ГЛАВА И ■ _;

«ИСТОРИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ»

(МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ

И ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ).

1. , Проблема

Для признания цивилизации ориентированной исто­рически следует во времени усмотреть ее движущий принцип и ориентир. Это также значит, что идея становления, измен­чивости и развития мира является определяющей чертой характерного для нее способа осмысливать и' выражать окружающую действительность. Без изменений нет истории. Без регулярности и равномерности нет времени. Время и, история суть два способа измерения процесса изменений: именно благодаря равномерности течения календаряо-счет-ного времени оно, может служить «шкалой», на которую движущаяся далеко не столь равномерно история наносит свои «изломы»*. Очевидно, что в контексте истории проблема времени затрагивает самые основы системы организации исторического опыта, его периодизации, вычленения в нем значащих «единиц» различного объема и уровня. Следует признать, что это далеко еще не решенная проблема теории исторического познания. Так, к примеру, в рамках наиболее емкой «макроединицы» научной периодизации истории — общественно-экономической формации и отдельных ее фаз — до сих пор нет общепринятых критериев дальнейшего члене­ния процесса во всей многогранности его содержания на объективно-исторические целостности.

Поскольку речь идет о мире истории как объективного процесса, мера историзма в его познании в конечном счете определяется мерой реализации в научном методе идеи про-

странственно-временного континуума. Суть ее .(примени­тельно к указанной сфере) определяется тем, что два рода ориентирующих человека в окружающей его действитель­ности связей: а) социально-пространственные: «род (инди­вид)» — «этнополитическая общность» (государство) — «круг земель» (всемирностъ), б) временные; «прошлое» — «настоя­щее» — «будущее» -*- связей, сознаваемых отрывочно и в раз­розненном виде уже на заре цивилизации (разумеется, в до­ступных ранним ступеням общественной эволюции формах), достигают завершенности и внутренней взаимозависимости в идее континуума. Из этой идеи следует, что собственно историческим можно признать только такое сознание, в ко­тором указанные виды связей, ориентирующие обществен­ный индивид, пересеклись, т. е. состазили систему коорди­нат, в которой каждая из них попеременно выступает функ­цией другой. В подобной перспективе категории: «процесс» и «состояние», «изменение» и «пребывание», «континуитет» и «прерывность», одним словом, системность и развитие, ока­зываются в диалектической связи. Этим единством в каждом

. случае формируется тот .исторически обусловленный социо­культурный контекст человеческой жизнедеятельности, ко­торый именуется «цивилизацией». Итак, история не может постичь время иначе как в его неразрывной связи,с про-

. странством (подобно тому, как она не может постичь инди­видуум иначе как через сообщество ему подобных). Понятие времени всегда включает исторически и логически ему соот­ветствующее представление о социальном пространстве.

Проблема времени вообще и. исторического времени в частности приобрела особую актуальность в XX в. Это произошло по. ряду причин. Сформулированная А. Эйнштей­ном теория относительности потребовала отказа от ньютонов­ских воззрений на природу пространства и времени. Подобно тому,, как пространство отныне не могло больше рассматри­ваться; как нечто внешнее и безразличное к наполняющему его содержанию (простое .его «вместилище»),' так и время утратило свой абсолютный характер меры и предстало в тес­ной связи с процессами, в нем протекающими^х. Что же касается объективно-исторических предпосылок, то речь. должна идти об отчетливо проявившемся, в особенности в текущем столетии, законе ускорения всемирно-историче-

,ского процесса ^

В этих условиях давно наметившийся кризис буржуазно-либеральной идеи истории, базировавшейся на позитивист­ском представлении об историческом прогрессе как посте­пенной эволюции, определил поворот от проблем гносеологии и методологии к проблеме онтологии. В результате позити­визм и неокантианство, господствовавшие в буржуазной философии истории до первой мировой войны, уступили свое место так называемой философии жизни, и вместо вопроса, какова природа и в чем специфика исторического знания, на первый план выдвинулся вопрос, что собой пред-• г ставляет историческое бытие⁸.

Хотя понятием «историческое время» оперировал уже В. Дильтей (1833—1911) ⁴, в его интерпретации оно служило лишь оправданию исторического релятивизма. Таким был естественный результат сведения исторического времени к «внутреннему опыту», т. е. к «реальности», улавливаемой только «внутренним чувством» и тем самым лишенной объек­тивной субстанциональности. Поскольку подобная реальность («конкретное», «человеческое время»), по мнению Дильтея* недоступна рациональному Познани**, на ее место ставятся формы художественного постижений, такие, как «сопережи­вание», «вчувствование», «вживание» и т. п.

Столь же иррационально трактует содержание категории 1 «историческое время» и другой представитель «философии жизни» — О. Шпенглер (1880—1936). Достаточно сказать, что оно раскрывается им в таких терминах, как «судьба», «тайна», «рок», т. е. «время» и «судьба», суть взаимозаменяе­мые понятия ⁸. Как известно, под пером Шпенглера история превратилась в собрание «биографий» определенного набора «культур», каждая из которых полностью обособлена. О та­кой «культуре» даже нельзя сказать, что она развивается, ибо речь идет всегда лишь о раскрытии изначально заложен­ного в ней «принципа» и тем самым «судьбы». В подобном видении исторический процесс оказывается разорванным и предстает как ряд параллельно текущих потоков. Непрерыв­ность и преемственность исторического времени исчезает. Даже в рамках отдельных культур время не «течет», не «длится», не накапливается, а «сбрасывается». Оно рождается и умирает вместе с культурой, в которой оно реализовалось. В результате вместо историй, развертывающейся во времени, она сама превращается во «вместилище» времен («культур», «судеб»), понимание которых не требует ни хронологической последовательности, ни генетического подхода, так Как спе­цифика каждого времени определена изначально его «миро­ощущением», которое опять-таки из-за невозможности быть выраженным в понятиях науки может быть только внутренне «прочувствовано». \ , \ ■

Новейший поворот в трактовке категорий «историческое время» в рамках немарксистской философии связан с рас-

пространением структурализма, о котором подробнее речь впереди. В данной же связи заметим, что в качестве «цены» возведения гумаиистики в ранг науки потребовалось элими­нировать проблему времени, т. е. самую суть историзма. Удаление из поля зрения наук о человеке плана диахронии (разновременность) и сосредоточение их на плане синхронии (одновременность) означало подстановку: вместо изменчи­вости — инвариантность, вместо развития — функциониро­вание. Перед нами, таким образом, проявление радикального отрицания, разрушение самого смысла анализируемой здесь категории *.

Итак, для современных идеалистических течений филосо­фии истории проблемы исторического времени в строгом смысле слова не существует. Игнорируя предметно-практиче­скую деятельность общественного индивида, т. е. объектив­ное содержание исторического опыта, эти течения сводят временною структуру последнего лишь к формам сознания, субъективного опыта, ощущению и т. п., вследствие чего исторический смысл категории времени подменяется смыслом психологическим, экзистенциальным.

Подлинно научным содержанием эта категория могла наполниться только в рамках марксистского историзма, в котором она предстала в качестве формы развертывания объективно-исторической реальности, познаваемой рацио­нальными методами науки ⁷. Возрастание объективной цен­ности исторического, времени как заключенного в самой действительности критерия общественного прогресса по­влекло за собой и в сфере исторического познания'более^при-стальное внимание к этой категории.

Как уже отмечалось, на актуализацию категории времени первыми обратили внимание философы и социологи, вслед­ствие чего интенсивнее всего разрабатывались философский и социологический смысл ее ⁸. Однако и историография не могла остаться в стороне от запросов века, столь быстро и столь неузнаваемо изменившего исторический лик нашей планеты. Естественно, что историки прежде всего занялись вопросом, как воспринимали и выражали феномен времени люди различных исторических эпох ⁹. Парадокс, однако, ' заключается в том, что, увлекшись представлениями о вре­мени вообще, историки, как правило, упускали из виду категорию «историческое время». Между тем важнее было бы сосредоточить внимание именно на той стороне проблемы, которая представляла для них профессиональный интерес, а именно: в чем заключается исторический смысл и методо­логическая функция категории времени? С этой^ точки зрения исключение составляют работы французского историка I Ле Гоффа ¹⁰. На оригинальном материале источников Ле Гофф вскрыл исторический смысл средневековых представлений о времени (причем дифференцируя эти представления в за­висимости от сословной среды, в которой они формировались !_;> и в соответствии с развитием социальной практики). Совет­ского историка А. Я. Гуревича " категория времени при­влекла прежде всего в контексте историй культуры вообще и средневековой культуры в частности. Поэтому на первом - плане в его анализе оказалось культурнб-йсторйческое. со-v держание этой категории*. - ; .'

Тем не менее, несмотря на обширную специальную ли­тературу, посвященную проблеме времени, остается крайне слабо изученным «время истории» и почти полностью обой­ден аспект «время историка», т. е. методологическая функция , этой категории. Значительность этой темы столь неоспорима, что ее освещение в полном объеме потребовало бы отдельной книги. В рамках данного труда она будет лишь скорее по­ставлена, нежели в полном объеме разрешена.