Мой боевой путь - У.А.Хабибуллин

–Пятнадцатый, пятнадцатый, ты меня слышишь?

–Слышу, кто это, Саша, ты?

–Пятнадцатый, у тебя на хвосте мессер, у тебя на хвосте мессер.

–Где, где? Не вижу!

–Гляди лучше, он уже подлетает.

Я никогда бы не подумал, что можно так хулиганить и сеять панику среди своих же летчиков. Я подскочил к радисту и отключил рацию, начал его ругать и грозить, что доложу о его выходке начальству. Вижу, он не оченьто испугался и говорит:

– Ладно, товарищ лейтенант, не ругайся, нельзя и пошутить?

Эта шутка выбила меня из колеи, и я твердо решил покинуть этих радистов. Написал рапорт, что хочу получить другую должность, открыто указал причину. Мою просьбу удовлетворили, и с 9 сентября 1943 года я стал начальником связи первого стрелкового батальона 21 стрелкового полка 180 стрелковой дивизии. О судьбе этих радистов я не знаю, обещали наказать. Хорошо бы.

Дивизия, где я продолжил службу, также входила в состав 38 армии под командованием генерала Москаленко Кирилла Семеновича. Мы с боями

30

продвигались к Киеву. Освобождали украинские города Сумы, Ромны, Прилуки, Шевченково, Бровары. Около села Хотяновка форсировали реку Десну и приготовились к форсированию Днепра. 17 октября мне исполнилось двадцать лет, а 20 октября мы форсировали Днепр севернее Киева на 25 километров и заняли плацдарм у села Лютеж, так называемый Лютежский плацдарм. Форсирование Днепра было очень тяжелым. Не хватало лодок, плотов и других подручных средств. На одной лодке переправляли людей и технику несколько раз за ночь. Немцы наугад бомбили реку, обстреливали дальнобойными орудиями. Моему взводу связи в количестве десяти человек дали лодку, куда мы погрузили телефонные кабели в катушках, телефонные аппараты, полевой коммутатор, уселись всем взводом и поплыли. От перегруженности лодка то и дело зачерпывала бортами воду, кругом рвались снаряды, а небо освещалось ракетами. Теперь, по прошествии шестидесяти двух лет, уже не верится, что все это было, и мы тогда доплыли невредимыми. Как только лодки приставали к берегу, их тут же отдавали санитарам, которые сажали в них раненых и отправляли обратно на левый берег. Мы же перебежками достигли крутого

31

берега, который находился в восьмистах метрах от кромки воды. Правый крутой берег Днепра изрезан не слишком глубокими промоинами, заросшими низкорослым кустарником или совсем голыми. Мы закрепились в этих расщелинах. Пехота окопалась на верхней кромке берега. Грунт в основном был песчаный, и когда дул ветер, песком засыпало всю аппаратуру, затворы автоматов, глаза, песок хрустел на зубах. И еще была одна напасть, которая нас очень мучила – мы завшивели. Вши заедали нас с утра до вечера. Мы снимали с себя обмундирование и щетками вытряхивали их из складок одежды. У нас были четыре девушкисанитарки: Саша, Галя и две Надежды. Они особенно страдали от этих тварей. Для них мы делали загородки из плащ-палаток, и они внутри этих сооружений приводили себя в порядок. Но все это было временно, гниды оставались, и вши появлялись вновь. Правда, ни один солдат не заболел ни тифом, ни другими болезнями. Это было удивительно.

Немцы беспрестанно обстреливали нас из всех видов оружия, атаковали. Приходилось отбивать по восемь атак в день и переходить самим в контратаки. Мой взвод из десяти человек обеспечивал телефонную связь

32

комбата капитана Кочетова с командирами рот. Наш батальон в шутку называли "птичьим батальоном". Комбат – капитан Кочетов, начальник штаба – капитан Скворцов, командир первой роты – старший лейтенант Курочкин, командир второй роты – старший лейтенант Воробьев и только командир четвертой роты – капитан Суханов, и я – начальник связи батальона лейтенант Хабибуллин.

После форсирования Днепра мы почти три дня ничего не ели, солдатские кухни с левого берега не могли переправиться, так как немцы беспрерывно бомбили наведенный понтонный мост. Только на четвертый или пятый день нам привезли в термосах горячую пищу, колбасу, хлеб, водку. Все эти продукты переправлялись на лодках и были рассчитаны на весь личный состав батальона, который участвовал в форсировании Днепра. Но так как многие уже были ранены и отправлены в тыл или убиты в боях, все продукты достались живым, и мы на несколько дней вперед были обеспечены сухим пайком. Очень трудно было с питьевой водой. За водой спускались к подножию горы, где в воронках от взорвавшихся снарядов и бомб собралась вода. Эта вода кишела различными

33

букашками, дафниями, пиявками. Мы зачерпывали эту воду через марлю или носовой платок. Хотя на вид она была прозрачной, на вкус отдавала болотом и ржавым железом.

Раненных солдат спускали к подножию горы, где наши девушки оказывали им первую медицинскую помощь, а с наступлением темноты уносили на носилках к берегу. Однажды, только Саша начала перевязывать солдата, как начался обстрел, и снаряды рвались один за другим. Саша прикрыла собой солдата, почти легла на него. Обстрел кончился, а Саша все лежит, солдат зовет ее: "Саша, Саша". Я подошел к ним и понял, что девушка мертва. Осколок снаряда попал ей прямо в сердце. Нашему горю не было конца. Потом одна за другой погибли обе Надежды. Одну сразил снайпер, другая погибла при артобстреле. Осталась одна Галя Иванова. Что сказать? Мы были вне себя от ненависти к врагу, жалели эти загубленные молодые жизни и еще ожесточеннее дрались, чтобы отомстить за них.

Как-то в разгар боев к нам прибыл фотограф, и нам – молодым офицерам и сержантам – велели сфотографироваться. Спрашиваем:

– Для чего?

34

–Будете в партию вступать.

–Так мы же не думали об этом и заявления не писали.

–Пишите сейчас, вы комсомольцы, воюете хорошо, обязаны быть коммунистами.

Так в боях за город Киев я стал членом ВКП(б). Нас приняли в партию даже без кандидатского стажа.

Бои шли днем и ночью, раненых было много, а санитарка осталась одна после гибели ее подруг. Я стал помогать ей перевязывать раненых, подносил воду, помогал эвакуировать на левый берег. Мои солдатысвязисты, к счастью, все были живы и невредимы, со своей работой справлялись хорошо. Но нас начал мучить немецкий снайпер, который обосновался правее расположения нашего батальона. От его выстрела, как я уже писал, погибла медсестра Надя и был ранен солдат, который в термосе за спиной нес горячий суп с того берега. Снайпер ранил солдата в ногу, он упал, а снайпер вторым выстрелом пробил термос, и весь горячий бульон вылился солдату на спину. Раненный, обваренный, он пролежал часа два, пока его не смогли перенести в укрытие. Было страшно смотреть на его раны. Нужно было расправиться с этим снайпером. По

35

просьбе командира батальона нам прислали нашего снайпера. Началась снайперская дуэль. Через некоторое время нашему снайперу улыбнулась удача. Немецкий снайпер, чувствуя безнаказанность, потерял бдительность, и утром, как рассвело, встал во весь рост и стал потягиваться. Все это увидел наш снайпер в свой оптический прицел и нажал курок своего СВТ. Немец рухнул. Потом, когда мы пошли в наступление, увидели его труп, пуля попала ему в лоб. Немцы даже не стали его хоронить, бросили.

Так с тяжелыми боями мы держали плацдарм и ожидали приказа к наступлению. 3 ноября 1943 года после сильнейшей артподготовки, при поддержке танков, пехота пошла в наступление. Были освобождены предместья Киева: села Старые Петровцы, Пуща Водица.Проходя по улицам села Старые Петровцы, мы увидели, что у одного сарая стоят селяне, шепотом переговариваются, кто плачет, кто выкрикивает ругательства в адрес немцев. Оказывается, в сарае на земляном полу лежала молодая, совершенно голая женщина. У нее на груди лежал младенец, приколотый к ее груди немецким штыком. Жуткое было зрелище. Говорили, что она была активистка села, что ее выдал предатель.

36

6 ноября 1943 года нашими войсками был освобожден Киев. Знамя победы водружали войска нашей 180-й дивизии. Наша дивизия получила наименование "Киевской". Дивизию разместили где-то около сахарного завода на отдых и пополнение. Все наше "вшивое" обмундирование сожгли и одели нас во все чистое. Солдаты, когда узнали, что рядом сахарный завод, начали оттуда приносить в котелках патоку. Произошел курьезный случай. Мой солдат Миропольчев принес котелок патоки и поставил его на полку, которая была прибита над изголовьем моей кровати. Я этого не знал. Проснулся ночью открываю глаза, а левый не открывается. Трогаю глаз, что-то липкое, тягучее. Я перепугался, вскочил, и эта масса потекла у меня по щеке. Попробовал осторожно на язык - сладко. Тут я догадался, что это патока. Оказывается полочка была с наклоном, а котелок полный. Вот и капало мне в глаз потихоньку. Утром все посмеялись от души.

Через некоторое время наш полк передислоцировали в село Яцки, недалеко от Киева. Там нас ждали пополнение и отдых. В мой взвод прислали телефонисткой Дарью Федоровну Стукалову. Она оказалась боевой, смелой и умелой связисткой,

37

которая вместе с нами воевала до победы. В этом селе я разместился со своим взводом у тети Маши, у которой была дочь Наталка. Хата была просторная, всем хватило места. А телефонистка наша устроилась в соседней хате. Моя пароконная повозка стояла во дворе, а два мерина, привязанные к телеге, спокойно хрумкали сено или овес. Однажды через открытые ворота к нашим лошадям зашел совсем маленький жеребенок и начал тыкать мордой в поисках соска между ног у мерина. Откуда он пришел, как отбился от своей матери, мы так и не сумели выяснить. Жалко было сосунка, ведь пропадет. Что делать? Мой помкомвзвода Кудренко предложил заколоть этого жеребенка, все равно погибнет, а нам жаркое будет. Это был самый верный выход, так мы и сделали. Но русские и украинцы конину не едят, тут уж мне пришлось доказывать, что тут нет греха, так как сам жеребенок еще абсолютно безгрешен и чист. Жаркое ели все, даже хозяйка с дочкой нахваливали вкусные качества конины. На угощение была приглашена и наша телефонистка Дуся со своей хозяйкой. Та принесла самогон, и мы славно попировали.

Новый 1944 год мы встречали в этом селе, но на

38

второй день нового года началось новое наступление, и 4 января мы освободили Белую Церковь. Затем друг за другом освобождали города Звенигородку, Смелу, Шполу, Богуслав и Канев. К февралю наши войска окружили стотысячную группировку немцев под Корсунем. Эту Корсунь-Шевченковскую группировку немцев было приказано уничтожить к 23 февраля, приурочив это к 26-й годовщине Советской Армии. Была очень плохая погода, снег с дождем, ветер, по утрам туман. Но, несмотря на все трудности, мы выполнили приказ Верховного Главнокомандующего, и к 17 февраля немцы были разгромлены. Пятьдесят пять тысяч вражеских солдат и офицеров были убиты или ранены, двадцать тысяч взяты в плен. На том участке, где воевала наша дивизия, была пересеченная местность, низина, окаймленная возвышенностью с двух сторон, протяженностью километров пятьдесят. На всем протяжении этой низины вплотную стояли подбитые немецкие танки, пушки, автомашины и другая техника. Стояли пароконные повозки с впряженными лошадьми, валялись трупы немецких солдат. Когда бои закончились и нам дали небольшую передышку, мы обустроились в небольшом селе, чтобы привести себя в

39