222

Предисловие

СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИ………………………………………………………….1

Введение…………………………………………………………………………………………8

Глава 1

ПРИРОДА ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………………………….10

1. ЕЩЕ ОДНА ФОРМА ОБЩЕСТВЕННОГО СОЗНАНИЯ?……………………………………………………………………………11

2. «ПАРТИЙНАЯ» ИДЕОЛОГИЯ И «ОБЪЕКТИВНАЯ» НАУКА………………..12

3. ОБЫДЕННОЕ СОЗНАНИЕ ИЛИ ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ?…………………………………14

4. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ — ОСОЗНАННОЕ БЫТИЕ……………………….17

5. ДВЕ ФОРМЫ ОТРАЖЕНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ……………………………20

6. СЛОЖНЫЙ ХАРАКТЕР ОТРАЖЕНИЯ……………………………………………..23

7. «GENUS PROXIMUM» ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ………………………..28

Глава 2

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………. 32

8. ГРАНИЦЫ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННОГО КАПИТАЛИЗМА……………………………………………………………………….33

9. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ В СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ…….37

10. ФУНКЦИИ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………………….43

11. ВОЗРАСТАНИЕ РОЛИ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ………………………….48

Глава 3

ОБЪЕКТ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………………………53

12. МНЕНИЕ О БЫТИИ И МНЕНИЕ О СОЗНАНИИ. «ПОРОГ ДОСТУПНОСТИ»…………………………………………………………………....53

13. ОБЪЕКТИВНЫЙ И СУБЪЕКТИВНЫЙ АНАЛИЗ. «ПРИНЦИП ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ»……………………………………………………………52

14. ОЪЕКТ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ И УГОЛ ЗРЕНИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ…55

15. ПЕРВЫЙ КРИТЕРИЙ: ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС……………………………..57

16. ВТОРОЙ КРИТЕРИЙ: ДИСКУССИОННОСТЬ………………………………………67

17. ТРЕТИЙ КРИТЕРИЙ: КОМПЕТЕНТНОСТЬ…………………………………………71

18. ИЗМЕНЕНИЕ ОБЪЕКТА МНЕНИЯ «ВШИРЬ» И «ВГЛУБЬ»………………………83

Глава 4

СУБЪЕКТ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………………………88

19. ИНДИВИД ИЛИ ГРУППА?…………………………………………………………….88

20. МОНИЗМ ИЛИ ПЛЮРАЛИЗМ МНЕНИЙ?…………………………………………...88

21. БАЗА И ГРАНИЦЫ МНОЖЕСТВЕННОСТИ МНЕНИЙ……………………………91

22. ЧЬЕ МНЕНИЕ МОЖЕТ СЧИТАТЬСЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ?………………………..98

23. ЗАДАЧИ ИНТЕГРИРУЮЩЕГО И ДИФФЕРЕНЦИРУЮЩЕГО АНАЛИЗА………107

Глава 5

ВЫРАЖЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………………114

24. ЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА СУЖДЕНИЯ-МНЕНИЯ………………………………...114

25. VOX POPULI – VOX DEI? КОНТИНУУМ ИСТИННОСТИ…………………………118

26. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ. ХАРАКТЕР И ИСТОЧНИКИ ОШИБОК ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ …………………………………………..120

27. МНЕНИЕ ВЫСКАЗАННОЕ: МНЕНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ. ХАРАКТЕР И ИСТОЧНИКИ «ВОЗМУЩЕНИЯ» ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………….134

Глава 6

ЗАДАЧИ ИЗУЧЕНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ…………………………………..143

28. СПОСОБ ПОЗНАНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ — ОБЪЕКТИВНОЙ И СУБЪЕКТИВНОЙ……………………………………………………………………144

29. БАЗА РАЗВИТИЯ ТЕОРИИ……………………………………………………………149

30. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПУТЕЙ РЕШЕНИЯ ПРАКТИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ…………….152

31. СРЕДСТВО РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИЯ……………………….159

Глава 7

СПОСОБЫ ФИКСИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ……………………………………..164

32. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ОСНОВНЫХ МЕТОДОВ……………………….….164

33. ПЛЮСЫ И МИНУСЫ МЕТОДА ВЫБОРОЧНОГО АНКЕТНОГО ОПРОСА……171

34. ПРОБЛЕМЫ КАЧЕСТВЕННОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ……………………………….178

35. ПРОБЛЕМЫ КОЛИЧЕСТВЕННОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ……………………………195

1МИ Г91

Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена одному из сложных и малоисследованных явлений в жизни об­щества — природе общественного мнения и методологии его изучения. Автор, заве­дующий сектором Института философии АН СССР, руководитель Института об­щественного мнения «Комсомольской правды», обобщает в ней свой опыт конкретно -социологических исследова­ний, проводившихся в течение ряда лет. Книга содержит богатый фактиче­ский материал и удачно сочетает глу­бокий теоретический анализ с доступ­ной формой изложения. Она будет по­лезна всем интересующимся вопросами социологии.

Предисловие

СОЦИОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИ

Теперь уже невозможно не признать — конкретно-социологиче­ские исследования в Советском Союзе стали фактом. По мере их распространения уходят в область истории те абстрактные споры округ «вопроса о социологии», в том числе относительно значения даже самой правомерности конкретно-социологических исследований, которые еще совсем недавно столь активно велись в университетских аудиториях, на страницах научных журналов и в бесконечных устных дискуссиях самими социологами и, главным образом людьми, не проведшими ни одного конкретного исследования. Одновременно становится все более ясным и истинное содержание эволюции, переживаемой нашей философской наукой.

Очевидно прежде всего, что обращение философов к конкретно социологическим исследованиям, равно как и сравнительно быстрое распространение этих исследований в стране,— факт не только одной научной жизни. Истоки этого явления имеют четко выраженный социальный характер. Они связаны прежде всего с тем обстоятельством, что на современном этапе общественного развития резко воз­растает потребность в проведении научно обоснованной политики, в научном анализе и программировании социального процесса, а так­же в совершенном управлении им. Развитие общества поставило в повестку дня великое множество принципиально новых вопросов, касающихся экономики, классовой структуры, государства, права, семьи, связанных с воспитанием масс. Если раньше некоторые из этих вопросов ставились лишь в теоретической, то есть весьма общей форме, то теперь речь пошла и об их практическом, то есть пре­дельно конкретном содержании. Сегодня для практики строительства уже недостаточно знать, что конечная цель движения предполагает высшее развитие производительных сил, стирание существенных раз­личий между городом и деревней, между физическим и умственным трудом и т. д.,— ежедневная деятельность масс в сфере экономики, политики, культуры, воспитания выдвинула и выдвигает десятки

конкретных «как» и «почему» и требует на них конкретного науч­ного ответа.

Вместе с тем интерес к конкретному научному анализу соци­альных явлений возрос не только в силу роста потребностей прак­тики, но и в результате создания в стране таких общественно-поли­тических условий, которые способствуют удовлетворению этих по­требностей. Выступив против талмудизма и начетничества как против явлений, в корне несовместимых с творческим духом марксизма-ле­нинизма, партия призвала философов к глубокому изучению всех сторон процесса общественного развития. Результатом этого явилась еще более тесная связь социальной науки с жизнью. Тогда-то где-то в середине 50-х годов и замелькало в литературе и устных дискус­сиях слово «социология».

"Сам по себе этот термин не был сколько-нибудь новым для марксистской философии — ни в смысле обозначения общей тео­рии общественной структуры и общественного развития, ни в смысле обозначения конкретных исследований социальных явлений. Что ка­сается, в частности, первого его содержания, то марксизм явился как раз такой теорией: именно термином «социология» Ленин обозначал исторический материализм Маркса¹. Что же касается конкретного социологических исследований, то они также самым широким обра­зом и в различных формах использовались и классиками марксизма-ленинизма («Капитал», «Положение рабочего класса в Англии», «Эко­номическое содержание народничества», «Развитие капитализма в России»²) и советскими философами середины 20-х — начала 30-х годов.

И все же термин «социология» применительно к советской марксистской философии был встречен многими с недоверием, а то и просто в штыки³. Среди советских философов началась дискуссия, в центре которой встала проблема о соотношении социологии и ис­торического материализма.

Если оставить в стороне людей, даже и слышать не хотевших о возможности существования марксистской социологии, а также тех, кто занимал в споре различные промежуточные позиции, то в общем и целом было высказано три точки зрения.

Сторонники первой, в сущности, полностью отождествляли исто­рический материализм с социологией. По их мнению, теоретическая социология совпадала собственно с теорией исторического материа­лизма, а конкретно-социологические исследования общественных яв­лений представляли «нижний этаж» этой науки: в нем «добывался» эмпирический материал, служащий пищей для теории.

Сторонники второй точки зрения полагали, что с историческим материализмом совпадает лишь часть социологии, а именно лишь теоретическая социология. Что же касается другой ее части, вклю­чающей в себя конкретно-социологические исследования, то тут мне­ния расходились: одни полагали, что эта часть представляет собой вполне самостоятельную науку — конкретную социологию, сущест­вующую наряду с историческим материализмом, другие же (против­ники конкретных исследований) — что она вовсе не должна сущест­вовать.

Наконец, третьи утверждали, что социология (вернее, социоло­гии — поскольку в данном случае речь шла о множестве различных дисциплин) — вообще совершенно самостоятельная наука, относя­щаяся к историческому материализму принципиально так же, как к нему относятся все «конкретные» (в смысле: нефилософские) общественные науки — история, политическая экономия, этнография и др. С данной точки зрения исторический материализм следовало рассматривать исключительно как философско-методологическую основу социологических дисциплин.

Природа этой дискуссии была понятной. В условиях, когда связь философской науки с практикой была недостаточной, термин «социо­логия» фактически утратил какой-либо смысл и исчез из философ­ского лексикона марксизма. Он был целиком отдан на откуп бур­жуазной философии, которая к тому же имела в данной области прочную традицию. Огромный размах социологических исследова­ний, начавшийся в 20—30-х годах на Западе, и прежде всего в Сое­диненных Штатах, окончательно способствовал такому отождеств­лению буржуазных социологических исследований с социологией вообще. А принципиально ущербный характер многих из этих иссле­дований, их подчас ненаучная теоретическая и методологическая база обеспечили довольно широкое распространение взглядов, со­гласно которым социология уже сама по себе считалась псевдонау­кой, годной разве лишь для того, чтобы' заниматься апологией су­щего. Так в результате вместо противопоставления марксистской социологии, с одной стороны, и социологии немарксистской, с другой, возникло противопоставление марксизма и социологии вообще. В по­добной ситуации вернуться к «проклятому» термину означало, по видимости, пойти на «уступку» буржуазной философии, на огульное признание ее заслуг и принятие ее методов.

Но вместе с тем развернувшаяся дискуссия не была только спо­ром о словах. Она, пожалуй, даже меньше всего была именно таким спором — вопросы терминологии, безусловно, играют серьезную роль в науке, но в данном случае, если бы речь шла только об этой сто­роне дела, кажется, сравнительно нетрудно было договориться, будет ли исторический материализм называться марксистской социологией

или нет.

Речь шла, прежде всего, о другом — о задачах, предмете и самой правомерности конкретных социальных, в частности социологиче­ских, исследований. И в этом смысле — о борьбе нового и старого в философской науке. За дискуссией часто вырисовывался главный вопрос: останется ли философия в рамках одной дедукции (или, как говорил В. И. Ленин, в рамках простого логического развития общей истины⁴), или она обратится к еще не исследованным фактам и будет с новой силой развивать лежащее в ее основе творческое начало. Осо­бую остроту спору придавало то обстоятельство, что в нем перепле­тались интересы отдельных личностей: ведь позиция наиболее ак­тивных противников социологии, то есть конкретных исследований, объяснялась, помимо всего прочего, и тем, что, будучи знакомы лишь с одним видом научного исследования — «формально-дедуктивным», они не владели методами конкретного анализа фактического мате­риала и сама мысль о необходимости переучиваться и идти «делать науку» на заводы и в колхозы казалась для них чем-то непопра­вимо катастрофическим.

Между тем, пока гремели эти теоретические споры, жизнь шла вперед. Практика предъявляла спрос на решение множества важных вопросов — в области труда, массовых коммуникаций, семьи, градо­строительства, культуры, отношений между людьми и пр., и этот спрос, как всегда, определил предложение. Появились люди и даже целые организации, которые еще до решения кардинальных вопро­сов «о предмете социологии», «о соотношении социологии и истори­ческого материализма», о правомерности конкретно-социологических исследований и т. д. приступили к проведению самих исследований. Нельзя сказать, чтобы они нигилистически или позитивистски отно­сились к общим вопросам теории,— нет, они просто остро чувство­вали потребности практики и полагали, вслед за Наполеоном, что сначала нужно ввязаться в бой, а там уже посмотреть⁵.

В результате первые шаги в развитии социологии — в развитии, так сказать, «на деле», а не только «на словах»,— несмотря на всю их неуверенность и робкий характер, были сделаны. И уже этот пер­вый после столь долгого перерыва опыт сразу же пролил свет на многие из тех вопросов, которые в рамках абстрактной дискуссии казались неразрешимыми. Разумеется, тогда можно и нужно было говорить и о недостатках и ошибках (в том числе весьма серьезных), допущенных в той или иной работе тем или иным исследователем. Но главное в этом опыте было другое: обнаружилась бесспорная не­обходимость и важность конкретных исследований для удовлетворе­ния нужд как теории, так и практики.

В самом деле, ныне нельзя уже больше представить себе нор­мальное существование какой-либо общественной науки, не опираю­щейся на конкретное изучение своего предмета, на анализ соответ­ствующего эмпирического материала. Проведение конкретных со­циальных исследований является необходимой составной частью и базой теоретических построений любой социальной науки — полити­ческой экономии и истории, правоведения и этнографии, эстетики и этики. И — исторического материализма. Эта последняя наука, изу­чающая наиболее общие закономерности развития общества, возникла, развивалась и развивается на базе философского обобщения дан­ных всех «частных» общественных наук — от антропологии до поли­тической экономии. Но вместе с тем ее развитие немыслимо без проведения конкретных исследований внутри ее собственного пред­мета — в области отношения общественного бытия (в различных его формах) к общественному сознанию (в различных же его формах). С этой точки зрения очевидна вся ошибочность позиции тех, кто полагал или полагает, что исторический материализм по своему пред­мету вообще не связан с проведением конкретных исследований, что он представляет лишь «философско-методологическую основу» для самостоятельно существующих социологических дисциплин, отно­сится к последним, как к другим «частным» наукам, и т. д. или что с историческим материализмом совпадает лишь так называемая «теоретическая социология», в то время как так называемая «кон­кретная социология» представляет собой самостоятельную науку или даже вовсе не должна существовать. Тут неверно уже само деление наук на «абстрактные» и «конкретные», на связанные с конкретным изучением своего предмета и «свободные» от такого изучения⁶. А главное — подобные взгляды обрекают исторический материализм на худосочие и даже полное бесплодие⁷.

Другое дело, что исторический материализм отнюдь не включает в себя все возможные конкретные социальные исследования, что применительно к этой науке речь должна идти лишь об эмпириче­ских исследованиях внутри ее собственного, строго очерченного предмета. Наряду же е ними, в рамках различных общественных наук, существует масса других конкретных социальных исследова­ний—экономических, этнографических, исторических и т. д.

Одновременно первый опыт конкретно-социологических иссле­дований пролил достаточно света и на другой вопрос — о возможно­сти существования какой-либо «самостоятельной» социологии (ка­ких-либо самостоятельных социологических дисциплин) наряду с историческим материализмом. Такая постановка вопроса кажется вполне правомерной, коль скоро речь идет о науках, предмет которых отличается от предмета исторического материализма. И, что самое интересное, она не противоречит (как это ни парадоксально, на пер­вый взгляд!) тезису о совпадении понятий «исторический материа­лизм» и «марксистская социология».

Дело в том, что в настоящее время в науке наряду с ярко вы­раженным процессом интеграции, отмечающим успехи человеческого мышления в обнаружении общих закономерностей мира, бурно идет и процесс дифференциации, отмечающий этапы углубления нашего познания в мир вещей. Это верно как в отношении естествознания, так и в отношении общественных наук, в том числе философии. Как известно, предмет этой некогда «науки наук» подвергается дифферен­циации на протяжении всей истории ее развития, причем уже в по­следнее время из нее выделились в качестве вполне самостоятель­ных дисциплин этика и эстетика. И нет оснований считать данный процесс сколько-нибудь завершенным. Скорее даже наоборот. «По мере развития и углубления конкретных социальных исследова­ний,— отмечали участники пражского совещания социологов,— изу­чение относительной самостоятельности отдельных общественных яв­лений и процессов, естественно, сопровождается дифференциацией в науке, созданием новых научных дисциплин, вроде социологии труда, социологии семьи и быта, социологии города и т. д.» ⁸.

Во всяком случае, бесспорным представляется тот факт, что в настоящее время существует целый ряд явлений общественной жизни — социальных отношений, которые в соответствии с острейшими потребностями практики и теории должны быть предметом самого тщательного, самого глубокого и пристального анализа. Будет ли этот анализ осуществляться в рамках исторического материализма или других общественных наук (этики, демографии и др.), или он «разрастется» до размеров самостоятельных наук — «социологии семьи», «социологии пола», «социологии религии», «социальной психологии» и др.,— покажет ближайшая история ⁹.

Практический опыт проведения социальных исследований не только внес большую или меньшую ясность в различные стороны об­щего «вопроса о социологии», но и поставил перед советской социо­логической наукой целый ряд новых важных проблем. Наиболее ак­туальными из них, на наш взгляд, являются три.

В первую очередь — проблема синтеза эмпирического исследо­вания и теоретического анализа, проблема преодоления опасности эмпиризма в социологии.

Как известно, в свое время крупные американские исследова­тели, крайне обеспокоенные этим явлением, выражали надежду на то, что им удастся преодолеть надвигающийся кризис. «Стереотип со­циального теоретика, парящего в эмпиреях чистых идей, не запят­нанных низменными фактами,— писал Р. Мертон,— ныне так же устаревает, как и стереотип социального исследователя, вооруженного анкетой и карандашом, который гоняется за изолированными и бес­смысленными статистическими данными. Ибо при построении зда­ния социологии за последнее десятилетие теоретик и эмпирик научи­лись работать совместно. Более того, они научились разговаривать друг с другом. Иногда это означает только то, что социолог научился разговаривать сам с собой, поскольку все больше и больше один че­ловек, занимается и теорией и исследованием» ¹⁰.

Однако данному предсказанию не суждено было осуществиться. Лишенные общей научной теории социальной структуры и социаль­ного развития, социологи Запада до сих пор, по их собственным признаниям ¹¹, буквально тонут в море разного рода эмпирических исследований (Соммервилл остроумно назвал их «зонтиковедческими»), о большинстве из которых невозможно сказать, какое значение они имеют для науки об обществе и даже с какой целью они про­водятся!..

Советские философы находятся в этом смысле в ином поло­жении. Они обладают общей теорией — марксистским историческим материализмом. Однако, как показывает опыт, одно лишь обладание теорией само по себе еще не избавляет от опасности эмпиризма при проведении конкретных исследований. Речь должна идти об органи­ческом увязывании этих двух аспектов социальной науки. Ясно, что конкретное изучение социальной действительности, которая всегда оказывается новой социальной действительностью, с необходимостью должно обогащать теорию, вести к новому знанию в теории. Ясно и то, что существующая теория должна направлять конкретные ис­следования, определять их цели, структуру, методологию и т. д. За­дача состоит в том, чтобы довести эту ясность до «рабочего состоя­ния». Только тогда можно быть гарантированным от появления ра­бот, проводимых «вслепую» и не могущих — несмотря на вcе обилие заключенных в них цифр и фактов—ничего дать ни теории, ни практике.

Вторая важнейшая проблема, реально возникшая перед нашей социологией,— проблема методологии и методики, конкретно-социо­логических исследований. Смысл ее состоит в том, что социальные исследования в нашей стране начали осуществляться (и сравни­тельно широко) в массе случаев еще во овладения социологами не­обходимой методологией и методикой работы. .В результате в этой работе оказалось множество ошибок, в том числе самых грубых, которые не только значительно снижают эффективность получаемых результатов, но и зачастую подрывают репутацию конкретной социо­логии вообще. Значение этого обстоятельства тем важнее, что задача советских социологов состоит не только и даже не столько в том, чтобы изучить методологию и методику конкретных исследований» уже имеющуюся в распоряжении социологической науки, сколько в том, чтобы самостоятельно разработать ее применительно к специфи­ческим условиям социалистического общества.

Образно говоря, наша социология получила (наконец!) помещение, куда предстояло завезти современное научное социологическое оборудование.

И это техническое вооружение социологической мастерской не, завершилось еще до сих пор и является актуальной задачей совет­ской социологической науки — как в смысле «пригонки» уже имею­щегося добротного оборудования, так и в смысле изготовления но­вого, собственного инструмента.

Наконец, крайнюю актуальность приобрела сегодня еще одна, третья проблема, которая в известном смысле является даже перво­очередной (поскольку именно в ее решение во многом упирается Решение других названных проблем). Мы имеем в виду проблему

организации социологической науки в стране. Ясно, что социология принесет зримую пользу для теории и практики социального строительства тогда, когда она получит «законное», естественное для всякой «нормальной» науки организационно-материальное выражение, когда начнется широкая подготовка специальных социологических кадров и т. д.

Вполне понятно, что каждая из названных проблем предполагает свои пути и средства решения. В настоящей книге мы хотели бы ос­тановиться на рассмотрении лишь одной из них, именно второй проблемы, касающейся разработки методологии и методики социологи­ческих исследований. При. этом речь идет отнюдь не о том, чтобы взять предмет во всем его необъятном виде. Наша цель значительно уже. Мы ограничимся рассмотрением вопросов методологии (преиму­щественно) и методики применительно лишь к одному из частных разделов социологической науки — социологии общественного мне­ния. Что же касается более конкретных границ и характера нашего исследования, то они определяются в первую очередь его материа­лом: в качестве последнего выступает главным образом опыт работы « Института общественного мнения «Комсомольской правды» за пер­вые 3 1/2 года его деятельности.

Этот Институт возник в мае 1960 г. по инициативе работников редакции и с точки зрения официальных академических институтов явился типичным «незаконнорожденным ребенком». Впрочем, в то время тягу к конкретной социологии испытывали довольно многие учреждения и организации не академического толка — партийные и _ советские органы, администрация заводов, правления колхозов и т. п. Институт общественного мнения выгодно отличался от всех этих са­модеятельных центров тем, что ему на редкость повезло с «матерью»» авторитет и популярность «Комсомольской правды», ее большие тех­нические и организационные возможности позволили придать делу с самого начала сравнительно большой размах и общественное зву­чание

Открывая Институт, редакция газеты в специальном обращении к читателям объясняла его происхождение и цели¹². Несмотря на некоторую скомканность изложения, эта программа, тем не менее, содержала в себе указания на основные задачи созданного Института и основные особенности его деятельности. Возникший в рамках ре­дакции, Институт общественного мнения, бесспорно, не мог не ста­вить перед собой задач, продиктованных пропагандистскими и про­чими интересами газеты, как таковой. Однако главная цель его была иной. Современный этап в развитии общественной жизни страны во

весь рост поставил вопрос о необходимости научного, квалифициро­ванного и целенаправленного, изучения общественного мнения. Имен­но с целью хотя бы частичного решения этого вопроса редакция «Комсомольской правды» предприняла попытку пойти в данном на­правлении.

Выполняя намеченную программу, Институт провел за первые 1/2 года своей деятельности 8 массовых опросов общественного мне­ния, большинство из которых имело всесоюзный, а два — междуна­родный характер ¹³.

Ради экономии дальнейшего изложения назовем здесь их темы:

I опрос. Удастся ли человечеству предотвратить войну? (1960, май. 1000 человек.)

II опрос. Как изменился уровень Вашей жизни? (1960, конец лета. 1399 человек.)

III опрос. Что Вы думаете о своем поколении? (1961, январь. 17 446 человек.) (Одновременно был проведен опрос по анкете «Что Вы думаете о советской молодежи?» среди людей старших- поколе­ний, в том числе среди «100 авторитетов» —широко известных в стране государственных и политических деятелей, ученых, рабочих, колхозников, писателей, педагогов и др.)

IV опрос. Что Вы думаете о разведчиках будущего? (1961, ав­густ — октябрь. 1295 человек 4- 367 коллективов -коммунистического труда.)

V опрос. Ваше мнение о молодой семье? (1961, декабрь. 12 104 человека.)

VI опрос. Что означают слова...? (1962, январь — февраль. 1000 детей — учеников 3-х классов.)

VII опрос. Во имя чего Вы учитесь? (1962, весна, осень. -2000 студентов Москвы и Парижа.)

VIII опрос. Как Выпроводите свободное время? (1963. 10392+" + 2730 человек.)

Само собой разумеется, в задачи настоящей книги не входит рассмотрение конкретных результатов того или иного опроса, тем более что основная часть их уже (частично или полностью) опублико­вана ¹⁴. Как было сказано, предмет книги — вопросы методологии изу­чения общественного мнения.

Задача овладения методологией и методикой исследования стоя­ла перед Институтом с первых шагов его деятельности — как в смысле освоения уже имеющегося опыта, так и особенно в смысле творческой разработки вопросов метода: дело в том, что Институт с самого начала столкнулся со спецификой изучения общественного мнения в условиях СССР, делавшей недостаточным, а то и невоз­можным простое перенесение принятой на Западе методологии и методики. Однако, к огромному сожалению, в силу условий, в которых протекала работа Института — утилитарные потребности ре­дакции, отсутствие специально подготовленных, а на первом этапе — и просто элементарно свободных от ежедневного выпуска газеты лю­дей и т. д.,— этой весьма важной стороне дела уделялось крайне мало внимания. В сущности, первые два года работы Института представ­ляли собой скорее медленное продвижение вперед по методу проб и ошибок, нежели планомерное, на современной научной базе постав­ленное изучение предмета. Предлагаемая теперь книга должна в ка­кой-то мере восполнить этот пробел и путем критического анализа извлечь основные уроки из проделанной работы.

Можно ожидать, что подобное ограничение темы — выделение внутри социологии общественного мнения преимущественно вопро­сов методологии изучения общественного мнения — вызовет возраже­ния со стороны некоторых исследователей. Во всяком случае, как бы предвидя такое наше намерение, А. К. Уледов (один из немногих со­ветских философов, занимающихся данным предметом) писал: «Ко­нечно, изучение методов получения материала, необходимого для анализа общественного мнения, является одной из задач социологии, но оно не представляет единственной и тем более главной задачи социологии в области исследования мнений». Главными вопросами являются: определение специфики общественного мнения, изучение закономерностей его формирования и развития, выяснение его роли в жизни общества и др.¹⁵.

И все же мы решили сузить свою задачу. И не только в силу тя­готения наших личных интересов, прежде всего к методологическим проблемам — на то были и более веские, принципиальные сообра­жения.

Разумеется, невозможно спорить с тем, что изучение методов исследования общественного мнения не является единственной за­дачей социологии общественного мнения. Равно невозможно сколько-нибудь умалять и значение таких проблем, как закономерности формирования общественного мнения, особенности его функциониро­вания и т. д. Но с чем нужно решительно спорить — это с механиче­ским противопоставлением одного из названных аспектов исследова­ния другому. Думается, в подобном подходе снова проявляется старая ошибка — стремление к некоей общей теории, оторванной от конкретного анализа конкретного материала, в свою очередь невоз­можного без разработанной методологии и методики такого анализа.

В действительности «теория» общественного мнения и «методо­логия» его изучения — две стороны одной медали. Здесь нет главного и второстепенного. Эти аспекты связаны друг с другом даже гораздо органичнее, нежели это обычно изображаемся в традиционной ана­логии со строительством здания: ведь если верхние этажи здания действительно не могут быть воздвигнуты без фундамента, то фун­дамент все же сооружается до сооружения этих верхних этажей. Иное дело здесь. Субстанциальный анализ социальных явлений предполагает разработанной методологию изучения этих явлений в такой же мере, в какой сама разработка этой методологии предпола­гает знание природы, субстанции социального.

Другое дело, что в силу существующего в науке разделения труда вовсе не обязательно, чтобы каждый «теоретик-социолог» был одновременно и «социологом-методологом». Вполне допустимо — а в жизни так и бывает,— что одни исследователи отдают предпочтение преимущественному изучению «субстанции» общественного мнения, в то время как другие — процессам его выявления и научного изу­чения. Такое положение, повторяем, вполне нормально. И оно цели­ком оправдывает проведенное нами ограничение темы. Что же ка­сается момента, переживаемого в настоящее время советской социологической науке, то такое акцентирование внимания прежде всего на проблемах методологии и методики является, как мы уже отме­чали, вообще в высшей степени актуальным.

Ограничивая, таким образом, предмет своего исследования, мы, в свете сказанного, не сможем полностью отвлечься от проблем «суб­станциального анализа» феномена общественного мнения. Более того, мы уделим этому анализу достаточно много внимания. Однако по­нятно, что степень глубины, полноты и форма рассмотрения этой сто­роны дела в каждом случае будет определяться потребностями решения нашей главной задачи. В этой связи следует отметить и еще два момента, уточняющих выделенный нами объект анализа.

Во-первых, речь пойдет о методологии исследований, осуществляемых в рамках и условиях советского общества. Это значит, что в наши задачи не будут входить специальное рассмотрение разного рода буржуазных теорий общественного мнения и критика методо­логии его изучения на Западе. Хотя, разумеется, мы не сможем во­все отвлечься от этой стороны дела.

А во-вторых, в соответствии с имеющимся практическим опытом работы Института общественного мнения «Комсомольской правды», речь будет идти преимущественно об анализе одного из методов изучения общественного мнения, а именно метода выборочного анкет­ного опроса. Это значит, что все иные формы изучения обществен­ного мнения — такие, например, как анализ прессы или позиций по­литических лидеров, как голосование на выборах, референдумы или получившие в последнее время широкое распространение открытые всенародные обсуждения и др., будут рассматриваться нами лишь в связи с характеристикой выборочного анкетного опроса. Впрочем, данный метод является одним из важнейших в системе конкретно- социологических исследований вообще, и потому он заслуживает самой детальной разработки применительно к условиям социалистического общества.