7. «Genus proximum» общественного мнения

Теперь же, после всего сказанного, необходимо подвести некоторые итоги в отношении природы общественного мне­ния. Правда, на первый взгляд могло создаться впечатление, что мы получили лишь серию отрицательных суждений об общественном мнении: узнали, что оно не совпадает ни с одной из существующих форм общественного сознания и не существует наряду с ними; не является ни сугубо «партий­ным», классовым, как идеология, ни сугубо «объектив­ным», нейтральным, как наука; не тождественно ни обы­денному сознанию, ни теоретическому знанию и т. д.; в таком случае говорить о каком-либо определении явления невозможно: формальная логика, как известно, исключает правомерность всякого definitio per negatio.

Однако в действительности мы узнали и нечто большее, нежели только чем не является общественное мнение: за радом негативных определений скрывается позитивное зна­ние. Мы видели, в частности, что, будучи взято в отношении к формам общественного сознания, общественное мнения представляет собой известный способ их функционирования отличительными признаками которого являются неофициальность, стихийность и т. д. Мы видели, далее, что обще­ственное мнение может быть окрашенным в классовые тона, а может быть и нейтральным по отношению к интересам того или иного класса, вернее, выражающим интересы одновременно нескольких различных социальных классов и групп. Рассмотренное с точки зрения уровней отражения действительности в сознании, общественное мнение, как было установлено, представляет собой такой вид обществен­ного сознания, который снова ломает существующую альтер­нативу: «обыденное сознание — теоретическое знание», об­наруживая способность формироваться на обоих крайних уровнях. Наконец, мы видели, что, как и общественное со­знание вообще, общественное мнение, будучи взято в отношении к действительности, оказывается не чем иным, как осознанным бытием, что оно всегда отражает реальные процессы жизни и что это отражение является неизменно слож­ным по своему характеру и содержанию.

Все это позволяет нам теперь предпринять попытку в определении природы рассматриваемого феномена

Состояние Первый вывод, к которому мы неминуемо должны прийти,— это массового признание удивительного синкретизма общественного мнения. В самом сознания деле какое бы из принятых расчленений общественного сознания мы ни взя­ли, об общественном мнении никогда нельзя сказать, что оно, представляет собой что-то одно, какой-то один полюс альтернативы— оно всегда «и то», «и другое», а иногда «и тре­тье»...

Именно в этом интегральном характере явления боль­шинство исследователей усматривает основную трудность его определения²⁶. Одновременно здесь скрывается и корень распространенной ошибки: обнаружив невозможность «подвести» общественное мнение ни под один genus proximum обнимающий, существующие и уже описанные наукой виды, (секторы, формы, сферы и т, д.) общественного сознания, социологи пытаются «изобрести» для него свой собственный «род», существующий наряду с известными. В результате возникает стремление расчленить общественное сознание еще по одному, новому, основанию.

Именно так поступает, в частности, А. Уледов в книге «Общественное мнение советского общества»²⁷, где наряду с традиционными расчленениями общественного сознания (по принципу форм сознания, а также по принципу уровней сознания), вводится еще одно расчленение — по принципу состояний сознания.

Сам по себе термин «состояние сознания» кажется весьма удачным для характеристики такого явления, как общественное мнение. Однако использование его А. К. Уледовым в качестве наименования некоего «рода», сущест­вующего в рамках общественного сознания наряду с дру­гими известными «родами», не представляется наилучшим. Специфической чертой этого genus proximum объявляется то, что будто бы лишь он ставит вопрос о воздействии со­знания на практическую деятельность человека. «Почему же важна постановка вопроса о состояниях сознания?» — спрашивает автор книги. И отвечает: «Она важна потому, что анализ общественного сознания в двух первых планах, т. е. с точки зрения специфических форм отражения и различных уровней отражения, не раскрывает активной роли сознания. Правда, при определении специфи­ческих форм сознания указывается, что каждая из них ока­зывает активное воздействие на жизнь общества, но в дол­жной мере роль их не выясняется. И это, прежде всего по­тому, что в реальной жизни формы сознания не существуют рядом друг с другом. Все они взаимосвязаны и взаимообус­ловлены, и действия их проявляются совместно»²⁸. «Со­стояние сознания непосредственно сопровождает практиче­скую деятельность людей, или, лучше сказать, включено в нее. Поэтому вполне оправдано, на наш взгляд, сопоставлять сознание в целом как отражение действительности с прису­щими ему умственными, эмоциональными и волевыми мо­ментами с сознанием, тоже взятым в целом, но уже как деятельностью, или, вернее, с сознанием, реализующимся в практической деятельности людей. Вот это последнее и вы­ступает как состояние сознания, а первое — как отражение» ²⁹. Понятно, что всякий «род» может являться таковым и рассматриваться в качестве такового лишь при условии, ес­ли он подразделяется на какие-то «виды». Поэтому А. К. Уледов вынужден поставить общественное мнение в ряд с дру­гими, однопорядковыми с ним species. «Одним из состояний общественного сознания,— пишет он,— выступает общест­венное мнение» ³⁰. «Такими же состояниями выступают со­циальные нормы поведения людей, традиции, программы политических партий» ³¹.

В приведенных высказываниях нет, кажется, ни одного положения, которое не подлежало бы опровержению или, по меньшей мере, в истинности которого нельзя было бы усомниться. »

Неверно, прежде всего, что анализ общественного созна­ния «в двух первых планах» «не раскрывает активной роли сознания». Почему, спрашивается? Разве политическая иде­ология, религия, мораль или искусство (а это все формы об­щественного сознания) оказывают на практическую дея­тельность людей меньшее влияние, чем общественное мне­ние? Отнюдь. Или разве можно говорить о науке, о теоре­тическом знании, как, впрочем, и об обыденном сознании (имея в виду уже расчленение общественного сознания «во втором плане»), лишь как об «отражении» действительно­сти? Также нет. Особенно в наш век, когда практическая деятельность людей, идет ли речь об освоении природы или об освоении механизма социального развития, стремится опираться на сугубо научную основу.

А с другой стороны, совершенно неправомерно и рас­смотрение общественного мнения как «состояния сознания» лишь в аспекте его воздействия на практическую деятель­ность людей (не говоря уж о рассмотрении его как самой «деятельности»): выше мы подробно говорили, что общест­венное мнение необходимо рассматривать и как отражение объективной действительности.

Наконец, совсем уже сомнительным, как в силу очевид­ной случайности подбора, так и в силу еще более очевидного смешения различных оснований деления, кажется поста­новка общественного мнения в один ряд с такими явле­ниями, как «социальные нормы поведения людей», «тради­ции» и «программы политических партий». Ведь что ка­сается первых, то они, по словам самого же автора книги, представляют собой или «юридические законы», или «нрав­ственные требования», то есть целиком входят или в состав правосознания (одной из форм общественного сознания), или в состав обыденного сознания. Ясно, что это лишает нас ка­кой-либо возможности рассматривать их наряду с данными сферами общественного сознания, в качестве некоей само­стоятельной субстанции — определенного «состояния созна­ния». Целиком к сфере обыденного сознания относятся и традиции; к тому же их рассмотрение наряду с общественным мнением неправомерно и потому, что они представляют собой «проявление доминирующего общественного мнения прошлого» ³². Наконец, крайнее удивление вызывает выделение в некоторую самостоятельную субстанцию общественного сознания «программных документов партий». До сих пор казалось бесспорным, что эти документы являются лишь одним из выражений политической идеологии или политической науки. И конечно же к любой форме общест­венного сознания можно отнести слова А. К. Уледова, кото­рыми он характеризует специфику программных докумен­тов в качестве «состояния сознания»: мол, «в них аккуму­лирован, отражен определенный уровень общественного

«сознания данной эпохи».

Словом, попытка А. К. Уледова провести границу между общественным мнением, с одной стороны, и всеми другими подразделениями общественного сознания, с другой, по основанию «активное влияние на практику — пассивное отраже­ние» должна быть оценена в целом как неудачная. И источ­ник этой неудачи, как нам кажется, заложен в самой исход­ной идее — в стремлении во что бы то ни стало выделить «субстанцию» общественного мнения в качестве существую­щей наряду с иными «субстанциями» общественного созна­ния. Весь же «фокус» как раз состоит в том, что эта «суб­станция» не существует наряду, но оказывается своеобраз­ным интегралом всех иных «субстанций». Тот самый син­кретизм общественного мнения, в котором обычно усматривают основную трудность для понимания и определения этого феномена, на наш взгляд, как раз содержит ключ к разгадке.

Если уж говорить о genus proximum общественного мне­ния (хотя это очень своеобразный род, включающий в себя один-единственный species — «общественное мнение»), то его можно определить как сознание масс, массовое сознание, или, если угодно, как состояние массового сознания. Выра­жаемое тем или иным образом общественное мнение — это массовое сознание т ас1и, в действии, или реакция массового сознания. И сущность-этого сознания состоит отнюдь не в том, что оно более, чем другие типы сознания, способно вли­ять на практическую деятельность людей, но в том, что оно является своеобразным фокусом, в котором сходятся все существующие сечения общественного сознания, и потому наиболее емким, так сказать суммарным, выражением уро­вня или состояния общественного сознания той или иной эпохи, взятого в целом, пропущенного через призмы с са­мыми различными углами преломления: «классовым», «по глубине отражения действительности», «по сфере действия» и т. д. и т. п.

Общественное мнение характеризует общественное со­знание той или иной эпохи в его суммарном виде. Это — об­щественное сознание со сломанными внутри него перегород­ками. Будучи, например, произведением классовых и вне­классовых элементов в сознании, общественное мнение характеризует общественное сознание эпохи как в целом более или менее окрашенное в классовые тона.

Но главное в этом типе сознания, конечно, то, что оно представляет собой произведение двух величин — обыден­ного сознания и теоретического знания. Ведь если верно, что общественное сознание включает в себя, с одной стороны, сознательно вырабатываемое теоретиками научное представление о мире, а с другой — стихийно вырабатываемое массами обыденное сознание, то не менее верно и другое — что в реальной действительности реальное сознание, харак­терное для той или иной эпохи, всегда представляет собой результат сложения, переплетения этих двух типов созна­ния. И этот результат находит свое выражение как раз в общественном мнении.

Что же касается специфики общественного мнения в сравнении с иными типами общественного сознания, то она заключается совсем не в том, будто в основе этого явления лежат какие-то иные, исключительно одному ему свойственные начала (совсем наоборот! еще раз повторяем: по своей природе общественное мнение есть органический сплав все тех же, уже известных начал), но в особых закономерностях функционирования данного феномена. Эти закономерности находят свое выражение в специфическом объекте рассмат­риваемого массового сознания, в его специфическом субъекте, специфических формах выражения, специфических способах воздействия на действительность ³⁴ и т. д. и т. п.

Исторический И уже из данного определения природы общественного характер определения мнения вытекает та важ­нейшая его черта, что оно представляет собой величину переменную, зависимую. В сущности, это — типичная функция, производная от обще­го числа, величины и качества различных ее составляющих. Именно поэтому тут правильнее говорить не просто о «мас­совом сознании», но о «состоянии массового сознания», или, точнее, о тех или иных состояниях массового сознания.

Общественное мнение — величина переменная прежде всего в историческом- плане. Это можно было видеть уже при взгляде на явление через призму таких категорий, как «форма общественного сознания», «классовое сознание» и т. д.

В самом деле. По мере развития общества общественное мнение постоянно расширяет предмет своего высказывания, сферу своей компетенции: будучи некогда ограничено лишь областью политических отношений, нравственности или пра­восознания, оно со временем распространило и продолжает распространять свою власть и на другие области!

Исторический характер общественного мнения прояв­ляется с полной отчетливостью и в том, что, имея в антаго­нистических обществах ярко классовый характер, оно с мо­мента социалистического переворота постепенно начинает утрачивать его и в перспективе с необходимостью должно трансформироваться в единое общенародное мнение.

Меняется также и исторический субъект общественного мнения: свободные римские граждане, собравшиеся на бур­ный и своенравный форум, замещаются вполне пристой­ными депутатами буржуазных парламентов с их почтенной процедурой, а эти, в свою очередь,— снова народом, исполь­зующим для выражения своего мнения все новейшие сред­ства массовой коммуникации и организации: прессу, обще­ственные институты, политические свободы и т. д. -.Ме­няются и функции общественного мнения, его роль в жизни общества, меняются и способы его формирования, методы его выражения и т.д.

Наконец, исторически переменной величиной является и общий уровень отражения действительности в обществен­ном мнении — то конкретное сочетание, переплетение обы­денного сознания и теоретического знания, которое опреде­ляется уровнем развития цивилизации, достигнутым тем или иным обществом, то есть степенью развития в нем про­изводительных сил, в том числе науки, характером и широ­той распространения культуры, в частности постановкой дела народного образования, и т. д., и которое бывает столь различным в каждую историческую эпоху.

С другой стороны, общественное мнение не есть нечто неизменное, постоянно данное и в том плане, когда оно бе­рется в рамках одной и той же исторической эпохи, в пре­делах одного и того же исторического состояния массового сознания. Оно может меняться и практически меняется в зависимости от условий его формирования и функциониро­вания, от характера проблемы, по которой оно высказы­вается (так, в рамках одного общества общественное мнение может быть то более, то менее компетентным, то более, то менее активным и т. д.), и многих иных факторов.

Все это не дает возможности говорить об определении общественного мнения вообще, о некоем его абстрактном оп­ределении, которое было бы одинаково верным примени­тельно ко всем эпохам и обществам и ко всем случаям. Та­кое абстрактное определение неизбежно должно вылиться в ссылку на самую широкую по объему и потому весьма то­щую по содержанию категорию — вроде той, к которой мы как к «ближайшему роду» прибегли выше. И вся недоста­точность такой ссылки на locus communis очевидна: науч­ный анализ должен брать историческое явление в его кон­кретно-исторической форме, в специфических условиях его функционирования и развития.

• Глава 2 •

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ

Историческая форма, которую общественное мнение принимает в социалистическом обществе, находит свое вы­ражение в различных специфических характеристиках этого явления. Они касаются и объекта общественного мнения, и способов его формирования и выражения, его субъекта и т. д. Однако начать нужно, видимо, с выяснения места, ко­торое общественное мнение занимает в общей структуре со­циальной жизни, с выявления его функций и роли в жизни общества.

Коль скоро речь заходит о сопоставлении каких-либо явлений капиталистического и социалистического обществ, многие советские философы и социологи до сих пор до­вольно часто прибегают к «дихотомическому» способу ана­лиза. Согласно этому способу, явления, отмечаемые при ка­питализме знаком «плюс», автоматически, награждаются применительно к социалистическому обществу знаком «ми­нус», и наоборот: признание существования какого-либо яв­ления при социализме вызывает автоматическое отрицание его существования при капитализме.

...Разумеется, Мефистофель был глубоко прав, когда, сравнивая науку с объективной действительностью, утверж­дал, что. «теория» всегда оказывается «суше», «беднее» «пышно зеленеющего древа жизни». Однако ясно, что схе­матизм метода «да — нет», «нет — да» имеет совершенно иную основу, нежели общая природа абстрактного мышле­ния, неизбежно «огрубляющего» действительность. Это осо­бенно ясно видно при анализе проблем социалистической и капиталистической демократии и, в частности, обществен­ного мнения. Желая подчеркнуть специфику социалистического общества, иные авторы статей и книг утверждают, что при капитализме общественное мнение вовсе «не играет никакой роли», поскольку оно всё целиком — «плод фальши­вой буржуазной пропаганды», и т. д. Однако такой подход не имеет ничего общего ни с объективной действительностью, ни с представлениями о её научном анализе. Вопреки иллю­зиям недавних лёт, он оказывается исключительно вредным и с политической точки зрения — с точки зрения завоевания масс в капиталистических странах на сторону коммунизма.

Именно поэтому против подобных методов так остро вы­ступили ученые-марксисты, видные деятели международ­ного коммунистического и рабочего движения, принявшие участие в дискуссии «Коммунисты и демократия», которая состоялась в начале 1963 г. в Праге.

«Взять хотя бы положение: «Демократия при капита­лизме—не что иное, как обман». Верно ли оно? — говорил на этом обмене мнениями канадский социолог-марксист Стэнли Райерсон.— Конечно, буржуазная демократия — об­ман в том смысле, что выборные институты и всеобщее избирательное право создают иллюзию правления большин­ства, тогда как практически налицо правление меньшин­ства, осуществляемое монополистически-капиталистиче­скими хозяевами экономики и государственной машиной;.. Но хотя в этом, весьма важном, смысле буржуазная демо­кратия ^;и является обманом, она вместе с тем представляет собой и кое-что другое. Она воплощает (хотя и в ущербной, ограниченной, искажённой форме) завоевания великих ре­волюционно-демократических битв прошлого, завоевания, которые стали частью традиции, частью «национального ха­рактера»... частью превалирующих настроений масс...

...Значит, мы не можем ограничиваться одним; разобла­чением формального характера буржуазной демократии. Мы должны бороться в защиту и за использование тех реальных элементов этой демократии, которые были достигнуты в процессе преодоления феодального господства, которые про­должают существовать, несмотря на нападки монополисти­ческого капитала, и которые содержат в зародыше потен­циальные элементы тысячекратного расширения демокра­тии, приходящего с социализмом. Ограничивать вопрос о де­мократии при капитализме одним лишь разоблачением ее формального, иллюзорного аспекта—значит занимать сектантско-догматическую позицию. Такого рода позиция антиисторична; она отрицает прогресс в этой области, отмечен­ный преодолением феодальной автократии и завоеванием выборных институтов, гражданских прав и т. д. Такого рода позиция ставит препятствия на пути преодоления иллюзий масс относительно самой буржуазной демократии, ибо, бу­дучи механическим сверх упрощением, она кажется отри­цанием реальности, неправильным толкованием фактов, играет на руку антикоммунистическому утверждению, что мы против демократии, выступаем за ее уничтожение и т. д.» ¹

С подобными рассуждениями нельзя не согласиться. Дей­ствительность оказывается намного сложнее, "нежели это представляется схематическому мышлению, и заключает в себе гораздо больше красок, нежели только белую и черную.

В самом деле, невозможно недооценивать или тем более вовсе не замечать того факта, что общественное мнение в его формах, отличных от форм эпохи классической древности, исторически получило свое первоначальное развитие как раз в рамках буржуазной демократии, равно как и того, что именно здесь нашли свое распространение теория и практика изучения общественного мнения с помощью социологических методов. С другой стороны, о картине демократии в капита­листическом мире, в частности о характере функционирова­ния в нем общественного мнения, нельзя говорить вообще, абстрактно, не видя всего многообразия форм, которые эта демократия принимает, отвлекаясь от различий, существую­щих в политической организации общества в различных странах.

Что же касается социализма, то высокие оценки социали­стической демократии не должны подменять собой действи­тельного анализа проблем, переживаемых обществом. Исто­рический опыт показал, что, хотя демократия и является для социализма объективной необходимостью, эта необходимость не воплощается в жизнь автоматически, уже в силу одного лишь обобществления средств производства, что в области осуществления народовластия и свободы личности в усло­виях социалистического общества возможны серьезные изъ­яны и отступления от нормы, заслуживающие самой острой и беспощадной критики.