из электронной библиотеки / 900076145073399.pdf

окончательного выбора (подчас предсмертного), не изменило сущностного содержания Дома, это многофункциональной роли в жизни каждого человека и всего рода.

Значительное место теме Дома уделено в литературе XX века. Раздумья о Доме представлены и в двух уникальных по своей жанровой природе произведениях: романе М.А.Булгакова «Белая гвардия» и романе И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева». Молодой автор, размышляющий о человеке и мире (М.А.Булгаков) и зрелый писатель, подытоживающий жизненные раздумья (И.А.Бунин), объединены эстетикой эпохи, поисками первооснов бытия, одна из которых – Дом человеческий…

Почти всю жизнь Бунин, в отличие от Булгакова, был бездомным, никогда не имеющим не только собственного Дома, но и просто угла. Может быть, именно поэтому Дом для него, для его героев – самое дорогое и самое горькое воспоминание о прошлом:

Вто селенье, где шли молодые года,

Встарый дом, где я первые песни слагал, Где я счастье и радости в юности ждал Я теперь не вернусь никогда, никогда.

(«Ту звезду, что качалася в темной воде…») (3,I,76).

Бездомность Бунин воспринимал как неизбежное испытание и как способ осознать истинную цену Дома:

У зверя есть пора, у птицы есть гнездо. Как бьется сердце, горестно и громко,

Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом С своей уж ветхою котомкой!

(«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…»).(3,VIII,76).

Для вечного скитальца Бунина, как и для Алеши Арсеньева, Дом – это не только детская, залитая солнцем, гостиная, блистающая паркетом, зеркала... Дом - это мир ребенка, потом – мир молодого человека: история рода, мать, отец, семья, усадьба, «безграничное снежное море, летом – море хлебов, трав и цветов» (3,VI,9) , радость познания и страх встречи со смертью, чтение книг. Трагедией Бездомья становятся «эти дни без конца среди классной скуки в гимназии (…) и в тишине двух теплых мещанских комнаток» (3,VI,71). Первое возвращение Домой (из гимназии) было одним из самых радостных событий в жизни героя, стало началом его сознательной взрослой жизни, началом его более глубокого понимания Дома, который теперь делился на два совершенно разных мира: «в одном была смерть, был зал с гробом, в другом же (…) как попало шла наша беспорядочная жизнь, нетерпеливо ждущая роковой развязки этого беспорядка» (3,VI,108). Дом становился не просто пространством живых, но и пространством мертвых, которые создавали его, жили в нем и завещали его – как и весь свой опыт вместе с ним – потомкам.

Герои романа Булгакова «Белая гвардия» получили в наследство от матери, умершей в страшную пору гражданской войны, не просто Дом № 13 по Александровскому спуску. Дом не только Саардамский Плотник, черные стенные часы с башенным боем, ковры, «бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущие таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьеры, - все семь пыльных

иполных комнат» (2,181) . Дом – воспитавший их, Турбиных, настоящих наследников предков, истинных защитников, патриотов, интеллигентов – это Семья, вера, друзья, вековые традиции, встречи, праздники, влюбленности, общие радости и горести. Молодым героям Булгакова придется «мучиться и умирать» (2,181), они осознают, что их Дом – единственное их пристанище, спасительный Ноев ковчег, плывущий в море крови. Лишь здесь – за кремовыми шторами – у рояля с Фаустом, у шоколадных книг, царят мир

иуют, а там – за его стенами – война, кровь, смерть. Человеку хорошо только Дома, где «скатерть (…) бела и крахмальна»( 2,186), где «сильно и весело» (2,183) светят окна…

131

Сознание людей всех времен было всегда связано с Домом. Если у праславян Дом был едва ли не самым первым рукотворным началом человеческой жизни, то у переживших катастрофичный XX век Дом стал одной из немногих основ бытия, сохранивших человека в период всеобщего хаоса, что подтверждают строки из стихотворения И.А.Бунина:

Мы сели у печки в прихожей, Одни, при угасшем огне,

Встаринном заброшенном доме,

Встепной и глухой стороне (…) Ночь – долгая, хмурая, волчья, Кругом все снега и снега, А в доме лишь мы да иконы,

Да жуткая близость врага (…)

(3,I, 448).

И если внешне Дом мог меняться, разные люди могли в него приходить, сущность Дома как микромира, сохраняющего человека и род его, оставалась неизменной.

Герой романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» утратил Дом с отъездом из усадьбы и так не обрел его до конца своих дней. Ему отказано в счастье жить в доме, как и в счастье долгой любви. Выросший в самом центре срединной России, осознающий необходимость воссоздания в слове многовекового опыта предков, переданного писателю с прапамятью, Бунин никогда не переставал доказывать, что истинное счастье человек переживает тогда, когда живет в Доме предков, в Доме человеческом. Писатель постоянно указывал на неизбежность гибели великой державы, общегосударственного Дома, как следствие отказа от идеи частного Дома, Дома предков. Гибель ДомовВселенных в миниатюре ведет к вырождению человека, истреблению макрокосмоса. К сожалению, не вняв до конца закону древних о незыблемости Дома, лучший слой России,

конце романа М.А. Булгакова «Белая гвардия»: «Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал» ( 2,427). Указав на вечную жизнь, красоту природы, писатель рисует последний, истинный Дом – Дом

ведет к краху мира в человеке и вокруг него, к гибели Вселенной. И каждый должен быть свой дом – человеческий, личный, малый или всечеловеческий, космический, большой. Всестороннее, гармоничное развитие человека может обеспечить ему только Дом, являющийся и сегодня символом семейной, духовной преемственности, основанной на принципах любви и свободы (кстати, ныне эти принципы создания Дома, построенного

укреплении, совершенствовании и расширении, чему и способствовали основные занятия древних.

132

Основным занятием древнего славянина было земледелие. Связь человека с землей обусловила весь образ жизни, особенности уклада настолько, что одно из славянских племен так и называлась «поляне».

Поле было местом отправления многих обрядов: Костромы и Масленицы, местом возможной встречи с русалками и Полевиком, Лешим и Межевиком. Обитатели поля были существами особыми: Спорыш виделся древним как благодатное существо в виде белого кудрявого человека. Ржица – персонаж ржаного поля - могла, подобно Полуднице, вредить посевам. Полевич слыл у славян охранителем посевов от злонамеренного колдовства, был узнаваем по одежде огненного или белого цвета.

Перед севом на стол ставили хлеб и соль. При сеянии конопли и льна в семена клали вареные яйца, и они «высеивались» на поле… Сеятель должен был выполнять определенные обязанности, никогда не свистел, обычно молчал… Посев овощей также требовал от человека определенного порядка: их смачивали в «обетных» родниках. Особо почитаем у земледельцев был последний сноп, который торжественно завивали. У славян были распространены «госпожинки» («оспожинки», «спожинки») – ритуалы, пиршества, игры и различные потехи, связанные с окончанием полевых работ, совпадавших в старину с ярмарками. Во время празднества обычно наряжали в сарафан или обвивали платком сноп- «именинник», выставляя его на общем пиру, на «братчине». Для пиршества кололи овцу или барана, пекли пироги, сообща варили пиво.

Пахарь, оратай - в славянской мифологии культурный герой, действующий наряду с другим культурным героем-кузнецом. Согласно реконструированному мифу, пахарь и кузнец сковали для людей первый плуг и, запрягши в него змея, пропахали землю до самого Черного моря. Правда, если верить славянской легенде «Слово об Адаме и Еве», первым пахарем был Адам. Об особой роли пахаря в жизни славян свидетельствует народное почитание таких героев былинного эпоса, как знаменитый оратай Земли Русской Микула Селянинович, герой сербской юнацкой песни Марко Кролевич. Герои, возделывавшие землю, у славян заслуженно считались культурными героями, а соха и плуг - священными предметами.

Кузнец, коваль – в славянской мифологии культурный герой. Вероятно, с мифом о герое-кузнеце, который выковывает первый плуг и запрягает в него змея, связан образ легендарного основателя Киева – Кия. В «Повести временных лет» с богом-кузнецом Гефестом (Феостом) отождествляеся славянский Сварог, что дает право, вспомнив о том, что Гефест - земной царь, при котором с неба упали кузнечные клещи, и научивший людей ковать плуг и оружие, наделить и Сварога качествами Гефеста, введшего также обычай единобрачия (моногамии), подарившего древним свадьбу, святой венец, обручальное кольцо.

В народном понимании кузнечное ремесло всегда было высшим умением, искусством, связанным с колдовством, сверхъестественным знанием. Кузнец многим помогал своими чарами, например, был способен перековать голос.

Сверхъестественными способностями и знаниями наделены были и представители других профессий, обусловивших гармонизацию человеческой жизни, Рода и Дома: пастух, гончар, мельник, плотник и другие. Так, пастух был главным персонажем в обрядах и верованиях, связанных с защитой, сохранностью стада, в первую очередь, во время летнего выпаса, способным обеспечивать благополучие вверенного ему скота посредством использования заговоров и заключения договора с потусторонними силами. Гончар также в народном сознании был связан с нечистой силой; наши предки верили в то, что богатый горшечник «что-то» знает, а прислуживает ему сам черт. Так уж повелось, но к мастеровому человеку, использовавшему глину и огонь, не всегда относились с должным уважением, нередко упрекали в пьянстве. Мельник также был связан в сознании древних с нечистой силой, главным образом – с водяным, которому мельники действительно приносили жертвы (например, черного петуха)…

133

История доказала, что в периоды едва ли не массовой дезориентации, виновный в произошедшем человек без роду и племени спасался только возвращением к своим истокам, к старому Дому либо созданием нового Дома по модели гармоничного мира древних… Уже не одно тысячелетие в народном творчестве и классическом искусстве главенствует тема Дома как неизменной составляющей человеческой жизни:

Живите в доме – и не рухнет дом. Я вызову любое из столетий, Войду в него и дом построю в нем. Вот почему со мною ваши дети

Ижены ваши за одним столом, - А стол один и прадеду и внуку: Грядущее свершается сейчас,

Иесли я приподымаю руку, Все пять лучей останутся у вас.

(А.Тарковский. «Жизнь, жизнь», 1965).

Меняются эпохи, названия, но две константы бытия: Дом и человек – остаются незыблемыми, равно как и основные занятия человека, обусловленные потребностью сохранения жизни в Доме.

Литература

1.Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. – Л., 1983.

2.Булгаков М.А. Собр. соч.: В 5-ти т.- М., 1989 – 1990. – Т. I.

3.Бунин И.А. Собр.соч.: В 9-ти т. – М., 1965 – 1967.

4.Рыбаков Б.А. Ремесло древней Руси. – М., 1948.

5.Семенова М. Мы-славяне! – СПб., 1997.

6.Топорков А.Л. Гончарство: мифология и ремесло // Фольклор и этнография. – Л., 1984.

7.Цивьян Т.В. Дом в фольклорной модели мира: на материале балканских загадок. Труды по знаковым системам. X. – Тарту. – 1978.

Тема 10. Низшая мифология древних славян (Мир Мертвых, Нижний мир)

1.Низшая мифология славян. Общие черты существ низшей мифологии.

2.Персонажи низшей мифологии:

А) Навьи. Б) Упыри. В) Берегини.

Г) Вилы – русалки.

Д) Дедушка – домовой и другие домашние духи. Е) Кикимора.

Ж) Вий. З) Леший.

И) Полевой (полевик). Полудница.

К) Водяной. Морской царь. Водяницы.

Л) Образы низшей мифологии в классическом искусстве и народном творчестве.

134

Низшая мифология славян – общность различных духов природы (домовых, полевых, водяных, лесных и т. п.), не имеющих божественного статуса. От духов природы древние славяне зависели больше, чем от богов высшей мифологии, поэтому сведения об их назначении, предполагаемом облике, изменчивости, дошедшие до нас благодаря вторичным источникам, значительно богаче и подробнее.

Даже после принятия христианства представления о духах природы сохранились, перейдя в разряд суеверий. Более того, главными персонажами произведений классического фольклора (сказок, быличек и т. д.) стали духи природы, которые в народе прозвали «нечистой силой».

Нечистая сила, нечисть – у восточных славян общее название для всех низших демонологических существ и духов, синоним названий «злые духи», «черти», «дьяволы», «бесы» и т. д. Все персонажи низшей мифологии принадлежат «отрицательному», «нечистому», «нездешнему», потустороннему миру (иногда – аду, преисподней).

По народным верованиям, отразившим взаимовлияние язычества и христианства, нечисть создана самим Богом (из его отражения в воде, либо из его плевка, либо из ангелов-отступников или ангелов-грешников, изгнанных Богом на землю), или Сатаной, создавшим свою армию нечисти.

Согласно другой – языческой - версии ( основанной на сюжетах несказочной прозы) демонологические существа появляются из заложных покойников. Это слово впервые использовал в научной литературе Д.К. Зеленин, когда-то услышавший его в диалектах Вятской губернии, где оно означает «умерших внезапной смертью» и отражает способ погребения: не закапывание в землю, а «закладывание» кольями, ветками, досками, оставление на поверхности земли, связанное с тем, что наши предки считали, что «нечистых», умерших не своей (насильственной, преждевременной) смертью «не принимает» святая мать-земля, поэтому покойник и выходит из могилы. Тело заложного покойника, согласно повериям, должно было оставаться в могиле нетленным. Заложные покойники, которых еще называли «мертвяками», «упырями», «нечистиками», «вещальниками», «злыми духами», с точки зрения древних славян, становились существами демонической природы, сближенными с нечистой силой.

Заложные покойники, как и другая нечистая сила, появляются по ночам, бродят по земле, пугают и преследуют людей, заводят на бездорожье путников, мучают близких родственников, являются им во сне, насылают болезни. Но главная их особенность – способность управлять природными стихиями, насылать разные бедствия – бурю, грозу, ливни, град, засуху, заморозки, неурожай и т. п.

Так, боясь вызвать стихии природы, заложных покойников обычно хоронили на пустырях, в оврагах, на топях, но не на кладбище…

Специальным днем повиновения всех заложных покойников у восточных славян был Семик – четверг на седьмой неделе после Пасхи.

Демонические существа, по мнению наших предков, появлялись из заложных покойников (некрещеных детей, самоубийц, умерших неестественной смертью), а также детей, проклятых родителями, людей, похищенных нечистой силой (лешим, водяным, русалками и т. д.), детей, рожденных нечистой силой. Широко было распространено у славян поверье, что нечистая сила (дьявол, черт) может вылупиться из петушиного яйца, носимого под мышкой слева.

И хоть нечистая сила вездесуща, ее излюбленным местом обитания – «нечистые места»: пустоши, дебри, чащобы, трясины, непроходимые болота, перекрестки, мосты, границы сел, полей, пещеры, ямы, все виды водоемов: водовороты, омуты; колодцы, сосуды с водой; нечистые деревья: сухая верба, орех, груша и т. п.; подполья, чердаки, место за и под печью; баня, овины, хлев и т.д. Часто место обитания и предопределяло имя демонологического существа, существа низшей мифологии: леший, боровой, лозатый, межник, моховик, полевик, луговик, водяной, омутник, болотник, зыбочник, веретник,

135

травник, стоговой, дворовой, домовой, овинник, банник, амбарник, гуменник, хлебник, запечник, подпольник и т. п.

Духи природы имели наибольшие возможности в «нечистое» время года и суток: в некрещеные (или поганые) дни рождественских святок, в ночь на Ивана Купалу и т.д.; в полночь и полдень, после захода и до восхода солнца; в определенные нечистые периоды жизни (после принятия христианства): от рождения до крещения, от родов до «ввода в

церковь» и т. п.

Всем существам низшей мифологии свойственны расплывчатость, многоликость, неопределенность и изменчивость, способность к перевоплощениям, которая выражена по разному (например, леший редко меняет рост (выше леса или ниже травы); русалка чаще в женском (реже детском) обличии; домовому свойственна атропоморфность (человекоподобие) или зооморфность (звереподобие)).

Наиболее распространен антропоморфный облик персонажей низшей мифологии в виде старика, старухи, женщины, девушки, мужчины, парня, ребенка, но с постоянно выраженным некоторым аномальным для человека (звериным) признаком: например, остроголовость, рогатость, хвостатость, хромота, беспятость, звериные ноги, когти, отвисшие груди, отсутствие спины, бескостнось, большеголовость, волосатость, косматость, черный цвет шерсти и т. д. Об облике таких персонажей гласят, например, севернорусские названия: белый дедушка, синий, рогатый, черный, зеленый, кривой, голенький, беспятый, хвостатый, лысый, косматка, волосатик, русоволос, красноволос, немытик, нечистик и т. п.

Антропоморфные персонажи низшей мифологии отличаются либо наготой, либо черной или белой одеждой с некоторыми характерными деталями: например, остроконечной шляпой. Нередко персонажи низшей мифологии принимали и зооморфный облик, обычно внешность небольших животных: ласки, белки, зайца, кошки, собаки, свиньи, мыши, лягушки, змеи, рыбы (чаще щуки), сороки и др.

Мифологические персонажи – духи природы – могли появляться в виде неодушевленных предметов и явлений: катящегося клубка, вороха сена, камней; огненного, водяного или пыльного столба, колеса, вихря и т. п.

Таким образом, персонажам низшей мифологии свойственны антропоморфное, зооморфное и предметное воплощение, а также бесплотность.

Персонажи низшей мифологии обладают голосом (как правило, сиплым и громким); им присущи шум, треск, гул, вой, скорость перемещения, вращательные движения, быстрые смены облика, специфические формы поведения и образа жизни: русалки танцуют, поют, раскачиваются на деревьях, расчесывают волосы; леший пасет волков, плетет лапти, у него есть маленькие дети; домовой ухаживает за скотиной, предсказывает смерть.

Среди персонажей низшей мифологии есть и злокозненные существа, и доброхоты (домовой, леший), однако к ним люди относились с опасением и даже со страхом. Даже упоминание кого-либо из представителей общности низших мифологических существ, позже нечистой силы, считалось опасным; при необходимости пользовались эвфемизмами (задабривающими или иносказательными названиями): тот, он, не наш, нежить, красавец, соседушко, хозяин, царь, господин, князь, т.д.; широко употребительными являлись названия по родству и социальным отношениям: баба, матерь, дед, дядя, сестрица, подруга, помощники, гости и т. п.

Злокозненность нечистой силы по отношению к человеку проявляется в самых разных видах: обычно демоны пугают людей звуком (стуком, гулом, воем, треском, прикосновением (мохнатой лапы), давят во сне (мара или моруха, мора, кикимора – воплощение смерти, мора), душат человека, насылают бессонницу, щекочут до смерти, «водят» людей, сбивают их с пути, увлекал в чащобу или топь; учиняют беспорядки; т.е. переворачивают предметы, сдвигают их с места; навлекают на людей болезни (чаще душевные); искушают людей, смущают соблазнами, толкают на грех, побуждают к

136

самоубийству, соблазняют женщин, похищают и обменивают детей, мучают скотину, отнимают молоко и т. д.

Каждый персонаж, как правило, наделен собственными функциями: леший «водит», сбивает с пути; домовой пугает стуком, прикосновением; русалка щекочет, упырь соблазняет женщин, богинки крадут и подменивают детей. Часто функции отражены в именах демонических существ: гнетюк, жмара, лизун, ломея, обдериха, водило, лоскотуха, щекотун, игрец, смутитель, костолом, кожедер, обмениха, летавец, икотница, лиходей, баловница, ведун, облакогонитель, опрокидень, перевертух, перекидчик, храпуша, шепотник, обертень и т. п.

Наименее специализированным (т.е. обобщенным) персонажем низшей мифологии у славян является черт, выступающий как видовое понятие по отношению к лешему, водяному, баннику, русалке и др. Причем, черт – всегда воплощенное злое начало.

Страх перед кознями нечистой силы заставляет людей избегать нечистых мест и нечистого времени (например, не купаться в реке до и после определенного времени, не ходить в лес и поле в русальную неделю, не выходить из дома в полночь, остерегаться святок; не оставлять открытой посуду с водой и едой, закрывать колыбель, заслонять в нужное время печь, окна, трубу, завешивать зеркало; а также совершать специальные действия – обереги (с принятием христианства ими стали чтение молитвы, зааминивание нечистой силы, очерчивание круга и т. п.). Нечистая боится крестного знамения, четных чисел, пения петуха и др. Для отпугивания нечистой силы применялся эффект «чуда», рассказ о какой-нибудь чудесной истории (свадьба сестры и брата, рождение ребенка у семилетней девочки и т.п.)., использовались растения – обереги: особенно мак, полынь, крапива; а также железные колющие и режущие предметы (например, нож).

Вместе с тем люди иногда сознательно встают в связь с нечистой силой – совершают гадания (снимают крест, идут на перекресток дорог, в баню или другие нечистые места), лечат с помощью заговоров, насылают порчу и т. д.

Промежуточное положение между миром нечистой силы, нижним миром, миром мертвых и миром людей занимают лица, знающиеся с нечистой силой, «продавшие душу черту» - ведьмы, колдуны, знахари и т. п.

Таким образом, демонология, низшая мифология – комплекс мифологических представлений и верований о нечистой силе, принадлежащей к «отрицательному», «нездешнему», потустороннему миру и взаимодействующей с человеком. Следует особо подчеркнуть, что с принятием христианства отношение к представителям Нави изменилось; например, «проказливость низших божеств <свойственная им после крещения Руси> объясняется тем, что вера в них это уже полувера <…> В условиях христианской религии <низкие божества> потеряли свою опасность и притягательность» (А.Синявский, Иван – дурак, С.128).

Источником для изучения демонологии служат былички, некоторые сказки, легенды, песни («купальские», русальные и др.), фольклор малых форм (приговоры, заговоры, проклятия, пословицы и др.), обряды (проводов, изгнания, уничтожения русалки, ведьмы, смерти, Масленицы и т. п.), бытовое поведение (обереги, магические способы лечения и порчи и др.).

Одними из самых старших представителей низшей мифологии являются навьи (от древнерусского – навь – воплощение смерти), враждебные духи умерших, первоначально чужеплеменников, чужаков, умерших не в своем роду – племени, позднее (после христианизации) - души иноверцев. Навьи, представляемые в виде огромных голых птиц, чаще голых петухов величиной с орла, либо в виде человекообразных существ, покрытых шерстью и хвостатых, иногда, как это отразилось в украинских поверьях, имеющих спереди человеческое тело, а со спины демонстрирующих все внутренности,

137

(нави, наваци, а на Украине – навки, мавки) предвещали несчастья и смерти. В «Повести временных лет», к примеру, описано нашествие навий на Полоцк в 1092 г. накануне засухи и эпидемий.

Верным способом уберечься от навий, согласно летописям, было пребывание в доме, защищавшем от злых духов магической символикой. От жилища навий отгоняли различные заговоренные предметы, изображения коней и петухов, солярные и громовые знаки. Вне дома от навий спасали обереги (соль, огонь, топор), заговоры, вышивка из охранительных магических знаков в тех местах, где навьи могли проникнуть к телу (например, у ворота, у застежки, возле обшлагов рукавов, по подолу).

Для задабривания навий приглашали помыться в бане, насыпав в ней пепел, чтобы птицеобразным душам умерших было легче очистить свое тело, и оставив для них в самом помещении полотенца, а под навесом бани или на ее крыше пищу (яйца, мясо, молоко). У восточных славян обряд мытья навий сохранялся вплоть до начала ХХ века, о чем свидетельствует характерная в для указанного времени фраза: «Приходили к нам навьи мыться!»

В восточнославянском фольклоре навьи нередко отождествляются с упырями, злыми, вредоносными духами. Однако, по мнению ученых, такое отождествление произошло в более позднее время, причем представления об упырях более архаичны.

В «Слове об идолах» говорится, что славяне, еще не зная богов, почитали духов: упырей и берегинь: «Словене начали трапезу ставити Роду и рожаницам пореже Перуна бога ихъ. А пореже того клали требы упиремъ и берегынямъ», - это, безусловно, подтверждает мнение Б.А.Рыбакова о том, что первой стадией развития славянского язычества был культ упырей (вампиров) и берегинь (Рыбаков Б.А., Язычество Древней Руси, 1987, С.755), а также и точку зрения Е.В.Аничкова, точно заметившего, что требы упырям и берегиням – «ядро древнерусских верований» (Аничков Е.В, Язычество и Древняя Русь, 1914).

Берегини были добрыми духами женского рода, оберегавшими людей. Противопоставление берегинь упырям, безусловно, свидетельствует о дуализме мировосприятия древнего человека, устойчивой оппозиции в сознании человека добра и зла, своего мира, хорошего, доброго, и чужого мира, плохого, злого, где первое

гиперболизированной форме, как, например, в стихотворении А.С.Пушкина «Вурдалак»:

Трусоват был Ваня бедный: Шел он позднею порой, Весь в поту, от страха бледный, Чрез кладбище шел домой.

Бедный Ваня еле дышит, Спотыкаясь, чуть бредет По могилам; вдруг он слышит, - Кто-то кость, ворча, грызет.

Ваня стал; шагнуть не может. «Боже! – думает бедняк. – Это, верно, кости гложет

138

Красногубый вурдалак.

Горе! Малый я не сильный; Съест упырь меня совсем, Если сам земли могильной Я с молитвою не съем».

Что же? Вместо вурдалака (Вы представьте Вани злость!) В темноте пред ним собака На могиле гложет кость.

оживающий по ночам и убивающий людей и животных, или сосущий их кровь. Причем, жертва упыря в этом случае может стать тоже упырем. Упырями обычно становились «заложные» покойники, умершие неестественной смертью: самоубийцы, «опойцы», а также связанные с нечистой силой колдуны, бывшие при жизни оборотнями – волкодлаками, люди, родившиеся от нечистой силы, а также покойники, через гроб которых перепрыгнула черная кошка. «Успокоить» упыря можно было, пронзив его тело в области сердца осиновым колом.

Ныне у славянских народов существуют легенды и сказки об упырях – вампирах, тождественные тем, что известны всей Европе и вошли в художественную литературу, где самым известным вампиром остается граф Дракула, герой одноименного романа Б. Стоукера, написанного на рубеже ХIХ – ХХ вв. на основе народных преданий о жестоком, мстительном, коварном румынском (валашском) князе Владе IV, за жестокость на родине прозванного Цепешем (прокалывателем, сажателем на кол), а в венгерских и немецких землях - Дракулой (драконом). Повествования о Дракуле широко разошлись по средневековой Европе, были известны и на Руси, ибо образ вампира традиционен для системы древнейших верований, в частности – верований славян.

Почитание берегинь стало отголоском матриархально-родового культа духов – покровителей. Слово «берегиня», связанное с глаголом «беречь», «оберегать», очевидно указывает на главную функцию духа, оберегающего людей от злых сил, противостоящего злокозненным упырям. Любопытна версия Б.А.Рыбакова о том, что «берегиня», «оберегать» и «берег» - родственные слова, так как для рыболова было вполне естественным понимание берега как надежной, спасительной, оберегающей земли.

Вероятно, в сознании древних людей берегини были не только всесильны, но и вездесущи, этим и объясняется связь берегинь с водой, непременным условием жизни, плодородия и добра. Кроме того, не исключено, что древние земледельцы видели в берегинях подательниц живительной влаги рек и источников дождя. Это, вероятно, и проявилось в том, что со временем функции берегинь перешли на вил – русалок.

Вилы - это женские божества низшего порядка, покровительницы влаги, обеспечивающей жизнь, неслучайно, они часто упоминались с рожаницами, в первую очередь, с Мокошью. Например, в «Слове об идолах» замечено: «И ныне по украинам их молятся проклятому богу их Перуну, Хорсу и Мокоши и вилам». В «Слове некоего христолюбца» читаем: «Христианин не мог терпеть христиан, двоеверно живущих, верующих в Перуна и Хорса, в Мокошь, и в Семаргла, и в вил, числом 30 сестриц. Потому и совершают им требы и кур им режут». После крещения Руси обряд жертвоприношений вилам сохранялся в течение нескольких столетий. Болгарский фольклор и сегодня описывает вил (самовил) как добродетельных богинь влаги, очень красивых девушек с длинными косами и крыльями, живущих на краю света и прилетающих к людям однажды в году, чтобы оросить дождем хлебородные нивы. Сербы представляют русалок

139

молодыми девушками с длинными волосами, струящимися по спине и груди, в длинных белых платьях, скрывавших, по некоторым поверьям, ослиные, лошадиные или козьи ноги. Вилы обычно были существами доброжелательными , защищавшими сирот, обиженных людей. Разгневанные вилы могли убить даже взглядом, хотя в целом, оставаясь образами, связанными с культом плодородия, чаще воспринимались нашими предками как существа добрые, поэтому, например, вплоть до ХХ века сохранялись в хороводных песнях заклинания – призывы русалок на хлебные поля:

Приведу русалок

Взеленое жито. Там русалки в жите Зеленом сидели.

А мой колосочек Як яворочек.

А мои житинки Як проскурочки.

Впечке пирожком, На столе колочком.

С благодарением вил - русалок, приносящих живительную и потому драгоценную влагу, связаны русалии, совпадавшие с переходом весны на лето, особые празднества, своими корнями, вероятно, уходящие еще в языческий римский праздник domenica rosarum («воскресения роз»), rosalia, день почитания роз, связанный с культом умерших предков

Внешне вилы-русалки, согласно реконструированным представлениям древних, были похожи на сирен древнегреческой мифологии и райских птиц – сиринов средневековых христианских мифов, что отчетливо представлено на различных ювелирных изделиях ХII в., найденных во время археологических раскопок в Киеве.

Безусловно, под влиянием христианства мифологический образ русалок у восточных славян перешел в разряд нечистой силы, но не стал менее пленительнее и таинственнее, чем в языческую пору. Согласно многочисленным образцам несказочной и сказочной прозы, русалками становились все младенцы женского пола, родившиеся мертвыми или умершие без крещения, а также взрослые утопленницы - заложные покойницы. Украинцы к русалкам причисляли и мавок (навок). Русалки могли обладать вечной юностью, быть бессмертными либо, напротив, доживать свой земной срок, но всегда оставались мифологическими особами, чрезвычайно притягивавшими людей:

…Волшебно – возможного полночь полна. Река предо мною зеркально – черна.

Гляжу я – и тина горит серебром, и капают звезды в тумане сыром.

Гляжу – и, сияя в извилистой мгле, русалка плывет на сосновом стволе.

Ладони простерла и ловит луну: качнется, качнется и канет ко дну.

Я вздрогнул, я крикнул: взгляни, подплыви! вздохнули, как струны, речные струи.

Остался лишь тонкий сверкающий круг, да в воздухе тает таинственный звук…

140