4.7. Массовая культура © Чернов г.Ю.1

Массовая культура (маскульт) - 1) в широком (внеисторическом) смысле - сумма социокультурных феноменов (ценностей, этических и эстетических эталонов, социальных норм и др.), получивших широкое распространение в данном обществе и играющих решающую роль в культурном воспроизводстве, а также совокупность информационных воздействий, порождающих массообразующий эффект (формирующих элементы массового сознания, ценностно и стилистически однородные типы ментальности и т.п.); 2) в узком и более употребительном значении - господствующий тип культуры эпохи развитого индустриального и становления постиндустриального обществ (2 пол. XIX - XX в.), развертывающийся на фоне процессов всесторонней массовизации общества и личности; 3) антипод элитарной культуры, культура, базирующаяся на низких, вульгарных этических и эстетических стандартах (Ф.Ницше, К.Леонтьев, Х.Ортега-и-Гассет и др.)

В основе разделения различных подходов к пониманию данного феномена лежит, прежде всего, та или иная трактовка “массовости” культуры, базирующаяся на оценках преимущественно ее количественных параметров (массовость циркуляции, степень распостраненности данных образцов культуры и количество их потребителей-носителей, в целом безотносительно к их содержательным характеристикам) или же, напротив, - качественных (когда рассматривается содержание культуры, специфический тип ценностей, лежащих в ее основании). С этими позициями тесно связаны представления о массовой культуре как надысторическом (существующем в любые времена) или конкретно-историческом феномене (современная массовая культура, маскульт). Немаловажными оказываются и оценки маскульта в качестве социального и антропного фактора: как позитивного, амбивалентного или негативного явления.

Несмотря на наличие определенных предпосылок и исторических прототипов в различные эпохи, окончательное становление “человека массы” и массовых общества и культуры, совпадает со становлением и развитием индустриально-капиталистического общества в западных странах, а затем этот процесс в значительной мере воспроизводится в социалистическом обществе, вступившем на путь индустриализации и урбанизации. Всей совокупностью своих воздействий, многочисленных факторов массовизации урбанизированное индустриальное общество создает благоприятную среду для развертывания, формирования “массовой личности”, “атомистической массы”. Социум все больше унифицирует и редуцирует личность, делает ее духовно бедной и податливой к внешним влияниям. В то же время сам тип ценностей, исповедуемых “новой массой”, является не только специфическим порождением индустриализма, но и синтезом востребованных средой “вечных” культурных и психологических типов плебейства и филистерства, на что в свое время делал акцент испанский философ Х.Ортега-и-Гассет.

В качестве факторов формирования современной массовой культуры исследователи называют процессы массовизации в индустриально-урбанистическом обществе, демократизацию и утверждение формального равенства (особенно в сферах политики и образования), становление в этой связи особого типа человека - носителя “ценностей” маскульта (“человек массы” Х.Ортеги-и-Гассета, “извне-ориентированная личность” Д.Рисмена, “рыночный характер” Э.Фромма, “западоид” А.А.Зиновьева), появление и бурный расцвет т.н. технических видов искусства, новейших средств массовой информации (СМИ) как каналов циркуляции и средств тиражирования однородной информации и художественной продукции.

В индустриальном обществе единообразие, похожесть, деиндивидуализация превращаются в позитивную социальную норму, а уравнивание характеристик деятельности индивидов ведет ко все возрастающему уравниванию свойств самих индивидов, что и составляет суть процесса массовизации. Ведущими факторами этого процесса выступают прежде всего характерные для данного типа общества массовое серийное производство и сбыт, фабричный стиль труда, формирующие стандартизированного “частичного работника” и более того - “частичного человека”. Не менее важными являются факторы массовизации, связанные с процессами урбанизации и формированием специфически городской массы. К такого рода факторам можно отнести не только протекающий на фоне мощных миграционных потоков из деревни в город процесс физической концентрации, сгущения масс населения в замкнутом городском пространстве, но и ряд других, в частности: изменение характера межличностной коммуникации в городской среде, объективно обусловленная формализация общения и выхолащивание из него личностных, эмотивных элементов, изживание солидарности и атомизация индивидов; перестройка картины мира бывшего сельского жителя с циклической на динамическую, ориентация на непрерывную изменчивость основ бытия, чреватая ценностным релятивизмом. В итоге формируется новое качество поведенческих установок индивида: неустойчивость, безосновность, управляемость извне (“извне-ориентированная” личность Д.Рисмена).

Существенную лепту в становление “массового человека” и массовой культуры вносит и утверждение в обществе идеологии и практики формального демократизма, порождающих психологию потребительского эгалитаризма, когда снятие внешних для индивида ограничений при отсутствии должной культуры, порождающей ограничения внутренние, оборачивается царством произвола ни чем не сдерживаемых индивидуальных вожделений. “Метафизика большинства” проявляется и в формировании “массовой политики”, открывающей доступ к власти политическим демагогам и наиболее мобильным представителям самой “массы”, становится видом новой религии, в которой истиной почитается мнение большинства. Утверждается новая система жизненных приоритетов, побуждающая личность не к индивидуализации (в смысле развития своей индивидуальности, творческих начал и разносторонних способностей), а к осознанной массовизации своей личности, идентификации себя с массой, с любого рода большинством. “Быть как все”, “быть не хуже других” становится жизненным кредо. Однако в современном обществе образ “других”, большинства все более навязывается “извне-ориентированному” человеку манипулятивной пропагандой и рекламой, экономически и политически господствующими элитами (отличными от духовной элиты, так же являющимися носителями ценностей “человека массы”).

Многими исследователями, в частности канадским ученым Г.М.Маклюэном, подчеркивается также ведущая роль СМИ в формировании нового типа культуры. Действительно, уже изобретение Гутенбергом книгопечатания означало не просто открытие более эффективного способа консервации текста, но введение в действие мощного механизма тиражирования информации. В дальнейшем средства такого тиражирования совершенствуются, становятся более многообразными, способы передачи информации аудитории приобретают комплексный характер. В то же время под влиянием урбанизации исчезают многосторонние, непосредственные коммуникации, отношения людей начинают напоминать связи зрителей в театре, они все больше превращаются в потребителей информации, идущей со стороны артиста, пропагандиста, радио- и телекомментатора¹. Многостороннее общение все более заменяется односторонним информативным потоком со стороны СМИ, которые превращаются в своеобразного “коммуникативного монополиста”, универсального собеседника. Появляется, в виде тенденции, возможность преднамеренного монопольного контроля и формирования в нужном направлении сознаний множества людей, создания однородного массового сознания. На роль такого рода монополиста могут претендовать финансовые магнаты, корпорации, но чаще всего в этой роли оказывается государство, правящая политическая элита, бюрократия. Своего апогея информационно-пропагандистский монополизм достиг, в частности, в нацистской Германии: уже летом 1933 года, сразу после прихода Гитлера к власти, здесь впервые в мире открыто было создано Министерство пропаганды, осуществлявшее тотальный контроль над печатью, радио, искусством, театрами и кинотеатрами¹. В руках гитлеровской верхушки СМИ оказались эффективным средством насаждения национал-социалистской идеологии и формирования специфического типа массового сознания. Но даже не рассматривая крайние ситуации, нельзя не прийти к выводу, что для СМИ и всей системы коммуникации индустриального общества характерной является картина, когда систематическое потребление многими унифицированной информации способствует и унификации характеристик их сознания. В этой связи роль СМИ в эпоху индустриального общества как важнейшего фактора массовизации подчеркивают многие ученые. Так, О.Тоффлер отмечает, что постоянно обрушивая на читателей, слушателей и зрителей потоки стандартизированных образов, средства информации “второй волны” создавали “массовое сознание”². По мнению Б.А.Грушина, СМИ не только “обслуживают”, но и сами порождают массовые процессы³.

Если феномен СМИ в первую очередь тесно связан с проблемой собственно механизма тиражирования определенной информации, духовных ценностей в целом безотносительно к их содержанию, то проблема становления всего комплекса “массовой культуры” должна быть рассмотрена шире. Сам этот феномен обладает достаточной внутренней сложностью и спецификой и проникает, по крайней мере, в две сферы функционирования культуры - духовную и художественную культуры.

Становление массовой культуры первоначально тесно переплеталось с явлением ее демократизации. Во-первых, рост образовательного ценза в городской среде расширял аудиторию, имеющую доступ к ценностям культуры, в том числе художественной. Это означало, что, в известном смысле, по выражению Д.С.Лихачева, “движение литературы начинает контролироваться читателем”⁴; и то же самое можно сказать в отношении других составляющих художественной культуры. Связь художника и аудитории все больше превращается из односторонней в обоюдную, возникает мощный механизм обратной связи, осознаваемый творцом произведений.

Во-вторых, на фоне прогресса техники появляются новые художественные средства, новые виды искусства, демократические по своей природе. Наиболее характерен здесь феномен кинематографа с его баснословной дешевизной стоимости билетов, ставшего как бы этапом нового, общедоступного “буржуазно-демократического театра”, в котором происходило полнейшее смешение слоев и страт⁵.

В-третьих, для художника все это означало выход на новый уровень контакта с аудиторией, мыслимой как аудитория массовая. “Искусство для множеств” - новая важнейшая эстетическая проблема, осознанная на рубеже столетий. Это служило отправной точкой для формирования немыслимого ранее типа эстетики - “эстетики популярности”¹. От “эстетики популярности”, ориентирующей на успех, признание не столько бомонда, эстетической элиты, сколько широко понимаемой массовой аудитории, всего один шаг до “эстетики бестселлера”, т.е. ориентации творца в первую очередь на кассовый успех. Существенно также то, что содержание, да и форма художественных произведений, все больше начинает диктоваться массовыми, а не элитарными запросами или вкусами самого художника. Неизбежное в такой ситуации ослабление роли творческих элит ведет, по мнению американского социолога Ф.Чепина, к понижению стандартов культуры². Популяризация, переориентация формы и содержания произведений на массовую доступность с неизбежностью вели к определенному упрощению, снятию сложной для массового восприятия проблематики. Вслед за торговлей и культура все более основывается “на количестве и дешевизне, а вовсе не на качестве”, как отмечает А.И.Герцен. “Все получает значение гуртовое, оптовое, рядское, почти всем доступное, но не допускающее ни эстетической отделки, ни личного вкуса”³.

Решающим признаком массовой культуры становится ее коммерциализация. Постепенно продукт художественного творчества переосмысливается в качестве рыночного продукта, ориентированного на удовлетворение массового спроса и извлечение прибыли. Вложение капиталов в “массовое искусство”, например, в кинопроизводство, становится делом прибыльным, и оно все более превращается в банальную, хотя и специфическую отрасль капиталистической индустрии: эпитеты “индустрия развлечений” и “фабрика грёз” не являются случайными. Главными фигурами, определяющими “стратегию” производства продуктов массовой культуры, становятся бизнесмен-финансист, продюсер, а также, в известном смысле, сам массовый рынок. Художник в такой системе превращается в наемного работника: согласно К.Марксу, “певица... - производительный работник, ибо она производит капитал”⁴.

В соответствии с массовыми предпочтениями, а также во многом в соответствии с интересами и структурой самого “масс-культурного производства”, происходит перестройка иерархии видов и жанров художественной культуры. Театр, симфоническая и камерная музыка, опера и балет, “серьезная” живопись и литература подвергаются своеобразному остракизму, оттесняясь на периферию удобными для массового производства, тиражирования кино, “мыльными операми”, а также эстрадой и литературой книжно-журнального бестселлера.

Для того чтобы товар хорошо раскупался, необходимо соблюдение нескольких важных условий. Необходима броская упаковка, поэтому ставка делается на внешнюю эффектность, на то, чтобы во что бы то ни стало поразить, заинтриговать зрителя, читателя. Эстетика возвышенного и прекрасного вытесняется “новой эстетикой” удивляющего, поражающего. Последнее означает также мощный импульс к гипертрофированной по масштабам реализации развлекательной функции искусства при почти полном забвении функции человекотворческой, развивающей. Напротив, подчиненность названным “творческим” задачам может вести к прямо противоположным в этом отношении результатам, к созданию художественной продукции не только не развивающей, но и прямо развращающей, деструктивно воздействующей на человеческую психику.

Для успешной реализации товара необходима также забота не только об удовлетворении рынка, покупательского спроса, но и о самом их формировании. Как отмечают отечественные авторы, интегрирующую роль в информационном пространстве индустриальной эпохи сыграли прежде всего стереотипы потребительского общества: создание этих стереотипов служило опорой производству и рынку¹. Здесь можно говорить об определенном воспитательном воздействии рыночной системы на ее участников: через совокупность маркетинговых, рекламных и др. воздействий, всеми своими порами эта система выращивает для себя потребителя. Свою лепту данными ей силами и специфическими средствами вносит в этот процесс и индустрия “массовой культуры”: она заинтересована в росте потребительской массы, и потому так же всеми своими порами формирует у своей аудитории именно потребительское сознание, “потребительский максимум”. Речь здесь идет, таким образом, уже о преднамеренном, направленном культивировании определенной системы ценностей и жизненных приоритетов. Немаловажным фактором выступают здесь вкусы и предпочтения самих владельцев основных каналов “массовой культуры”: они в прямом смысле “заказывают музыку” и именно их трактовка картины мира, - филистерско-буржуазная по своей сути, - украшается художником и тиражируется в миллионах копий. В качестве эталонов рассматривается так называемая “американская мечта”, образы преуспевающего и почивающего на лаврах буржуа-дельца, плейбоя, неумолимого индивидуалиста-супергероя. Одновременно в “массовой культуре” осуществляется синтез буржуазного идеала с идеалом плебейским. В структуру плебейского идеала мы включаем не только пресловутую жажду “хлеба и зрелищ” (толпа, готовая, по А.И.Герцену, “всем наесться, все без разбора слушать”²), жажду социального реванша, но и склонность, по возможности, к потребительскому паразитизму. Плебей - это человек, раздираемый низменными страстями, в особенности вожделением и завистью. Идея о низвержении буржуа и наличных порядков соседствует у него с мечтой о собственном возвышении и превращении в буржуа. По отношению к такого рода идеалам, перефразировав реплику видного философа Г.П.Федотова, можно сказать, что в рамках “массовой культуры” “мечты о красивой жизни принимают невыносимо пошлые формы”¹. Систематическое потребление продукции, начиненной подобной идейной “нищенской похлебкой”, способствует, тем не менее, формированию соответствующих ценностных стандартов в сознании множества людей, которые сами превращаются в их носителей и проводников. Характерна в этой связи, по мнению современных отечественных исследователей, эволюция молодежных, нонконформистских субкультур на Западе во второй половине ХХ века: от массового недовольства и протеста против официально насаждаемых морально-этических принципов - к откровенной аполитичности и карьеризму, ко все большему подчинению господствующим и ретранслируемым “массовой культурой” нормам².

В значительной мере можно согласиться с Г.К.Ашиным, который рассматривал “массовую культуру” в качестве индустрии, занятой производством не только определенной художественной продукции, но и “массового” человека, который заимствует мысли из телепередач, газет и рекламы и превращается в “простого исполнителя заданных ролей, у которого атрофирована, редуцирована личность”³.

Господство в обществе “массовой культуры” не только ведет к обмелению культуры вообще, но также приводит к определенной ценностной дезориентации масс, к сдвигам в ценностных и информационных приоритетах. Современный массовый человек с трудом ориентируется в смысложизненных ценностях, мало задумывается о вечных проблемах, зато прекрасно разбирается (или уверен, что разбирается) в тонкостях патологических сексуальных и психических отклонений, восточных единоборств и эффективных способов умерщвления себе подобных, а о киборге и о полтергейсте знает намного больше, чем о соседе по лестничной площадке.

Для прирученного “массовой культурой” человека постепенно теряет видимые очертания граница между вымыслом и реальностью, его сознание становится все более иллюзорным. Периодическое пребывание в мире грез и иллюзий становится для него важной составляющей бытия, делает “массовокультурным наркоманом”. “Массовая культура” формирует у ее потребителей эскапизм (бегство от реальности в иллюзорный мир), ценностный релятивизм, воспитывает тип так называемого игрового человека, “наблюдателя”, принимающего социальные проблемы не всерьез, страдающего атрофией гуманизма и озабоченного лишь стремлением к личному преуспеванию⁴.

Итак, зарождавшиеся демократические тенденции в культуре были деформированы индустриальным капитализмом и рынком и получили извращенное развитие в рамках новоявленной “массовой культуры”, рассматриваемой нами в качестве антитезы общечеловеческой, а также и высокой, и народной культур. При этом “массовая культура” рождается не как результат некоего “злого умысла”, а как итог встречного взаимодействия запросов массовой публики и деятельности художника нового типа, опосредованного вмешательством рынка и владельца капитала. Поэтому трактовки ее исключительно как “культуры масс” или как “буржуазной культуры для масс”¹ чреваты односторонностью. В широком смысле под “массовой культурой” может подразумеваться вся совокупность взаимодействий между институтами духовного и художественного производства рыночного индустриального общества и массовым сообществом относительно однородных по ценностным и когнитивным характеристикам сознания индивидов - потребителей продуктов этой “культуры”, а также вся сумма однородных в ценностном и стилистическом отношении воздействий искусства, СМИ, пропаганды на массовое сознание. Инициированный формирующимся в городской среде массовым сообществом в условиях распадения, маргинальности прежних культурных устоев, маскульт претендует на роль интегрирующей и конституирующей это сообщество “новой культуры”. Однако сведение всей духовной и художественной культуры на уровень “массовой” означало бы ее упадок, превращение культуры из “священного храма”, человекотворческой мастерской в подобие балагана. В узком смысле речь идет о производстве специфической художественной продукции и специфических “новых” принципах организации художественной культуры, связанных с деградацией ряда ее функций и с качественно иными этико-эстетическими стандартами.

“Массовая культура” является сложным и неоднозначным явлением как в генетическом, так и в структурном плане. С точки зрения целостного феномена культуры, она видится его фрагментом, претендующим на доминирование на историческом отрезке, совпадающем со зрелыми и поздними формами индустриального общества. В качестве существенных типологических признаков этого типа культуры могут быть названы коммерциализация, понижение эстетических стандартов и их смещение (от возвышенно-прекрасного к поражающему, удивляющему), смещение акцентов в иерархии функций культуры, а также в иерархии видов и жанров искусства, ценностное выхолащивание, связанное с неправомерным приданием буржуазным (и отчасти плебейским) ценностям статуса общечеловеческих.

С точки зрения воздействия на социум, в том числе в качестве фактора массовизации, для “массовой культуры”, характерны: 1) отказ от развивающей, человекотворческой функции при гипертрофированном развитии функции развлекающей; 2) отсутствие существенных этических и правовых защитных барьеров от деструктивного воздействия на психику индивидов; 3) массовая артизация сознания (рассматривающего происходящее как определенного рода зрелище), формирование асоциального, дегуманизированного типа “игрового” человека; 4) массовое насаждение философии и психологии “консьюмеризма”, приобретающее глобальные масштабы тиражирование “американской мечты” (в этом смысле можно говорить о формировании международного типа массового сознания).Кроме того, важен и созданный “массовой культурой” механизм унифицирующего воздействия, формирования гомогенных в культурном отношении индивидов, причем фактически вне зависимости от их социального статуса. Как итог функционирования маскульта, возникает следующая социальная картина, описанная российским философом В.Ф.Шаповаловым: “Всюду господствуют стандартизация и усредненность: богатые и почти бедные имеют одни и те же вкусы, руководствуются одними и теми же стереотипами”¹.

“Массовая культура” является, по сути, квазикультурой, так как она принципиально не ориентирована на выполнение ряда функций, характерных для подлинной культуры. Однако ее экспансия, основанная, прежде всего, на коммерческих факторах, содержит угрозу подмены ею всего массива культуры в культурно-воспроизводственном процессе и превращения такого рода культуры в своеобразную “фабрику” по расширенному воспроизводству “жевателей мастик” и “глотателей пустот” (по выражению М.И.Цветаевой).