Мой боевой путь - У.А.Хабибуллин

Героям стовосьмидесятой

Слова старшины Книга Музыка красноармейца Панарина

Не раз мы фашистов громили, Сражаясь в атаках лихих.

ИРодина-мать наградила Отважных героев своих.

Мы били врага в Заднепровье, Громили у Курской дуги.

Идоблесть отважных героев Прославила наши полки.

Припев:

В битвах закаленная Идет Краснознаменная Киевская славная вперед, Храбрая Суворовская, Смелая Кутузовская Стовосьмидесятая идет.

71

Герои: Палиев, Захаров, Шевченко, Исаев в строю. Сквозь море зловещих пожаров Мы множили славу свою Мы мстили жестокой расправой За наших отцов и детей.

И первыми вышли со славой К священной границе своей.

Припев.

Единым стремленьем сплочены Бойцы эту песню поют.

И алые наши знамена С победой вперед понесут.

Нигде мы не знали преграды, Сражались под шквальным огнем, Врагу не давали пощады, В Берлине его мы добьем!

Припев.

72

Под королевским дворцом, в районе которого воевала наша дивизия, были огромные подземные ходы, где укрылись десятки тысяч немцев. Их нужно было оттуда выкурить. Для этого были созданы особые отряды из бывших военнопленных или бежавших из плена советских офицеров, от лейтенанта до полковника. Их называли ОПРОС (отдельные полки резерва офицерского состава). Это было сделано для того, чтобы эти неповинные офицеры могли реабилитировать себя в глазах особого отдела. Ведь так тогда повелось, что всех, кто был в плену, а потом бежал или был освобожден, считали чуть ли не предателями. Эти отряды, спустившись в подземелья королевского дворца, вели там бои, вплоть до рукопашного. Фашисты чувствовали свою обреченность и толпами начали выходить из подземелий. Многих мы тут же брали в п лен, было много погибших, которых потом хоронили прямо в городском саду. В городе был голод, жители, несмотря на обстрел, выискивали трупы лошадей и были рады, если им удавалось отрезать хоть кусок от мерзлых туш.

Постепенно бои закончились, мы остались в городе на отдых и пополнение. Я выбрал для своего взвода

73

небольшой особняк с сараем для лошадей. Повозка оставалась во дворе.

Хотя ближних боев не было, иногда постреливали дальнобойные пушки. Как-то раз сидим дома, вдруг во дворе сильный взрыв. Оказалось, что снаряд, выпущенный из дальнобойного орудия, угодил прямо в нашу повозку, да еще и в переднюю часть. Там под облучком, в ящичке хранились мои личные вещи: мелкие антикварные трофеи, много открыток с картинами различных художников. Все это в один миг превратилось в прах. Я очень сожалел об этом. Пришлось заново приобретать повозку и телефонную аппаратуру. Ладно хоть лошади остались живы.

Не могу не описать такой случай. В одном из дворов на улице Алма я увидел маленький бревенчатый дом. Хозяев нет, я захожу туда и вижу, что дом построен в стиле русской избы, по углам стен православные иконы, на полках русские книги. Домик однокомнатный, вход прямо со двора. Подошел к окну, на подоконнике лежит фотоаппарат "Рекорд" 6х9 советского выпуска. Удивляюсь, озираюсь по сторонам – все русское. И в этот момент опять какой-то шальной снаряд падает прямо перед окном, где я стою. Слышу звон разбитого

74

стекла, чувствую удар рамой по плечу. Взрывная волна ударила в грудь, и я упал у окна. Лежу и не пойму, почему виден двор, я же не в окно смотрю. Оказалось, взрывом выбило бревна и образовалась дыра. Я вскочил, собираясь уйти, и тут обратил внимание на противоположную стену. Там висела карта Будапешта, вся изрешеченная осколками. Мне стало жутко, ведь я стоял у окна, и в меня не попал ни один осколок. Только рамой ударило. Воистину в рубашке родился.

На отдыхе стояли почти до марта 1945 года. В начале марта пришло сообщение, что генерал Гудериан опять хочет прорваться к Будапешту со своим танковым соединением. Нас выдвинули им навстречу в районе села Бичке, в 35 километрах от Будапешта. 15 марта мы сидели в штабе и обсуждали наши дальнейшие действия. Вдруг слышим гул немецких бомбардировщиков. Я вышел из дома, вижу, что один самолет пикирует прямо на наш дом. Я лег у стены и наблюдаю, как одна бомба летит с левой стороны дома, а другая с правой. Бомба разорвалась от меня метрах в двадцати пяти, а меня взрывной волной приподняло с моего ложа и ударило об стену. Тут же я почувствовал, что ранен в правую ногу. Осколок пролетел между

75

двумя костями голени навылет. Также маленький осколок с горошину ударил в правую щеку и застрял в десне (он до сих пор там сидит). Я получил второе ранение. Санитары меня затащили в дом, обработали раны, приготовили к эвакуации. Мне так обидно стало. Мы чувствовали, что скоро война кончится, а я так хотел увидеть последние победные дни, что заплакал. Товарищи спрашивают:

–Что плачешь, больно, что ли?

–Нет, – говорю, – от обиды.

Мне также вспомнилось, что в этот день сестренке Веронике исполнилось 10 лет. Наверно, думаю, они там отмечают ее день рождения, а я лежу раненый и даже письма не могу написать, но что же делать. Как бы то ни было, я опять оказался в госпитале, на этот раз в городе Тимишоара в Румынии. Госпиталь № 281 2-го Украинского фронта.

Раны быстро заживали, в середине апреля я уже ходил не хромая, хоть еще ходил на перевязки, так как из раны на ноге еще сочилась сукровица. Но я твердо решил написать рапорт-прошение, чтобы меня отпустили скорей на фронт, очень хотелось вновь увидеть своих солдат. Написал рапорт, врачи

76

посмотрели на мою рану и решили, что меня можно отпустить. Я запасся у медсестер перевязочным материалом и покинул госпиталь.

Попутных машин было много, и никто не отказывался подвезти туда, куда надо. Я знал, что наша дивизия уже прошла Австрию, освободила Вену и теперь воюет в Чехословакии. Другие фронты воевали уже на территории Польши и Германии. Чувствовался конец войны, поэтому очень хотелось скорей попасть в свой полк.

На пассажирском поезде я доехал до югославского города Суботица, оттуда до предместья Будапешта, где меня в свою машину подобрал майор, который ехал в сторону Праги. На его машине мы ехали вдоль реки Дунай. Проехали Братиславу, пересекли австрийскую границу и доехали до города Кремс. Там мы узнали, что вгород Линц вошли американцы, и у этого майора появилось желание встретиться с ними. Поехали в Линц. То, что я там увидел, меня потрясло, моему возмущению не было предела. Американцы занимались грабежом магазинов. Подгоняли свои студебеккеры к крыльцу магазинов и выносили все, что попадалось под руку. Хозяева магазинов стояли и плакали, видя все это, умоляли американцев не делать этого, но те только ухмылялись и продолжали воровать.

77

Увидев нашу машину и нас, некоторые американцы подходили к нам, хлопали нас по плечам, предлагали виски, кричали: «рашен, рашен вери гут», мы еле от них отвязались и не рады были, что приехали туда.

Из Линца мы поехали в чехословацкий город Брно, где я догнал свой полк и увидел своих ребят. Моей радости не было предела. Это было в конце апреля 1945 года. Наша дивизия вплотную подошла к Праге с юга, со стороны Шумавских лесов. Мы узнали, что в Праге восстание, пражане сами начали бои против немцев, и чтобы им помочь, нами брошены большие силы на освобождение Праги. Наша дивизия вошла в Прагу с юга, а чехословацкий корпус генерала Свободы с севера. Конечно же, кроме нас в освобождении Праги участвовали многие части 2-го Украинского фронта. Берлин уже был взят, и там поднято Знамя Победы. А 9 мая была освобождена Прага. Война закончилась! Мы встретились с чехословацкими войсками как старые друзья, так как раньше с ними встречались в Киеве.

Один чехословацкий лейтенант мне тогда подарил маленький дамский пистолет с 27 патронами. Нашу дивизию разместили за городом в лесу лагерем. Там даже устроили клуб со сценой для выступлений артистов. Мне

78

поручили оформить эту сцену художественно. Нашлись краски, кисти, и я с удовольствием выполнил эту работу.

79

Однажды случилось большое несчастье. Неподалеку от лагеря проходила железная дорога. Там стояли какие-то цистерны. Кто-то пустил слух, что это спирт. Несколько отчаянных солдат расстреляли эти цистерны из автомата, и оттуда действительно потек спирт, но метиловый, древесный. Пока разобрались, несколько солдат сильно отравились и умерли. Некоторых успели спасти путем переливания крови. Некоторые ослепли. Несколько офицеров были крепко наказаны. Было очень печально сознавать, что они прошли всю войну, и в день победы их настигла нелепая смерть. Эти вагоны с отравой были взорваны.

Лагерем под Прагой мы стояли до конца мая 1945 года. В один из последних дней мая к нам прибыли какие-то большие начальники; после долгих совещаний нас построили и объявили, что мы пойдем на родину пешим строем, торжественно проходя те города и села, которые сами же освобождали. Нам заменили все обмундирование, обувь, на самолете привезли ордена и медали и наградили ими тех, кто еще не успел получить. Мы совсем преобразились, приятно было посмотреть на себя в зеркало.

80