Тема 39. Язык как знаковая реальность

Синхронные и диахронные способы передачи опыта. — Коммуникация и трансляция. Язык — знаковая реальность. — Язык как внебиологическая система кодирования и воспроизведения социальности. — Язык как практическое сознание, действительность мысли. — М. Фуко о языке: объект-язык, субъект-язык. Знак и значение. — Функции языка. — Связь мышления и языка. — Критика идеалистических представлений о взаимосвязи мышления и языка. — Критика неопозитивистской абсолютизации языковой реальности. — Современная философия о соотношении языка, сознания и действительности. — Гипотеза именного происхождения языка. — Личностно-именной, профессионально-именной и универсально-понятийный типы языка.

Что такое язык? Говорит ли все то, что безмолвствует в мире, в наших жестах, во всей загадочной символике нашего поведения, в наших снах и наших болезнях, говорит ли все это и на каком языке, сообразно какой грамматике? Все ли способно к означению... Каково отношение между языком и бытием...

Мишель Фуко. Слова и вещи

В любой момент существования общество нуждается в синхронном оперативном адресном общении как средстве согласования деятельности индивидов, во-первых, и, во-вторых, в общении диахронном как средстве передачи наличной суммы информации, "суммы обстоятельств" от поколения к поколению. За первым типом общения закрепилось название коммуникация, за вторым — трансляция. Различие между коммуникацией и трансляцией весьма существенно. Основной режим коммуникации — отрицательная обратная связь, коррекция программ, известных двум сторонам общения. Основной режим трансляции —

389

передача программ, известных одной стороне общения и неизвестных другой. Знание в традиционном смысле связано с трансляцией, а не с коммуникацией. Оба типа общения предполагают знак и используют язык как основную, всегда сопутствующую социальности знаковую реальность.

Язык — это знаковая реальность, система знаков, служащая средством человеческого общения. Язык является специфическим средством хранения, передачи информации, а также средством управления человеческим поведением.

Биологической предпосылкой человеческого языка явились сложные двигательные и звуковые формы сигнализации высших животных и прежде всего антропоидных обезьян. От элементарных нечленораздельных звуковых комплексов первобытные люди переходили ко все более совершенным и сложным звуковым образованиям. Физиологической базой стала вторая сигнальная система, присущая только человеку.

Понять знаковую природу языка можно лишь из недостаточности биологического кодирования. Социальность, проявляющаяся как отношение людей по поводу вещей и отношение людей по поводу людей, не ассимилируется генами. Люди вынуждены использовать внебиологические средства воспроизведения социальности в смене поколений. Знак и есть своеобразная наследственная сущность внебиологического социального кодирования, обеспечивающая трансляцию всего того, что необходимо обществу, но не может быть передано по биокоду.

Язык — явление общественное. В нем задаются и отражаются требования коллективности. Разве может быть значим язык, произвольно сконструированный отдельным человеком? Как продукт творчества единичного индивида язык — это бессмыслица. Он не имеет всеобщности и часто воспринимается как тарабарщина. "...Язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существущее также и для меня самого, действительное сознание..."⁴⁶. Можно сказать, что язык никем не придумывается и не изобретается, а стихийно становится вместе с социальностью, человеческим коллективом.

390

"Язык так же древен, как и сознание", "язык есть непосредственная действительность мысли". Известный тезис о том, что "...ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства, ...они — только проявления действительной жизни"", во многом справедлив. Различия в условиях человеческой жизнедеятельности неизбежно находят отражение в языке. В связи с особыми практическими потребностями и различными природными и социально-экономическими условиями язык приобретает такую характеристику, как избирательность. У народов Крайнего Севера, например, существует спецификация для названий снега и отсутствует таковая для названий цветковых растений, не имеющих в их жизни важного значения. Язык выступает в качестве необходимого связующего звена между практикой и сознанием. Он воспроизводит реальность, закрепляя в чередовании знаков информацию о тех связях и отношениях вещей, которые вычленялись в инварианты предметной деятельности.

Благодаря употреблению знаков, мир внешних предметов как бы перемещается в другое измерение и предстает как универсум знаковых моделей. Начиная со стоицизма, как отмечает французский философ М. Фуко (1926—1984), система знаков была троичной, в ней различалось означающее, означаемое и "случай". С 17 в. диспозиция знаков становится бинарной, поскольку она определяется связью означающего и означаемого. Язык, существующий в своем свободном, исходном бытии, как письмо, как клеймо на вещах, как примета мира, порождает две другие формы. Выше исходного слоя располагаются комментарии, использующие имеющиеся знаки, но в новом употреблении, а ниже — текст, примат которого предполагается комментарием. Начиная с 17 в. остро встает проблема, как знак может быть связан с тем, что он означает? Классическая эпоха на этот вопрос пытается ответить анализом представлений, а современная указывает на анализ смысла и значения. Тем самым язык оказывается не чем иным, как особым случаем представления (для людей классической эпохи) и значения (для нас)⁴⁸.

391

Швейцарский языковед Ф. де Соссюр (1857—1913) характеризовал языковую реальность как единство противоположных сторон: знака и значения, языка и речи, социального и индивидуального. Двуединая природа языка, или двуслойность его структуры, указывает на его предметность и операциональность. Словесные знаки фиксируют предмет и "одевают" мысли. Функция фиксатора и оператора является общей для всех типов языков, как естественных, так и искусственных.

Для любого лингвиста очевидно, что в языке присутствуют формы, явно принадлежащие только специфической материи языка. Этим во многом объясняется различный грамматический строй языка. Можно говорить, что мир живого языка представляет собой относительно автономную иерархическую систему, элементами которой выступают и звукотипы, и фонемы, и морфемы, и лексемы, а структурными принципами — алгоритмы человеческой речи. Вычленение, разделение, упорядочивание, оценка — это сфера духовного преобразования. Языковые средства придают явлениям определенную направленность. При использовании материальных орудий на практике происходят материальные предметные изменения. При использовании языка субъект также меняет ситуацию, он переводит ее из одной смысловой формы в другую. Даже если всего лишь переориентируется направленность внимания говорящего, то и в том случае также осуществляется движение в смысловом поле. Этот факт наиболее очевиден в игровом общении. В игре ребенок переносит значение одной вещи на другую. Палочка становится лошадкой, на ней, а не на настоящей лошади скачет ребенок. Однако этот перенос значения есть выражение слабости ребенка, так как он позволяет одной вещи воздействовать на другую только в смысловом поле.

В ряде патологий сознание утрачивает способность переиначивать ситуацию в смысловом плане, преобразовывать ее, двигаться в смысловых измерениях и возвращаться в мир реальной предметности. Мышление больных застревает в ситуации, не видя ее условности, оно не в состоянии зацепиться за действительные связи.

392

Язык как практическое сознание соединяет в единое целое знание объективного (объект-язык) и знание субъективного (субъект-язык). Объект-язык и субъект-язык актуализируют себя в речевой деятельности. В этой трехчленной формуле (объект-язык — речевая деятельность — субъект-язык) первое (объект-язык) понимается как часть социальной знаковой деятельности, существующей независимо от индивида и втягиваемой в сферу индивидуальной речевой деятельности. Субъект-язык есть непосредственная личностная оболочка мысли, представляющая собой своеобразную речеоперативную модель ситуации. Оперирование с объект-языком, хранящимся в книгах, памяти ЭВМ и прочих материальных формах, позволяет оперировать информацией в чистом виде без примеси "впечатлений" интерпретатора и издержек речевых преобразований. Субъект-язык как подлинная действительность мысли — это индивидуальный и субъективный перевод объект-языка. Он совершается в актах речи, в системе высказываний. Степень адекватности такого перевода имеет широкую шкалу приближений, так как она зависит от индивидуального опыта, характеристик личности, богатства ее связей с миром культуры.

Подразделение языка на объект-язык и субъект-язык, как отмечает исследователь данной проблемы Д.Пивоваров, в значительной мере снимает коварный вопрос, можно ли мыслить несуществующие объекты? Где искать их референты? Несуществующий объект ("круглый квадрат") — плод речевых процедур со знаками объект-языка. Сначала он преобразуется индивидом в знаковый субъективный образ, а потом возвращается в состав объект-языка, где и становится референтом несуществующего объекта и даже "фактом" общественного сознания. Объект-язык — онтология для субъект-языка⁴⁹.

Язык является необходимым посредником научного познания. И это обусловливает две проблемы. Во-первых, стремление сделать язык нейтральным, отшлифовать его, лишить индивидуальности, чтобы он мог стать точным отражением онтологии. Идеал такой системы закреплен в позитивистской мечте о языке как

393

копии мира. Во-вторых, обнаружить всеобщность независимой от грамматики, так называемой "глубинной логики" языка. Речь идет не о том, чтобы построить некий всеобщий язык, как то предполагалось в классическую эпоху, но о том, чтобы распредметить формы и связи мышления вообще вне какого-либо единичного языка.

Однако истины дискурсии (рече-мысли) оказываются в "плену" социальной памяти этноса. Язык, став плотной исторической реальностью, образует собой вместилище традиций, привычек, темного духа народа, вбирает в себя роковую память. Выражая свои мысли словами, над которыми они не властны, используя словесные формы, изменения которых довлеют над ними, люди полагают, что их речь повинуется им, в то время как они сами подчиняются ее требованиям. Все это подталкивает к выявлению языка в собственном бытии. В современном мышлении методы интерпретации, как считает М. Фуко, противостоят приемам формализации: первые — с претензией заставить язык говорить из собственных глубин, приблизиться к тому, что говорится в нем, но без его участия; вторые — с претензией контролировать всякий возможный язык, обуздать его посредством закона, определяющего то, что возможно сказать. Обе ветви столь современны нам, что невозможно поставить вопрос о простом выборе между прошлым, которое верило в смысл, и настоящим, которое открыло означающее⁵⁰.

Язык изучается многими дисциплинами. Лингвистика, логика, психология, антропология, семиотика предлагают свои данные для обобщения в философской теории. Знак и значение — осевые составляющие языка. В науке под значением понимается смысловое содержание слова. Значение предполагает наличие системы определенных смыслообразующих констант, обеспечивающих относительное постоянство структуры речевой деятельности по отношению к тому или иному классу предметов. В логике или семиотике под значением языкового выражения понимают тот предмет или класс предметов, который называется или

394

обозначается этим выражением, а под смыслом выражения — его мыслительное содержание. Знак определяется как материальный предмет (явление, событие), который выступает в качестве представителя некоторого другого предмета и используется для приобретения, хранения, переработки и передачи информации. Не менее острой проблемой является вопрос о связи мышления с формами его выражения в языке. Взаимосвязь языка и мышления признается самыми различными лингвистическими и философскими направлениями. Однако вопрос о характере связи и о той роли, которую играет каждое из этих явлений в процессе взаимодействия, решается по-разному.

Тот факт, что мышление манифестируется посредством многочисленных языков, существенно отличающихся друг от друга, послужил основанием для теорий, согласно которым язык является определяющим по отношению к мышлению. Такова точка зрения Гумбольдта и неогумбольдтианства в его двух ветвях: американской и европейской. По Гумбольдту, деятельность мышления и языка представляет собой неразрывное единство, однако определяющая роль отводится языку. Если мы согласимся с Гумбольдтом и признаем, что язык определяет и формирует мышление, то, коль скоро языки разных народов различны, невозможен, исходя из предположения Гумбольдта, единый строй мышления. Следствием такой теории является отрицание общечеловеческого характера мышления, т.е. отрицание общего для всех живущих на Земле универсально-понятийного логического строя.

Однако историческая практика фиксирует общность понятийного мышления для всех современных народов, несмотря на различия в языках. Язык отягощает мысль не только наличием материально-знакового элемента, на что всегда обращалось особое внимание. "На "духе" с самого начала лежит проклятие — быть "отягощенным" материей, которая выступает в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка"⁵¹. Язык отягощает мысль коллективными, интерсубъективными требованиями к ней. В живом процессе общения имеются смысловые, всеобщие для сознания моменты. Передается предметная информация,

395

выражается оценка, содержится обращение — все это необыкновенно важные вехи поисковой деятельности мышления и процесса целеобразования.

Позиция, абсолютизирующая самодостаточность языка, выражена в философии неопозитивизма. Неопозитивизм признает язык в качестве единственно данной человеку реальности, а следовательно, язык составляет и единственный предмет философии. По мнению неопозитивистов, все философские проблемы возникают в результате непонимания языка, его неправильного употребления. Для решения их достаточно описать и обосновать основные требования экспликации языковых структур. "Тот факт, что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка (единственного языка, который понимаю Я) означают границы моего мира"⁵². Язык интерпретируется как самостоятельная сущность, единственно данная человеку реальность. Однако необыкновенно трудным для неопозитивистов оказывается вопрос, а как возникла эта реальность, каково ее происхождение?

Вместе с тем не мир зависим от "языковой картины", язык — это отражение мира естественного и мира искусственного. Очень хорошо такая взаимосвязь видна в тех случаях, когда тот или иной язык в силу определенных исторических причин получает распространение в иных районах земного шара. Например, после завоевания Америки испанцами языковая картина, которая сложилась в испанском языке на родине его носителей, т.е. на Пиренейском полуострове, стала претерпевать существенные изменения. Зафиксированные ранее в лексике значения приводились в соответствие с новыми природными и социально-экономическими условиями Южной Америки, в которой оказались носители испанского языка. В результате между лексическими системами испанского языка на Пиренейском полуострове и в Южной Америке возникли значительные различия. Сопровождались ли эти сдвиги столь очевидными различиями в универсалиях мышления? Вряд ли.

Язык и мышление образуют диалектически противоречивое единство. Они обусловливают друг друга, что порождает известную формулу: "Как нет языка без мышления, так не бывает и

396

мышления без языка". В ней в свою очередь закреплена тенденцию сводить процесс мышления только к вербализованному и убеждение, что мысли человека могут существовать только на базе языкового материала, в форме отдельных слов и выражений. Вер-балисты — сторонники существования мышления только на базе языка связывают мысль с ее звуковым комплексом. Однако еще Л.С. Выготский замечал: "Речевое мышление не исчерпывает ни всех форм мысли, ни всех форм речи. Есть большая часть мышления, которая не будет иметь непосредственного отношения к речевому мышлению. Сюда следует отнести инструментальное и техническое мышление и вообще всю область так называемого практического интеллекта...⁵³. Исследователи выделяют невербализированное, визуальное мышление и показывают, что мышление без слов так же возможно, как и мышление на базе слов. Словесное мышление — это только один из типов мышления. "Не все говорящие мыслят — вспоминается в связи с этим сентенция, часто адресуемая уникальному существу — попугаю. И если бы слова в полной мере представляли процесс мышления, тогда воистину "великий болтун был бы великим мыслителем". А патологии нейро-физиологических процессов, когда человек "работает на подкорке" (он постоянно говорит, говорит, говорит), вскрывали бы неизведанные глубины мышления. Современные исследователи вопроса о соотношении мышления и языка закрепляют определяющую роль за мышлением. Язык представляет собой относительно самостоятельное явление, обладающее определенными внутренними законами собственной организации.

Существует гипотеза об именном происхождении языка. Она базируется на признании в качестве основы появления языка коллективной деятельности и опирается на трудовую теорию ан-тропосоциогенеза. Любая сложная ситуация в жизнедеятельности, например охота на дикого зверя, для ее благополучного исхода требовала фиксированного разделения индивидов на группы и закрепления за ними именем, т.е. посредством поименова-ния, частных операций. В психике первобытного человека устанавливалась прочная рефлекторная связь между определенной

397

трудовой ситуацией и специфическим звуком — именем. Там, где не было имени-адреса, совместная деятельность была невозможна. Имя-адрес выступало в качестве ключевой структуры языка, средства распределения и фиксации социальных ролей. Имя выглядело носителем социальности, а определенный в имени человек — временным его исполнителем.

Гипотеза об именном происхождении языка дает возможность по-новому взглянуть и на современный процесс освоения человеком достижений культуры. Он распадается на три типа: лич-ностно-именной, профессионально-именной и универсально-понятийный⁵⁴. По личностно-именным правилам человек приобщается к социальной деятельности через вечное имя-раз-личитель. Человек отождествляет себя с предшествующими носителями этого имени и целиком растворяется в тех социальных ролях и обязанностях, которые передаются ему с именем. Например, быть матерью, отцом, сыном, дочерью, старейшиной рода, папой римским — эти имена заставляют индивида жестко следовать отведенным социальным ролям.

Профессионально-именные правила включают человека в социальную деятельность по профессиональной составляющей, которую он осваивает, подражая деятельности старших: учитель, ученик, врач, военачальник, прислуга и т.п.

Универсально-понятийный тип обеспечивает вхождение в жизнь и социальную деятельность по универсальной "гражданской" составляющей. Опираясь на универсально-понятийный тип, человек сам себя распредмечивает, реализует, дает возможные выходы своим личностным качествам. Здесь он может выступать от имени любой профессии или любого личного имени, судить, рядить, рассуждать.

С точки зрения исторического возраста личностно-именной тип наиболее древняя знаковая структура. Профессиональный тип мышления — это традиционный тип культуры, более распространенный на Востоке и поддерживаемый такой структурой, как кастовость. Универсально-понятийный способ освоения культуры — наиболее молодой, характерен в основном для европейского типа мышления.

398