§ 4. Влияние христианства на человеческую историю

«Нет сомнения, что глу­бокий фундамент всего те­перь происходящего за­ключается в том, что в европейском, и в том числе русском че­ловечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства, и в эти пустоты проваливается все: троны, клас­сы, сословия, труд, богатства. Все потрясены. Все гибнут, все гибнет. Но все это проваливается в пустоту души, которая ли­шилась древнего содержания». В этой фразе заключены вся боль и страдание, попытка осознать происходящее, дать ему объяснение. Розанов считает, что одной из причин революци­онной катастрофы является ложность христианской религии, ложность учения Христа, вместо которого в душе образуется пустота, следствием чего и явилось проявление агрессии, при­митивного понимания человеческой сущности и представле­ний о счастливой жизни. «Невозможно представить, с какой неописуемой быстротой и легкостью отказываются от христи­анского учения солдаты, да и офицеры тоже, Но почему?» На­чиная писать об этом в «Уединенном» и в «Опавших листьях», Розанов наиболее полно и законченно развивает эту мысль в «Апокалипсисе нашего времени». «Христианство все вдруг по­забыли в один момент, потому что оно не предупредило ни войны, ни бесхлебицы, потому что оно не вспомоществует». Обещая в загробной жизни праведникам вечную благодать, в настоящей жизни сеет только слезы, страдания и смерть, де­лая из нее некую преджизнь, в коей своими праведными дела­ми можно заслужить прощение в будущей, более «важной» жизни. Ужас в том, что не грудь человечества сгноило христи­анство, а христианство сгноило грудь человечеству, считает Розанов, потому что все человечество переживает апокалипси­ческий кризис. Но христианство кризиса не переживает. Че­ловечество ввергнуто христианством в вечные мучения, и лишь само христианство остается в спокойствии, поскольку это учение не о человеке, его проблемах, жизненно важных вопросах, а о том, как остаться «безгрешным» в этой жизни, чтобы потом воскреснуть в другой, более счастливой. Учение зло и эгоистично в самой сути своей. «Народы извиваются в муках, но остаток от народа спасется и получит величайшее утешение. В дальнейшем Розанов развивает эту мысль — да кто же спасется? По христианскому учению тот, кто «безгре­шен», но безгрешным может быть лишь тот, кто ничего не де­лает, только молит о всеобщем благе, о всепрощении, ведь даже продолжение рода считается греховным, что ж говорить об остальном.

Апокалипсис. ...Таинственная книга, о которую обжигается язык, когда читаешь ее. Умирает весь состав человеческий, умирает и вновь воскресает. Он открывается с первых же строк судом над церквами Христовыми. Но он рассмотрел по­саженное Христом дерево и уловил с неизъяснимою для вре­мени и для себя глубиною, что оно — не Древо жизни, и пред­рек его судьбу в то самое время, в которое церкви только что зарождались.

Нет никакого сомнения, что Апокалипсис не христианская, а противохристианская книга. Розанов задается вопросом — какая тайна суда над церквами, откуда гнев Апокалипсиса? — Да в бессилии христианства устроить жизнь человеческую — дать жизнь земную тяжелую и скорбную, потому и мертво древо Христово, что не несет в себе радости жизни земной, лишь слезы, страдания и смерть. Потому и судьба христианст­ва будет сама по себе путем страданий и в мучениях закончит­ся. Христианство неистинно, следовательно, оно немочно, пи­шет Розанов. Христос ничего не сделал, не посадил дерева и он вообще без зерна мира... неживотен в сущности небытия, а почти призрак и тень, каким-то чудом пронесшаяся по земле. Его небытийственность — его сущность. Как будто это только имя, «рассказ». Таинственная тень навела на мир хворь. Вся христианская религия основана на отказе от благ земных, на отказе от нормальной земной жизни и лишь одно в ней при­ветствуется — хвала церкви, хвала Христу — Спасителю. Но таков ли он, спаситель, спасает ли он? «Не потрясает ли?», «Ни единый мученик не был пощажен». А ведь мог бы. Мог ли? Мог ли Христос спасти от мучений? Конечно, кто воскре­сил Лазаря, значит мог, значит не захотел. Видя мучения и страдания — он мог помочь, исцелить, но не сделал, так добро ли он, спаситель ли? Был безгрешен — да, но не добр. Чтобы быть без греха, Христу и не надо было удалиться от мира. «Силушка», она грешна, без «силушки» что поделаешь? И надо было выбирать или дело или безгрешность. Не отсюда ли его нехотение помогать, ведь можно рассуждать и так — если помочь грешному, избавить его от страданий, не согрешишь ли этим сам? Христос выбрал безгрешность. В том и смысл ис­кушения в пустыне. Ему дана была власть над миром, но он выбрал путь уединения. Но тогда как же он спас мир? Розанов делает вывод, что спас мир он «не-деланием». «Уходите и вы в пустыню. Ничего не делайте, дела земные — тлен — это и есть нигилизм». Тот самый нигилизм, который возродили ре­формы Петра Великого на Руси. Человек немощен и сам ниче­го изменить или сделать не может. Только при Петре I этот нигилизм касался русского народа, который только и может пользоваться всем чужим, западным. Нигилизм, который сыг­рал свою определенную роль в апокалипсичности происходя­щего в России. «Без грешного человек не проживет, а без свя­того слишком проживет». Это-то и составляет самую главную часть апокалипсичности христианства, ведь человечество жило и до всех представлений о святости и после будет жить, а жить только представлениями о святости и безгрешности в надежде на спасение бессмысленно, так как практически в че­ловеческой жизни неосуществимо.

Иисус Христос объявил «дела плоти» грешными, а «дела духа» — праведными. По мнению Розанова, «дела плоти» глав­ные, «дела духа» — так одни разговоры, следовательно, Хрис­тос пошел по неправильному, тупиковому пути, занялся чем-то побочным, второстепенным, не имеющим основополагающего значения в жизни человечества.

«Пуги физиологии суть пути космические — ив Апокалип­сисе» «роды женщины поставлены впереди Солнца, луны и звезд». Жизнь поставлена превыше всего, жизнь во всех ее проявлениях, считающаяся в христианстве бренной и греш­ной. Розанов сравнивает Христа с Солнцем, результат же это­го сравнения явно не в пользу Христа и всего христианства. «Солнце загорелось раньше христианства. И солнце не потух­нет, если христианство и кончится. Солнце есть, а от него все рождается, все растет, все живет. А у Солнца воля или хоте­ние? Дает и может дать, дает и, значит, хочет дать. Значит, Солнце больше может, чем Христос — это и папа не оспорит, а то, что Солнце больше Христа желает счастья человечеству, в этом мы сомневаемся. Мы вопияли Христу и он не помог, он немощен. Помолимся лучше Солнцу, оно больше может». Так не тень ли Христос, наведший отощание на всю землю, да и христианство само в себе и одном. Если учение Христа не не­сет никакой пользы, одни лишь страдания, то мертво это уче­ние и не нужно.

Но что же такое произошло в сотворении мира, если так получилось? Видимо, в сотворении мира, рассуждает Розанов, произошло что-то такое, что было неожиданно и для самого Бога, какая-то ошибка. Мир гармоничен — это конечно. В со­творении произошло что-то, что было уже не по замыслу Божьему, а иначе, хищники питаются травоядными — это уже не Божье, это уже «иначе». И перед этим бессилен и непонимаем сам Бог: и хочет поправить, и не может, и любит уже все вместе и свое и «иначе». Отец посылает Сына своего на зем­лю, чтобы он мог исправить, помочь и дал ему «власть над всем миром», чтобы мог восполнить Отца, но получилось опять «иначе». Сын прошел свой скорбный путь лишений и страданий, непонимания и презрения и своей мученической смертью не спас, а невыносимо отяготил человеческую жизнь. Своими мучениями он искупил все грехи человечества, не научил, не помог, а просто искупил один за всех, заслужив себе вечное «Царствие небесное». Зло пришествия Христа вы­разилось в том, что получилась цивилизация со стоном живот­ворящей силы в его учении. Но ведь учил же, и проповеди и его личный пример должны бы обратить всех в веру, в его время, но, кроме его близкого окружения, его учение не при­няли, и, видимо, есть в этом какой-то смысл.