Мой боевой путь - У.А.Хабибуллин

жестоких боев. Пока мы с Виктором добирались до места, приходилось ночевать в деревнях. Куда бы мы ни просились на ночлег, нас охотно принимали и по вечерам рассказывали нам, не нюхавшим пороха, как им трудно жилось и какие жестокие бои были в этих местах. Как-то раз, уже недалеко оставалось до Суджи, мы решили заночевать в селе на берегу реки Сейм. Зашли наугад в один довольно большой дом и оказались в военном лазарете. Оказывается, в селе стоял саперный батальон, который наводил мост через реку Сейм вместо разрушенного в боях. Нас встретила медсестра лет двадцати пяти, Наташа, очень удивилась нам. Мы хотели уйти в другой дом, но она велела нам остаться, так как была свободная комната с кроватями на случай болезни солдат. Больных не было, и мы остались. Появилась хозяйка дома, которая сходила в солдатскую походную кухню и принесла в котелке перловую кашу. У нас была тушенка, и мы все вкусно поужинали. Потом долго сидели при керосиновой лампе, разговаривали. Наташа сказала, что уже два года воюет и все время в этом саперном батальоне. А в батальоне почти все пожилые, бывшие деревенские плотники, столяры, и она их всех знает поименно и зовет – дядя Вася, дядя Коля...

20

Мы только собрались ложиться спать, как вдруг в дверь вломились два солдата, один поддерживал другого, раненного. Вроде бы боев нет, а ранен. Оказалось, что этот пожилой солдат нечаянно отрубил себе в сумерках два пальца на левой руке. Наташа невозмутимо подошла к раненому и говорит:

–Что, дядя Федя, воевать надоело, домой хочешь, уж отрубил бы лучше руку.

–Что ты, доченька, грех тебе так говорить, разве ты меня не знаешь?

–Знаю я вас, не ты первый, не ты последний. Ну ладно, ладно, давай обработаем, какой ты неосторожный.

Перевязала, велела прийти утром, и солдаты ушли к себе. Мы спросили Наташу, почему она так грубо обращается с пострадавшим. Она в ответ:

–Эх, мальчики, еще не то увидите.

Мы, конечно, ничего не стали говорить, но на душе было муторно. Наутро этот солдат опять пришел, и Наташа отправила его в госпиталь. Мы поблагодарили за гостеприимство, попрощались и пошли на дорогу ловить машину.

21

После недельных дорожных мытарств, наконец, 12 мая 1943 года мы прибыли в штаб 51 стрелкового корпуса 38-й армии. Нам сказали, что пока мы будем находиться в резерве. Но вскоре Виктор получил назначение в какую-то часть и уехал. Я расположился в селе Юнаковка у одной украинской старушки в чистенькой хате, ждал своей участи. Стояли теплые майские дни, но вдруг начались дожди, пришлось большей частью сидеть дома, так как я еще был в резерве. Как-то раз мне хозяйка говорит:

– Сынку, зачины фортку.

Я понял, что надо починить форточку и спрашиваю:

–А инструменты есть? А она говорит:

–Та ни, нэ треба струментив, рукамы зачины.

Ничего себе, руками починить! Я смотрю на открытую форточку, вроде исправная, только дождь хлещет. Тут старуха догадалась и говорит по-русски:

– Закрой, сынок, форточку.

Так я впервые услыхал украинскую речь.

Наш 615 стрелковый полк 167 стрелковой дивизии в составе 38 армии под командованием генерала Ватутина держал оборону на подступах к городу Сумы. Оборонительные сооружения, окопы, блиндажи, ходы

22

сообщения, доты, дзоты проходили местами по лесистым, местами по открытым местностям, хорошо замаскированные, позволяющие стойко держать оборону. Как-то раз вызвали меня в штаб полка и дали задание– ночью пройти определенный участок вдоль оборонительных сооружений и проверить несение караульной службы на огневых точках. Дали схему, снятую со штабной карты, с указаниями этих точек, пароль и предписание, что я имею право на такую проверку. Шел дождь, накинув на себя плащ-палатку, взяв документы в планшетке, держа в руках карманный фонарь, я отправился выполнять мое первое боевое задание. Только я вошел в лес, откуда нужно было начать проверку, как вдруг начался сильный артобстрел. Немцы били шрапнельными снарядами, которые рвались над головой, рассыпая тысячи осколков. Я лег под большим деревом, на меня летели сверху сучки, срезанные осколками снарядов. Минут через десять все стихло, и я продолжал свою работу. Когда я вернулся в штаб и доложил, что задание выполнено, никаких замечаний по несению караульной службы не имею, старший офицер посмотрел на меня и говорит:

– Ну, ты в рубашке родился.

23

Я стою и ничего не понимаю. Тогда он показал на мою плащ-палатку, которая в восьми местах была пробита осколками. Так я получил свое первое боевое крещение.

Аоднажды меня послали в командировку. Вызывают

вштаб и дают предписание – своим ходом добраться до села Филатовка под городом Обоянью, где располагается пересыльный пункт, и привезти оттуда пополнение. Там были собраны вылечившиеся в госпиталях солдаты, новобранцы, добровольцы. Срок мне дали пять суток, проинструктировали, дали документы, сухой паек, указали по карте маршрут, который я снял на кальку и отбыл в эту Филатовку. До места я добрался очень быстро, так как на дорогах было много попутных машин. По прибытии в Филатовку предъявил документы, а на другой день перед штабом пересыльного пункта построили моих солдат. Я ахнул! Сорок человек – и все девушки! Я растерялся, а начальник пересыльного пункта, майор, улыбается, девушки тоже улыбаются. Я один не знаю, что делать, как с ними обращаться. Большинство девушек уже прошли огонь и воду, многие были ранены, имели награды, и почти все были старше меня. Среди них,

24

оказывается, уже была выбрана старшая команды, и мы с ней договорились, что до места назначения будем добираться разрозненными группами по три - пять человек. Так нас легче подберут попутные машины. Все девушки с этим согласились, обещали не подвести. Делать нечего, начинаю командовать. Я сразу же отобрал у них документы, указал общий маршрут и пункт прибытия. Первый пункт сбора – такая-то деревня, второй пункт сбора – такая-то деревня и так далее. В деревнях собираемся у церквей для проверки. Строем вывел их на большак, где было основное движение машин, распустил их по группам и просил вечером собраться в первой деревне. И что же? Вечером все, как одна, действительно собрались в указанном месте. Там и заночевали. А утром снова разъехались, кто как мог. У меня было очень тревожно на душе, ведь никакого опыта не имел, не знал, правильно ли я поступаю. Когда они все собрались на первом пункте сбора, потом на втором,

янемного успокоился, да и сами девушки успокаивали:

–Не волнуйся, лейтенант, не подведем.

Последний пункт, где я их должен был сдать командованию – село Юнаковка. Я попросил, чтобы они все собрались не в центре села, а на окраине. Через три

25

дня мы все собрались именно там, где я хотел и приказывал им. Я поблагодарил девушек за то, что не подвели, раздал им документы, и мы строем вошли в село. В штабе я доложил, что задание выполнено без осложнений. Мне выразили благодарность, а когда узнали, как мы добирались, крепко поругали. Тот же старший офицер (не помню его имени) опять мне говорит:

– Действительно, ты в рубашке родился, ладно иди, хорошо воюй.

И правда, не начав воевать, я мог угодить под трибунал, если бы потерял хоть одну из них.

Наконец, 20 мая 1943 года мне дали взвод солдат, и я стал командиром штабного взвода роты связи 615 стрелкового полка 167 стрелковой дивизии. Дивизией командовал генерал-майор Мельников, начальником штаба был Герой Советского Союза подполковник Манакин. Наша дивизия держала оборону на левом фланге Курского выступа, который образовался после освобождения Курска в феврале 1943 года. Были моменты, когда и мы, и немцы открывали шквальный огонь по линии обороны друг друга, чтобы засечь огневые точки. Но были дни, когда не было слышно ни

26

одного выстрела. Как-то раз наша разведка делала вылазку на нейтральную полосу и обнаружила разрушенный длинный сарай, где сохранилось очень много картофеля. Об этом доложили командованию, и было решено вынести эту картошку для солдатской кухни. В одну из ночей снарядили добровольцев, дали им мешки и велели принести сколько смогут. Каждый понимал, что они рискуют, хотя все были хорошо вооружены автоматами, ножами-финками, каждый имел карманный фонарь и ручные гранаты. Отряд благополучно добрался до сарая, и солдаты начали складывать картошку в мешки. Вдруг в дальнем углу сарая услышали шорох. Осветили фонарями этот угол и увидели, как три немецких солдата тоже набирают картошку. С обеих сторон хватило ума не открывать огонь против друг друга, иначе никто не вернулся бы оттуда живым. Наоборот, они сумели как-то договориться, что мы будем брать картошку по четным числам, а немцы – по нечетным. Так постепенно вся картошка перекочевала в солдатские желудки. Таких курьезных случаев было много. Вот еще один. На территории дивизии был небольшой овраг, по дну которого протекал ручей с чистой родниковой водой. Так

27

как в обороне стояли долго, в этом овраге сделали баню. Однажды, мы с моим помкомвзвода сержантом Лопатиным решили помыться в этой бане. Спустились в овраг, идем по правой стороне ручейка, а нам навстречу по левой стороне идет группа офицеров во главе с генералом Мельниковым. Вдруг слышим гул немецкого самолета, и тут мой Лопатин как завоет, имитируя падение авиабомбы. Я от неожиданности встал как вкопанный, а офицеры, шедшие нам навстречу, бросились врассыпную и все полегли. Между нами расстояние было около пятидесяти метров. Видя, что никакой бомбежки нет, офицеры встали, отряхнулись, а генерал подозвал нас к себе и говорит:

– Кто из вас так умеет орать?

Мой напарник, сам не ожидая такого оборота дела, крепко перетрусил:

–Я, товарищ генерал, извините.

–Ты что, сукин сын, на гауптвахту захотел, вон с глаз долой, смотри мне.

Когда офицеры удалились, я в свою очередь начал его журить. А он:

–Простите, товарищ лейтенант, машинально получилось, больше такого не будет.

28

12 июля 1943 года наши войска перешли в наступление, и началась грандиозная Орловско - Курская битва, которая длилась до 23 августа. Нам была поставлена задача наступать на город Сумы, и когда мы освободили этот город, нашей дивизии дали наименование "Сумской". Мы знали, что левее нас, под Белгородом идут жестокие бои и особенно тяжелое танковое сражение под Прохоровкой.

В ходе боев командование решило дать мне новую должность, и 15 августа 1943 года я стал начальником Р/СТ РСБ-Ф 51 СК (радиостанция скоростного бомбардировщика, установленная на автофургоне). С помощью этой радиостанции можно было держать радиосвязь на дальних расстояниях. Но на этой должности я пробыл всего один месяц. Дело в том, что радистами были старослужащие солдаты, отличные специалисты своего дела, но... хулиганы. В одном из боев, когда над нами пролетали наши самолеты "ЯКи", один из радистов выглянул из фургона и в бинокль увидел бортовой номер самолета. Быстренько сел за рацию, поймал волну, на которой переговаривались летчики между собой открытым текстом, и начал связываться с летчиками:

29