- •Александра Львовна Толстая дочь с. Розанова. Путь тернистый и мужественный
- •Путь тернистый и мужественный
- •Часть I из прошлого. Кавказский и западный фронт
- •1 Июль 1914-го
- •2 На фронт!
- •3 Белостоцкий санитарный пункт
- •4 У подножия арарата
- •5 В турецкой армении
- •6 В город ван
- •8 Бог с ним, с шофером!
- •9 На западном фронте
- •10 Госпиталь на 400 коек
- •11 Газы
- •12 Начало конца
- •Часть II проблески во тьме
- •1 Революция
- •2 Речи
- •3 «Сестра толстого»
- •4 «Судьбе вопреки»
- •5 «Батюшка-благодетель»
- •6 Смерть матери 24 ноября 1919 года
- •7 Тайная типография
- •8 Мена
- •9 Транспорт
- •10 Бриллианты
- •11 «Распишемся!»
- •12 Весна (Эта глава была написана в тюрьме —Лубянка, 2)
- •13 Тюрьма
- •14 Латышка
- •15 Скрипач
- •16 Лубянка
- •17 Прокурор
- •19 В концентрационном лагере*
- •20 Жоржик
- •21 Разгрузка бревен
- •22 Кузя. Комендант и принудительные работы
- •23 Коля и женя
- •24 Калинин
- •25 Декрет
- •26 Толстовская коммуна
- •28 Скотный
- •29 Артель
- •30 Комитет помощи голодающим
- •31 Школа
- •32 Начало культурной работы
- •33 Травля
- •34 Беспризорные
- •35 Аукцион
- •36 Руководители
- •37 Теории и методы
- •38 Леc рубят — щепки летят
- •39 Я ходатай по политическим делам. Гпу
- •40 «Религия — опиум для народа»
- •41 Эксплуататоры
- •42 Товарищ сталин
- •43 Выборы
- •44 Юбилей. 1828—1928
- •45 По россии Картошка, свинки и Кавказ
- •Кавказ. На Афоне
- •Крым. «Мерли, как мухи»
- •«Один живу, с Богом»
- •46 Машка
- •47 Показательный суд
- •48 Начало сталинской политики
- •49 Прощай, россия!
- •Часть III волшебная страна япония отъезд в неизвестное
- •Начало сказки
- •2 «Сыщики»
- •3 Новые веяния
- •4 Японское искусство
- •5 Турне
- •6 Тысяча иен
- •7 Студент
- •8 Фехтование
- •9 Деревня
- •11 Скрытая красота
- •12 Токутоми-сан
- •13 Секта иттоэн
- •14 Самурай
- •15 Семья профессора
- •16 Джин-рикша
- •17 Доктора
- •18 Сакура — цветущая вишня
- •20 Передовые женщины
- •21 Отказ вернуться в ссср
- •22 Прощай, волшебная страна — япония
- •Часть IV первые шаги в америке предисловие
- •1 Как растут ананасы
- •2 Первая «лекция» на американской земле
- •3 Погоня за шляпой
- •4 Американская тюрьма
- •5 Мормоны
- •6 Либералы и пацифисты
- •7 Бездушный нью-йорк
- •8 Лекции
- •9 Сизифов труд
- •10 «Не могу молчать!»
- •11 Жизнь в деревне
- •12 Сша признает ссср!
- •13 Свой угол
- •14 Смерть ильи львовича
- •15 Подозрительные типы
- •16 Добрые люди
- •17 Первая леди
- •18 Что делать?
- •19 Конец фермы
- •20 Солнечная флорида
- •21 Перемена жизни
3 Новые веяния
Почти все дети ходят в детские сады и в школы в европейской одежде. В Токио мы жили недалеко от школы. Каждое утро я наблюдала, как девочки-подростки шли в школу и из школы.
Эмансипация японской женщины идет, главным образом, через школы. Влияние иностранных учительниц, многие из коих американки,— сильно. Детские сады, школы переходят на европейскую одежду, причем форма этой одежды проста, удобна и небезобразна. Темные шерстяные платья, иногда матроски, чулки и башмаки, но еще, должно быть, пройдет не мало времени, пока японская женщина приобретет привычные для европейского глаза манеры. Я почти не видела, чтобы японка умела носить европейское платье.
От тасканья детей на спинах, скрюченного положения на татами — дети не растут нормально: недаром статистика показывает, что за последнее время, когда дети получают правильное воспитание в садах, школах,— рост японцев значительно увеличился.
— Жили,— говорит Конисси-сан, старый друг моего отца, когда я начала с ним разговор на эту тему,— жили и гораздо были здоровее. Теперь выдумывают разные новшества. Наши дети все на рисе росли. Молоко матери и рис — вот и все. Коровьего молока не знали.
Конисси-сан прожил в России 30 лет. Два раза приезжал к нам. Ему 70 без одного. Много детей. Старший сын — «крест нашей семьи»,— сказал Конисси-сан. Увлекся спортом, делом не занимается.
А в Японии старший сын — это наследник отца. Он не имеет права выходить из отцовской воли и обычно наследует дело отца. Часто у японцев на этой почве бывают драмы. Старший сын хочет учиться, а отец велит торговать. Иногда дело даже кончается самоубийством. Во всех пьесах японских фигурирует обычно «старший сын». Для Конисси поведение сына — большая трагедия. Второй его сын — толстовец. Живет в горах, далеко, так что туда по железной дороге и не проедешь,— плетет корзины. У него убеждение, что все, что человек сделает, так или иначе вознаграждается. Если отдать последний заработок — так или иначе судьба вознаградит тебя. Если отдать последний рис, кто-нибудь даст тебе работу, заплатит рисом или вообще как-нибудь да вернется отданное. Он строгий вегетарианец. Старшая дочь учительница, другая учится. У него японский дом. Годы, прожитые в России, мало на нем отразились, разве только что у него есть самовар, который стоит на низеньком столе. Но сидели мы на полу, на подушках, около хибати*, и сам хозяин разливал нам чай. Жена его не вышла, пришли две дочери, но чай все-таки наливал сам хозяин. Спит Конисси-сан на полу, пишет, сидя на полу, под ватным одеялом, где греет его старческое тело хибати. Письменный стол у него есть, но он презрительно задвинут в самый далекий угол, и хозяин им не пользуется.
Другой знакомый японец, Набори-сан, живет по-европейски, в кабинете у него письменный стол, электрическое отопление. Но когда мы пошли обедать, то попали в чисто японскую комнату. После обеда мы играли в разные игры с его детьми. Семья необычно дружная, приятная. Когда стали играть, старшая девочка обратилась к нам по-японски: «Можно Кунью-сан». Это она просила принять в игру их прислугу. Они ее любят, как члена семьи. Это я наблюдала везде. Прислуга «сан», и ее уважают и любят.
Чиба-сан студент. Один раз он пришел, молча поставил на пороге корзину с яблоками. Потом подал письмо на трех страницах, где он говорил о своей любви к Льву Николаевичу и о том, как он хочет со мной говорить. Письмо было так прекрасно написано по-русски, что я решила, что Чиба-сан владеет языком, и заговорила с ним на своем родном языке. Но оказалось, что он не может связать двух слов. Он потом сознался мне, что всю ночь составлял это письмо.
Чиба-сан некрасивый, на его лице много, много мелких морщинок, но когда он улыбается и показывает свои ужасные зубы, испещренные золотыми пломбами, как, между прочим, почти у всех японцев, у него детское, доброе лицо. Он хотел непременно мне подарить полное собрание сочинений отца на японском языке, я едва-едва уговорила его отказаться от этого желания, так как все равно я прочитать по-японски ничего не могу. Он сказал мне: «Я хочу знать: где правда?»
— Так вы ищите и должны найти, если вы будете искать у других, вы ее не найдете, надо в себе найти ее.
— Нет, я нашел, я нашел ее у Толстого,— сказал он мне.— Он мяса не ест, не курит, не пьет.
* Печка, которая топится древесным углем.
Он «старший сын». Его отец купец. Он заставил сына идти на юридический факультет. «А я не люблю этой науки,— говорил Чиба-сан,— я хочу учиться литературе, я хочу изучать русский язык, чтобы по-русски прочитать «Войну и мир». Нет ни одного сочинения Толстого, которого бы я не читал. Я хочу ехать в Россию. Но отец не позволяет мне. У меня есть брат. Я люблю его. Брат тоже любит Толстого, кроме Толстого любит Тургенева и Достоевского. Если я не смогу изучать русский язык, ехать в Россию, пусть брат все это исполнит, он не старший сын».
Чиба несколько раз у нас обедал. Я его угостила борщом. Он съел, как я иногда на японских обедах глотаю клейкий суп из сырой горной картошки — одним духом.
— Чиба-сан, хотите еще?
— Спаси,— сказал он (он всегда говорит спаси вместо спасибо),— мне уже довольно.
Следующий раз, когда мы его пригласили обедать, он просто сказал — «Спаси, мне уже довольно»,— хотя не начинал еще есть. Он боялся, что мы его опять накормим борщом.
Чиба-сан каждый раз приходил с записочкой, которую он заранее составляет по словарю на русском языке.
— Здравствуйте, простите, что я вам помешал поздним приходом. Можно ли мне приходить по средам? — и при этом усиленно, как-то неестественно перекатывает букву рррр.