2. Некоторые логические посылки

анализа понятия :: «исторический факт»;

Нетрудно убедиться, что вопрос о природе истори­ческого факта есть лишь преобразованная форма основного вопроса философии «об отношении мышления к бытию. И-то обстоятельство, что современный буржуазный историзм решает, его с позиций субъективного идеализма, агности-Цйзма-и релятивизма, ярче всего подтверждает, насколько был прав В. Й. Ленин, когда в,полемике против носителей этих воззрений еще в начале нашего века писая: •«. . . поло-Жить релятивизм в основу теории познания, значит неиз­бежно осудить себя . . . на абсолютный скептицизм; агно­стицизм и софистику. ., ,»³f. И это потому, что релятивизм — не только признание" относительности наших знаний, но и отрицание какой бы то ни было объективной истины;, т. е. независимо от человечества существующей мёркй или мо*-: делр? к которым приближается наше относительное позна-

.Вместе с тей дискуссия о гносеологической и логической природе исторического факта обнаружила и объективные трудности, с которыми связано решение проблемы. Одна из них — недифференцированность^терминологии, приводящая к. постоянному смешению понятий. К категории «историче­ский факт» прибегают для обозначения явлений, событий и т. п. объективно-исторического процесса (т. е. «факта» объективной действительности) и сообщения источника (т. е. «факта»* так или иначе отраженного), и, наконец, сообщения (свидетельства), выдержавшего испытание на аутентичность, воспринятого историком и тем самым ставшего фактом исто­рической науки. Отсюда"в значительной степени расхожде­ния среди историков-марксистов по вопросу, нас интере­сующему (ибо нет ни малейшего сомнения в том, что авторы различных определений стоят на прочных материалисти­ческих позициях). Так, когда мы читаем определение:

«Исторический факт как зафиксированное на основе источни­ков событие прошлого представляет собой диалектическое единство объективного и субъективного, имеющего месТо как в самой исторической действительности, так и в отра­жающем его познании» ³⁷, то остается только догадываться, о каком факте идет речь, поскольку здесь произошло смеше­ние трех указанных выше смысловых аспектов анализируе­мого понятия. Прежде всего, если имеются в виду факты как объективно-историческая реальность, существовавшая до и независимо'от познающего их субъекта (историка), то возни­кает вопрос: все ли факты этой реальности представляют «единство объективного и субъективного»? Как, к примеру, быть с такими отношениями, фактами, которые складываются помимо воли и сознания человека; как быть со структурами, которые вообще оставались неосознанными современниками и открываются нередко только косвенным образом современ­ным исследователям? ³⁸ Как быть с фактами естественно-' историческими, имевшими огромные социальные послед­ствия («великий голод» 1.315—1317 гг., эпидемия чумы в XIV в.. и т. д.)? - "&■ '■■.■"..' ^•'•'-'.^:г-\*⁵;." ''

Далее, то обстоятельство, что в определение историче­ского факта вводится упоминание «источников», свидетель­ствует о том, что вся проблема переводится в другую пло­скость. В самом деле, вместо факта (объективно-историче­ской реальности) представляют «факт», отраженный в источ­нике. Но в таком случае перед нами совершенно иной аспект проблемы, поскольку хорошо известно, что. в источнике историческая действительность только отражается, притом сплошь и рядом отражается косвенно, деформируется, отра­жается избирательно, фрагментарно, т. е. перед нами уже не сама действительность, а в лучшем случае ее более или менее адекватное отражение. Найонец, в» анализируемом определений исторического факта присутствует и третий смысл, а именно — «факт исторической науки». Это следует из фразы: «Исторический факт как зафиксированное на основе источников событие прошлого. . .». Кем зафиксирован­ное? Разумеется, историком! Но в таком случае речь уже идет не столько о констатации факта, сколько о его содер­жательной стороне, его освещении, истолковании, включении в систему связей, от которых зависит его значение. Ясно, что определить все это многообразие фактов как единство объек­тивного и субъективного крайне неточно.

Итак, недостаточная дифференцированность понятий — основная помеха на пути к плодотворному обсуждению вопросов, связанных с их истолкованием. В. И. Ленин по стоявно различал факты объективной. действительное^ (исходный материал общественной науки) и факты науки (результат их познания) ³⁹.> Это принципиальное различие, естественно, затуманивается, когда пытаются в одно опре­деление включить не только отражаемое и отражение, но и суть самого процесса отражения.

Приведенный пример лишний раз свидетельствует об актуальности рассматриваемой проблемы. Но, прежде чем приступить к рассмотрению вопроса по существу, необхо­димо условиться о следующем. Факт истории мы будем впредь именовать «историческим фактом»; факт, фиксированный в историческом первоисточнике, — «сообщением источника»; наконец, «сообщение источника», научно верифицированное, осмысленное историком и тем самым ставшее фактом науки, мы будем называть «научно-историческим фактом».

Итак, признание исторического факта объективной реаль­ностью, *не зависимой от познающего его субъекта, т. е. первичным, и научно-исторического факта — вторичным, его отражением, результатом процесса познания, есть.не что иное, как материалистическое решение основного вопроса философии в области историзма. Определяющее свойство исторического факта — «фрагмента» исторической действи­тельности—заключается в его хронологической завершен­ности и онтологической неисчерпаемости. Определяющее двойство научно-исторического факта заключено в его познавательной незавершенности, в содержательной измен­чивости, кумулятивности, способности к бесконечному обо­гащению и развитию вместе с расширением исторической перспективы и прогрессом исторической науки ⁴⁰.

Понятие «исторический факт» выражает, на первый взгляд, строгую единичность и отграничениесть (простран­ственно-временную и содержательную). В реальном истори­ческом процессе он предстает как момент непрерывности, узел сложной сети взаимосвязей.

На событийном уровне явлений исторические факты суть однопорядковые, однородные вехи. На уровне сущности очевидно, что сложность, емкость, объективное значение таких событий столь же разнородны, как необозримы грани общественной жизни. Из этого неизбежно следует, что было бы ошибочно считать историческим фактом только исторически значимое (по оценке современников, не говоря уже о последующих историках). Ибо вновь возникает вопрос об определении исторически, социально и культурно значи­мого? Мысли и заботы Наполеона и мысли и заботы остав­шегося безвестным плотника в предместье Парижа, «дела»

Наполеона и повседневная жизнь того же плотника — собы­тия равноважные в контекстах определенных срезов исто­рии. Более того, для социальной истории, истории народа — второе куда важнее первого. Если бы человеческая любо- • знательность сохранила нам подробные сведения о буднях хотя бы одного парижского плотника — современника На­полеона, вместо того чтобы обессмертить создателя импе­рии, историческая наука как наука оказалась бы в выигрыше. Итак, историческими фактами потенциально (в идеале) являются все социально значимые события, все многообраз­ные явления общественной жизни, вся бесконечность мира социального, обозначаемая как историческая действитель­ность, независимо от шкалы значений и параметров данного явления, события, как поразившие воображение современ­ников, так и прошедшие для них незамеченными. Следует лишний раз подчеркнуть, что неисчерпаемость истории заключена в ней самой, а вовсе не привносится в нее познаю­щим субъектом. Разумеется, историческая перспектива, исторический опыт (ход истории) расширяет и историческую ретроспективу, позволяет сменяющим друг друга поколе­ниям историков подмечать в прошлом все новые, ранее не выявленные стороны, связи, регулярности и т. п. Очевидно, что смысл подобного обогащения исторического видения только затемняется (более того, извращается), если его истолковывают с помощью понятий «проецирование совре­менности на прошлое».

Разнородность сфер общественной жизни диктует необ­ходимость соответствующей классификации исторических фактов. Так, различают факты экономические, социальные, политические и т. п. Цены на пшеницу 8 октября такого-то года в Амьене — столь же важный по значимости факт в-истории экономической, как уличный бунт в Париже в та­ком-то году в истории социальной или смена правящей династии— в истории политической. Внутри совокупности исторических фактов, относящихся к каждой из указанных сфер общественной жизни, необходимы дальнейшие подразде­ления (к примеру, факты экономической истории могут быть подразделены на: а) факты аграрной истории, б) "факты промышленной истории, в) факты истории транспорта, торговли и финансов, 7) факты демографические и т.д.). Как уже₄отмечалось, одним из постулатов неокантианской методологии ^чистории являлось признание неповторимости, «уникальности» исторических фактов (событий, явлений и т, п.). Это достигалось, во-первых, сознательным ограни­чением поля зрения историка сферой духовной жизни об щества, а во-вторых, столь же сознательным игнорирова­нием всей сферы материальной жизни, и прежде всего произ­водственных, общественных отношений, единственно дающих возможность подметить повторяемость в истории различных народов ^а.

. Сосредоточение внимания на фактах событийного ряда и забвение их «генетической связи» с общественными струк­турами (отрыв исторических событий от общественных связей, их породивших, равно как и «свершений» историче­ских деятелей от общественных условий их деятельности)⁴² — это проявление вопиющего антиисторизма в подходе к объекту исторического познания. Еще К. Маркс заметил, Что за так называемым «рассмотрением» истории с точки зрения лич­ности нередко скрывается стремление «просмотреть» (zu tibersehen) именно те различия, в которых воплощены обще­ственные отношения. Общество —-не сумма индивидов, оно выражает совокупность связей и отношений (fieziehungen, VerhaJtniss'e), в которых индивиды находятся друг к другу. Если утверждать: с точки зрения общества не существует рабов и граждан, а есть просто люди, то очевидно, что в ка­честве таковых они находятся вне общества. Выть рабом и быть гражданином — это общественные установления (Bestiramungen), отношения людей А и В. Человек А как , таковой не раб. Раб он в обществе и через общество ⁴³.

Абсолютизируя специфику «исторического объекта», неокантианство сознательно смешивало факт как эмпириче­скую и созерцательную единичность и факт как историче­скую связь, процесс, необходимость, чем выхолащивалась сама суть этой специфики: определяющий характер обще­ственных связей в формировании социально+йсторичесКого объекта. Другими словами, с диалектйко-материалистиче-сКой точки зрения, единичность исторического факта на уровне эмпирического наблюдения является не большим препятствием на пути к выявлению общего и закономерного, чем едийичность предметов, явлений, событий в природе. Доискиваться специфики «исторического объекта» с этой стороны — значит не прояснять, а мистифицировать вопрос. Несомненно, однако, что на уровне эмпирического наблю­дения необходимо различать факты уникальные (изобретение книгопечатания, убийство Генриха IV и т. п.) и факты массовые, статистические (движение цен, народонаселения, стачечное движение и т. .д.).

Наконец, в зависимости от времени, на протяжении кото­рого событие длится, различают: события моментальные (происшествия), события, циклически повторяющиеся (перио-

дические) , и события- большей или меньшей длительности во времени (циклические процессы). Именно разнохарактер­ность событий с точки зрения их временнбй протяженности подводит нас вплотную к вопросу о внутренней структуре исторического факта. Для наглядности сопоставим три собы­тия, взятые Из сферы* борьбы классов:; 1) акт индивидуаль­ного протеста, 2), народное восстание, 3) социальная рево^ люция. Очевидно, что первый акт — результат индивидуаль­ного действия — правомерно назвать простым, в отличие от двух других — результатов маисовых действий, которые в сравнении с «им являются сложными (при огромном раз­личии в степени сложности каждого из них). При более внимательном сопоставлении этих примеров окажется, ^то в дальнейшем анализе нуждается само понятие «сложность». Прежде всего, очевидно, что простых событий в истории нет. Мера же их сложности обусловлена числом связей, факторов, участвующих в формировании событий. Далее, событие может быть более или менее сложным в зависимости от: а) его протяженности в пространстве „и времени, б) числа связей, входящих в состав события, т. е. числа взаимодей­ствующих и перекрещивающихся в нем факторов — про­цессов, сфер общественной жизни, которыми эти действия и . были обусловлены, порождены.

Следовательно, сама объективная историческая действи­тельность отливается в факты — «узлы» различной сложно­сти, протяженности, йШелонированности в глубину «объема» выкристаллизовавшихся в, них пластов социальности. Несмотря на размытость всех границ в «развивающихся объектах», сложносоставные факты, события имеют доста­точно определенные границы во времени и пространстве и получают не менее четкую локализацию в истории обще­ства, Во всяком случае, на уровне «событийном» даже такие сложнейшие факты, Как войны и революций, более или менее четко ограничены во времени и пространстве *⁴. Однако днализ структуры исторического факта на этом остано­виться не может.

Хорошо известно, что исторический процесс дуалисти-нен, так как он протекает в двух сферах, хотя и соотнося­щихся одна с другой определенным образом, однако отнюдь не совпадающих: в сфере объективного его развертывания, именуемой объективной действительностью,, и в сфере отра­жающего его сознания, предстающего как общественное сознание, которое по необходимости более или менее субъек­тивно. Учет этой двойственности приводит к различению «объективных фактов», воплощающих общественное движе йиб как бстёСтвенноибтоРический процесс, подчиняющийся законам, не только не зависящим от воли, сознания и на­мерений людей, а напротив, определяющих их волю, сознание и намерения, и «фактов сознания» (идеологических, со­циально-психологических и т.п.). «Другими словами,— подчеркивал В. И. Ленин, — исходным пунктом для нее (критики. — М. Б.) может служить никак не идея, но только внешнее, объективное явление. Критика должна состоять в том, чтобы сравнить и сопоставить данный факт не с идеей, э с другим фактом»⁴⁵. Как следует' из данного' положения, в качестве фактов материалистическая критика вообще признает лишь объективные явления (события естественно-исторического ряда), складывающиеся «помимо воли и сознания» человека (отсюда и противопоставление факта и идеи). Объективный анализ истории возможно осуще­ствить, опираясь лишь на. «факты» этого ряда ^4в. ■•

До сих пор мы рассматривали Проблему классификации исторических фактов с точки зрения структуры — сферы их формирования. Однако нет сомнения, что в рамках указанной фундаментальной и конечной противоположности факт-собы­тие предстает как общий результат (среднее равнодействую­щее) бесконечного количества перекрещивающихся сил, включающих в различных пропорциях, с одной стороны, элементы естественно-исторической необходимости, и с дру­гой -- элементы сознательного выбора целей, решений. Ф. Энгельс в письме И. Блоху (21-^22 сентября 1890 г.) Подчеркивал: «Таким образом, имеется бесконечное коли­чество перекрещивающихся сил ... и из этого перекрещива­ния выходит одна равнодействующая — историческое со-. бытие» ⁴⁷. Поскольку речь идет о гражданской истории как таковой, то очевидно, что ядро ее предметной области со­ставляют именно подобные факты — узлы, точки перекре­щивания разнородных сил, действующих в рамках и на Почве конечной (материальной) обусловленности.

Из изложенного следует, что классификация историче­ских фактов по «генетической» принадлежности (факты истории производительных сил, факты экономической исто­рии, факты политической истории и т, п.) вовсе не означает, что их познавательные возможности ограничиваются только указанными пределами. В действительности одни и те же исторические факты проливают свет на различные стороны жизни общества прошлого. Задача только в том, чтобы на­учиться читать их «зашифрованные» значения. Например, структура средневековых торговых компаний является не только фактом истории торговли, но и сообщит специалистам

многое об истории средневековых финансов, историй транс­порта, истории семьи и семейного быта и др. История кре­дита — важное свидетельство по истории гражданского и канонического права; История уголовного процесса — факт не только истории права, но и истории социально-историче­ской психологии, этики и др.

Если более чем «ординарные» события в познавательном отношении оказываются стоЛь многосторонними, то легко представить, сколь всеобъемлющими являются с этой точки зрения такие события, как массовые движения, революции, какой запас разнороднейшей информации в них заключен для историка. ■ * .

В констатации разномасштабности (степени сложности) исторических фактов, в том, что различные факты несут различную (в отношении общества как целого).содержатель­ную информацию, отразилась одна из примечательных осо­бенностей современных представлений об историческом факте В сравнении с представлениями старого позитивизма, пол­ностью .игнорировавшего проблему структуры историче­ского факта и в силу этого уподоблявшего его факту есте­ственнонаучному. Не следует только приписывать указан­ную специфику природы исторического факта незнающему субъекту, его ^программе», «видению» и т. д. Исследователь­ские гипотезы, концепции властны только над суждениями о фактах, которые могут быть более широкими и узкими, но не властны над объективным содержанием фактов истории как таковых. Гипотезы подлинно научные могут привести к углублению понимания старых, давно известных фактов или к открытию новых исторических фактов, ранее не заме­ченных; гипотезы субъективистского толка могут до край­ности обеднять, извращать факты или даже привести к «испа­рению» таковых, если они почему-либо оказываются «неудоб­ными^-. " ■--■ ' %>-.■•''■■ • Итак, не от видения историка зависит феномен содержа­тельной разномасштабности, структурной сложности исто­рических фактов. Важная особенность исторических фактов заключается в том, что они предстают перед исследователем в двух формах: 1) в форме адекватных явлений, т. е. прояв­лений сущности, и 2) в форме видимости, кажимости, иллю­зии (такова, например, вещная форма общественных отношений при капитализме, равно как «исключительно» личност­ная форма этих отношений при феодализме и т. п.). Следо­вательно, факты кажимости, или мир «превращенных реаль­ностей», есть тот барьер, который исследователю предстоит каждый раз преодолеть для того, чтобы постичь сущность Скрытых за ним вещей. Причем, видимость, в свою очередь, i также выступает в двух формах: 1) объективной, когда са­мим ходом процесса отношения «переворачиваются», при­нимают «фантастическую форму», и 2) субъективной, когда общественные отношения, явления, события воспринима­ются «перевернутыми». »•_

Главную трудность в понимании «превращенных форм» составляет,объективный характер многих из них. Так, пони-, мание сущности товарного фетишизма еще не .устраняет самого фетишизма как объективного экономического факта. Другими словами, в данном случае общественные отноше­ния между людьми кажутся именно тем, чем они являются на самом деле ⁴⁸. Объективный характер видимости подчер­кивает и,В. И. Ленин, конспектируя гегелевскую «Науку логики». «Не та ли мысль, — пишет он, — что объективна и кажимость, ибо в ней есть одна из сторон объектив-н.ого мира? Не только Wesen, но и Schern объективны. Различие субъективного от объективного есть, НО И ОНО ИМЕЕТ СВОИ ГРАНИЦЫ»*⁹.

В этой «мистической», «второй реальности», как известно, земля-приносит ренту, капитал — прибыль и- т. д. Обще­ственная форма труда противостоит его носителю как свой­ство продукта. Мистификации, «овеществления», институ-ционализация кайшмрсти — все это свидетельства ее объек­тивного существования,, -Поучительна параллель между то­варным и религиозным фетишизмом: человек принимает за реальные существа фантастические образы, наделяя их -жизненными чертами. Однако насколько различна их генети­ческая природа! К. Маркс раскрыл суть этих фактов «второй реальности» на примере триединой формулы (земля *** зе­мельная рента, капитал п— процент, труд -~ заработная плата). В этой формуле мнимые источники богатства; кото­рыми общество располагает, представлены таким образом, что полностью затемняют действительный и единственный источник этого богатства, т. е. форму прибавочной стои­мости, специфически характеризующую капиталистический способ производства, — она благополучно устранена. Это имеет место потому, что члены этой формулы, принадлежа­щие к самым различным и несопоставимым сферам, оп'редег ленным образом соподчинены в едином общественном орга­низме, даны как рядоположенные, в результате чего сопо­ставляется нечто, относящееся друг- к другу, по выражению К. Маркса, «примерно так же, как нотариальные пошлины, свекла и музыка» ^во. Капитал — это не вещь, а общественное производственное отношение определенной исторической

*чя

формации, мистическая общественная форма одного из фак­торов исторически сложившегося процесса производства. Рядом с ним поставлена земля, неорганическая природа как таковая. Наконец, третьим членом триединства высту­пает некая абстракция — труд, лишенный всякой обще­ственной определенности, взятый отвлеченно, как выражение и утверждение жизни как таковой.

В такой превращенной форме дело представляется самим агентам производства, захваченным капиталистическим от­ношением. Капитал, земельная собственность и труд пред­стают перед нами в качестве трех первичных источников богатства, из которых происходят три различные составные части ежегодно производимой стоимости ^и.

\ Но, как подчеркивает К. Маркс, дело не просто в том, что так кажется обыденному сознанию, а в той специфике капи­талистического способа производства, котораяч приводит к «оборачиванию» действительности, мистификации объек­тивного. х<Уже при рассмотрении простейших категорий капиталистического способа производства . . . —подчерки­вает К. Маркс, — мы указали на мистифицирующий харак­тер, превращающий общественные отношения . . .в свойства самих этих вещей (товар), и, что еще ярче, превращающий само производственное отношение в вещь (деньги)»^62-63.

Однако «заколдованный и извращенный мир» — мир мистификаций сути общественных отношений — характерен не Только для капиталистического способа производства. Разве феодальные производственные отношения, весь фео­дальный строй в целом не «перевернут» - в восприятии его современниками (и последующими историками), неизвращен, прикрыт, мистифицирован юридическими формами в такой мере, что суть его самим его агентам кажется не способом общественного производства, а «способом управления», не специфическими отношениями собственности, а личностной связью, отношением человека к человеку, т. е. той юридиче­ской формой, в которую сущность задрапирована?! Разве феодальная собственность на землю не представлена в этой «превращенной форме» как держание, долевое участие в феодальной ренте, как вознаграждение за службу, при­надлежность к господствующему классу, как вассалитет и т. д.?!,

Наконец, разве «личностное отношение» не представлено настолько лишенным экономического содержания, т. е. на­столько абстрактно-всеобщим (в этом обществе все зави­симы — и крестьяне, и их господа, и попы и т. д.), что обна­ружить, классовые водоразделы можно только с большим трудом или вообще невозможно?! Немало мистификаций, имеющих объективное объяснение, можно найти ив обществе классической древности. ^; . ■ j

К сожалению, этот слой «фактов», мистифицирующих действительность классового общества, полностью выпадает из поля зрения при анализе проблемы «исторический факт». Тем самым все другие факты вместо содержательной эшело-нированности в глубину — от явления к сущности и от мистифицирующих «превращенных» форм к действитель­ному отношению — превращаются в однопорядковые, пло­скостные знаки действительности.

Итак, «исторический факт» — это «узел», «фрагмент», «связь» объективной реальности (т. е. история как res gestae), независимый в своем бытии и значении от познающего их субъекта, истинный-фундамент исторического знания, отправной пункт, действительность научной общественной теории. Материалистическое понимание истории, подчерки­вали К. Маркс й Ф. Энгельс, открыло «действительную основу истории»⁸⁴. Объективно-исторический фундамент со­циального познания неустанно подчеркивал В. И. Ленин. «Марксизм, — писал он, — не основывается ни на чем дру­гом, кроме как на фактах. . . истории и действительности»⁶⁶. В другой связи Ленин подчеркивает необходимость исходить из точных и бесспорных фактов ⁶⁶. Отсюда его требование систематически и глубоко изучать факты действительности, поскольку только точно и бесспорно доказанные, научно установленные факты могут служить посылкой научной тео­рии и политики.