кавалеров не просто по-детски расцвечивает мир, он преображает окружающую серую реальность, открывает новые грани мира. Даже из обыденных ассоциаций Кавалеров может выстраивать целые новеллы. Например, эпизод с утренним церковным звоном и Звонарем, мечущимся среди колоколов и веревок, он превращает в яркую новеллу про юношу по имени Том Вирлирли, который пришел на заре в средневековый город, чтоб со временем покорить его» (Лейдерман):

«Я слушал с балкона.

– Том-вир-лир-ли! Том-вир-лир-ли! Том-вир-лир-ли!

Том Вирлирли. Некий Том Вирлирли реял в воздухе.

Том Вирлирли,

Том с котомкой,

Том Вирлирли молодой!

Всклоченный звонарь переложил на музыку многие мои утра. Том – удар большого колокола, большого котла. Вирлирли – мелкие тарелочки». (Олеша, Зависть)

“Так в романтическую, явно западноевропейского характера грезу превратился во мне звон обыкновенной московской церковки”,(Олеша, Зависть) — констатирует Кавалеров.

Как сам автор романа «Зависть» способен разглядеть киноварь сквозь щели цветочных горшков: «Розовейшее, тишайшее утро. Весна в разгаре. На всех подоконниках стоят цветочные ящики. Сквозь щели их просачивается киноварь очередного цветения» (Олеша, «Зависть»), так и у Николая Кавалерова птица на дереве превращается в машинку для стрижки волос: «Птица на ветке сверкнула, дернулась и щелкнула, чем-то напомнив машину для стрижки волос», а перила ломаются «с утиным криком». (Олеша, «Зависть»)

Аркадий Белинков, как и многие другие исследователи усмотревший отражение автора в характере Николая Кавалерова, отмечал, что «метафорический голос романа оправдан характером героя, характером автора и созданным в романе конфликтом поэзии и прозы». (Белинков, стр.23)

Николай Кавалеров является субъектом речи в романе. От его лица ведется повествование и на многие вещи читатель смотрит его глазами, а значит – глазами автора.

И «главный инструмент в руках Кавалерова — слово, оно и краска, и музыкальная нота, и фехтовальная рапира. Через слово он оформляет свое особенное, поэтическое видение мира, а в этом неординарном, порой экстравагантном видении выражает себя как личность. Для Кавалерова его слово — это и главное орудие самозащиты, борьбы за собственное достоинство, за возможность сохранить свое неповторимое “я” в мире, где человеческая индивидуальность отвергается». (Лейдерман)

Слово действительно служит для Кавалерова (а значит, и для самого автора) инструментом, позволяющим передать своё мировосприятие – поэтическое, образное.

О.М.Чудакова в своей статье «Мастерство Юрия Олеши» отмечает, что «Олеша стремится открыть в слове новые или ещё недостаточно, по его мнению, использованные русской классической литературой возможности». (М.О.Чудакова, Мастерство Юрия Олеши, стр.32)

И это ему как нельзя лучше удается.

Вывод

На основании проведенного исследования можно сделать следующие выводы.

Обобщив несколько определений понятия «фантазия», нам удалось выяснить, что результатом мыслительной деятельности, определяемой как «фантазия», а зачастую – как «воображение» (нам удалось выяснить, что данные понятия синонимичны) - является создание чего-то нового.

Саму дефиницию «фантазия» можно определить следующим образом:

Фантазия - процесс мыслительной деятельности, прямо или опосредованно связанный с творческим процессом, её продуктом является создание чего-то нового, что влияет, в свою очередь, на облик действительности, определённым образом преображая её.

Относительно построения литературного произведения категория фантазии может быть выражена, в первую очередь, через создание новой формы произведения, реализацию новых образов.

Образ является одной из основных форм выражения категории фантазии в рамках художественного произведения. Когда автор говорит о каком-либо предмете, он обращается к глубинной идее этих предметов, к их сущности - а каждый читатель может сам воплотить ее в тот или иной образ в соответствии со своей фантазией, своим воображением. То есть образ, созданный посредством воображения автора, направлен на то, чтобы пробудить фантазию читателя, благодаря чему читатель сумеет создать свою собственную картину мира.

Данный принцип может быть реализован посредством использования ряда приемов в рамках литературного произведения. Особенно ярко выражено это в работах писателей-формалистов.

Само понятие «формализм» восходит к понятию «образ». Образ помогает в построении новой формы произведения – а, стало быть, в реализации основной задачи писателей-формалистов. Потому поиск новых, «свежих» образов является одной из базовых задач писателя-формалиста.

Одним из основных приёмов, реализуемых в рамках формалистского произведения, становится приём «остранения». Данный приём направлен на то, чтобы разрушить старое, укоренившееся восприятие предмета, вещи, окружающего мира в целом, «увести» от «узнавания» предмета или вещи, а взамен этого создать новое, свежее видение. Иными словами, приём «остранения» направлен на создание новых образов.

Узнавание вещи – это область обычного восприятия, «видение» же её происходит только с помощью фантазии.

Так и Олеша уводит читателя от обычного «узнавания» предметов, подводя его к их «видению» посредством и при помощи образов.

Юрий Олеша тяготеет к формалистскому направлению в литературе. Роман «Зависть» носит ярко выраженные черты данного направления. Олеша активно использует приём «остранения», вводит новые образы. Посредством данного приёма Олеша пытается пробудить воображение читателя, заставить его по-новому взглянуть на мир.

Таким образом, категория фантазии реализуется в романе через построение новой, оригинальной формы посредством введения новых образов.

Категория фантазии реализуется в романе в двух аспектах – через форму произведения посредством «вживления» новых образов и через антитезу фантазия-реальность, реализованную посредством сопоставления двух абсолютно противоположных характеров – Николая Кавалерова, живущего в мире «грёз и фантазий» и Андрея Бабичева – дельца, прагматика и рационалиста.

Итак, антитеза фантазии и реальности нашла выражение через разность характеров главных героев романа – Николая Кавалерова и его антагониста – Андрея Бабичева. Реализует это автор, наделяя своего «любимого» героя – Николая Кавалерова – способностью к образному мышлению, способностью образно и метафорически видеть окружающий мир, по-новому расцвечивая его красками.

Андрей Бабичев представлен в романе, в свою очередь, закоренелым реалистом и рационалистом, чуждым миру грёз и фантазий. Всё, что не имеет для Андрея Бабичева практического смысла, в принципе лишено всяческого смысла.

С.Воложин в статье «Нагибин, Мошковский, Олеша, Лермонтов, Баратынский, Галич, Анчаров. Художественный смысл» отмечает, что

«самое знаменательное то, что яркость восприятий отдана Олешей мещанам - Кавалерову и Ивану Бабичеву, полемически отдана - у коллективиста - Андрея Бабичева - в «Зависти» нет воображения». (Воложин)

Таким образом, нам удалось выявить два пути реализации категории фантазии в рамках романа «Зависть» - на уровне композиционном, а именно – посредством использования большого количества новых образов в романе, а также посредством введения автором приема антитезы фантазия-реальность через характеры главных героев.