§ 1. Социальная природа диалектического историзма

Наконец, и немецкая философия, этот наиболее сложный, но в то же время и надежнейший показатель развития немецкой мысли, встала на сторону буржуазии...

Ф. Энгельс

История и оценка различных событий и явлений общественного развития интересовали Гегеля на протяжении всей его жизни, он пытался истолковать историю от первых эта­пов становления общества до современных ему событий (Фран­цузская революция, наполеоновские войны, режим-реставрации). Его занимали как самые яркие события и факты истории и культуры прошлого, так и обычные и повседневные дела (состоя­ние управления в швейцарском городе Берне и герцогстве Вюртем-берг). Он выяснял условия географической среды и способы хо­зяйственной деятельности народов и государств, проникал в глубочайшие пласты их духовной жизни и мировоззрения.

Но политические вопросы и проблемы привлекали его наиболь­шее внимание. В своих политических воззрениях он прошел путь от поклонника Французской революции до апологета прусской монархии. Однако на всех этапах этой эволюции его позиция оставалась неизменной в одном отношении — Гегель был предан идеалу политической свободы. Менялось только его представле­ние о форме и способах реализации этого идеала в жизнь.

Начало жизненного пути Гегеля^ совпало с событиями бур­жуазной революции во Франции, он выступает «как сторонник республиканской формы правления, отрицательно относится к господствовавшим тогда в Германии феодально-абсолюти­стским порядкам и к католической христианской религии, по­клоняется античной демократии и проповедует необходимость активного вмешательства человека в общественную жизнь с целью ее изменения» (195, 17—18), После возвращения в Герма­нию (1797 г.) наступает определенное охлаждение к республикан­скому образу мыслей и прежние мечты о возможности возрож­дения полиснрй демократии древности уже представляются несбыточными, иллюзорными. Вместе с тем Гегель, подобно Шиллеру и Гете, «совершенно равнодушно отнесся к судьбам Германии и приветствовал Наполеона как носителя „мировой души"» (181, 292).

После разгрома Наполеона политическая обстановка в Европе резко меняется: утверждается режим реставрации. Либерально-буржуазные притязания уступают место националистическим

14

настроениям. Набирают силу представители феодально-монархи­ческих кругов и клерикалы. Гегель тяжело переживает поражение Наполеона и наступающую реакцию. Но постепенно в своих политических воззрениях он становится на точку зрения «при­мирения с действительностью». Наиболее полное выражение эта его политическая ориентация нашла в «Философии права», опубликованной в 1820 году, перед началом его работы над философским осмыслением всемирной истории человечества.

Оценивая практическую сторону политических требований «Философии права», Ф. Энгельс считал, что Гегель пришел «...к очень мирному политическому выводу» (21, 277)— «...абсолютная идея должна осуществиться в той сословной монархии, которую Фридрих Вильгельм III так упорно и так безрезультатно обещал своим подданным, то есть, стало быть, в ограниченном и умерен­ном косвенном господстве имущих классов, приспособленном к тогдашним мелкобуржуазным отношениям Германии. И притом нам еще доказывается умозрительным путем необходимость дворянства» (21, 277). Не противоречит ли это заключение Энгель­са его же собственным словам, приведенным нами в эпиграфе к этому параграфу, о том, что немецкая философия в лице Гегеля именно в его «Философии права» «...встала на сторону буржуазии...»? (15, 16).

Противоречия здесь нет. Но есть проблема, в которой мы по­стараемся разобраться. Долгое время в нашей философской лите­ратуре было распространено мнение о том, что немецкая клас­сическая философия есть аристократическая реакция на Фран­цузскую буржуазную революцию и французский материализм (199, 227). Сегодня оно подвергается сомнению. Соответственно этому выдвигается и обосновывается представление о буржуазно-либеральном и даже буржуазно-революционном характере философских воззрений Гегеля вообще и его политических идеалов в частности.

Философия Гегеля очень противоречива. Классики марксизма неоднократно указывали на противоречие, существующее между идеализмом и диалектикой; между диалектическим методом и догматическим содержанием системы; между революционной и консервативной сторонами гегелевских воззрений. Это в полной мере относится и к политическим взглядам Гегеля. В. И. Ленин, отмечая это, писал: «Хотя сам Гегель был поклонником самодер­жавного прусского государства, на службе которого он состоял в качестве профессора Берлинского университета,— учение Ге­геля было революционным» (27, 7).

Политическое учение Гегеля, нашедшее выражение в «Фило­софии права» и в лекциях по философии истории, представляет определенную форму буржуазного мировоззрения. Как антифео-

15

дальная и буржуазная по своей сущности социально-политиче­ская концепция оно оценивалось в работе К. Маркса «К критике гегелевской философии права. Введение». Он отмечает, что в Западной Европе в первой половине XIX века утвердился новый буржуазный строй и в отличие от него «немецкий status quo является откровенным завершением ancient regime» (т. е. фе­одального строя) (1, 417). Немецкая действительность, общество и государство в это время находятся на том уровне, который уже пройден в развитых странах и «отвергая немецкие порядки 1843 г., я, по французскому летосчислению, нахожусь едва ли даже в 1789 г. и уж никак не в фокусе современности» (1, 416).

Но немецкая философия (имеется в виду гегелевская филосо­фия государства и права) стоит на том же уровне, что и практика передовых государств Европы. «Мы — философские современ­ники нынешнего века,— констатирует Маркс,— не будучи его историческими современниками» (1, 419). Следовательно, геге­левское политическое учение оценивается Марксом как бур­жуазное. Уже после революции 1848 года Энгельс говорил о немецкой философии, что она встала «...на сторону буржуазии, когда Гегель в своей «Философии права» объявил конститу­ционную монархию высшей и совершеннейшей формой прав­ления» (15, 16).

Учение Гегеля, будучи буржуазным по своему содержанию, имело важное значение в контексте европейского и национального исторического развития. Его политическая теория выражала одновременно европейское буржуазное сознание послереволю­ционной эпохи и буржуазное будущее Германии.- Ее можно назвать феноменом немецкой духовной жизни предреволюцион­ной эпохи, отразившем нисходящую (Европа) и восходящую (Германия) линии развития буржуазной революционности.

Можно ли считать философию Гегеля «идеологией буржуаз­ной революции», учитывая ее немецкую специфику? Указывая на идейный источник и исходные философские принципы истори­ческой школы права, Маркс имеет в виду воззрения немецкого юриста XVIII века Г. Гуго, который сам себя выдает «...за ученика Канта, а свое естественное право — за детище кантовской фило­софии» (3, 86). Маркс отмечает лишь внешнее сходство между взглядами первого и второго. Между ними такое отношение, «...в каком, примерно, разложение французского государства при развратном дворе регента находится к разложению французского государства во времена Национального собрания» (3, 87—88). Вслед за этим он делает вывод: «Если поэтому философию Канта можно по справедливости считать немецкой теорией Французской революции, то естественное право Гуго нужно считать немецкой теорией французского ancien regime» (3, 88). При сопоставле-

- ., ••'-- • • , 16

нии данного высказывания Маркса с его оценкой гегелевской философии права видно, что они дополняют друг друга. Взятые вместе, они позволяют представить картину основных этапов европейского исторического развития и соответствующего ему теоретического развития в Германии (см. схему 1).

Схема 1

Этапы европейской истории

Этапы немецкого теоре­тического развития

1. Старый режим (феодализм)

2. Французская революция

3. Новый режим (буржуазное общество)

Гуго Кант Гегель

Итак, с точки зрения Маркса, гегелевское политическое учение было отражением на почве немецкой духовной жизни не бур­жуазной революции в Европе (эту роль сыграла философия Кан­та), а послереволюционного буржуазного порядка. Между этими двумя этапами европейского исторического развития имеется существенное различие: Французская революция конца XVIII ве­ка ломала, разрушала, уничтожала старый феодальный порядок; в послереволюционную эпоху (первая половина XIX века) фран­цузская буржуазия доделывала и довершала то, чего не сделала революция или что было отнято у буржуазии во время рестав­рации. Это уже была не ломка старого строя, а относительно спокойные и умеренные буржуазные преобразования. Буржуазия конца XVIII века, несмотря на наличие определенных внутри­классовых разногласий, была в целом революционной, а ее идеоло­гия — радикальной. Буржуазия первой половины XIX века посте­пенно переставала быть революционным классом; соответственно менялся и характер ее идеологии — она становилась либеральной. Буржуазия конца XVIII века требовала коренных преобразований общества в соответствии с идеалами разума и справедливости. В 20—30-е годы XIX века она уже рассматривает буржуазный порядок как норму самой действительности и лишь доказывает историческую необходимость революции, в результате которой этот порядок сложился. Итак, на новом историческом этапе буржуазия выступает как политически либеральная.

Политическая ориентация Гегеля 20-х годов отразила началь­ный момент перехода буржуазной идеологии от революционности, радикализма и демократизма к либерализму. Его теория явилась едва ли не первым «...порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность буржуазной демо­кратии уже умирала (в Европе), а революционность социалисти­ческого пролетариата еще не созрела» (42, 256). Будучи одной из

17

форм «немецкой идеологии», политический идеал Гегеля не был адекватной формой выражения действительных буржуазных политических требований. Теоретически -*- как формулировка абстрактных принципов свободного политического строя (консти­туционное государство) — гегелевская позиция была антифео­дальной, буржуазной, хотя и не революционной; с практической же европейской точки зрения, например, французской буржуазии, это был весьма расплывчатый, абстрактно-сентиментальный, крайне умеренный, если не сказать консервативный, вариант буржуазной идеологии.

На место буржуазного теоретического радикализма Канта, Фихте, и. самого Гегеля 90-х годов XVIII века приходит либераль­но-буржуазная точка зрения. Мнение о значимости активного революционного действия уступило место представлению о пользе постепенных реформ и преобразований с опорой на авторитет монархической власти. Подобно историкам периода реставрации во Франции Гегель доказывает в своей «Философии истории» историческую необходимость Французской буржуазной револю­ции, но характер наступившей за ней послереволюционной эпохи он рисует в спокойных и умеренных тонах.

Объективное содержание гегелевской политической позиции, его буржуазного мировоззрения по отношению к реальной обще­ственно-политической действительности Германии иное. Рассмат­ривая политическую позицию Гегеля с этой точки зрения, необ­ходимо представить социальное развитие Германии в 20-е годы, уровень развития немецкой буржуазии, ее классовые потребности и интересы. Маркс и Энгельс оценивают этот период как «про­межуточную стадию» между эпохой наполеоновских войн и вре­менем после Июльской революции во Франции, которая «...навя­зала немцам извне политические формы, соответствующие разви­той буржуазии» (13, 184—185). И только в 40-е годы «немецкие бюргеры» дошли «...до той приблизительно ступени, на которой французская буржуазия находилась в 1789 году» (13, 185). Это значит, что с точки зрения внутреннего развития политическая теория Гегеля—«...этот пропитавшийся бюргерским духом либе­рализм...» (12, 185)—хотя и отражала тенденцию именно буржуаз­ного развития Германии, но очень ранние его формы. До немецкого «1789 года» было еще далеко, поэтому едва ли имеет смысл говорить о какой бы то ни было революционности и радикализме немецкой буржуазии 20-х годов XIX века.

Политическое учение Гегеля несомненно начинает новый этап в развитии буржуазной идеологии в Германии по сравнению с эпохой конца XVIII — начала XIX века. Но это новое, скорее все­го, состоит только в том, что идеология немецкого бюргерства в лице Гегеля приобретает впервые именно буржуазные очерта-

18

ния, буржуазный облик, тогда как до этого она являлась лишь мелкобуржуазной, немецки-бюргерской идеологией по своему объективному содержанию. Та буржуазная идеология, которая во времена Канта господствовала в Германии и даже приняла радикальную форму, не имела внутренних социально-экономи­ческих корней. Правда, форма этих буржуазных воззрений была связана с немецкой действительностью, но содержательно отра­жала иную действительность, потребности и интересы класса, которого в Германии тогда еще не было и который только во времена Гегеля начинает формироваться. Только этим и можно объяснить реакцию немецких бюргеров на этот, «...основанный на действительных классовых интересах французский либера­лизм...», теоретически выраженный Кантом, показавший себя практически «...как в господстве террора, так и в бесстыдной буржуазной наживе» (13, 184). А реакция на это, по словам Маркса и Энгельса, была такова: «Немецкие мелкие буржуа отшатнулись... в ужасе от практики этого энергичного буржуазно­го либерализма...» (13, 184). Кстати, Гегель в «Феноменологии духа» нашел точную формулу, отражающую отношение буржуа к этой революционной практике: «Абсолютная свобода и ужас» (76, 314).

Политические воззрения Гегеля 20-х годов, да и вся последую­щая история развития буржуазной идеологии в Германии, также несут на себе печать этой мелкобуржуазной, бюргерской огра­ниченности и бюргерского сознания. Но если говорить об основной тенденции развития этого бюргерского сознания, то нельзя не заметить нарастания в нем черт буржуазного сознания по мере развития в Германии капиталистических отношений. В первой половине XIX века мелкобуржуазная идеология бюргеров посте­пенно превращается в идеологию крупных буржуа, в 40-е годы оппозиционность по отношению к феодальным порядкам при­обретает некоторые черты радикализма и революционности. Гегель стоит у истоков этой тенденции, поэтому провозгласив в своей «Философии права» конституционную монархию «высшей и совершеннейшей формой правления», он только лишь «...воз­вестил о близком пришествии отечественной буржуазии к власти» (15, 16). Это означает, что политические воззрения Гегеля, при всей умеренности его либерально-монархической концепции и даже известной ее консервативности с общеевропейской точки зрения, были по своему объективному содержанию исторически прогрессивной, хотя и не революционной формой буржуазной идеологии.

Социально-историческая характеристика гегелевского поли­тического учения, выраженного в «Философии права» и «Фило­софии истории», позволяет понять не только ее классовую при-

19

роду, но и ту спекулятивно-теоретическую форму, в которую облекалось это буржуазное мировоззрение. Не рассматривая цели­ком эту самостоятельную и сложную проблему, обратим внима­ние только на один момент, объясняющий социальную природу феномена «теоретичности» немецкого национального сознания рассматриваемой эпохи. Переход от феодализма к буржуазному строю сопровождается, с точки зрения Маркса и Энгельса, уста­новлением относительной самостоятельности государственной власти (в форме «абсолютной монархии»). Но «...это положение, которое в других странах было преходящим (переходной сту­пенью), сохранилось в Германии...» (13, 183) даже и в 40-е годы XIX века. Следовательно, на долгое время установился такой порядок вещей, такая форма социально-практической жизни лю­дей, при которой «государство конституировалось... в мнимо самостоятельную силу» (13, 183), в единственную представитель­ницу «порядка» в «беспорядке», всеобщего начала в бесконечном многообразии единичного существования. Отсюда — «...все иллю­зии насчет государства, имеющие хождение в Германии...» (13, 183). Отсюда и возможность для укоренения и массового распро­странения в общественном сознании идей о приоритете общего над единичным, о порождении целого из «всеобщего начала», приводящих к единству все многообразие проявлений реальной жизни. Отсюда — только шаг до представлений о& особом назна­чении и высшем значении, которое теория имеет перед практикой. «...Этим объясняется также и мнимая независимость немецких теоретиков от бюргеров — кажущееся противоречие между фор­мой, в которой эти теоретики выражают интересы бюргеров, и самими этими интересами» (13, 183).

Философия Гегеля — одна из форм такой спекулятивной тео­рии и в этом виде («в заоблачном виде», по словам Маркса и Энгельса) она и выдвигает политические принципы и действи­тельные практические ориентации немецкого бюргерства, всту­пившего на путь превращения в буржуазию, в этом виде она отражает ту эпоху общеисторического развития, которая харак­теризуется окончательным утверждением буржуазного строя в послереволюционной Европе. Таким образом, мировоззрение Геге­ля отразило сознание эпохи.

Философско-историческая концепция Гегеля — одно из кон­кретных выражений этого сознания, реализация данной поли­тической ориентации в области изучения и осмысления основных событий и процессов общественно-исторического развития челове­чества. Но философско-историческая концепция Гегеля есть также определенная сторона его философского учения, часть его фило­софской системы. Это не только проекция на историю его со­циально-политических воззрений и определенное выражение его

20

практически-жизненной позиции и ориентации. Это и попытка осмысления с точки зрения некоторых общих принципов кон­кретного знания об истории, «перевод» его на «язык» философии. И именно в создании такой философской истории, отличной от всех «феноменологических» ее образов (их Гегель анализирует во введении к «Философии истории» и в «Эстетике»), он видел свою основную заслугу.

В процессе этого «перевода», когда философу кажется, что он идет от самых простых форм исторического сознания и знания к абсолютному знанию об истории, на самом деле совершается уход от тех базисных, исходных практически-жизненных социаль­но-политических ориентации и установок мыслителя, отрыв от действительных социально-классовых и исторических корней, которые питают данную философско-историческую концепцию. Философу кажется, что он говорит об истории от имени разума, и только разума. Он абсолютизирует свою познавательную пози­цию и оперирует уже бессознательно социальными категориями, думая, что пользуется чистыми, логическими понятиями. «Фило­соф — сам абстрактный образ отчужденного человека — делает себя масштабом отчужденного мира» (10, 157).

От этой иллюзии и возникает в итоге общая идеалистическая направленность философии Гегеля, в том .числе и его «Философии истории». Но вместе с тем в ней присутствует стремление тео­ретически осмыслить реальный путь исторического развития человечества, по Гегелю -— его путь к свободе, и диалектику — как метод, способ такого осмысления.