Глава 3. Реализация категории фантазии в системе характеров главных героев романа ю.Олеши «Зависть»

3.1 Антитеза фантазии и реальности через оппозицию главных героев.

Итак, рефлексией фантазии в рамках художественного произведения служит умение создавать образы. Как нам удалось выяснить, данная способность в полной мере была реализована в романе на уровне автора – в первую очередь в придании тексту особой художественности и поэтичости за счет использования сложной системы образов и метафор. В данной главе мы постараемся рассмотреть, каким образом категория фантазии реализуется на уровне главных героев.

Каждый, прочитавший роман, может со справедливостью отметить, что в романе автор выстроил оппозицию двух типов героев. Наум Лейдерман в своей критической статье «Драма самоотречения», в свою очередь, разделил их на «фантазёров» и «колбасника» или «фантазёров» и «реалистов». К первому типу он отнёс Николая Кавалерова, ко второму, соответственно, - Андрея Бабичева.

Стоит отметить, что характеры главных героев романа – Николая Кавалерова и Андрея Бабичева – трактуются разными критиками и исследователями по-разному. Одни занимают сторону первого, полностью оправдывая его, другие становятся на сторону второго.

Например, уже упомянутый нами Наум Лейдерман отмечает, что «авторский замысел романа «Зависть» прозрачен: обличить людей, оторванных от реальной действительности, бесполезных пошляков — обывателей, людей, живущих в мире вымысла, грез, фантазий, в мире слова, но не дела. Противопоставить им писатель решил людей совершенно противоположного склада: практиков, прагматиков, людей не слова, а действия. Но одно дело — субъективный замысел, вложенный в образ. Другое дело — объективный смысл образа, созданного автором. Нередко бывает, что художественный мир, созданный воображением автора, начинает корректировать авторский замысел, а, случается, даже и опровергать его». (Наум Лейдерман, Драма самоотречения)

Что же подразумевает под этим Наум Лейдерман? Почему художественный мир, созданный Юрием Олешей, начинает, по мнению Лейдермана, опровергать авторский замысел?

Итак, Юрий Олеша создал два абсолютно противоположных типа героев.

Первый из них - Андрей Бабичев – представлен нам автором «не просто красным директором, а рационалистом, прагматиком, человеком дела и Системы, противопоставленным фантазеру, анархисту и диссиденту» (Игорь Сухих, остается только метафора) – Николаю Кавалерову.

Иными словами, через оппозицию Николай Кавалеров – Андрей Бабичев Юрий Олеша реализует антитезу фантазии и реальности.

Николай Кавалеров – характер непростой, неоднозначный, как неоднозначно и отношение к нему со стороны критиков. А.Белинков писал, что «интеллигент, которого изобразил Юрий Олеша, напугал его самого. Этот интеллигент был непонятен Юрию Олеше, иногда даже неприятен и чужд. Он вызывал необыкновенно сложную гамму чувств, в полутонах которой, в черных бемолях, диезах, иногда слышались едва различимые отголоски чего-то неясного, неосязаемого, неуловимого, быть может, зависти». (Белинков)

В свою очередь, Наум Лейдерман откровенно симпатизирует Андрею Бабичеву, утверждая, что «собственно, все традиционно негативные черты персонажа являются маскировкой того подлинно настоящего, высокого, что есть в Андрее Бабичеве. Он — современный носитель высших идеальных ценностей. Кроме героической биографии революционера и масштабности его нынешней государственной деятельности, автор наделяет Андрея Бабичева чуткостью к молодому поколению — именно он устраивает судьбы Вали и Володи Макарова. Иначе говоря, Андрей Бабичев не менее — и даже более! — чем Николай Кавалеров, думает о благе людей».

Подобная позиция Наума Лейдермана подкреплена тем, что Андрей Бабичев стал, по сути, образом человека-дельца, человека-практика, человека-реалиста в романе.

«Один нарком в речи отозвался о нем с высокой похвалой:

– Андрей Бабичев – один из замечательных людей государства». (Ю.Олеша, «Зависть»)

И этому «замечательному человеку государства» противопоставлен в романе «жалкий и ничтожный» поэт и интеллигент Николай Кавалеров.

Деловитость, рационализм и трезвый взгляд на действительность Андрея Бабичева вступают в оппозицию с мечтательностью и миром грёз и фантазий Николая Кавалерова и, надо сказать, не всегда в пользу последнего.

Николай Кавалеров – поэт. И, будучи поэтом, он получает «в подарок» от автора романа способность к образному мышлению, умение видеть и воспринимать окружающий мир по-новому, мысленно раскрашивая его красками, давая волю своей фантазии и самые простые банальности превращая в летящие метафоры. Хотя порой он сам страдает от своего таланта: «Я не хочу мыслить образно. Я хочу мыслить просто». (Ю.Олеша, «Зависть»)

Но именно эта способность – способность создавать образы - отличает Николая Кавалерова от героев другого типа, от Андрея Бабичева.

В свою очередь, «предмет восхищения и умиления Андрея Бабичева — колбаса. Когда приносят впервые произведенную на советской фабрике “обыкновенную вареную чайную колбасу”, он воспринимает это «как нечто живое»: (Лейдерман)

«Совершенно превосходнейшая! – говорит Андрей Бабичев о колбасе. – Красавица!» (Олеша, Зависть).

Труд колбасника - непоэтический труд. Это то, что называется службой быта.

Но Андрею Бабичеву и не нужна поэзия. Он живет в реальном мире и действительность воспринимает такою, какая она есть. Поэзия, образность – это всё не для него только лишь потому, что он считает всё это просто бесполезным: «Слух его реагирует на рифму. Рифма – это смешно для серьезного человека». (Ю.Олеша, «Зависть»)

«Андрей Петрович Бабичев, обладающий колбасой, трубами и громадной бесконтрольной властью, плюет на ветвь, полную цветов и листьев, равно как и на голубую рогатку весны. Андрей Петрович так не по-хозяйски разбазаривает явления природы не потому, что он администратор или техник, не любящий поэзию, но потому, что он не любит такую поэзию. Эти люди любят совсем другую: хрустальные люстры и сливочные торты. Они любят деликатное обращение и вообще ценные вещи. Они требуют колонн, памятников, фонтанов, красивых (лучше полных) женщин, станций метро из сплошного мрамора, победителей на коне, сытной еды и глубокого уважения. Им нужно, чтобы все было, как в лучших домах, чтобы было солидно, прочно, богато и хорошо поставлено на великое историческое прошлое». (А.Белинков, Сдача и гибель советского интеллигента)

Даже тот единственный образ, который формирует воображение Андрея Бабичева (если мы говорим об образе в художественном смысле) – образ «Четвертака» - это, по сути, не образ, это всего лишь попытка модернизации, усовершенствования действительности, ведь «Четвертак» – всего лишь идеальная столовая, в то время как «Офелию» справедливо можно назвать поэтическим образом. «Офелия» никогда не сможет стать реальностью, она порождена воображением, она из мира фантазии.

То есть и здесь мы сталкиваемся с оппозицией, с антитезой, которую выстраивает автор – «Четвертак» - «Офелия». «Четвертак» отличается от «Офелии» уже тем, что он наиболее реален и имеет право на существование. «Четвертак» - это, скорее, в некотором роде проект. «Офелия» же – полный вымысел, она принадлежит миру грёз и фантазии.

«Символическим контрастом рационально-безличному "Четвертаку", - отмечает Игорь Сухих, - "машине для питания", оказывается придуманная Иваном (Бабичевым) другая машина, "лгунья, пошлячка, сентиментальная негодяйка", названная именем Офелии, девушки, сошедшей с ума от любви и отчаяния. Любопытно, что обе машины оказываются проектами, фикциями, симулякрами: "Четвертак" еще будет построен, Офелия возникает в снах героев как бесплотная греза, фантазия». (И.Сухих)

Так что есть такое, по сути, «Четвертак»? Социалистическая утопия? Фантазия Андрея Бабичева? Мечта? Но эта фантазия прорисована в таком ракурсе, раскрашена такими красками, что мы уже не можем усомниться в её реальности. Это не предмет условного наклонения или будущего времени. Отнюдь. «Четвертак» уже реален.

Совсем другое дело - созданная воображением Ивана Бабичева машина «Офелия», названная Наумом Лейдерманом «фантасмагоричным чудовищем». «Офелия» действительно является вымышленным образом, не имеющим никакого права на существование. Это только «бесплотная греза, фантазия», которая никогда не сможет быть претворена в жизнь.