Роль подвижной границы в истории россии и сша

Россия, как и США, в течение долгого времени была колонизирующей страной. Потому представляет интерес сравнить опыт двух стран в свете концепции Ф. Дж. Тернера о влиянии подвижной границы страны на ее раз­витие.⁶⁵ Такой анализ провел английский историк Д. Шоу на примере освоения Черноземного центра России в XVII в. Он обнаружил, что дли­тельное существование подвижной границы на юге России в XVII в. и на западе США в XIX в. оказало принципиально иное влияние на развитие колонизуемой территории. В США подвижная граница в экономическом от­ношении способствовала развитию рыночной экономики в колонизуемом районе, освоение которого начиналось с охоты и разведения скота и по­степенно завершалось возникновением торгово-промышленных городов. В России дело начиналось с военно-административного освоения новой тер­ритории, являвшейся сферой влияния крымских татар, которым покрови­тельствовала Турция, и заканчивалось хозяйственным освоением земель, эксплуатировавшихся в основном на принципах натурального хозяйства. Но такой вывод справедлив только в том случае, если оставаться в рамках

XVII в., что вряд ли правомерно, поскольку граница продолжала двигаться на юг еще полтора столетия, до выхода на Черноморское побережье Крыма и на Северный Кавказ. В первой половине XIX в., благодаря выходу России к Черному морю и созданию ряда портов, прежде всего Одессы, возникла рыночная экономика и сформировалась довольно густая сеть городов, глав­ными функциями которых были не административно-военная и аграрная, как было в XVII–XVIII вв., а торговая и промышленная. Следует также учесть, что в США подвижная граница на начальных стадиях также «варваризировала» колонистов, поскольку они были вынуждены обращаться к примитивным формам хозяйства – охоте, кочевому скотоводству и рыбо­ловству, и способствовала экстенсивному развитию экономики не только в районах их вселения, но и выхода. Таким образом, экономическое развитие колонизуемой территории на южной границе России и западной границе США в принципе прошло те же стадии, только в России в более медленном темпе; сходство конечного экономического результата также очевидно. За­медленность экономической эволюции южных пограничных районов России обусловливалась тем, во-первых, что в XVII–XVIII вв. в экономике страны господствовали крепостнические отношения, а рыночные отношения были развиты слабо. Во-вторых, тем, что в России в отличие от США, где коло­низация изначально имела экономическое назначение, новая территория сперва завоевывалась по стратегическим соображениям и только после пре­кращения военных действий начиналось ее экономическое освоение. Причем в России поток колонистов вследствие малочисленности населения в стране был намного меньше, чем в США.

В социальном отношении подвижная граница в США стимулировала развитие на осваиваемых территориях буржуазных отношений, демократии, малой семьи и индивидуализма, а в России – крепостнических отношений, большой семьи и общины. Трудно было бы ожидать другой результат, так как колонизация «дикого юга» Русской равнины происходила в XVII–XVIII вв. – в период господства в России крепостничества, а колонизация «дикого Запада» Северной Америки в первой половине XIX в. – в период господства там капитализма. И русские, и американские колонисты, как и всякие колонисты вообще, переносили на новые земли те социальные отно­шения, которые существовали в местах их выселения.

В России подвижная граница служила «предохранительным клапаном», благодаря тому что новые земли становились убежищем для всех недоволь­ных и бедняков, что разряжало социальное напряжение, предотвращало об­разование класса неимущих, задерживало имущественную дифференциацию в районах выхода колонистов. Применительно к США этот тезис подвергся критике. Другие обобщения Тернера нашли свое подтверждение: в России, как и в США, на подвижной границе возникали специфические социальные группы населения, особый хозяйственный уклад, своеобразные правовые от­ношения; там ощущался недостаток правительственного контроля, процве­тало беззаконие, пришельцы вынуждены были приспосабливаться к новым условиям существования, опираясь преимущественно на собственные силы.⁶⁶ До середины XVIII в. на границе существовало казачество – специфическая социальная группа населения, образовавшаяся из беглых. Казачество имело своеобразное демократическое общественное устройство, долгое время об­ладало автономией от центральной власти, подчинялось своему обычному праву и традициям.⁶⁷

На подвижной северной границе России в XII–XVII вв.⁶⁸ и восточной границе в Поволжье, Южном Урале и Юго-Востоке,⁶⁹ в Сибири и на Даль­нем Востоке⁷⁰ в XVIII–начале XX в. происходили аналогичные процессы. В перечисленных районах даже тогда, когда они осваивались до эмансипа­ции 1861 г., крепостничество было слабее, после эмансипации там быстрее развивались рыночные отношения.⁷¹ Это было частично связано с тем, что данные территории осваивались преимущественно государственными крес­тьянами, которые не знали частновладельческого крепостничества, и с тем, что правительство запрещало закрепощать нерусское население, которое благодаря этому оставалось свободным от помещичьего гнета. Особенно большой экономической, социальной и культурной спецификой отличалась Сибирь, что послужило благоприятной почвой для существования в среде русской сибирской интеллигенции в середине XIX–начале XX в. так назы­ваемых сибирских областников, настроенных в пользу автономии Сибири на том основании, что ее жители превратились в новую «сибирскую на­цию».⁷² Ряд современных историков также подчеркивают специфику сибир­ского образа жизни.⁷³

Если кратко обобщить русский опыт подвижной границы, то можно ска­зать, что результаты колонизации в существенной мере зависели от ее пер­воначальных целей, от того, кто и когда колонизовал новые земли, какой общественный и экономической быт там заставали переселенцы, какой тип социальных отношений и какой образ жизни приносили они с собой. Когда военно-стратегические задачи колонизации были приоритетными, тогда ее результаты получались иными, чем в США; если же главной целью коло­низации являлось сельскохозяйственное освоение, результаты были сходны­ми. Социально-экономические результаты имели региональную специфику. Как писал Тернер, имея в виду США, «каждый большой район развивался своим особенным путем, имел свой тип народа, собственный географи­ческий и экономический базис, собственные особые экономические и со­циальные интересы».⁷⁴ То же наблюдалось и в России, что позволило А. Н. Челинцеву в конце XIX–начале XX в. сформулировать концепцию экономических районов России как стадий сельскохозяйственной эволю­ции.⁷⁵ Подвижная граница как в США, так и в России способствовала фор­мированию экономических районов, находившихся на разных стадиях эко­номического развития (так как районы колонизации, как правило, отставали в экономическом отношении от районов старого заселения), и в конечном счете – формированию многоукладной национальной экономики: в США – рабовладельческой и капиталистической, в России – крепостни­ческой, капиталистической и «семейной». Результаты колонизации сущест­венно зависели и от той стадии развития, на которой находилась сама «мет­рополия», от тех социально-экономических отношений, которые в ней господствовали в момент колонизации. Концепция Тернера и его последо­вателей обобщает опыт колонизации США преимущественно в XIX в., когда в стране господствовали буржуазные отношения, демократические институты. Колонизация в России растянулась на несколько столетий и проходи по большей частью в совершенно других условиях: в XVIII нерпой половице XIX в. – при крепостном праве и самодержавии, в 1860–начале XX в, – В условиях развития правового, демократического государства и рыночной экономики, и лишь в 1906–1914 гг. – в условиях, более или менее сходных с американскими.