Алиев С. М. - История Ирана. XX век - 2004 (текст поверх изображения) (2)

F-15 и F-5, истребители «Томкэт» F-14, самолеты-заправщики. Во время своей поездки в ноябре 1977 г. в США шах сделал заявку на 140 истребителей F-16, которые в ВВС США начали поступать только с 1977 г. Было закуплено и заказано свыше 800 новейших военных вертолетов (в основном в США и Италии). Для оснащения сухопутных войск были приобретены и заказаны свыше 2 700 танков, более 3 тыс. бронетранспортеров, самоходных артиллерийских установок и других бронированных машин [174].

Поскольку вооруженные силы Ирана не обладали достаточным количеством специалистов для эксплуатации закупаемых новейших систем вооружения и их технического обслуживания, возникла необходимость в значительном увеличении числа иностранных, в основном американских, военных советников и военно-технических специалистов в Иране. Одновременно возросло число иранских военнослужащих, направляемых на переподготовку в США и другие западные страны.

Особое место в военных приготовлениях Ирана шахское правительство отводило строительству военно-морского флота. [175] К 1975 г. ВМС страны насчитывали свыше 50 боевых кораблей - фрегатов, эсминцев, корветов и т. д. В США было заказано шесть ракетных эсминцев, в Англии - ракетные крейсеры, во Франции - шесть ракетных катеров. Иранское правительство планировало также приобретение подводных лодок, включая атомные.

Составной частью военной программы шаха явилось строительство системы военных баз и военно-технических центров разведки в зоне Персидского залива, в том числе на побережье Ормузского пролива. Важное место в военных планах Ирана занимало строительство крупной военно-воздушной базы в БендерАббасе и модернизация военно-морской базы в Хорремшехре. На побережье Оманского залива в Чахбехаре при участии США было начато сооружение крупнейшей в районе Индийского океана комбинированной военно-воздушной и военно-морской базы.

Военная программа Ирана предусматривала также развитие собственной военной промышленности. Основные мероприятия в этой области, однако, касались строительства сборочных и ремонтных заводов. Модернизация имевшихся и создание новых предприятий осуществлялось при участии иностранных фирм, прежде всего американских и английских.

Одновременно с началом реализации программы военных

приготовлений иранское руководство сформулировало собственную военно-политическую доктрину. Важнейшим ее компонентом была идея о необходимости наращивания военных приготовлений, с тем чтобы Ира» в 80-е годы стал пятой-шестой державой в мире по уровню военной мощи [176]. Шах и его близкое окружение утверждали, что увеличение военного потенциала вызвано необходимостью сохранить и упрочить национальный суверенитет. В прошлом, говорили они, из-за военной слабости страны иранский суверенитет нарушался; кроме того, возрастание экономического потенциала требует усиления обороноспособности страны. Оправдывая закупки новейших систем вооружений, шах утверждал, что, в связи с колоссальными изменениями в военной технике, линия обороны страны сдвинулась далеко к югу от иранского побережья Персидского залива, в район Индийского океана. Поскольку главные водные артерии, связывающие Иран с мировым капиталистическим хозяйством, пролегали через Персидский залив и северную часть Индийского океана, основной акцент в военном строительстве делался на южные районы, прилегающие к Персидскому и Оманскому заливам.

Военно-политическая доктрина шахского режима была выражением притязаний Ирана на ведущую политическую роль в зоне Персидского залива и северной части Индийского океана. С этой целью иранское руководство, не без подсказки Вашингтона, выдвинуло тезис о необходимости усиления охраны путей вывоза средневосточной нефти в Японию, Западную Европу и США. Беря на себя роль стража морских коммуникаций на весьма отдаленных подступах к Персидскому заливу, Иран добивался активной поддержки своих военных приготовлений ведущими державами Запада и, прежде всего, США и Великобританией. Иранские устремления тесно связывались с задачей сохранения «стабильности» в этом стратегически и экономически важном районе мира. С точки зрения шаха и его заокеанских друзей, главной угрозой «стабильности» считалось национально-освобо- дительное движение, для обозначения которого шах нередко употреблял термин «коммунистический заговор». В то же время шах надеялся, что, став ведущей державой в обширном регионе, Иран станет играть значительную роль в глобальной политике, получив, в частности, возможность войти в близкое политическое и экономическое сотрудничество с развитыми государствами

Запада, потребляющими большую часть нефти, добываемой в зоне Персидского залива.

Основные элементы военной доктрины шаха вытекали из его политических амбиций и цели упрочения режима. Они ясно просматривались в высказываниях шаха относительно конкретных задач военных приготовлений. Во-первых, шах не скрывал, что усиление вооруженных сил связано с необходимостью сохранения существующей в Иране политической системы [177]. Он писал, что военная мощь нужна не только для национальной обороны, что она неизменно была «решающим фактором с точки зрения обеспечения социальных перемен» в борьбе с «феодальными элементами, а также агентами красной реакции и черной реакции» [178]. Во-вторых, шах утверждал, что широкий комплекс мероприятий по усилению военного могущества вызван стремлением иранского руководства с помощью силы сдержать рост националистического и «коммунистического» движения в зоне Персидского залива и Индийского океана [179].

Одновременно с увеличением военного потенциала в эпоху «Растахиз» (по выражению шаха и его окружения) происходили значительные перемены во внешнеполитическом курсе Ирана. Военная сила и финансовый потенциал приобретали характер активных инструментов внешней политики. В феврале 1973 г. Иран по договоренности с США направил в Оман экспедиционный корпус, сыгравший решающую роль в подавлении антимонархического движения. Оказав военно-политическую помощь курдскому национальному движению в Ираке, возглавлявшемуся Мостафой Барзани, и подтолкнув курдских повстанцев в начале 70-х годов к продолжению кровопролитной войны с регулярной иракской армией, к весне 1975 г. шах пошел на улучшение отношений с иракским руководством, фактически способствовав поражению курдского движения [180]. Вдохновителем этого нового курса в отношении Ирака, как позже стало известно, было правительство США. Военно-политическое давление, сочетавшееся в некоторых случаях с готовностью идти на компромисс, дало возможность шаху во время переговоров с Ираком, касавшихся спорных пограничных вопросов, в принципе добиться принятия выгодных Ирану условий. В 1977 г. Иран одновременно с Саудовской Аравией направил военные материалы Сомали, которое вело войну против Эфиопии. Иран совместно с монополиями и

ведущими державами Запада оказал финансовую помощь правительству Заира во время выступления катангских сепаратистов. После апрельской революции 1978 г. в Афганистане, опасаясь роста советской экспансии в регионе, шах поддерживал распространявшиеся западными СМИ сведения о существовании заговора против территориальной целостности Пакистана. По некоторым сведениям, он даже вынашивал планы вооруженной борьбы против афганских руководителей.

Шахское правительство в тот период прилагало большие условия, направленные на достижение военно-политической консолидации государств региона, прежде всего стран, расположенных в зоне Персидского залива. В случае официального оформления предложенного шахом в мае 1973 г. пакта государств зоны Персидского залива [181] Иран как самая сильная в военном отношении страна приобрел бы еще больший вес. Одновременно шах добивался активизации деятельности СЕНТО, полагая, что превращение его в военный блок типа НАТО может значительно упрочить военно-политические позиции Ирана в обширном географическом районе. Арабские государства зоны залива с опаской встретили энтузиазм шаха, учитывая, в частности, его тайные политические игры с руководителями государства Израиль.

В70-х годах Иран значительно расширил свои внешнеэкономические связи, в том числе и с развивающимися государствами. Предоставление крупных кредитов Египту, Индии, Пакистану, Сенегалу, Южной Корее и другим странам имело для Ирана как экономическое, так и политическое значение. В экономическом плане иранское руководство таким образом намеревалось приобрести новые рынки для своей промышленности. Обычно кредиты предоставлялись с товарным наполнением, за их счет осуществлялась поставка Ирану некоторых видов сырья из указанных стран. В плане же политическом подобное использование нефтедолларов во многих случаях, но не всегда означало поддержку прозападных режимов афро-азиатского региона. Используя благоприятную для Ирана конъюнктуру, вызванную энергетическим кризисом, шахское правительство выступило с инициативой учреждения «Азиатского рынка», намереваясь занять в нем авангардную позицию [182].

Всередине 60-х годов, когда иранское правительство, руководствуясь национальными интересами, внесло важные коррек-

тивы в свою внешнюю политику, пойдя на установление экономического и научно-технического сотрудничества, в том числе со странами социалистического содружества. Одновременно в некоторых международных вопросах Иран стал отстаивать принципы, соответствующие в той или иной степени потребностям развивающихся государств. Так, в первой половине 70-х годов Иран выступил с требованием индексации цен на нефть в соответствии с ценами на основные виды промышленного оборудования, импортируемые развивающимися государствами из стран Запада. Иран также неизменно поддерживал идею об увязке цен на нефть со стоимостью американского доллара. Правительство Ирана было одним из инициаторов переговоров «Север-Юг» [183], в рамках которых первоначально была сделана попытка разработать общую генеральную линию развивающегося мира, выступающего за перестройку международных экономических отношений на основе равноправия. Иранские государственные деятели в 1975 г. осудили тогдашнего государственного секретаря США Генри Киссинджера и других американских официальных лиц, призывавших «в случае необходимости» направить американские войска в нефтеносные районы Персидского залива. В целом в тот период иранская политика в известной степени содействовала сближению позиций ряда стран Азии, Африки и Латинской Америки, недовольных экономической политикой развитых капиталистических государств и транснациональных корпораций.

Однако во второй половине 70-х годов Иран стал отходить от прежней линии, его внешнеполитический курс становился все более прозападным. Эта перемена была вызвана двумя обстоятельствами. Во-первых, гегемонистские устремления иранского руководства, порожденные экономическими и политическими интересами шахского двора, бюрократической буржуазии и крупного капитала, полностью «Вписывались», особенно в отношении Персидского залива и северной части Индийского океана, как было отмечено, в стратегические планы Запада [184]. США и Англия поощряли наращивание Ираном, как и Саудовской Аравией, военного могущества, поддерживали его намерение установить в зоне Персидского залива свое лидерство. Во-вторых, отход Ирана от прежней позиции носил не полностью добровольный характер. Страх перед растущей внутренней оппозицией и национальноосвободительным движением на Ближнем и Среднем Востоке

обусловливал уступчивость шахского режима в отношении Запада. Следует также принять во внимание, что усиление зависимости Ирана от экономически развитых стран в отношении поставок вооружений и военной техники значительно уменьшало возможности проведения Ираном подлинно самостоятельной политики.

Усиление прозападной линии в иранской политике четко вырисовывалось и в области мирохозяйственных связей. В первую очередь это относится к нефти. Длительное время, особенно в конце 60-х - начале 70-х годов, Иран играл активную роль в деятельности ОПЕК, ведущей наступление на позиции транснациональных корпораций в нефтяной промышленности развивающихся стран. Иранское требование об увязке уровня цен на нефть с ценами на основные промышленные товары и с курсом американского доллара в начале 70-х годов стало важным элементом политической линии ОПЕК. Именно представителями Ирана были сформулированы принципы политики цен, проводимой ОПЕК [185]. С начала 70-х годов Иран в вопросе о ценах занимал, как правило, среднее положение, не поддерживая ни радикальную линию Алжира и Ирака, ни позицию Саудовской Аравии, выступавшей обычно против повышения цен на нефть и за их замораживание на длительный период. В целом нефтяная политика Ирана способствовала сохранению единства в рамках ОПЕК, в частности в такой трудный для организации период, как 1974-1975 гг., когда из-за экономического кризиса, охватившего капиталистический мир, она подверглась сильному давлению ведущих держав Запада. Тогда ОПЕК не только сумела сохранить стабильный уровень справочных цен на нефть, но и поднять их (осень 1975 г.). Следует заметить, что в тот период в вопросе о ценах на нефть Иран пытался оказывать на руководителей Саудовской Аравии сильное давление. Иранские газеты «Кейхан», «Эттелаат» и некоторые другие органы печати вели прямую атаку на правительство Саудовской Аравии, называя его нефтяную политику «проимпериалисгической» [186].

Во второй половине 70-х годов иранская позиция изменилась. Представители-Ирана и Саудовской Аравии воспрепятствовали новому повышению цен на нефть, на чем настаивали многие члены ОПЕК. В том, что летом 1976 г. ОПЕК решила не повышать цен на нефть, важную роль сыграла иранская позиция, хотя наиболее активно против повышения цен выступали Саудовская

Аравия и Кувейт. Весьма активно противодействовал Иран повышению цен на нефть также на конференциях ОПЕК в Каракасе (декабрь 1977 г.) и Женеве (июнь 1978 г.). Сближение позиций Ирана и Саудовской. Аравии ослабило сплоченность входящих в ОПЕК государств и значительно уменьшило их шансы на успех в противоборстве с Западом.

В период нефтяного бума иранское правительство, по существу, устранилось от переговоров с западными державами по линии «Север-Юг», в которых еще совсем недавно Иран играл конструктивную роль, внося заметный вклад в формирование общей политики развивающихся стран.

Отход от прежних позиций по всем отмеченным выше вопросам был закономерным результатом перемены внешнеполитического курса Ирана, усиления прозападного направления в его политике. И все же происхождение этого сдвига в иранской политике не поддается однозначному объяснению. Если принять во внимание высказывания самих иранских руководителей, то получается, что некоторые новые явления в экономической политике Ирана, ставшие возможными благодаря росту доходов от нефти (прежде всего речь идет о вывозе иранского капитала - приобретение 25% акций металлургического комплекса фирмы «Крупп» в Бохуме, вложение капитала в добычу нефти на английском участке Северного моря и в нефтеперерабатывающие предприятия в Индии, ЮАР, Японии и ряде других стран), создали у шаха и его окружения иллюзорное представление о действительных возможностях Ирана и его месте в капиталистическом мире. Им казалось, что мечта шаха о превращении Ирана в равноправного члена «западного клуба» (выражение Мохаммеда Резы Пехлеви) благодаря повышению цен на нефть начинает сбываться. Поэтому вполне понятно, что, желая укрепить свои позиции в западном сообществе, иранское руководство постепенно отходило от курса, для которого было характерно известное противоборство с Западом. Вместе с тем указанный отход был уступкой и не носил добровольного характера в полном смысле этого слова. Иранское правительство шло на это в немалой степени под давлением, оказываемым на него правящими кругами США.

Осуществив в Иране в послевоенный период, особенно после 1953 г., широкую экономическую и политическую экспансию, США получили возможность оказывать значительное воздействие

монархических, авторитарных систем правления. Подобная интерпретация, видимо, была отчасти вызвана появлением в 19761977 гг. в американской печати серии статей, направленных против иранского режима и лично против шаха. Новый посол США в Иране У. Салливан в июле 1977 г. докладывал в госдепартамент, что «политика Соединенных Штатов в вопросе о правах человека является центральным моментом чуть ли не всех бесед, которые я имел с высокопоставленными иранскими должностным лицами на протяжении первых шести недель моего пребывания в Иране» [190]. Салливан писал, что уже дважды обсуждал этот вопрос с шахом, один раз - с шахиней Фарах, а также с большинством членов иранского правительства.

Как следовало из появившихся в американской печати сообщений о ноябрьских беседах 1977 г. шаха с Картером, вопрос о правах человека был использован президентом как средство давления, призванное вынудить Мохаммеда Реза Пехлеви изменить свое отношение, в частности, к проблеме цен на нефть. Получив обещание способствовать замораживанию цен на нефть, представители американской администрации распространили в печати шахское истолкование причин жестокого преследования инакомыслящих в Иране. Шах будто бы объяснил президенту США, что в Иране репрессиям подвергаются лица, нарушающие иранский закон о запрещении коммунистической партии. «Этот иранский закон, - отметил шах, - аналогичен американским законам, запрещающим участие в деятельности организаций, планирующих насильственное свержение правительства». Американские руководители, которые отнюдь не собирались портить отношения с Ираном, ибо отводили ему новую, более значительную роль в своих стратегических планах в зоне Персидского залива и Индийского океана, были склонны принять шахскую версию.

Во время второй встречи с шахом, состоявшейся в Тегеране 31 декабря 1977 г. - 1 января 1978 г., Картер не только публично заявил, что в Иране отсутствуют нарушения прав человека, но и пустился восхвалять Мохаммед Резу Пехлеви. «Благодаря замечательному руководству шаха, - заявил американский президент, - Иран является островком стабильности в одном из наиболее неспокойных районов мира... На свете нет такого государственного деятеля, к которому я лично питал бы большую признательность и личную привязанность». Подобные высказывания

«борца за демократию и права человека» в адрес иранского шаха, снискавшего себе во всем мире дурную славу своей репрессивной политикой в отношении недовольных и инакомыслящих, вызвали отрицательную реакцию в печати многих стран.

Американский журналист Скотт Армстронг отмечал, что даже американскому послу в Тегеране У. Салливану столь пылкая речь Картера показалась «чрезмерной». Впрочем, далее Армстронг писал следующее: «Но даже если Картер говорил более пылко, чем хотелось бы Салливану, кто его мог осудить? Шах всего за несколько недель до этого выполнил свое обещание помешать повышению цены на нефть, задуманному организацией стран - экспортеров нефти, и, казалось, был склонен согласиться с США в вопросе об ограничении продажи американского оружия Ирану» [191]. Представляется, что были и другие важные причины, побудившие Картера произнести о шахе слова, полные восхищения. Во-первых, шах охотно брал на себя миссию жандарма в зоне Персидского залива и северной части Индийского океана, которую американская администрация намеревалась на него возложить. Во-вторых, он все активнее выступал в качестве проводника американской политики в регионе. Совершенно не случайной была «предусмотрительность» шаха, который к приезду Картера пригласил в Иран короля Иордании. Президент США обсуждал с Хусейном в Тегеране американские планы восстановления мира на Ближнем Востоке [192].

Как явствует из секретных документов, опубликованных МИД Исламской Республики Иран осенью 1981 г., шахский режим до конца 60-х годов держал руководство Израиля в курсе своей дипломатической деятельности на Арабском Востоке. Особый интерес представляют документы, касающиеся пятидневной встречи министра иностранных дел Ирана А. Халатбари с министром обороны Израиля Ш. Пересом и министром иностранных дел И. Аллоном. Иранский министр информировал израильских государственных деятелей о контактах своего правительства с ООН, обсуждал с ними возможность привлечения короля Хусейна к предстоявшим мирным переговорам Израиля с Египтом [193].

Насколько шах был увлечен ролью проводника американского курса на Ближнем и Среднем Востоке, показывает тот факт, что в сложное для его власти время, когда в Иране явно обозначился опасный рост недовольства его политикой, он лихора-

28* 419