10.Мотивы одиночества («Silentium!», «Фонтан», «Душа моя – Элизиум теней»).

Мотивы безысходного страдания, отчаянья и одиночества, какое бы значительное место они ни занимали в поэзии Тютчева, далеко не исчерпывают собой всего творчества. Восторг перед вечно живой красотой земли, буйство чувств, упоение жизнью даже «и бездны мрачной на краю», свет и добро обновляющегося весеннего мира также составляют существенную сторону его поэзии. Можно даже сказать, что чувство жизни становится в стихотворениях позднего Тютчева особенно острым, он словно пытается продлить прекрасное мгновение, насладиться и мимолетным очарованием радуги, и колдовской прелестью летних дней, и последней любовью. «Блаженство и безнадежность» — в сущности, эти знаменитые тютчевские слова определяют самое ощущение жизни в произведениях последних десятилетий.

Тютчев-поэт стремится показать прежде всего мир человеческой души, где с огромной разрушительной силой действуют противоборствующие страсти и желания. В его поэзии человек, личность, собственно, в центре всего. Причем мы найдем у Тютчева утверждение реальной ценности человека, наделенного великим даром мысли, чувства, познания прекрасного, хотя сам поэт не раз говорил о бессилии человека, о темной стороне его психики и сознания. В его поэзии жива формула «Двух голосов» — этого своеобразного гимна борющимся и не смирившимся. Тютчев славит борьбу, «вечный бой» как наиболее живое, естественное проявление человеческой природы. Мятежная в существе своем стихия человеческой души волнует и привлекает поэта, и для поэтического воссоздания ее он находит строгие и сумрачные образы, полные трагического напряжения и вызова.

Чуткость к самому движению истории, протест против жестокости и лицемерия моральных законов, по которым живет общество, высота нравственных требований к человеку свойственны поэзии Тютчева.

Мир, видимый глазами поэта, предстает в различных аспектах, но, как уже не раз отмечали пишущие о Тютчеве, этот мир чаще всего напоен дыханием грозы, полон тревожных сверканий молний. Если пристально вглядеться в него, то бросится в глаза одна характерная особенность: человек в этом мире порой кажется странником, жизнь его потеряла устойчивость, определенность, он несется по миру, гонимый неутоленной тоской, жаждой рассеяния и забвенья.

11.Пантеизм поэта («Не то, что мните вы, природа», «Видение», «Сумерки»).

Самому Тютчеву концепции и догмы пантеизма нужны были, однако. Сила жизни и сознания в его поэзии, конечно, не являлась одинокой силой поэта. Эпохальное, коллективное содержание входило в эту силу, без этого содержания она никла. В 1823 году Тютчев с воодушевлением, очень бодрыми словами переводил на русский язык «Песнь Радости» Шиллера, которая как раз и посредствует между старыми деистическими концепциями просветителей XVII века и новым, романтическим пантеизмом.

Пантеизм Тютчева — некая утопия, философская, социальная и художественная. Перед современниками Тютчева, пережившими французскую революцию, лежали хаос, природа — первоначальный строительный материал, из которого воздвигались новое общество, новая культура. Пантеизм — это собственный проект строительства, предложенный и Тютчевым и другими в виду реального строительства, которое шло тут же рядом и далеко не всегда их радовало. Нужно было высветлить хаос, внести в него разумную организацию, добро, человечность. Нужно было пустить в дело человеческую рать, в которой все и каждый в действиях своих были бы связаны узами общего замысла. И так как проникнутая индивидуализмом буржуазная общественность не являла собой этих сплоченных сил, то новый град земной строился отчасти по устаревшему образцу, с помощью ангелов, как в Библии.

Этим и объясняется, что поэзия Тютчева, выражавшая мощь человеческого сознания, силу развивающейся жизни, нуждалась все же в некоторых гарантиях религиозного или полурелигиозного характера, а они-то и приходили со стороны «мировой души», прокламированной у Шеллинга.