Jemen-zemlya_ushedshikh_v_legendy_imenitykh_tsarstv

кали воины во главе с отважным и талантливым военачальником Каисом.

Абраха «жаждал мести». Такие же точно настроения царили и в армии. Двигалось воинство Абрахи в направлении Мекки стремительно. И даже тогда, когда земли Йемена остались позади, и армия в сопровождении боевых слонов вышла к рубежам пустыни, ни страшная аравийская жара, ни вязкие пески не сломили боевой дух воинов.

Курайшиты, прослышав о «походе Абрахи на Мекку со слонами», тоже не сидели, сложа руки. Собравшись у Ка’абы, «противостоявшей в то время Кресту», как отмечает известный исследователь Аравии, американский миссионер С. Цвемер, они постановили, что надобно бы Абраху остановить. Первыми на пути Абрахи в Мекку встали, к слову, северойеменские племена хамдан и часами во главе с их отважными шейхами Зу Наффаром и Ибн Хабибом. Мало того, что силы противников оказались неравными, так еще лошади и верблюды арабов, пугаясь слонов Абрахи, «ломали ряды»; и, как следствие, – сражение это аравийцы проиграли (5). Выдержать натиск воинов Абрахи, хорошо обученных и до зубов вооруженных, с мощным тараном в виде слонов, они, как ни старались, не смогли.

Весть о поражении хамданитов потрясла курайшитов. ‘Абд ал-Мутталиб, дед будущего Пророка Мухаммада, хранитель ключей от Ка’абы, срочно созвал совет старейшин Мекки, у стен древней Ка’абы. Пригласил на него и шейхов племен, союзных мекканцам. После долгих и горячих обсуждений решено было «отрядить к Абрахе гонца» с предложением «выкупить мир и Ка’абу» за «одну треть богатств Хиджаза», что означало тогда – домашнего скота жителей этого края.

Абраха на решении своем «повергнуть Ка’абу» стоял твердо, и предложение курайшитов о выкупе не принял. Воины Абрахи придерживались того же мнения. Требовали отмщения за осквернение Святого Креста, и ни о каком выкупе даже слышать не хотели.

Побывал в стане абиссинцев и сам ‘Абд ал-Мутталиб. В сказаниях арабов Аравии он предстает мужчиной «заметным», «лицом и статью красивым», «человеком мудрым и обходительным». Представившись, кто он и зачем пожаловал, был допущен к Абрахе. Ког-

ЧАСТЬ VI. ПОЛУВЕКОВОЕ ГОСПОДСТВО В ЙЕМЕНЕ АБИССИНЦЕВ 241

да пересек порог шатра, прошел внутрь и поклонился, то Абраха, сойдя с трона и усевшись на разостланный у трона ковер, пригласил присесть на него и своего высокого гостя.

Во время состоявшейся беседы ‘Абд ал-Мутталиб просил Абраху лишь об одном – вернуть ему 200 его верблюдов и освободить захваченных вместе с ними погонщиков. Ни о Мекке, ни о Ка’абе не обмолвился ни словом, чему Абраха немало удивился. Явился я, чтобы разрушить святилище в Мекке, сказал он, к которому приходят поклоняться своим божествам все племена Аравии. Ты же ведешь речь о верблюдах и погонщиках. И это в то время, когда могучая армия абиссинцев стоит неподалеку от стен твоего города. На что ‘Абд ал-Мутталиб спокойно ответил, что он – всего лишь владелец верблюдов. И хотел бы возвратить отобранное у него имущество, и, конечно же, освободить из плена ни в чем неповинных погонщиков, глав своих семейств и отцов своих детей. Что же касается Ка’абы, то «у нее есть свой господин». Ка’аба – это Дом Всемогущего. Он и защитит, если потребуется, и саму Ка’абу, и хранителя ключа от нее (6).

Абраха, будучи впечатленным смелостью ‘Абд ал-Мутталиба, силой духа его и глубиной веры в могущество Священной Ка’абы, все, что он просил, исполнил; и отпустил с миром. Посоветовал, однако, чтобы, по возвращении домой, он все же еще раз переговорил со старейшинами насчет того, чтобы мекканцы сдали город без боя.

Обо всем увиденном и услышанном им в «стане Абрахи», в том числе и о «чудищах огромных с клыками, идущих с Абрахой на Мекку», то есть о слонах, ‘Абд ал-Мутталиб честно поведал горожанам, собравшимся по его призыву у Ка’абы. Выслушав рассказ ‘Абд ал-Мутталиба о «движущейся на город вражеской силе несметной», говорится в сказаниях арабов Аравии, люди решили устроить Абрахе западню – в ущелье, на горной дороге у Мекки. Сам же ‘Абд ал-Мутталиб подошел к Ка’абе, ухватился за кольцо в двери, и, обратившись к силам небесным, тихо молвил, что идет на Мекку враг могучий. И что вторгся Абраха в земли Мекки с войском своим, чтобы порушить Ка’абу. Что пытался он «примирить Абраху с Ка’а- бой», но тот не послушал речей его. И, горя желанием сокрушить Ка’абу, вот-вот нападет на Мекку.

Аллах, повествуют своды аравийской старины, услышал слова ‘Абд ал-Мутталиба, и помог людям уберечь Мекку. Когда вошел Абраха с войском своим в ущелье, то угодил в засаду. Отвесные склоны ущелья, у которого на абиссинцев и напали мекканцы, хорошо скрывали прятавшихся на скалах лучников. Град стрел и камней, обрушившихся на воинов и слонов Абрахи, стал для них, как гром среди ясного неба. Слоны, обезумевшие от боли и страха, метались по узкому ущелью, давили и топтали всех и вся, – и коней, и верблюдов, и солдат. И опрокинули арабы войско Абрахи. Погибло много абиссинцев. Лежали они, поверженные, подобно скошенной ниве с колосьями «со съеденными зернами» (7). Количество погибших и раненых, а также больных воинов, подхвативших лихорадку по пути в Мекку, не оставляло ни малейшей надежды на возможность реванша. Осознав, что он повержен, Абраха отступил, и бесславно удалился из земель Священной Мекки. Год, когда это случилось (570), вошел в сказания и предания арабов Аравии под названием «Года слона», а сам Абраха – под именем «Человека слона».

Со временем сражение это обросло множеством легенд. Одна из них гласит, что спасти Достопочтимую Мекку, родной город Мухаммада, Посланника Аллаха, помогли птички абабиль, «мстители Господа», стаями налетевшие на воинов Абрахи. Камни, что они несли в своих клювах и лапках, и роняли на абиссинцев, а также «перья их острые, как стрелы», что сбрасывали они на них, и повергли, дескать, «пришельцев незваных», и «обратили их вспять». В ущелье, где Абраха с войском своим попал в засаду, действительно, гнездилось много птиц. И когда там развернулось сражение, то тучи их, покинув гнезда, буквально закрыли собой солнце. Стаи этих птиц и град камней, валившихся на головы воинов Абрахи со склонов ущелья, и породили легенду о «крылатых спасителях Мекки».

В другом сказании повествуется о том, что когда Абраха стоял станом неподалеку от Мекки, то обрушился вдруг на войско его «невиданный там дотоле град», да такой крупный и сильный, что воины Абрахи «страдали от него как от камней, пущенных в них из пращей вражеских». «Чудище же абиссинское», белый слон Абрахи, на котором он торжественно выехал из Сана’а’, «никак не хотел двигать-

ЧАСТЬ VI. ПОЛУВЕКОВОЕ ГОСПОДСТВО В ЙЕМЕНЕ АБИССИНЦЕВ 243

ся вперед, в направлении Мекки, как его к тому не принуждали». Прорицательница, сопровождавшая в походе Абраху, «усмотрела в этом дурное предзнаменование» (8). Действительно, удача отвернулась от Абрахи; и произошло это буквально на пороге Мекки.

Упоминают предания и о том, что так же, как слон, вел себя и Махмуд, верблюд Абрахи. «Как только его поворачивали в сторону Мекки, он тут же опускался на колени, и не сходил с места». Если же разворачивали в любую другую сторону, то сразу исполнял то, что приказывали, давая знать, тем самым, что нашествие на Мекку ничего хорошего Абрахе не сулит.

«Нечестивец Абраха, покусившийся на Достопочтимую Мекку», возвратился в Сана’а’, «битым и опозоренным». Ка’абу, как страстно желал того, – «не пленил». Большую часть войска потерял. Помимо мук душевных, его «терзали и рвали на части» боли физические. Пораженный болезнью неизлечимой, он вскоре скончался. Тело этого человека, «пошедшего с мечом на Мекку», разлагалось так быстро, пишет знаток арабской древности Хишам ал-Калби (ум. 820), что «сгнивавшие части отваливались прямо кусками». Когда те из воинов Абрахи, кто выжил, входили в Сана’а’, то сам он, по свидетельствам очевидцев, неспособный уже передвигаться и уложенный на носилки, походил на «общипанного цыпленка».

Рассказывая о походе Абрахи на Мекку, ал-Калби сообщает следующее. И поставил Абраха ал-Ашрам храм в г. Сана’а’, кафедральный собор ал-Калис, из «мрамора и прекрасного позолоченного дерева», и известил царя Абиссинии: «Возвел я для тебя церковь, подобной которой никто никогда не строил. И не оставлю я арабов [в покое], пока не отвращу их паломничество от святилища, к которому они его совершают». Прослышал об этом храме, продолжает ал-Калби, «один из тех, чьей властью переносятся священные месяцы». И послал двух своих сородичей в Йемен. Велел им отправиться в храм и «испражниться там», что один из них и сделал. Когда узнал об этом Абраха, то страшно разгневался, и поинтересовался: «Кто осмелился на это?». Ему ответили: «Кто-то из тех, кто поклоняется Ка’абе». И тогда выступил он в поход на Мекку, «со слонами и эфиопами». «И случилось с ним то, что случилось» (9).

Через пятьдесят дней после этого похода Абрахи, как явствует из работ крупного ученого, историка и географа Мухаммада алХорезми (783–850), «в понедельник 17 даймаха, в сороковом году царствования Ануширвана, родился в Мекке основатель ислама – Мухаммад» (10).

Во время правления в Йемене легендарного Абрахи восстали против него, в 541г., несколько йеменских кайлей, родоплеменных вождей Хадрамаута, во главе с Зу Джаданом. Тогда же (542 г.) случился и очередной прорыв Ма’рибской плотины. На время ее поправки договорились о перемирии. Вода затопила все окрестности Ма’риба, «произведя, – как сказывают предания южноаравийцев, – опустошение страшное». Поскольку восстановить плотину, как полагали проживавшие в той округе племена, «не представлялось возможным», то многие из них покинули родные края, и «разошлись по чужим землям». Однако Абрахе удалось все же сделать невозможное – «возвратить плотину к жизни». На празднествах, устроенных им по случаю завершения восстановительных работ, присутствовали «послы Рума [Византии], Фарса [Персии] и царства Лахмидского». И вот тогда-то Абраха, именовавший себя «наместником властелина царств Аксумского, Сабейского и Химйаритского, и всего Йемена», недвусмысленно дал понять своим гостям, что главная цель его миссии в Йемене – распространение христианства, притом не только в Южной Аравии, но и в других землях полуострова. Восстание кайлей Абраха подавил, жестоко и беспощадно. И с тех пор никто больше не осмеливался перечить ему и противиться его воле.

Первое разрушение Ма’рибской плотины, поившей водой 9600 гектаров земли, произошло, как уже упоминалось в этой книге, по одним источникам, в 450 г., по другим – в 454 г., а третье – около 600 года. Когда плотину прорвало в первый раз, то в целях ее быстрой починки властелин Ма’риба обратился с призывом к народу. И тех, кто «откликнулся на него» и прибыл на восстановительные работы, говорится в преданиях южноаравийцев, пересказанных известными собирателями йеменской старины, насчитывалось до «20 тысяч человек». Стены плотины поправили быстро. На питание работавших ушло: «285 340 мер зерна; 1363 голов верблюдов, овец и коров;

ЧАСТЬ VI. ПОЛУВЕКОВОЕ ГОСПОДСТВО В ЙЕМЕНЕ АБИССИНЦЕВ 245

42 емкости меда и масла; питьевую воду для них возили на 1 тыс. пар крупного рогатого скота и 670 верблюдах» (10*).

Последний размыв плотины (ок. 600 г.) был настолько серьезным, что восстановить ее не удалось.

Плотина Ма’риб располагалась между двумя горами. Дождевые воды, что она собирала в огромный резервуар, «походивший на озеро», спускали, когда требовалось, через 70 ирригационных каналов для орошения 70 сельхозугодий. Прорывы плотины вызывали миграционные процессы.

«После того как Абрахи не стало», повествуют сказания йеменцев, властвовали в их стране сыновья Абрахи. Сначала Йаксум ибн Абраха, а потом – Масрук ибн Абраха.

Собиратели аравийских древностей именуют абиссинцев кушитами, потомками Куша, сына Хама. «Запачкавшись грехами» перед отцом своим, Нухом (Ноем), Хам покинул родные земли, перешел море (Красное) и удалился в «чужие края». Искренним и горячим желанием Хама было победно вернуться назад, в оставленную им когда-то, но не стершуюся в памяти Аравию. Бытует среди йеменцев мнение, что вторжение абиссинцев, потомков одного из колен Хамовых, в Йемен, во владения потомков Сама (Сима), родного брата Хама, и стало исполнением, в какой-то мере, предсмертной воли Хама.

Деспотизм абиссинцев и трудовые повинности, наложенные ими на население Йемена, порождали вспыхивавшие, то и дело, мятежи и восстания местных племен. Из сочинений йеменского историка XII в. Нашвана ибн Са’ида ал-Химйари и арабского хрониста и мыслителя XIV в. ‘Абд ар-Рахмана ибн Мухаммада ибн Халдуна известно, что один из потомков славной династии химйаритов, принц Сайф ибн Зу Йазан ал-Химйари, по прозвищу ал-Мурра (Решительный), «решил попытаться усмирить бесчинства абиссин-

цев». По словам Абу Фараджа ал-Исфахани (897–967), составителя антологии арабской поэзии с VI по X века («Книги песен»), принц поклялся не пить хмельные напитки и не прикасаться к женщине, пока не отомстит абиссинцам за страдания и позор, нанесенные его семейному клану и всему народу Йемена.

Посетил, как в свое время и отец его, Константинополь, имея в виду «добиться справедливости» у императора Византии, друга и союзника негуса Абиссинии. Повстречавшись с императором Юстином II (правил 565–576), попросил его посодействовать йеменской знати в «усмирении бесчинств» абиссинцев в Йемене. В Константинополе на такое обращение отреагировали, мягко говоря, прохладно.

Тогда Сайф, побывав в Хире и, переговорив с Ну’аманом ибн Мунзиром, владыкой царства Лахмидов, решил попытать удачу в другом месте – в империи Сасанидов, и отправился в Ктесифон (располагался на реке Тигр, на территории нынешнего Ирака). Надо сказать, что 20-ю годами раньше в Ктесифон наведывался с той же целью и отец его. Величественный дворец Сасанидов, руинированный, к сожалению, сегодня, с огромной Аркой Хосрова, зримым па- мятником-символом блистательных военных побед этого владыки персов, богатые дворцы и храмы, «дома наук и мудрости» произвели на образованного йеменского князя неизгладимое впечатление. Убедившись, воочию, в величии Сасанидов, в «их богатстве и мощи военной», Сайф осознал справедливость слов правителя Лахмидов насчет того, что если кто и сможет помочь ему потеснить из Йемена абиссинцев и стоящих за их спиной византийцев, так только империя Сасанидов.

Встреча Хосрова I Ануширвана (правил 531–579) с «высоким просителем из Йемена», как принца Сайфа представили владыке персов, проходила в тронном зале. Золотая корона Хосрова, богато украшенная «яхонтом, хризолитом и жемчугом», свисала над головой правителя персов, вспоминал потом Сайф, на «массивной золотой цепи, прикрепленной к козырьку трона; и походила на «огромную чашу». Выдержать тяжесть такой короны шея человека едва ли смогла бы. На просьбу Сайфа о помощи в освобождении Йемена от абиссинцев он ответил отказом. Мотивировал его наличием «це-

ЧАСТЬ VI. ПОЛУВЕКОВОЕ ГОСПОДСТВО В ЙЕМЕНЕ АБИССИНЦЕВ 247

лого ряда сложностей», главная из которых – «отдаленность Йемена от Персии», отрезанного к тому же от нее «морскими водами и песками пустыни». Экспедиция в Йемен представлялась Хосрову предприятием не только рискованным, но и несвоевременным и малооправданным, особенно с учетом того, что все военные ресурсы персов были брошены тогда на подавление восстания в Армении под предводительством Вардана. Вместе с тем, принял он принца с почетом, «как подобает». Прощаясь, щедро одарил гостя: богатым парчовым халатом и «десятью тысячами полных дирхамов», суммой по тем временам, надо сказать, немалой.

Покинув властелина персов, Сайф тут же, за воротами дворца, стал раздавать серебряные монеты, полученные им от Хосрова, проходившим мимо людям. Об этом тотчас же донесли Хосрову, который, как свидетельствуют хроники тех лет, по достоинству оценил поступок принца, наделенного, как он выразился, качествами мужа благородного. Затем, по совету ближайшего своего окружения, впечатленного, не менее чем сам он, поступком йеменского гостя, Хосров изменил принятое им решение, и распорядился направить в Йемен, в помощь принцу в его борьбе с абиссинцами, вооруженный отряд, составленный из заключенных в тюрьмах смертников. Смысл такого решения, подсказанного Хосрову зороастрийским первосвященником, состоял в том, что людей этих, посылаемых в Йемен, откуда они могли и не вернуться, и так ждала смерть. В случае же успеха кампании наградой им стали бы свобода и военная добыча. Самого же Хосрова при таком развитии событий «ласкала бы слава» и радовали богатства перешедшего в его руки Йемена (11).

Смертников, числом 800 человек, представленных дейлемитами, воинственными горцами юго-западного побережья Каспийского моря, из тюрем освободили, вооружили, посадили на корабли, и они вместе с принцем выдвинулись к берегам Йемена (ок. 572 г.). Возглавил это «воинство людей отчаянных, не боявшихся смерти», Вахриз, двоюродный брат Хосрова. Во время морского перехода отряд в составе восьми кораблей попал в шторм, и «два из них, вместе с экипажами, затонуло».

Добравшись до берегов Йемена, Сайф решил высадить войско на побережье Хадрамаута, в Масубе, в районе, где проживал его

род. И сразу же стал собирать сторонников. Смог привлечь в ряды ополчения, за то время пока не подошли к Масубу абиссинцы, более трех тысяч человек. Вскоре пожаловало туда и огромное войско абиссинцев во главе со своим вождем, Масруком, сыном Абрахи; и прижало персов с их сторонниками к морю. Располагая абсолютным численным превосходством, Масрук не сомневался в победе. Вместе с тем, опасаясь спровоцировать уничтожением персидского отряда конфликт с воинственным Хосровом, попытался решить дело миром. Вступил в переговоры с Вахризом. Заключив временное перемирие и обменявшись соответствующими клятвами, стороны разошлись, и встали лагерями, друг напротив друга. Сайф и Вахриз рассчитывали на прибытие дополнительных отрядов ополченцев из числа хадрамаутцев. Но этого не произошло. Абиссинцы

иих сторонники наглухо блокировали все караванные пути и тропы, что вели к стану персов.

Сайф, видя численное преимущество абиссинцев, но, не желая склонить голову перед сложившейся ситуацией, обратился к ратникам Вахриза и своим сторонникам-йеменцам с пламенной речью. Сказал, что, дабы не быть посрамленными, выбор у них у всех один: либо умереть вместе, сражаясь, бок о бок, либо очистить Йемен от абиссинцев, и вместе властвовать в нем. «Правильно!», – громко прокричал Вахриз. И отдал приказ поджечь корабли персов, чтобы отрезать тем самым все пути к отступлению. Произошло все это за день до истечения срока перемирия, в течение которого персы должны были уйти из Йемена. На следующее утро, поставив войско спиной к морю, Сайф и Вахриз двинули его на противника.

Тем же ответили и выступившие им навстречу абиссинцы. Сам Масрук восседал на белом слоне. Когда стороны начали сближаться, чтобы сойтись в сшибке кровавой, Масрук спустился со слона

ипересел на верблюда. Потом, подумав, слез с верблюда и вскочил на коня. Когда же воины собирались уже ринуться друг на друга, распорядился подать мула. Заявил, что с врагом, явившимся из-за моря на судах, да еще в таком количестве невеликом, сражаться на лошади или на верблюде, не говоря о слоне, погнушался бы всякий уважающий себя воин. Сайф же и его йеменцы-ополченцы увидели в этом доброе для них предзнаменование.

ЧАСТЬ VI. ПОЛУВЕКОВОЕ ГОСПОДСТВО В ЙЕМЕНЕ АБИССИНЦЕВ 249

Надо отметить, что у персов имелось новейшее для того времени оружие, совершенно не известное ни в Йемене, ни в Абиссинии. Речь идет о самострелах, то есть арбалетах, получивших у арабов название ал-банджакан. Попало это оружие в Персию, судя по всему, из Китая. Длина полета стрел и их убойная сила намного превосходили боевые характеристики луков абиссинцев, чем и решили воспользоваться персы. Вахриз приказал своим воинам, дождавшись его сигнала, залпом осыпать неприятеля стрелами. После чего взял

вруки один из этих самострелов, тетиву которого, как говорится в сказаниях, мог натянуть только он один, и пустил стрелу в Масрука. Целился в ярко сиявший на солнце рубин, «величины огромной», свисавший надо лбом Масрука на золотой цепочке, прикрепленной к его шлему. Стрела, пущенная Вахризом, насквозь прошила голову Масрука, и вышла из затылка. И он замертво рухнул на землю. Туча стрел, накрывшая затем абиссинцев, тоже сделала свое дело – изрядно подкосила их ряды. Смятение, охватившее абиссинцев, переросло в панику; «они отступили, и рассеялись». Как не помогли

всвое время Абрахе слоны совладать с Богоугодной Меккой, повествуют предания йеменцев, точно также не выручили они и сыновей его в деле удержания господства кушитов из народа ал-хабаш в Богом хранимом Йемене, «колыбели арабов».

После победы при Масубе Сайф и Вахриз двинулись на Сана’а’. Уже по пути туда на сторону Сайфа перешло еще «шесть тысяч вооруженных арабов». Приблизившись к въездным воротам города, сдавшегося, кстати, без боя, Вахриз сказал, обращаясь к своим воинам, что «знамени персов входить в Сана’а’ склоненным не пристало». И повелел: «Ворота с петель – снять, а верхнее перекрытие

впроеме оборонительной стены, где они смонтированы, – убрать!». Когда работы закончили, то Вахриз в сопровождении Сайфа торжественно въехал в этот древний город Аравии, «верхом на лошади, с расчехленным знаменем в руках, поднятым над головой». Абиссинцы, теснимые повсюду и преследуемые йеменцами и персами, покинули Йемен на судах и бежали на родину (12).

На празднествах по случаю восшествия на престол Сайфа ибн Зу Йазана присутствовал, как следует из сочинения о жизни доисламских арабов знаменитого арабского лексикографа и знатока