Из дневников 1921-1925 гг.

9.XI.[1]922

Париж (карандашом)

Вчера вечером Л.А.Тарасевич, много рассказывал о советских делах. Большой оптимист. Здесь его многие считают большевиком под влиянием эмигрантских настроений.

Из его данных видно то, что видел и я – пока еще только надежда прочного улучшения. Т[арасевич] рассчитывает на то, что народ – особенно великорусский – возьмет свое. Но пройдет еще много времени.

Дикая унив[ерситетская] реформа [1] сделает этот год очень тяжелым, но она будет неизбежно отменена, как отменены и другие аналогичные. Меры против ученых – под влиянием съездов [2], в которых искался выход оппозиц[ионным] настроениям – (в области) с[ельского] х[озяйства], мед[ицины] и т[ак] д[алее].

Научная работа идет в России несмотря ни на что.

Очень интересно это столкновение – частию поддержка, частию гонение – научной работы с Советской властью. Сейчас должна начаться идейная защита науки – но наука должна брать все что может и от своих врагов, какими являются ком(м)унисты.

Может ли развиваться свободная научная работа вообще во всяком социалистическом государстве?

Говорят о том, что сейчас реакция двинется «вправо» – но куда идти «вправо», идти дальше в существующей реакции с точки зрения свободной научно творящей человеческой личности. Сейчас нет свободы слова и печати, нет свободы научного искания, нет самоуправления, нет не только политических, но даже и гражданских прав. Нет элементов уважения и обеспеченности личности. Худшее, что может быть – сохранение режима, при замене советских «Правды» и «Известий» – «Новым Временем» или «Колоколом» [3], насилия ком(м)унистов – Союзом русского народа – но это безразлично. Даже в последнем случае гражданские права упрочатся.

По мнению Т[арасевича] вымерло до 25 млн. нас[еления]; Россия к 1920 году (в ее тепер[ешних] пределах) потеряла около 8 млн. [4]; сейчас еще столько же. Но рождаемость, по-видимому, огромна.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Речь идет о Постановлении Совнаркома РСФСР «О высших технических учебных заведениях» от 4 июня 1920 (см. Декреты Советской власти. Т. IX. М., 1978. С. 22–24) и «Положение о высших учебных заведениях РСФСР» (см. Сборник установлений. 1921. № 65. Ст. 486). Согласно этим декретам государство устанавливало жесткий контроль над набором студентов и распределением выпускников на работу, закреплялся приоритет классового происхождения при поступлении в вузы. При университетах и институтах организовались научно-исследовательские институты, курсы и ассоциации научных работников. Автономия университетов в тех рамках, которые существовали в начале века, была в сущности ликвидирована (См. Вернадский В.И. Публицистические статьи. М.: Наука, 1995. С. 163-170, 172-175).

2. Для координации действий многочисленных и разрозненных научных учреждений Советское правительство начиная с 1919 г. начало организовывать съезды и конференции специалистов различного профиля под непосредственным контролем государственных органов. Так, в 1921 г. состоялось около 50 съездов и конференций агрономов-опытников, селекционеров (по-видимому, именно их имеет в виду В.И.Вернадский), химиков, металлургов, ботаников, физиков, гидрологов и т.д. В отличие от дореволюционных съездов такого типа непосредственным организатором выступало государство, а не общественность. В решениях многих таких съездов указывалось на необходимость создания ассоциаций научных работников по специальностям (например, Всероссийская физическая ассоциация, 1919) существовавших в качестве форм для кооперации и сотрудничества разнообразных научных учреждений вплоть до середины 30-х годов. (Подробнее см. Бастракова М.С. Становление советской системы организации науки. М.: Наука, 1973).

3. «Новое время» – ультраконсервативная газета, издававшаяся в Петербурге А.С.Сувориным, начала выходить в 1868 г., закрыта большевиками 26 октября 1917 г. «Колокол» – радикальная русская газета, из дававшаяся в 1857–1867 гг. сначала в Лондоне, затем в Женеве А.И.Герценом и Н.П.Огаревым. Для умонастроения В.И.Вернадского начала 20-х годов весьма характерно в равной степени отрицательное отношение к радикальной идеологии как «правого», так и «левого» толка.

24.V.<1923>

Париж

«В мой мозг, в мой гордый мозг собрались думы» – Н.Гумилев. Убит в момент расцвета. Гордый мозг не может прожить в ком<м>унист<ическом> рабстве.

Но ком<м>унист<ическое> движение очень глубокое. <...>

22.VI.<1923>

Париж

Кончил сегодня роман R[oger] Martin du Card – Jean Barois – вечный вопрос о смысле жизни и смерти. Вещь сильная и глубокая.

А между тем то общее впечатление, которое я никак не могу никогда выразить в ясных образах.

М[ожет] б[ыть] особенно ясно чувствую. Мысль изреченная есть ложь. Но ее я чувствую очень ясно внутренней своей сущностью.

Вся жизнь и все наиболее большие и глубокие ее переживания – мгновенны и далеко не достигают хотения.

В любви, в мысли, в успехах, в достижениях, в глубочайших переживаниях и подъемах личности – всегда, когда начинает подходить разум – чувствуешь мгновенность и недостаточность пережитого по сравнению с внутренней сущностью! То же – величайшее музыкальное произведение, художественное творение, картина природы. Это все только отдаленное эхо того, чего хочешь. И чувствуешь и в нем то же самое всегда неполное и мгновенное отражение чего-то того, к чему стремишься.

И вот, написавши эти строки – видишь, что выразить мысль не удалось. И нет сейчас воли и умения выразить яснее.

Но можно ли выразить это образами и словами?

Страха смерти v меня нет и никогда не было. Чувство мгновенности жизни – чувство вечности и чувство ничтожности понимания окружающего! и себя самого!

Смерть приходит всегда, и окружающее полно ею. Это неизбежное, как сама жизнь. И так же бесконечное?

Опять материал для уроков о философии жизни по Вернадскому: страх смерти. Чувство мгновенности и чувство вечности. Чувство ничтожности. "Я считаю себя глубоко религиозным человеком». А я считаю себя религиозным человеком? И что из этого следует для моей жизни? Проблема религиозности и образа жизни. Нужно ли говорить об этом со своими учениками? Не только для того, чтобы они научились мудрости жизни, но еще и для того, чтобы и я сам, вместе с ними и с их помощью, разобрался в великой тайне жизни, смерти, ничтожности и вечности.

Я считаю себя глубоко религиозным человеком. Могу очень глубоко понимать значение (и) силу религиозных исканий, религиозных догматов. Великая ценность религии для меня ясна, не только в том утешении в тяжестях жизни, в каком она часто оценивается. Я чувствую ее, как глубочайшее проявление человеческой личности. Ни искусство, ни наука, ни философия ее не заменят, и эти человеческие переживания ее касаются тех сторон, которые составляют ее удел.

А между тем для меня не нужна церковь и не нужна молитва. Мне не нужны слова и образы, которые отвечают моему религиозному чувству.

Бог – понятие и образ слишком полный несовершенства человеческого.

15.VI.[1]925

Париж. Bourg la Reine (Seine)

Опять хочется вести Дневник, и верно, как много раз раньше – быстро брошу. Не хватит терпения, не будет сил и нельзя охватить бесконечную работу мысли в немногих словах. В сущности та бесконечность и беспредельность, которую мы чувствуем вокруг в природе, находится и в нас самих. В каждом нашем дне или часе, даже если мы попробовали занести словами, что мы испытываем, мыслим, строим образами и мигами впечатлений.

И когда наша логическая мысль попытается уловить и изложить час нашей жизни – сейчас же потянутся бесконечные и безначальные образы, мысли, настроения, которые как бы зарождаются и разрастаются под влиянием нашей мысли, нашей попытки запечатлеть происходящее.

Ttavnx рет (греч.)* – здесь не менее верно, как в окружающем мире. «Час» жизни – как мало времени и как бесконечно много содержания.

И в дневник попадет всегда ничтожный сколок даже той части моего я, которая и замечается, и запечатлевается, и останавливает мое сознание. <...>

Проверял шаг за шагом достигнутое – думаю, что я подошел к большому обобщению. В истории науки оба случая: и заблуждение исследователя, и непонимание современников.

Мне кажется, я впервые ввожу численные механические приемы в новую, до сих пор не охваченную ими область природы.

Это самое крупное достижение моей жизни. Чем больше пытаюсь проверять себя, тем больше утверждаюсь в этом сознании. <...>

Газеты – письма Ани (А.Е.Любощинской) [9] – рассказы приехавших из России опять ставят вопрос о том, что идет там. Говорят о бедности жизни, «скуке» – но это испытывают деклассированные – а как кажется советский строй поднявшимся с низов?

8.VIII.[1]925

Париж

Странное чувство – с одной стороны, как будто очень углубляюсь в новое. В понятии хода жизни уловил принцип, которому придаю большое значение. И хотя я не доволен, как я изложил эти идеи в «Биосфере» – мне представляется, что я достиг обобщений, которые и новы, и должны иметь большое значение.

Как будто мысль моя все углубляется.

С другой (стороны), на каждом шагу чувствую огромные пробелы знаний: несомненно, я не так в курсе минералог[ической] работы, как был раньше. И это я сегодня очень ярко чувствовал.

Застыла моя мысль? Или начинает застывать? Сегодня в разговоре с Карташевым я почувствовал, что не могу ясно и точно формулировать, проявить вовне мои желания и мое понимание будущего. Точно я перед чем-то остановился. Неужели это уже старение? Или занятый мыслью в одной области и в нее углубление – меня не хватает для другого? И я поэтому отхожу от жизни?

То же чувство и при чтении и перечитывании сборника «Les appels d'Orient» [l], который сегодня читал. Тут мне очень близкое чувство тревоги. В то же время я ясно чувствую, что я со всем этим движением в корне различно все понимаю.

Так было со мною почти всегда. Я не входил в гущу движений и в душе был чужд многому, чем жили люди, с которыми я жил.

Так было во всей моей политич[еской] и общ[ественной] жизни.

В религии – я с глубоким интересом и в мелочах интересуюсь религ[иозным] дв[ижением] – с интересом читаю католиков, «Vie catholique» [2], в частности, и (участвую) в православных разговорах. Напр[имер] с Карташевым.

Но по логическому существу я не с ними. Хотя интерес был у меня с молодости.

Я чувствую, что вне рационализирования я – глубоко религиозный человек. Но всякое выражение божества кажется мне бледным искажением.

Мне его не надо – т[ак] к[ак] оно отдалило, не выражая того, что я в глубине себя чувствую.

Больше выношу, работая над выяснением геохимич[еского] значения жизни, порядка природы.

Если мне теологическое раиионализирование кажется бледным искажением – то еще больше мне представляются таким атеистические «научные» представления.

Вводя матерьял[истическое] объяснение мира и смерти – возвращаются к фетишизму.

В разговоре с Карташевым ясна та сторона трагедии христианства – потеря масс: религия не есть религия Серг[иев] Радонежских [3] – «ее» для них не нужно. Это и я чувствую, и меня интересовала именно эта религия.

Но что дает церковь массам, желающим экономических благ?

Для меня здесь вопрос решается в том подходящем изменении человечества (моя autotr[ophie] de l'humanite¹).

Надо иметь в руках достаточно силы для производства любого количества матерьяльных ценностей.

Но не сытых свиней, как значительная часть русских ком<м>унистов. Выдержит ли христианство?

Не даст ли человечество новый вид – автотр[офного] человека – в который перейдет малая часть людей? Остальные – как боковые ветви зоологически связанных с общим нам корнем млекопитающих.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. «Les Appels d'Orient». Emil Paul. Paris, 1925. Сборник ответов преимущественно французских историков, писателей, общественных деятелей на анкету редакции журнала «Les Cahiers du Mois» о желательности и возможности сближения Запада и Востока. Ответы показали широкий спектр мнений от резкого отрицания какого-либо диалога двух культур до восприятия духовных ценностей Востока как панацеи от поглощения западной цивилизации бездушным американизированным миром машин.

2. «Vie catholique» – информационный журнал о деятельности католической церкви. Основан в Париже в 1898 г., выходил с перерывами до 1908 г. Возобновлен в сентябре 1924 г. под названием «Vie catholique en France et 1'etranger» («Жизнь католиков во Франции и за рубежом»), существовал до апреля 1938 г.

3. Сергий Радонежский (в миру Варфоломей) (1314 или 1319–1392) – монах-подвижник, основатель многих монастырей. Причислен к лику святых в 1452 г., благословлял войско московского князя Дмитрия Донского в 1380 г. перед Куликовской битвой. Величайший духовный авторитет Православной Церкви. Проповедовал смирение, трудолюбие, примирял враждующих, отказался от сана митрополита, оставаясь всю жизнь игуменом основанной им обители св. Троицы, впоследствии Троице-Сергиева монастыря. Возможно, имеется в виду, что даже приблизительное следование моральным принципам христианства удавалось лишь узким кружкам, а не массам людей. Эти соображения созвучны мыслям В.И.Вернадского о несовместимости интересов масс и элиты во всех аспектах социального бытия (см., например, запись от 21.V.1923 г.).