Глава 2.3 Диалектика управления в социуме

Знания об управлении и традиции управления складывались, начиная с древнейших времен. Своими корнями они уходят в древнейшее прошлое человечество, а на биотическом у ровне – в сложное иерархическое поведение животных.

На биотическом уровне, у животных, живущих группами, стаями, стадами, колониями и др. общественно-биотичечскими формами жизни, особенно в классе млекопитающих, к которому относится и человек, существуют разнообразные формы психической саморегуляции группового и общественного поведения животных. Именно они составили эволюционно-онтологическую основу регуляции социальных отношений в родоплеменной, общинной, семейной организации жизни, а затем и разнообразных форм управления на все более дифференцированных, сложных и высоких уровнях организации социума, вплоть до территориально-государственного и т.п. управления.

Истоки психической саморегуляции «общественно-биотической» жизни животных в определенной мере раскрывают сегодня такие области знания, как зоопсихология, этология (наука о поведении животных), эволюционное учение, учение о популяции, экология и др. [336, ч.3 (1), с.204-220; 92]. Согласно современным данным, естественная психическая саморегуляция общественного поведения разнообразных групп животных возникает в результате системного реагирования биосообщества или групп особей на общие внутренние и/или внешние воздействия. Появляются и эволюционируют совместные формы полового поведения, обусловленные внутренними факторами самовоспроизводства жизни. Развиваются сложнейшие формы поведения при взаимодействии с внешними факторами среды: при поиске пищи, защите от врагов, охране местообитания и жилищ животных, в сложных формах охоты, при внутривидовом взаимодействии особей при совместном существовании и т.д.

При этом активация совместного поведения группы особей осуществляется за счет наиболее активных из них. В среде остальных животных начинают действовать психические инстинкты группового следования, подражания, а также разнообразные формы приобретенного опыта «воспитания» в стае, семье, стаде и собственный жизненный опыт особи, хранящийся в его индивидуальной памяти.

Так, вожак в стае или стаде – это наиболее активное, сильное, быстрое животное, опережающее реакции других особей на важные факторы. При этом остальные особи не только реагируют на внешние факторы, но уже и на адекватное поведение лидирующей особи, которая со временем естественно становится вожаком. В первобытном человеческом стаде, а затем в первобытной культуре поведение вожака у животных составляет эволюционно-биотическую основу деятельности вождя.

Но зоологами показано, что существует еще один вид лидерства у животных. Например, в табуне диких лошадей – мустангов есть вожак. Но когда табун сталкивается со сложным препятствием, допустим, трудным проходом в скалах, вожак отступает назад, а вперед выходит старая кобыла – самое опытное, «мудрое» животное – и ведет табун в очень сложной обстановке. А затем лидерство вновь принимает вожак. В первобытной культуре человечества этой форме иерархического поведения (как исходного эволюционно-биотического) соответствует ранг старейшины, – самого мудрого человека в племени. Еще одну сторону «чисто человеческой» активности (вытекающей из начал духовной жизни, отсутствующей у животных) составил шаманизм, где особый человек – шаман – налаживал отношения с силами духов.

Таким образом, уже в раннем антропогенезе появилось первобытное управление, сформировалась власть самого сильного (вождя), самого мудрого (старейшины) и самого хитроумного, умеющего наладить контакт с духами (шамана). А на более поздних этапах социогенеза первобытное управление качественно эволюционировало в разнообразные формы социального управления в классовых обществах. С одной стороны, сохранилась и качественно усложнились формы управления в малых социальных группах (микроуровень социума) – в семьях, организациях, в группах по интересам, политических группах и т.п. С другой стороны, выросли такие базовые формы социального управления в государстве, как материально-экономическое и силовое, политико-правовое и духовно-нравственное, религиозно-мифологическое. Они активизируют, организуют и направляют, преобразуют социальную жизнь общества в материальной, духовной и социальной сферах.

В социальной истории, начинающейся с истории государств как больших территориальных социальных систем, существующих за счет организации в них социального управления, это управление также закономерно развивается.

Диалектика социального управления такова, что вначале оно существует не в виде науки, а в важнейших формах социального опыта и социальной практики. В трудах по истории управления этот многовековой социальный опыт обычно предстает в виде мировой истории управления. Здесь рассматриваются главные исторические вехи и диалектика управления в мировом масштабе.

Как отмечается в трудах по истории управления [67; 165; 250; 295; 324; 342 и др.], значительное количество управленческих нововведений имело место уже в древних цивилизациях. Их в большом количестве можно обнаружить в Древнем Риме. Самые знаменитые из них – система территориального управления Диоклетиана (243-316 гг. н.э.) и административная иерархия Римской католической церкви, использовавшая принципы функционализма уже во втором столетии. До сих пор ее считают наиболее совершенной формальной организацией западного мира. Ее вклад высоко оценивается в таких областях менеджмента, как управление персоналом, система власти и авторитета, специализация функций. Сущность данной системы управления заключается в строгой централизации власти и всемерном поддержании данной установленной власти всеми способами и методами. Таким образом, в течение столетий Римская католическая церковь удерживала свою власть с помощью опоры на высшие силы, иными словами, с опорой на устойчивое мифолого-религиозное мировоззрение населения западного мира.

Часто специалисты в области истории мирового управления выделяют кардинальные вехи в становлении менеджмента, полагая, что система управления постоянно менялась, а иногда так радикально, что здесь можно употреблять термин «управленческая революция» [164]. При этом под управленческой революцией понимают переход от одного качественного состояния менеджмента к другому.

На наш взгляд, правильнее было бы говорить не о революциях (хотя это звучит более громко и ярко), а об основных фазах становления и развития мирового менеджмента, которые оказывались отделенными друг от друга порой огромными временными периодами и отражали в целом особый исторический опыт в сфере управления. Это обусловлено тем, что под термином «революция» обычно подразумевают коренную ломку оснований социальной структуры, например, в социальной революции осуществляется слом определенной общественно-экономической формации, а на ее месте возникает новая, качественно иная. Остается лишь общая линия развития. В мощных управленческих преобразованиях, имевших место в истории цивилизации, по нашему мнению, слома основ управления не происходило. Напротив, на базе уже имеющихся достижений возникали качественно новые формы управления, более прогрессивные, которые и формировали новый этап.

Таким образом, революция отличается большим разрушительным потенциалом, нежели созидательным, а новый этап развития, напротив, большим созидательным потенциалом, нежели разрушительным. Именно поэтому, характеризуя далее диалектику менеджмента, мы будем говорить именно об основных фазах его становления и развития. При этом примечательно, что фазы накопления прогрессивного опыта и потенциала управленческих знаний могли проявляться в разных социально-географических условиях и в очень различное, часто отдаленное друг от друга время в соответствии с тем, как непростыми путями шло накопление исторического опыта человечества в определенных сферах его деятельности.

Первая фаза формирования знаний и практики управления в масштабах социально-государственных систем проявила себя примерно 4-5 тыс. лет назад – в период формирования рабовладельческих государств на Древнем Востоке. Сущность ее, как отмечают специалисты по истории менеджмента [165; 295], заключалась в превращении касты священников в касту религиозных функционеров, т.е. менеджеров. Это было обусловлено тем, что фактически управление духовной властью государств древних цивилизаций взял на себя слой священнослужителей, бывший в то время наиболее образованным (в силу того, что именно через священные писания, религиозно-философские трактаты передавались главные знания человечества), наиболее богатым (за счет подношений верующего населения – и бедного, и богатого), а также лучше всего владевшим искусством управления душами людей (то, что сегодня составляет основу психологии управления, манипуляции сознанием, управления персоналом и пр.).

Вторая фаза развития управления в истории управленческих знаний обычно связывается со временем деятельности вавилонского правителя Хаммурапи (1792-1750 гг. до н.э.). Суть этого этапа в заключается в появлении светской модели управления, возникновении формальной системы организации и регулирования отношений людей, наконец, в зарождении основ лидерского стиля, а стало быть, и методов мотивации поведения.

Третью фазу в развитии управления связывают с именем другого правителя Вавилона, жившего почти тысячу лет спустя после Хаммурапи. Это Уоре Новуходокоссор-2 (605-562 гг. до н. э.), который являлся руководителем воплощения проектов не только Вавилонской башни и висячих садов, но и системы производственного контроля на текстильных фабриках и зернохранилищах. Достижения Новуходокоссора-2 вновь показали значение Вавилонского государства как центра практического менеджмента. Публичная и творческая деятельность, разработка технически важных проектов, применение эффективных методов управления и контроля качества продукции, осуществленные в период правления Новуходокоссора Второго – характеризуют в целом третий этап развития управления как особой сферы социальной деятельности.

Четвертая фаза в развитии управления как особой сферы деятельности людей связана с индустриальной революцией XVIII–XIX вв., поскольку именно эта производственная революция стимулировала развитие европейского капитализма. При этом необходимо подчеркнуть, что если раньше те или иные открытия, обогатившие знания об управлении, происходили от случая к случаю и разделялись между собой значительными промежутками времени, то теперь они стали обычным явлением. Индустриальная революция оказала гораздо более существенное влияние на теорию и практику управления, чем все предыдущие социальные преобразования.

Обобщение особенностей исторических фаз развития управления позволяет отметить следующее. Первая фаза имела в основном религиозно-государственный характер. Вторая отразила светско-государственный, или государственно-административный характер управления. Третья фаза проявила себя по преимуществу как производственно-строительная. Четвертая фаза характеризует перманентную необходимость управленческой деятельности в процессе бурного развития промышленного производства и может быть охарактеризована как индустриально-менеджерская. Диалектика управления такова, что в ней постепенно центр тяжести управленческой деятельности переносится с государственной системы (религиозной и светской) или государственно-производственной системы (где грандиозные преобразования, строительства осуществлялись под управлением государства как макросистемы) на систему частного предприятия как микросистемы, где главные преобразования происходят именно в микросистемах управления. Это происходит по мере накопления потенциала жизненных сил, потенциала активности не только в социальной системе в целом – в макросистеме, но и в отдельных ее микроструктурах (группах людей, объединенных общей деятельностью), а также путем накопления потенциала активности в отдельных личностях (исходных элементах социума), способных управлять социальными процессами во множестве разнообразных микросистем.

Промышленная революция, начавшаяся в Европе с XV-XVII вв., охватившая западный мир XIX-XX вв. и распространившаяся затем в глобальных масштабах в XX-XXI вв., инициировала целый ряд новых социальных процессов. С ней связано развитие западной науки как особого социального феномена. Именно западная наука стала затем основой научно-технического прогресса, мощным интеллектуальным потенциалом и ведущим двигателем социального и технико-технологического прогресса человечества, в том числе, в сфере организации социальных отношений.

Для нас данный период важен тем, что на рубеже XIX–XX веков управление из сферы социальной деятельности и аккумуляции соответствующего опыта перерастает в специальную науку об управлении – менеджмент. С этого времени начинается производственное, экспериментальное, эмпирическое и теоретическое исследование управления, а результаты формулируются в рационально-логической форме теоретического и прикладного знания.

Изначально наука менеджмента разрабатывается как наука управления на микроуровне социального бытия, прежде всего – на предприятии, в организации. И это не случайно, поскольку технический и научно-технический прогресс стал активно проникать во все сферы социальной жизни, в том числе, и в управление на производстве.

Менеджмент как наука имеет свою интересную историю, в которой отражаются многообразие фактов и общие закономерности управления. Но, как будет показано ниже, законы менеджмента в значительной мере отражают лишь западную культурно-историческую традицию (более подробно это будет освещено в главах 2.4 и 2.6).

Чтобы более детально обосновать данный тезис, который играет важную роль в распространении результатов менеджмента в различных странах мира и в оценке результатов этого процесса, нам следует, хотя бы вкратце, остановиться на истории менеджмента и показать его главные идеи и достижения.

В эволюции западного менеджмента обычно выделяют предысторию и историю. Предыстория уходит своими истоками в культуру древних государств Египта, Вавилона и отражает специфику управления на разных фазах развития общества, что вкратце показано нами в начале данной главы. Если обратиться к античности, оказывается, что уже в древнегреческих полисах и в Древнем Риме сформировался ряд понятий, которые затем использовались в истории управления государствами и предприятиями. В античной Греции стало употребляться понятие «демагогия» (от слов demos – народ и ago – веду) – как искусство руководить людьми, руководство народом, управление страной [165, с.9]. Формируется и понятие, отражающее жесткий стиль воздействия на людей. Это деспотия – рукоприкладство, власть жесткого господина, деспота над рабами (греческий корень слова «дес» означает связывать, сковывать), или власть тирана – тирания [165, с.10]. Здесь же появляется и термин, отражающий власть немногих, избранных – олигархия (по Аристотелю).

«У Аристотеля можно встретить мысль о том, что олигархи (олигархия – власть немногих) при помощи демагогических приемов, словесной эквилибристики склоняли на свою сторону народ и меняли государственный строй. Демократия вырождалась в олигархию благодаря демократическим же приемам. Таким образом, слово «демагог» обозначает одновременно государственного деятеля и своекорыстного искателя народной популярности. «Демо–кратия» означает силу или власть народа а возможно, и «управление народом», а «дема–гогия» – искусство манипулировать этой властью во вред самому народу» [165, с.10-11].

Но если мы обратимся несколько в ином аспекте к этимологии и смыслам понятия «демократия», то можем получить иной, весьма интересный, вывод. Вспомним, что термин «демос» означает не только народ, но также и другой смысл – темный, низший. Эту же этимологию имеют термины «демон», «демоническая (адская) сила» Соответственно, в античности существовали противоположные по смыслам понятия, отражающие властные отношения. Это демократия и аристократия – как власть противоположных, с одной стороны, низших темных (демонических), а с другой – высших светлых сил. В этом втором смысле демократия уже означает не власть народа, а власть темных сил. Тогда широко распространенный современный термин, связанный с властью, – либеральная демократия – имеет второй смысл: высвобождение власти темных сил. Поэтому считаем, что распространенный в России термин «народовластие» является более верным, поскольку не имеет двойных смыслов и четко отражает ту позицию управления, которая должна быть выдержана.

Не будем забывать, что в связи с широким распространением в современном мире психологии манипуляции, пиар-технологий и двойных смыслов ряда ключевых социальных терминов в двойной морали, смысл современного термина может пониматься по-разному. А понять действительное положение дел возможно лишь из анализа реальной социальной жизни. Последний же в нашей российской действительности показывает весьма неутешительные результаты. В СМИ, особенно на телевидении имеет место беспредел действительно темных разрушительных сил, которые поражают сущность человека – его сознание, а вслед за этим вызывают девиантное (измененное, патологичное, бесчеловечное) поведение. Социально-экономическая и духовно-нравственная жизнь подавляющего большинства трудящегося населения находится в критическом, а часто нежизнеспособном состоянии. Нарастает демографический кризис, умирает людей значительно больше, чем рождается, а из живущих огромное количество больных. Сферы образования и здравоохранения находятся в состоянии планомерной деформации и деградации. Верховная власть выдает огромное количество сладких обещаний о резком улучшении жизни народа, которые даже не предполагается выполнять. Таким образом, если исходить из реалий современной российской жизни, то можно заключить, что действительно реализуется стратегия либеральной демократии, но во втором ее смысле.

В целом оказывается, что обращение к давней истории управления и к ее осмыслению может раскрыть ряд актуальных проблем современности. Следует также подчеркнуть, что разнообразный античный опыт управления в значительной мере был связан с макросоциальным уровнем управления всего государства – полиса. Древние мудрецы гениально схватывали целое и отражали его суть в виде гармонии сущего и должного. Они отдавали приоритет в управлении нравственным принципам. По выражению Пифагора: «Одинаково опасно и безумному вручать меч, и бесчестному – власть» [49, с.5]. Они чувствовали диалектику управления и повиновения: «Только тогда принимай в руки власть, когда научишься повиноваться» (Солон) [49, с.5]. «Недолговечна та власть, которая управляет во вред народу» (Сенека Младший) [49, с.13]. В основе античного понимания власти и управления в значительной мере был заложен космический принцип гармонии целого и части.

В Древнем Риме складывается особая классическая система управления католической церкви, которая, опираясь на знания священнослужителей и беспрекословную веру большинства населения, показала свою высокую эффективность в период Средневековья и жизненность, вплоть до настоящего времени. Если античные принципы демократии опирались на творческое обсуждение при решении ряда вопросов жизни граждан – на площадях, в диспутах, то католическая система управления использовала противоположные принципы – не обсуждения и творчества, а догматизма, некритической веры и беспрекословного добровольного подчинения. Дух свободы и творчества античности сменился духом покорного следования за духовным лидером в вере.

В Новое время накапливался опыт, который впоследствии составил идейную основу западного менталитета применительно к системе управления. Провозвестником западного эгоцентричного гуманизма, а также западного (европейского) менеджмента по праву считают итальянского гуманиста Николло Макиавелли (1469-1527) [359]. В историю он вошел как политический мыслитель, историк и писатель. Но во второй половине ХХ века вновь проявился высокий интерес к личности Н.Макиавелли со стороны специалистов по менеджменту, поскольку в его произведениях они обнаружили идеи, которые в совокупности составили оригинальную систему практического управления, очень созвучную западному менеджменту ХХ века [8; 72; 90; 165; 298].

Для нас взгляды Н.Макиавелли важны потому, что они (подобно интуициям Ф.Ницше), ярко выразили сущность и содержание западного менталитета, который, в том числе, возродился во всей силе и полноте в глобальных масштабах XX–XXI веков. Вполне закономерно, что именно идеи Макиавелли, четко выразившее западный менталитет, способствовали разработке современной социологической теории элит (В.Парето, Э.Дженнинг, Г.Моска, Ч.Р.Миллс), оказали влияние на выводы Дж.Бернхайма в теории «менеджерской революции», в его «макевиаллистском направлении». На труды и идеи Макиавелли ссылаются также теоретики бюрократии (М.Вебер и Р.Михельс), коррупции (А.Бонадео), политического руководства и престижа власти (С.Хантингтон), «постиндустриального общества» и политического прогнозирования (Д.Белл, Г.Кан, Э.Винер). Более подробно об этом пойдет речь в главе 2.6.

Предысторию западного менеджмента составил также еще один пласт знаний, который воплотила в себе плеяда мыслителей XVII–XIX вв., таких, как Т.Гоббс (1588–1679), Дж.Локк (1682–1704), А.Смит (1723–1790), Сен-Симон (1760–1825), Ш.Фурье (1772-1837), Р.Оуэн (1771–1858), Д.Рикардо (1772–1823), А.Маршалл (1842–1924), Дж.С.Милль (1806–1873) и др. В трудах отмеченных мыслителей нашли воплощение наиболее человечные, гуманные идеи эпохи просвещения, мечты о прекрасном будущем человека и человечества, о социальной свободе и справедливости [8; 13; 165; 298]. Эти социально-политические идеи затем были развиты в трудах классической немецкой философии, как идеалистического, так и материалистического направлений. В дальнейшем данные идеи легли в основание ряда концепций западной футурологии.

Кроме того, все более бурно развивались знания об управлении в материально-экономической сфере. Здесь главное внимание уделялось проблемам правильной, слаженной и эффективной работы производственного предприятия, которая организовывалась умелым и искусным руководителем. Было показано, что капиталист, изначально соединявший в себе функции собственника, эксплуататора и администратора, оказывался все более неспособным соединять в себе эти, во многом противоположные, функции. Все более активно стал осуществляться процесс разделения капитала и организации труда.

Начались интересные практические и научные разработки в сфере организации, управления и повышения эффективности работы на капиталистическом предприятии. Большой вклад здесь был внесен англичанами. В традициях английской школы управления предприятием и производством был найден целый ряд инноваций инженерно-технического, финансово-экономического и психологического характера. Эти идеи развивали такие ученые и практики организации и управления, как: Р.Аркрайт (1732–1792), Дж.Уатт (1736–1819), М.Болтон (1728–1809), Ч.Баббедж (1792–1817), У.Джевонс (1835–1882) и др.

Таким образом, отмеченные достижения в сфере управления определили предысторию и предпосылки становления особой науки управления – менеджмента. Первым основанием явились управленческие революции в истории человечества, осуществленные на разных континентах и в разных государствах. Вторым основанием стала указанная выше предыстория управления западной цивилизации.

Подчеркнем, что с позиций современной рефлексии данного знания вряд ли целесообразно навешивать ярлыки плохого и хорошего, доброго и злого по отношению к прошлым событиям. Хотим мы того или нет, история совершилась именно так, а не иначе. Наша же задача состоит в том, чтобы по возможности адекватно оценить путь и достижения предков с тем, чтобы извлечь необходимые уроки для современности. Для этого, не продуцировать аналогичные конфликтные и разрушительные процессы, а напротив, использовать опыт наиболее прогрессивных и гармоничных мероприятий и свершений для реализации в современной жизни.

Собственно история современного западного, а затем и международного менеджмента, как эмпирического и научно-практического знания, начинается со второй половины XIX века. А теоретическое оформление идей происходит в начале ХХ века. Этому посвящено большое количество работ по истории менеджмента [7; 8; 45; 58; 122; 165; 298; 324; 387 и др.], в связи с чем в данной монографии развернуто повторять данный материал не имеет смысла.

Но для более глубокого отражения диалектики управления, кратко осветим и проанализируем со знаниеведческих и социально-философских позиций лишь общую логику развития западного менеджмента как науки. Здесь первым классическим трудом обычно называют книгу Ф. У. Тейлора (1856-1915) «Принципы научного управления» (1911 г.) [312].

Данный исторический период западноевропейской истории характеризуется, с одной стороны, бурным развитием науки и научных подходов к различным сторонам социальной жизни (в отличие от XVII–XVIII веков, где научный рационализм, прежде всего, охватил естествознание и технику). С другой стороны, в XIX веке полностью сложились отношения капиталистической частной собственности в ее более жесткой антагонистической форме (которая затем в ХХ веке постепенно трансформировалась в более мягкие формы социальных отношений).

Как было отмечено, основателем научного управления (научного менеджмента) принято считать Ф.У.Тейлора, а датой начала этой науки обычно называют 1911 г., когда он опубликовал свою книгу «Принципы научного управления». С этого времени наука об управлении переходит от предтеоретической стадии существования к стадии собственно эмпирического, теоретического и прикладного развития. Как отмечает М.Мескон, «появление и оформление управления как науки, как области научных исследований частично было ответом на потребности большого бизнеса, частично – попыткой воспользоваться преимуществами техники, созданной в период промышленной революции, а частично – достижением небольшой группы, горстки любознательных людей, имею­щих горячее желание открыть самые эффективные способы выполнения работы» [цит. по 99, с.92].

Как указывалось, в XIX в. менеджмент имел характер все более распространенной практической деятельности, присущей нарастающему промышленному производству и усложняющейся структуре буржуазного общества. Затем, по мере накопления огромного практического опыта, появилась необходимость его обобщения. Так начал формироваться эмпирический этап науки об управлении. А когда количество эмпирического материала оказалось непомерно разросшимся и усложнившимся, появилась необходимость его разнообразной концептуальной переработки. Так стали формироваться эмпирические теории, или школы менеджмента. А затем происходила разработка все более сложных логических построений в менеджменте. Так в начале ХХ в. сформировался теоретический фундамент науки об управлении, который постоянно усложнялся и концептуально оформлялся в течение всего ХХ века, вобрав в себя наиболее важные концепции школ управления и теорий менеджмента.

В истории западного менеджмента это происходило следующим образом [165; 295]. По мере того, как индустрия перерастала границы вначале мануфактуры (ручной фабрики), а затем ста­рой фабричной системы (ранней машинной фабрики XIX века), созревала современная система акционерного капитала.

При этом владельцы предприятий все более удалялись от занятия бизнесом как особой экономической деятельности, нацеленной на извлечение прибыли. Руководитель-собственник, т.е. капиталист, постепенно стал заменяться сотнями, если не тысячами акционеров. Утвердилась новая, диверсифицированная (распыленная) форма собственности. Вместо единственного собственника появилось множество акционеров, т.е. совместных (долевых) владельцев капитала. Вместо единственного руководителя-собственника появилось множество акционеров – совместных (долевых) владельцев капитала. Но при этом контрольный пакет акций, конечно, сохранялся у одного или небольшой группы собственников, т. е. имущественная дифференциация не исчезла, а приобрела новые формы. Вместо единственного руководителя – собственника создавалась группа ведущих акционеров и мелких собственников, а также появилось несколько наёмных менеджеров – несобственников, образованных людей из разных слоёв общества.

Это предвидел и К.Маркс, который совместно с Ф.Энгельсом внес определённый вклад в развитие теории управления западного менеджмента. Но первыми разработчиками менеджмента как науки считаются Ф.Тейлор, А.Файоль, Г.Эмерсон. Все они пришли к своим выводам практически самостоятельно. Свой важный вклад внесли и такие ученые, как М.Вебер, Г.Кунц, А.Смит, М.Мескон, В.Норберт, П.Друкер, Р.Пино и др.

Измененная (акционерная) система собственности ускорила развитие промышленности. Она привела к отделению управления от производства и капитала, а затем – к превращению администрации и менеджмента в самостоятельную социально-экономическую силу.

В целом отметим, что в практической сфере буржуазного производства, как отмечает А.И.Кравченко, произошло следующее. «Вначале менеджер и собственник – одно лицо. Затем управление отделяется от капитала и производства, вместо одного капиталиста-менеджера возникают два сообщества: акционеры и наемные руководители. Менеджеров много, и каждый следит за конкретной функцией: планированием, производством, снабжением. После этого функция каждого менеджера-специалиста вновь дробится и вместо одного человека появляется сообщество специалистов, которые образуют плановое бюро, конструкторский отдел, бюро контроля. Менеджер отныне контролирует работу специалистов. Ученые изобрели особые инструменты координирования деятельности людей, в частности, систему принятия решений, определение целей политики компании, философию управления» [165, с.22].

Таким образом, в западной науке управления микроуровня (предприятия, организации и пр.) нашел интересное воплощение ряд важных процессов и идей. В научно-практической форме были отражены: закономерные процессы развития производства, дифференциация и специализации функций труда, а также их практическая интеграция, управление данными функциями, формирование особого административного аппарата: обобщение опыта применения экспериментальных, теоретических и практических методов управления, обоснование и обобщение принципов и концепций менеджмента. Более подробно об этом пойдет речь в третьей части работы.

Согласно первоначальному и узкотехническому смыслу менеджмента, администрирование, прежде всего, заключало в себе формулирование общих целей и политики компании, а менеджмент – функциональный компонент, постоянный контроль за их реализацией [387; 165, с.21]. Далее демократизация собственности привела к специализации контроля. Если раньше собственник контролировал и капитал, и производство, то теперь его заменило общество пайщиков, а контроль над производством оказался передан в руки сообщества управленцев-профессионалов (менеджеров). Менеджеры и администрация, назначаемые акционерами, стали представителями последних на промышленном предприятии.

Увеличивался объем производства, ускорялись темпы оборота капитала, расширялись банковские операции, сфера сбыта продукции, возник маркетинг. Управление уже не могло оставаться лишь сферой приложения интуиции, опыта и здравого смысла управляющего. Оно требовало специальных знаний, навыков и умений профессионалов. Управление превращалось в совокупность приемов, методов, принципов, инструментов и техники, пользованию которыми надо было специально обучаться.

Как было отмечено, в фабричную эпоху XIX века работа управленца в основном ограничивалась процессом производства, весьма далеким от научной организации труда. Но позже менеджмент распался на множество подфункций – планирования, делопроизводства, сбыта, закупок, организации, статистического анализа производства и т.д. Догадки и интуиции переходили в четкую рационально-логическую, математизированную форму: все переводилось в формулы и на деньги. Так постепенно создавалась современная система бюджета и управления предприятием.

Каждый производственный процесс выделился в самостоятельную функцию и сферу деятельности менеджмента. Но когда функций стало слишком много, появилась проблема их координации и соединения на новой основе. Практика показала, что интеграция функций становится возможной, если за каждой функцией закрепить штат специалистов (отдела, подразделения), но при этом общие координационные функции оставляются за менеджером. Так возникли прообразы нынешних управленческих подразделений – отдела кадров, планового отдела, отделов труда и зарплаты, отдела главного технолога и т.п.

Менеджер стал координировать работу разных отделов, разных групп специалистов. А ученые изобрели особые инструменты координации деятельности людей, в частности, таких как система принятия решений, определение целей политики компании, идеология и философия управления.

До Ф.Тейлора всегда существовал актуальный вопрос: руководитель – это должность или профессия по призванию? Ф.Тейлор убедительно доказал, что мы имеем дело с уникальной, может быть, самой сложной профессией на земле, которой люди должны овладеть и в которой будут совершенствоваться всю свою жизнь. Уже в начале XX века этот вопрос был решен в большинстве стран мира в пользу второго решения.

Во времена Ф.Тейлора деятельность менеджера, как умственная, так и практическая, воспринималась как высокоинтеллектуальная, требующая усвоения многих специальных знаний. Она была поднята над привычным уровнем требований и выглядела в глазах ученого чуть ли не элитной. Менеджер был сосредоточен на производителе, стремился поднять его до себя, выбирал для него подходящее дело и обучал его, стараясь с ним постоянно сотрудничать. Субъект управления замыкался на субъекте собственности и определял функции его деятельности. Но поскольку механизм такого отбора Ф.Тейлору был неизвестен, функциональные деления в работе руководителя и исполнителей в то время еще выглядели случайными. Поля деятельности для субъекта управления и управляемых звеньев оказывались достаточно произвольными. Процесс управления воспринимался в целом, его стадии и этапы еще не были выявлены [72].

Менеджмент как практика и теория управления сформировался, прежде всего, в качестве бизнес-менеджмента на микросоциальном уровне. Но по-настоящему он проявил себя как научная и социальная сила не в средних и мелких фирмах (хотя там свободное предпринимательство было очень развито), а в крупных корпорациях, производственных гигантах, например, в отраслях автомобилестроения, нефтедобычи, годовые доходы которых могли превышать бюджеты некоторых государств. Благосостояние и государства, и частного сектора все больше зависело от качества управления. Менеджмент притягивал лучшие силы нации, и даже люди средних способностей, пройдя сложный путь управленца, становились со временем видными выдающимися личностями.

Изначально в менеджменте возникли два главных направления – американское и европейское, в русле которых сформировалось несколько ведущих школ. Более подробно об этом пойдет речь в главе 3.3. А сейчас лишь отметим, что первая классическая школа менеджмента была сформирована Ф.Тейлором, основавшим в 1880 г. американское общество инженеров-механиков При этом практичные американцы «заимствовали в готовом виде лучшие технические идеи европейцев и тут же претворяли их в конкретные технические модели» [50, с.58-59]. Чтобы технические внедрения давали высокую отдачу и прибыль, требовалась продуманная и строго осуществляемая организация труда. Начались активные поиски наиболее оптимальных и эффективных производственных решений.

От эмпирии управления предприятием все более практики и ученые продвигались к общим организационным правилам и, наконец, к теории управления. Наиболее ярками фигурами в научном управлении производством явились: Г.Гантт, Л.Джилбретт, Ф.Джилбретт, Э.Мэйо, Д.Рокфеллер, А.Слоун, Ф.Тейлор, С.Томпсон, А.Хелси, Х.Хэйтвей, Г.Эмерсон и др. [49; 52; 99; 163; 165; 212; 324; 341; 363; 387].

Важный вклад в разработку научного менеджмента внесла и европейская школа ученых, таки как: Л.Аллен, Э.Бреч, М.Вебер, Л.Гьюлик, П.Друкер, Дж.Муни, А.Рейли, Л.Линдалл, А.Файоль, М.Фоллетт, Р.Шелтон и др. Психологические теории в менеджменте в 50-60-е гг. развивали тследующие ученые: Дж.Аткинсон, В.Врум, Д.Макгрегор, Д.Макклелланд, А.Маслоу, Дж.Муни, Ф.Херцберг и пр. Были разработаны такие важнейшие концепции менеджмента, как теория мотивации, теория потребностей, раскрытие «формулы успеха» менеджера и пр.

В 60-80-е гг. разрабатывались: атрибутивная теория мотивации (Ф.Хейдер), теория локуса контроля: эстернальности – интернальности (Дж.Роттер). В 80-90-е гг. развиваются концепция риска (Р.Брокхаус), когнитивная теория и эвристика мышления (Дж.Ронен, Д.Канеман, А.Тверски) и пр.[387].

В целом можно отметить, что на первых этапах своего развития научный менеджмент преследовал, прежде всего, разработку научных оснований эффективности производства. Для этого разрабатывались пути экономии времени, формы организации слаженного труда, отрабатывались режимы труда и отдыха, способы наилучшего оборудования рабочего места, технического оснащения и технологизации труда. Разрабатывались объективные критерии наращивании производительности и эффективности трудовых операций. Дальнейшая эволюция стала осуществляться в сфере принятия управленческих решений. Исследовались качественные и количественные характеристики постановки целей, разработки дерева целей, их поэтапной реализации с учетом средств, условий, оборудования, материалов, средств и пр.

В ХХ в. и особенно во второй его половине все большее внимание стало уделяться психологическим и социологическим аспектам управления – проблемам потребностей, мотивов, социально-психологического климата в управлении, обеспечения социальных условий существования работников, постоянного повышения их квалификации. С развитием больших организационных объединений – концернов, корпораций государственного и международного характера значительное место стало уделяться корпоративной культуре и ее роли в эффективности осуществления стратегии и тактики деятельности социально-трудовых, промышленных, торговых, финансовых и пр. объединений [267; 286; 398].

Таким образом, западный менеджмент как наука об управлении, прежде всего, микросоциального уровня (предприятия, организации, компании) прошел длинный и во многом очень успешный путь. Он завоевал себе мировые позиции. Накопил большой позитивный опыт. Шло обогащение практического и научного опыта, от знаний об управления небольшими коллективами и до все более крупных объединений и корпораций. Расширялись и углублялись знания, охватывая теорией управления все более обширные социальные общности.

А теперь, рассматривая диалектику управленческих знаний, уделим внимание такому аспекту, как развитие теории и практики менеджмента в России. Это необходимо нам для того, чтобы полнее отразить и осмыслить закономерности и специфику российского управления, поскольку без глубокого понимания данных проблем невозможно решение целого ряда вопросов современной жизни нашего государства и

Специалисты по истории менеджмента в России, а также философы и политологи (Ю.П.Аверин, С.В.Алешня, Е.А.Ануфриев, А.С.Ахиезер, А.И.Кравченко, Л.В.Лесная, М.П.Мчедлов, А.Панарин, А.В.Пикулькин, Т.А.Семилет, В.И.Франчук и др.) отмечают следующую закономерность. Россия ХХ века дважды изменяла свое государственное устройство и тип государственного управления. В 1917 году она перешла от капитализма к социализму, а в 1991 г. совершила обратное движение – от социализма к капитализму. В том и в другом случае, по А.И.Кравченко [165] и др., глобальный переход представлял собой, прежде всего, управленческую революцию. Изменение социальных и экономических устоев общества в 1917 г. и в 1991 г. происходило «сверху» и представляло собой не столько естественноисторическое развитие, сколько планируемый и управляемый политической элитой переворот (хотя, конечно же, в этом процессе учитывались не только субъективные, но и объективные факторы жизни российского социума в соответствующие исторические периоды).

В первой и во второй управленческой революциях наибольшие выгоды от переворота получила, прежде всего, небольшая группа людей, стоящая у власти. В 1917 г. это была большевистская элита, ориентированная изначально на установле­ние диктатуры пролетариата, а в 1991 г. – демократическая элита, отвергавшая ценности большевизма и пытавшаяся установить в стране политический плюрализм западного типа. Два раза за вековую историю России произошел мощный передел собственности и социально-экономических отношений. Отметим, что с позиций традиционного советского диалектико-материалистического мировоззрения, которое не исчерпало себя и в настоящее время, подобный взгляд теоретиков управления изначально может показаться странным и неприемлемым. Но при более внимательном рассмотрении проблемы мы вполне можем заключить, что такая точка зрения на эволюцию государственного управления в России ХХ века вполне имеет право на существование и критическое обсуждение наряду с другими концептуальными подходами.

По мнению С.В.Алешни [7], с позиций теории государственного управления, авторы отмечают, что первая и вторая управленческая революции совершались с диаметрально противоположных позиций, преследовали разные цели, ориентировались на различные идеалы и принципы. Но обе революции совершались «сверху» меньшинством населения. В том и в другом случае революцию совершала группа интеллектуалов, стоящая в оппозиции к правящей политической элите: в 1917 г. – в оппозиции к временному буржуазному правительству, в 1991 г. – в оппозиции к социализму и советскому партийному руководству. После того, как революция свершалась, находящиеся в оппозиции интеллектуалы захватывали власть и становились правящей управленческой элитой.

Через некоторое время (примерно 5—7 лет) в правящей элите намечался серьезный отход от провозглашенных целей и идеалов. В.И.Ленин повернул от идеалов коммунизма к принципам капитализма и провозгласил новую экономическую политику (НЭП). Б.Ельцин через такое же количество лет отошел от шоковой терапии и повернул к «новой» социальной политике буржуазии [165; 238; 295; 298].

В результате управленческой революции 1991 г. государственная власть стала вновь частной. Произошел обратный переворот: возродился класс капиталистов-собственников. Отмечено, что в составе современного управленческого эшелона России 90-х гг. было примерно 70% партийной номенклатуры, 15% интеллигенции, ставшей бизнесменами, 15% криминалитета («теневиков»), которые еще при социализме встали на путь незаконного обогащения и предпринимательства [40, с.162]. Потомки большевиков, экспроприировавших капиталистов, в 1991 г. вернули класс капиталистов в страну и сами превратились в капиталистов.

Таким образом, как отмечает А.И.Кравченко [165], в результате второй управленческой революции контроль в России над производством перешел от наемных работников, роль которых при Советской власти выполняли партийные чиновники, к частным собственникам. Этот процесс противоположен описанному Дж.Бернхаймом. Цели и объективные результаты второй управленческой революции оказались прямо противоположны целям и результатам первой. Однако содержание первой и второй революций оставалось одним и тем же: переход политической и экономической власти – от одной части высших властных структур – к другой.

В.И.Ленин, обладающий высочайшим уровнем знаний, научной и практической интуицией, с энтузиазмом поддержал в России развитие теории и практики управления, жизненно необходимых молодому социалистическому государству. Известно отношение В.И. Ленина к «школе научного управления». Хотя он и характеризовал тейлоризм как «соединение утонченного зверства буржуазной эксплуатации с рядом богатейших завоеваний в области организации труда», он видел главное – наличие в трудовом процессе буржуазного производства научных основ, резко повышающих производительность и эффективность труда организаций. Именно эту ключевую сторону трудовой деятельности он призывал взять на вооружения российским специалистам, использовать полученные достижения, учиться им.

Иного выхода просто не было: объем выпускаемой продукции в Советской России был в 14 раз меньше, чем в США; производительность труда – в 9, а производство на душу населения – в 38 раз ниже, чем в США [32, с.29]. Такое объективное положение заставляло обратиться к системам Ф.Тэйлора, А.Файоля, А.Черча, Г.Эмерсона, а также к практическому опыту Г.Форда. Внимание к научному изучению сразу же было возведено в ранг официальной политики. Оно подкреплялось соответствующими партийными постановлениями и установками, а также индивидуальными усилиями ли­деров государства (Г.М.Кржижановский, М.В.Фрунзе, Е.М.Ярославский, А.Д.Цурюпа и др.).

Все это было сильным стимулом и необходимым условием развертывания исследований в данной области в первое послереволюционное десятилетие. Восстановление народного хозяйства, реконструкция промышленности, индустриальное строительство, другие преобразования ставили в повестку дня проблему всемерной активизации и эффективного использования потенциала человека. Сама жизнь объективно формировала социальный заказ перед комплексом наук о человеке, что стало благоприятной почвой для их развития в этот период.

Особенно большое развитие и распространение в то время получают два направления разработок, включавшие и управленческую проблематику: дви­жение за научную организацию труда (НОТ) и психотехника. Организуются научные центры – Центральный институт труда (ЦИТ) в Москве, Казанский институт НОТ, Всеукраинский институт труда в Харькове, Центральная лаборатория труда в Институте мозга и психической деятельности в Петрограде. В 1923 г. создается организация Лига «Время», ставящая своей задачей пропаганду идей НОТ. Ее руководителями были известные ученые П.М.Керженцев, И.Н.Шпильрейн, А.К.Гастев, а почетными председателями В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий. В 33 городах страны создаются региональные центры НОТ [32; 295; 363] .

В то время в стране выходят шесть специальных журналов по проблемам НОТ; регулярно проводятся Всероссийские конференции по этой проблематике; выходят крупные научные труды (в частности, П.М.Керженцева «Принципы организации», «Организуй самого себя»; А.К.Гастева «Как надо работать» и «Трудовые установки» и др.). Например, в составе ЦИТа функционировали отделы изысканий, учебный, консультационный, воздействий и издательский. Он проводил большую работу по изучению и оптимизации массовых видов труда, по организации производственного обучения, по проведению профессиональных консультаций по проблемам нормирования труда и т.п. Но следует все же, подчеркнуть, что как в работах ЦИТа, так и в других исследованиях того времени доминировала производственная проблематика, а вопросам управления уделялось относительно меньше внимания.

Вместе с тем, изучались и вопросы научного управления в условиях нового общественного строя. Такими учеными, как А.А.Богданов, Н.А.Витке, А.К.Гастев, П.М.Ерманский, Д.Ф.Розмирович, был получен ряд важных результатов. Один из них – обоснование принципов управления, учитывающих специфические особенности социалистической системы хозяйствования – централизацию и прямое управление производственной деятельностью организаций со стороны государственных органов. Это, в частности, принципы демократического централизма, единства коллегиальности и единоначалия, единства политического и хозяйственного руководства, плановости, сочетания морального и материального стимулирования, научности, ответственности, преемственности хозяйственных решений и др.

Наиболее серьезную попытку применения зарубежных идей научного управления к условиям российской действительности предпринял Н.А. Витке. Он ввел в теорию управления такие важные понятия, как «человеческий фактор производства», «коллективно-трудовая деятельность», «социальная организация предприятия», «социально-психологическая атмосфера», «организационный кризис» и ряд других. Основной пафос его концепции состоял в понимании управления как способа высвобождения и организации творческого потенциала работников и реализации их способностей в рабочем процессе «на общее благо».

Вместе с тем, концепции, пытавшиеся учесть реальную сложность и комплексность человеческого фактора, социально-психологические аспекты труда, не получили достаточного развития и вскоре были практически забыты. Главной причиной этого была общая идеологическая установка всех исследований того времени в области управления. Она характеризовалась своеобразным – «инженерным», технократическим – рационалистическим подходом. В ней отражалась общая установка на понимание человека в качестве «винтика» производственного процесса. Логическим следствием такой установки был вывод о том, что необходимость в профессиональном управленческом труде отпадает, если механизировать процесс производства (Е.Ф.Розмирович). Эта «узкая» концепция, подменяющая все богатство управленческих отношений «трудовыми отношениями», оказалась очень устойчивой и господствовала до 70-х гг. ХХ в. [40; 165; 298 и др.].

Формирующаяся административно-командная система управления требовала своего кадрового обеспечения, что поставило задачу подготовки большого числа руководящих работников. В целях ее решения в 1927 г. была открыта Промышленная Академия. Складывается специфическая и по-своему уникальная система номенклатуры. Это – средство решения кадровых управленческих проблем за счет формирования высшего и находящегося под полным партийно-государственным контролем слоя функционеров. Принципы научного управления все больше вытесняются и заменяются иными принципами организации, имеющими идеологическую, политическую природу.

Административно-командная система с ее предельной централизацией, с культивированием идеала «железной дисциплины» становится ведущим и достаточно действенным средством обеспечения жесткого организационного порядка. В ее недрах возникают специфические феномены, в том числе феномен «трудового энтузиазма».

Многие иностранные специалисты в области менеджмента до сих пор считают его «русской загадкой», поскольку он по самой своей сути парадоксален. С одной стороны, возникает в условиях жесткого и контроля за индивидуальностью работника (и, следовательно, подавления содержательных стимулов к труду). С другой стороны, очень многими административно-командная система воспринималась и одобрялась как единственно необходимая, а подчинение ей и ее идеологическим установкам приводило к небывалому эффекту.

В дальнейшем все более усиливаются факторы, которые вытесняют проблематику научного управления из общественной жизни. Это – развитие административно-командной системы как, по-своему, эффективной (особенно в экстремальных условиях); усиление партийного и идеологического контроля, вплоть до репрессивного характера; формирование жесткой номенклатурной иерархии управления.

Период поощрения и даже государственной поддержки управленческих исследований сменяется периодом их отчуждения и отторжения. Последствия этого для науки управления оказались трагичными. Опускается «железный занавес», надолго и прочно изолировавший нашу страну и ее науку от эволюции мировой управленческой мысли. Формируется болезненный иммунитет теории и практики социалистического управления ко всему новому, что появляется в науке управления за рубежом, к общей логике ее развития, что, нашло отражение и в застойных явлениях социализма второй половины ХХ века.

Такое положение изменилось лишь в постсоветский период. Произошедшие в последнее десятилетие коренные преобразования, попытки проведения экономических реформ, трансформация административно-командной системы, активизация межгосударственных отношений и др. явились предпосылками для возрождения интереса к богатому мировому опыту управления. Появились объективные стимулы для интенсификации отечественных исследований в данной области. В настоящее время, взрывоподбно возрождается интерес к проблемам теории и практики управления. Как никогда ранее, актуальными становятся две основные задачи. Во-первых, ассимиляция всего того, что создано зарубежной наукой управления. Во-вторых, адаптация достижений науки управления к реалиям российской действительности, к парадоксам отечественной практики управления, которые иногда трудно понять и еще труднее разрешить на основе «нормальной» теории управления.

Но если теперь в целом вновь сравнить времена государственных перемен и управленческих революций начала и конца ХХ века в России, то мы видим несомненную аналогию [164; 165]. А именно, в начале 20-х годов В.И.Ленин открыл в стране около 10 научных институтов менеджмента и НОТ, которые в течение 5–7 лет совершили ряд выдающихся научных открытий и приобщили тысячи руководителей к принципам западного менеджмента.

В начале 90-х годов в России также открылись сотни школ управления, государственного и муниципального, бизнеса и менеджмента, в которых тысячи русских руководителей обучались современным достиже­ниям теории и практики западного управления. Сотни управленцев были отправлены на стажировку в Европу и США. Таким образом, вновь в управлении государствами срабатывает вечный принцип, согласно которому: власть легче захватить, нежели затем удерживать ее, поскольку в первом – сила и порыв, а во втором – упорный настойчивый и высококвалифицированный творческий труд. Или, выражаясь, словами Ж.де Лабрюйера: «Должность высокую и требующую гибкого ума куда легче занять, нежели сохранить» [49, с.29]. Не следует также забывать мудрость, высказанную еще древними философами: «Недолговечна та власть, которая управляет во вред народу» (Сенека Младший) [49, с.13]. Этому в определенной мере созвучны слова: «Да посрамит небо всех тех, кто берется управлять народами, не имея в виду истинного блага народа» [там же, с.29].

В результате управленческой революции 1991 г. государственная власть стала вновь частной. Отмечено, что в составе современного управленческого эшелона России 90-х гг. было примерно 70% партийной номенклатуры, 15% интеллигенции, ставшей бизнесменами, 15% криминалитета («теневиков»), которые еще при социализме встали на путь незаконного обогащения и предпринимательства. Потомки большевиков, экспроприировавших капиталистов, в 1991 г. вернули класс капиталистов в страну и сами превратились в капиталистов [165, с.29-33].

Таким образом, при всех управленческих революциях в России сохранялась преемственность типа управления, методов и приемов управления, но не сохра­нялась преемственность кадрового состава. При этом подчеркнем, что ни одна управленческая революция не разрушила традиций, хотя была нацелена на это и мощно их искажала. Так или иначе, в искаженных формах российского социума вновь и вновь «прорастало» живое архетипическое ядро российской культуры, которая складывалась на протяжении тысяч лет, отразилась в русском менталитете и превратились в устойчивую традицию [278].

Проведенное в данной главе исследование материала показало, что социальное управление эволюционно развивается из сложных форм психической саморегуляции, существующей в иерархических группах высших животных. Простейшие и универсальные формы управления имели место еще первобытных культурах. Но наиболее сложные формы социального управления появились и закономерно развивались в государственных системах разных государств и цивилизаций. Накапливался богатый опыт государственного управления и людьми в социальных группах. Знания передавались как в устной форме, так и в разнообразных письменных источниках разных культур.

Несмотря на то, что управление – это атрибут социальной жизни, начиная с древнейших времен, особая наука об управлении появляется только на рубеже XIX–XX веков. Наука управления – менеджмент аккумулировала обширный производственный, эмпирический, экспериментальный материал и теоретические знания, преимущественно, из области управления промышленным производственным предприятием, эффективной организации производительного труда, а затем опыта управления разнообразными организациями. Следовательно, изначально менеджмент представлял собой науку управления социальной системой микроуровня социальных отношений. Но постепенно предмет науки расширялся. Прослежена диалектика западного менеджмента, прежде всего, его основных идей. Показана специфика становления и развития российского управления в ХХ веке, а также представлены взгляды на него с позиций менеджмента.

Но даже на примере сравнительного анализа процессов социального управления на Западе и в России становится очевидным, что в разных культурах существует несомненная специфика опыта, форм, методов, искусства управления. Особый интерес в отмеченной ключе вызывает и многовековая культура Востока. Кроме этого, в современном тесно взаимосвязанном социальном мире разные культуры управления удивительно взаимодействуют между собой, образуя множество новых форм и проявлений. Эти последние, в свою очередь, необходимо понимать для применения в реальной практике современного научно обоснованного управления. Поэтому в следующих главах второй части работы мы обратимся к исследованию социокультурных традиций управления на Востоке, Западе и в России. Полагаем, что это поможет нам более глубоко раскрыть проблемы и сущность социального управления.

Глава 2.4

Знание, менталитет и

культурологические аспекты

управления

В данной главе мы рассмотрим общие знаниеведческие основания исследования культурологических аспектов управления. Данный аспект исследования становится все более актуальным в начале XXI века, как в теоретическом, так и в практическом плане. Это связано с качественными преобразованиями жизни человечества на планете, которое все более преобразуется в мировую глобальную систему, или в единую социальную оболочку планеты – социосферу [336, ч.1, с.110-115; 339, ч.1, с.10-12]. В этом качестве наиболее ярко проявляется единство многообразия и многообразие единого в социальном мире.

Еще до начала ХХ века традиционно могли существовать локальные, хотя и взаимодействующие между собой культуры и страны. Шел этап формирования так называемой дробной, локальной социосферы. Но уже со второй половины ХХ века взаимодействие стран и народов стало настолько мощным, прежде всего, за счет развития транспортных и информационных систем глобального масштаба, что глобально-всеобщие воздействия стали оказывать выраженное влияние практически на каждого человека. И здесь как в сознании, так и в деятельности человека стали проявляться не только его специфичные культурно-генетически обусловленные качества (ментальности, своей традиции), но и аналогичные воздействия других народов и культур.

Наиболее мощными воздействиями, которые посредством глобализации общественной жизни проникают в разные страны, обладают западные и восточные традиции. Они сегодня активно проникают, ассимилируются людьми и на постсоветском пространстве России. Но с другой стороны, даже ассимиляция культур Запада и Востока в России осуществляется по-своему, на базе специфики российской традиции. Эта специфика, в свою очередь, обусловлена таким качеством социальной жизни нашего государства, как российский менталитет, который в целом представляет собой генетически обусловленный строй психики и сознания человека, существующий в особых природно-географических и социально-культурных условиях.

Иными словами, сегодня в социальную жизнь, в родную культуру каждой страны, в том числе, в Россию, за счет глобальных информационных, транспортных сетей и процессов, активно проникают инокультурные традиции. Национальная специфика социальных процессов в любой сфере жизни начинает в определенной мере трансформироваться, глобализироваться. Не является исключением и сфера социального управления. С другой стороны, та часть национальных традиций, которая оказывается устойчивой в новых условиях, может оказывать определенное воздействие на мировые процессы. Таким образом, закономерно нарастает межкультурный обмен во всех областях, в том числе, в управлении.

Но если в культурологическом и философском аспектах проблема специфики и взаимодействия культур Запада, Востока и России изучается активно, и на этом пути уже получен ряд важных теоретических и практических результатов, то в области философии управления такая философско-культурологическая и социально-культурная и знаниеведческая рефлексия ментальных особенностей управления только начинает специально изучаться. Прежде всего, это исследования, связанные со спецификой такой наиболее изучаемой области, как западный и восточный менеджмент (применительно к японским, отчасти – корейским и китайским традициям) [102; 121; 128; 174; 190; 203; 229; 236; 387; 399]. В других областях теории управления проблема ментальности и культурной специфичности управления в компаративистском ключе почти не исследована. Между тем, социокультурная значимость менталитета очевидна. «С одной стороны, особенности исторического развития формируют менталитет нации, с другой – менталитет как специфическая реальность выступает фактором исторического поведения людей» [106, с.3].

Г.Л.Цигвинцева, исследующая проблему менталитета и специфику русского менталитета, отмечет: «Сложность подхода к понятию «менталитет» заключается в том, что для него характерны нерефлексируемость, подсознательный характер реагирования, а также высокая устойчивость, неподатливость воздействию со стороны государства или других социальных институтов [362, с.158]. Менталитет – это такая социальная, психологическая, философская, историческая реальность, которая формируется в течение многих веков или даже тысячелетий, в которые происходит становление этноса. Продолжительность формирования данного социального феномена обусловливает его особую общественную прочность, способность к сопротивлению и противодействию к любым социокультурным изменениям инородного характера. Это обусловливает необходимость тщательного исследования тех подходов, которые рассматривают менталитет либо как стагнирующий фактор в развитии общества, либо, наоборот, как фактор, способствующий общественным преобразованиям. Постановка и постепенное разрешение этих проблем будет спосбствовать снятию многих социальных напряжений, а это, в свою очередь, может способствовать формированию таких условий, которые создадут благоприятный социально-психологический климат в обществе [там же, с.159].

Учитывая указанную актуальность культурологического подхода к сфере социального управления, важность проблем специфики менталитетов разных культур, осветим эти вопросы вначале в целом (в данной главе), а затем применительно к культуре Востока (глава 2.5), Запада (глава 2.6) и России (глава 2.7).

Анализ литературы по проблемам исследования культурных архетипов, менталитета, ментальности, национального характера разных народов Европы, России, стран Востока и др. показывает, что здесь имеется обширный научный материал. Данным вопросам посвящены труды большого количества исследователей, таких как П.Е.Астафьев, Н.А.Бердяев, Л.Н.Гумилев, Н.Я.Данилевский, И.А.Ильин, К.Л.Леонтьев, Н.О.Лосский, Г.Маркузе, В.С.Соловьев, П.А.Сорокин, П.А.Флоренский, С.Л.Франк, Э.Фромм, А.Швейцер, М.Шелер, Г.Г.Шпет, О.Шперглер, М.Элиаде и др. [81; 83; 87; 105; 115; 185; 186; 190; 240; 296; 297; 354; 357; 372; 3824 390 и др.]. Кроме классических культурологических трудов, начиная с 90-х гг. ХХ в., появился ряд важных исследований ученых, где раскрываются современные стороны проблемы Это работы таких авторов, как А.С.Ахиезер, Г.Г.Гачев, С.И.Григорьев, Т.П.Григорьева, А.Я.Гуревич, Л.А.Зеленов, Р.З.Зулькарнаева, К.О.Касьянова, Э.А.Корнейчук, В.И.Курашов, В.В.Малявин, Б.В.Марков, И.К.Пантин, Т.А.Семилет, Ф.С.Файзуллин, В.Е.Фомин, С.В.Хомутцов, Г.Л.Цигвинцева, М.Ю.Шевяков, Б.И.Шулындин и др. [24; 63; 76; 76; 77; 103; 106; 119; 143; 159; 160; 173; 190; 191; 195; 196; 240; 266; 277; 278; 284; 287; 314; 352; 361; 362; 371; 388 и др.] .

Будем опираться на выводы тех специалистов из области культурологии, которые отмечают, что культура (народа, этноса, цивилизации и пр.) – это своеобразный живой организм, который появляется, развивается, живет или угасает согласно законам активных живых систем. Так, применяя системно-философский подход в культурологии, В.И.Марков пишет: «Живая культура – это самоорганизующаяся система, живущая в людях, их деятельности и отношениях, стереотипах и обычаях, в них обретающая свою целостность. «Мертвая» – это отдельные части культуры, ее элементы, качественно изменяющиеся при переходе в другую эпоху или культуру» [196, c.7].

Движущими элементами любой культуры являются люди, живущие в определенных природно-географических и социальных условиях, способные к активной сознательной (шире – психической) и практической деятельности. При этом степень активности людей и культур может меняться в зависимости от времени и условий: «Радикальные перевороты в культуре обычно осуществляются людьми, стоящими на пороге двух эпох… Они отрицают потому, что хотят идти дальше… А затем обычно приходят новые поколения, для которых и прежние противоречия, и достижения, и упования просто непонятны, непонятен и энтузиазм разрушения и борьбы за обновление общества. Пассионариев сменяют обыватели, революционных романтиков – … бюрократы, а фанатиков… – просто люди бизнеса» [196, c.164].

Такая диалектика культурных процессов, согласно исследованиям В.И.Маркова, может приводить к окостенению социокультурных процессов, казалось бы, высокоразвитых культур. Автор пишет: «Страны, в которых «уже все сделано» просто не могут предложить… никаких перспектив для свершений. Остается лишь борьба за сохранение завоеванных позиций в мире, но это уже борьба по сути оборонительная, а значит, в каком-то смысле бесперспективная… эти моменты «культурной усталости» обычно дополняются другим – самоотравлением победой, ее плодами» [там же, с.165]. Аналогично произошла гибель Римской империи. «А началось все, напомним, с абсолютной победы и вызванного ею перехода к экономическому паразитизму. И в этом паразитизме уже заложены основы будущей гибели, не только самоотрицания миссии, то есть потери господства, но и гибели витальной, гибели культурной системы вообще. При этом вся картина в целом удивительно напоминает диалектику отношений господина и раба, описанную Гегелем» [196, с.167].

«Культурные основы господствующих народов именно в силу своего не ограниченного внешними факторами развития при получении желанной победы имеют тенденцию к окостенению, отождествлению своих ценностей с абсолютными, «естественными» и общечеловеческими… Это приводит к утере желания и необходимости сравнения с другими культурными мирами, то есть к устранению внешнего источника развития. Итог – абсолютизация своих ценностей, доведение их до абсурда, полное самоотчуждение и культурная смерть» [там же, с.168].

Люди как «активные центры» свершающихся исторических событий обладают определенным строем психики, который возникает в них не случайно, а обусловлен комплексом условий и в своей полноте формирует ментальность личностей и образует менталитет народов, стран, культур.

В связи с проблемой соотношения в социальной жизни традиции и новации, генетического и приобретенного, прошлого и настоящего исследуются такие культурные явления и понятия, как культурный архетип, менталитет, ментальность, народный характер.

К числу генотипических представлений о жизненных силах культуры относятся учения о культурных архетипах, выступающих в качестве спонтанно действующих устойчивых структур обработки, хранения и репрезентации коллективного опыта [284, с.74]. Это представления о «коллективном бессознательном» К.Юнга, «примордиальные образы» М.Элиаде. Всякая культура при таком подходе выглядит как можественное вариабельное «прокручивание» аналогичных сюжетов, повторение устойчивых стереотипов, «красной нитью» проходящих через всю историю культуры. Эти «красные нити» представляют собой аккумулированный опыт, «наследственную память» культуры, формирующуюся в период археогенеза и культурогенеза как базис культурной системы, придающий ей целостность, устойчивость и качественную тождественность при разнообразии внешних условий и воздействий.

Более широко употребляемыми и используемыми в настоящее время являются понятия «менталитет», «традиция», «национальный характер». По мнению Т.А.Семилет, они в разных аспектах выражают идею социальной памяти, механизмы социально-культурного наследия, сохранение самости культурного организма при любых поворотах и перипетиях социокультурного развития [286]. При этом используются такие характеристики ментальности, как «душа культуры», «душа народа», «культурные коды, геномы, генотипы», задающие определенный строй той или иной формы культуры.

Этимологию термина «менталитет» связывают с латинским mens, mentis, (ум, мышление, рассудок, образ мысли, душевный склад). В большинстве европейских языков он звучит примерно одинаково: mentalite (фр.) направление мыслей, умонастроение, направленность ума, склад ума, мышление; mentality (англ.) – склад ума, ум, интеллект, умонастроение [216]. Начиная с XIX века, термин «менталитет» прочно вошел в научную терминологию западной мысли. Одним из первых серьезных исследований менталитета следует считать труд французского этнолога Л.Леви-Брюля «Первоначальное мышление». Этой проблеме уделяли внимание М.Блок, Ф.Бродель, Ж.Грофф, Э.Дюркгейм, Л.Февр и др.

Уже исследования XIX века показали, что ментальности меняются медленнее всего. История ментальности – это история замедлений в истории (Грофф). При этом ментальность меняется «неприметно». Она не идентична идеологии, включающей продуманные системы мыслей. Напротив, ментальность, как правило, не рефлексируется логически не выявляется [106, с.14]. Менталитет – это сложное и трудно уловимое психическое образование субъективного мира человека, этноса, народа, нации. Но в то же время эта сложная глубинная субстанция оказывает незримое, но сильное воздействие на поведение, жизнедеятельность человека, регулируя их таким образом «изнутри». Поэтому существуют неоднозначные множественные определения менталитета. Приведем лишь некоторые из них.

«Менталитет – это глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания, включающий и бессознательное… это совокупность готовностей, установок индивида и социальной группы действовать, чувствовать, мыслить и воспринимать мир определенным образом» [293].

«Менталитет – это совокупность представлений, воззрений, «чувствований» общности людей определенной эпохи, географической области и социальной среды, которые влияют на исторические и социокультурные процессы, другими словами, наиболее константная, относящаяся к наиболее глубоким и долговременно существующим слоям бытия социума часть информации, циркулирующей в обществе» [160, с.7].

«Менталитет – это устойчивый склад ума, имеющий если не логическую форму, то системный характер, который коренится в материальной жизни и широко распространен в значительной части населения, и который оказывает непосредственное влияние на экономические, социальные и политические отношения. Чаще всего менталитет молчалив: он проявляется скорее в деятельности, чем в речи или ясном представлении» (Д.Филд) [цит. по 106, с.37].

По мнению И.К.Пантина: «Менталитет – это своеобразная память народа о прошлом, психологическая доминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся «коду» в любых обстоятельствах, не исключая катастрофические» [240, с. 34].

Ряд авторов указывают на сложность, «многослойность менталитета», который формировался в течение очень длительного эволюционного времени, поэтому имеет как самые глубинные пласты, в том числе, уровня бессознательного, которые действуют даже неожиданно для самого человека, так и более поздние пласты, более кратковременные и потому более динамичные. Так, Ж.Дюби выделяет четыре группы ментальных процессов в этом «многослойном» субъективном образовании: 1) быстротечные и поверхностные процессы, возникающие как реакция группы на действия индивида и наоборот; 2) средние по продолжительности, плавне трансформации, согласующиеся с движением общества в целом, с политическими, экономическими,, социальными изменениями;3) «темницы долгого времени» – ментальные структуры, не изменяющиеся о сменой поколений, впрочем, тоже не совсем неподвижные; 4) наиболее глубоко залегающий ментальный слой, связанный с биологическими (то есть природными) свойствами человека [цит. по 106, с.34].

Таким образом, менталитет народов и культур – это очень мощное и во многом консервативное образование психики людей, которое хранит в себе генетическую память самых далеких предков и их безмолвный опыт выживания и жизни в традиционных природно-климатических и социокультурных условиях. И какая бы инновационная форма управления людьми ни была придумана и введена, она непременно начнет взаимодействовать с деятельностными установками менталитета и «проверяться на прочность» законами исторических судеб и культур народов. Именно поэтому и встает серьезная теоретическая и практическая проблема исследования специфики ментальных типов управления разных культур, а в нашем исследовании – культур Востока, Запада и России.

Будем исходить из того, что в современной научно-философской и культурологической литературе менталитет чаще определяется как некая интегральная характеристика людей, живущих в отдельной культуре, которая позволяет описать своеобразие отражения, видения этими людьми окружающего мира, объяснить специфику их реагирования на него, понять глубинные основания их поведения, деятельности.

Как отмечалось, в психике человека менталитет представлен глубинными уровнями коллективного и индивидуального бессознательного, которые включают, по-видимому, и генетическую память народов, а также «сплав» сознательного и бессознательного как систему эмоциональных, рациональных и интуитивных предрасположений и установок в восприятии, оценке и преобразовании действительности. Культурно-исторические формы менталитета, как заданная совокупность смысловых континуумов, проявляют себя в виде типовых особенностей этно-культурных и культурно-исторических форм жизни и деятельности, фиксируясь в психике, сознании конкретных людей.

Мы не будем далее углубляться в собственно культурологические проблемы, поскольку нам необходимо исследовать не их, а связанный с ними вопрос о влиянии менталитета на характер управления в различных культурных традициях Востока, Запада, России. Поэтому приведем лишь основные выводы, которые могут явиться основой для раскрытия нашего вопроса.

Обобщая сказанное, можно сказать, что менталитет – это базовые, сущностные характеристики жизни этноса, народа, нации, страны и т.п. культурных общностей, отраженные в глубинах психики людей, имеющие широкие пространственно-временные параметры, определяющие общие принципы мировидения и миродействия людей соответствующих общностей. Менталитет как сущность приобретает проявленную форму в виде ментальности, которая определяет жизнедеятельность отдельных культурных, национальных субъектов. Ментальность включает главные черты субъекта, обусловленные его менталитетом. А национальный характер представляет собой проявление менталитета и конкретизацию ментальности в совокупности общих, особенных и единичных свойств человека, групп людей в конкретных условиях жизнедеятельности. В нашем исследовании наиболее целесообразным представляется именно сравнение менталитетов культур Востока, Запада и России, являющихся их сущностными характеристиками.

На базе изложенного, рассмотрим социокультурную и ментальную специфику управления, сложившуюся в традициях восточной, западной и российской культур. Будем проводить наше исследование, во-первых, опираясь на древнейшие традиции, которые складывались в разных культурах на базе их менталитета и существующих социоприродных условий. Во-вторых, отметим специфику современных форм управления восточного, западного и российского типа с учетом традиций и современной социокультурной ситуации. В-третьих, во второй главе исследования покажем, как осуществляются интеграция и другие формы взаимодействия различных систем управления в глобальных условиях современного социума.

Принято считать, что разнообразные формы управления в мире сводятся к двум наиболее ярко выраженным системам управления – Запада и Востока (в последнем, прежде всего, имеются ввиду культуры Китая и Индии, имеющие древнейшие традиции) [76; 123; 146; 148; 190; 257; 314 и др.]. Особое, в определенной мере промежуточное положение составляет культура России. Но для нашего исследования и она имеет не менее важное значение, поскольку позволяет понять собственные традиции управления, основанные на специфике русского – евразийского – менталитета. А отмеченные, во многом исходно противоположные, формы ментальности управления Запада и Востока отличаются как технологическими, так и мировоззренческими особенностями систем управления. Так, например, альтернативными являются такие качества характера человека в разных культурах, как, с одной стороны, преобладание «героики» человека, стремящегося завоевать окружающий мир (не только природы, но и людей) – на Западе, а с другой, ведущее место «созерцания», взаимодействия с природой и умения достигать согласия и компромисса с людьми – на Востоке.

Но прежде, чем провести соответствующее исследование, отметим, что вопросы о специфике менталитетов могут решаться путем рассмотрения разных групп аргументов, с использованием разных исследовательских подходов. Первый из них – сравнительно-культурологический, связан с сопоставлением достижений разных духовных культур (литературы, живописи, музыки, морали и пр.), отысканием сходств и различий. Второй – сравнительно-философский, отражает сходства и различия разных философских систем. Третий – сравнительно-исторический, исследует разнообразие истории разных культур, прежде всего, с периода появления первых государств. Четвертый – этнолого-археологический, раскрывает древнейшие корни формирования разных культур, которые кроются в глубокой древности, за десятки, а может и сотни тысяч лет до появления собственно культур первых государств, откуда, собственно, берет свое начало история цивилизаций.

Подчеркнем, что все подходы имеют важное значение в компаративистском подходе в культурологии. При этом наиболее богатым материалом обладают первые три подхода, здесь имеется наибольшее количество научных материалов по проблеме. Но нельзя не согласиться с тем, что появлению каждого типа государства древних цивилизаций предшествовал наиболее длительный период предыстории, или отметить, что археэволюция человечества, когда шло формирование и расселение рас, древнейших этносов, породивших в итоге те исторические культурные данности, которые стали активно изучаться историками, философами, искусствоведами, культурологами и др. специалистами. Иными словами, мы можем полагать, что имел место

эволюционный путь ку льтуры человечества,

заключавший в себе несколько периодов –

1) древнейший, 2) древний, 3) новый и 4) новейший.

Первый из периодов, самый длительный, обозначен нами как археэволюционный (по своей природе) или этнолого-археологический (по предметам познания) – ключевой, хотя и наименее изученный в силу объективных трудностей его исследования. Именно в этот период зародились и впервые обозначились те различия, которые затем проявлялись и изучались в последующих периодах.

Поэтому, согласно представленным рассуждениям, можно выделить две эры в становлении и развитии человека и человечества. Это:

Первая, археэволюцтонная (корневая) эра человечества. Она включает: 1 – древнейший – период, самый длительный по времени, археологического масштаба.

Вторая, историческая эра человечества. Она включает периоды: 2) древний, 3) новый и 4) новейший. Здесь уже действует историческое время, отражающее социогенез и эволюцию человека примерно с появления первых (древнейших) государств и до настоящего времени.

Подчеркнем, что наибольшее число культурологических исследований касается именно исторической эры по вполне понятным причинам – по обилию соответствующего материала. Здесь обнаружена несомненная специфика Востока, Запада, а также России [12; 19; 24; 25; 27; 28; 47; 51; 54; 63; 69; 82; 105; 119; 123; 135; 143; 146; 147; 159; 167; 195; 209; 240; 261; 277; 287; 302; 349; 356; 389; 386 и др.].. Напротив, компаративистская культурология археэволюционной эры изучена еще далеко недостаточно, но именно здесь кроются корни тех различий, которые затем обнаруживаются на всем протяжении исторической эры человечества.

Подчеркнем, что в силу указанных обстоятельств, в нашей работе уделим внимание не только материалам, касающимся исторической эры, но и тем данным, которые касаются наименее исследованной и в то же время наиболее интересной в познавательном плане археэволюционной эры.

Вопросам становления и развития менталитета разных культур и народов, формирования этнокультурной, психокультурной и социокультурной специфичности населения различных стран и народов посвящены труды значительного количества зарубежных и отечественных ученых: (труды В.П.Алексеева, А.Д.Андреева, С.А.Арутюнова, А.И.Мартынова, М.Ф.Нестурха, Чебоксарова Н.Н., Чебоксаровой И.А. и др. [5; 11; 18; 159; 174; 200; 308; 309; 365 и др.]).

Мы уже отмечали, что разные характеры людей и целых народов определяются не только разными природными и социальными условиями их существования, но и разными чертами психического строя людей, особенностями их сознания в разных культурах. Об этом пишут, например, П.В.Ушаков, Е.В.Ушакова, Г.В.Дербан в работе «Природа восточного, западного и российского менталитета» [333]. Они отмечают: «Во множестве трудов по философии, истории, при описании социальной жизни народов мы встречаем вполне правомерные указания на то, что разные народы и культуры обладают спецификой интеллектуальной и духовной жизни, или своеобразным менталитетом.

Традиционное деление культур Азии и Европы (всего материка Евразии) на восточную, западную и срединную (между ними) российскую или русско-евразийскую, позволяет в определенной мере найти нечто общее в менталитете целых групп народов, проживающих на больших (континентальных) пространствах. В таком случае проблема звучит следующим образом: существуют ли специфика и характерные черты восточного, западного и российского менталитета» [там же, с.114]. Мы также поставим аналогичный вопрос в нашем исследовании, но применительно к специфике восточного, западного и российского менталитета в сфере управления.

Например, Восток представлен в целом населением юга Азии (юго-востока, на примере Китая, и юго-запада, на примере Индии – как крупнейших государств древности и современности). Он является одним из главных центров культурного формирования и расселения монголоидной (преимущественно на юго-востоке) и европеоидной (преимущественно на юго-западе Азии) рас человечества, а следовательно, и важным очагом развития мировых культур. Мы не охватываем рассмотрением древнеегипетскую цивилизацию, поскольку это тема для специального изучения истории народов африканского континента (труды Л.Н.Гумилева, Т.Г.Лешкевич, В.Шмакова и др.).

Как было отмечено выше, вопросам становления и развития рас посвящены исследования В.П.Алексеева, А.Д.Андреева, И.Л.Андреева, С.А.Арутюнова, Ю.В.Бромлея, Л.Н.Гумилева, Р.Ф.Итс, В.И.Козлова, Н.Н.Чебоксарова и ряда др. ученых. Мнения ученых о происхождении рас как главных таксономических подвидовых групп человечества расходятся, отдавая предпочтение или монофили – происхождению из одного природно-географического очага, на стыке Азии, Африки и Европы (Я.Я.Рогинский, В.П.Якимов, М.Г.Левин) или полифилии – происхождению из нескольких природно-географических очагов (В.П.Алексеев, Г.Ф.Дебец, А.А.Зубов, Ф.Вейденрейх, К.Кун, А.Том). В последнем случае главными центрами формирования человечества признаются Африка и Евразия, а в последней, прежде всего, южные части континента, имевшие более благодатный климат для формирования человека. При этом интересующие нас расы – желтая (монголоидная) и белая (индевропейская, европеоидная) имеют разные центры формирования. А именно, как полагают, желтая раса происходит от китайских синантропов, а белая – от неандертальцев Передней Азии [5; 11; 18; 83; 388].

Авторы обоих концептуальных подходов отмечают, что возможные пути миграции и взаимодействия народов европеоидной (индоевропейской) и монголоидной рас осуществлялись в разное историческое время, начиная с эпохи каменного века, который длился от 100-80 тыс. лет назад и вплоть до Новой эры. В древнем каменном веке – палеолите, более всего отодвинутом во времени, на евразийском континенте господствовал суровый климат, большая часть северных территорий континента была покрыта ледниками. Поэтому развитие культуры человечества было приурочено преимущественно к южным областям Евразии – Азии. В юго-восточной Азии в наибольшей степени шло развитие монголоидной, в юго-западной (полуостров Индостан и прилегающие территории, а также, возможно, и в Передней Азии) – европеоидной рас, здесь же активно шло и взаимопроникновение древнейших культур и народов. В среднем каменном веке – мезолите (обозначаемом еще как мустьерская эпоха), 13–7 тыс. лет до н.э., начинается таяние ледников, и в это же время, по мере отступления льда и холода, активизируется расселение людей по евразийскому континенту.

В результате уже в неолите, длящемся со времени примерно 7 тыс. лет до н.э., осуществляются сухопутные, материковые переселения небольшого количества людей, вероятно, проникавших в центр и на север материка через пониженные части Гималайской горной системы. Это, например, северная ветвь европеоидной расы, с том числе, праславянские народы, расселившиеся примерно 5-3 тыс. лет назад по просторам Западной Сибири, Урала и Европы. Так, археологи определяют эпоху появления металла на Древнем Востоке около 6 тыс. лет, в Европе – около 4 тыс. лет назад. Около 3 тыс. лет назад в Европе возникает земледелие, а около 2 тыс. лет назад – скотоводство (Арутюнов, Нестурх, Чебоксаров, Чебоксарова и др.).

Для нас изначальная, археологическая история человечества важна тем, что она раскрывает истоки становления и развития древнейших культур Востока и Запада, того, как формировалась специфика философско-религиозной культуры древнейших цивилизаций, например, монголоидного и европеоидного Востока. А эта мировоззренческая культура, в свою очередь, влияла на все стороны жизни социума, в том числе, на его управление, что формировало определенный правовой и политический – в виде специфики государственного управления – каркас. Кроме того, если принять точку зрения полицентристов о возможном происхождении белой расы и в Передней Азии, то можно говорить об антропогенезе в условиях этой территории, что может быть связано со спецификой менталитета западного социума.

При изучении древнейшего прошлого человечества, антропологи обычно используют разные сравнительные методы исследования гоминид в антропогенезе: сравнительно-анатомический, сравнительно-неврологический, сравнительно-таксономический, сравнительно-этологический, сравнительно-экологический, сравнительно-онтогенетический. Для нас же наиболее важно применить сравнительно-культурологический метод в антропогенезе с тем, чтобы с позиций знаниеведения отрефлексировать специфику восточного, западного и российского менталитета как результата природно-географических и ранних социокультурных условий жизни людей на протяжении тысяч лет неолита и даже мезолита. При этом, как известно, на Востоке уже в III–I тысячелетиях до н.э. существовала особая сформированная культура, затем и письменность, что позволило запечатлеть социокультурные достижения народов в древнейших письменных источниках и передавать мудрость от поколения к поколению.

При сравнительно-культурологическом и знаниеведческом подходах для нас также не столь важны расовая, этническая принадлежность, сколько сложившийся общий социокультурный образ жизни народов на определенных, больших территориях евразийского континента. Именно в этих условиях и формировалась специфика жизни социальной системы и ее атрибута – управления.

Поэтому именно в антропокультурогенезе, на наш взгляд, кроются истоки различных форм управления культур Востока, Запада, России. А для современности этот материал весьма важен тем, что он:

во-первых, позволяет выявить наиболее приемлемую (для данной культуры и ментальности социума) форму управления, адекватную менталитету народа;

во-вторых, дает возможность понять оптимальные пути взаимодействия культур и форм управления;

в-третьих, раскрывает пути оптимальной интеграции форм управления и,

в-четвертых, позволяет определить перспективы развития управления в соответствующих природно-географических и социокультурных условиях.

Л.Н.Гумилев считал, что этнос – явление не только социокультурное, но и географическое, всегда связанное с ландшафтом, который кормит приспособившихся к нему людей и развитие которого в то же время зависит от особого сочетания природных явлений с социальными и искусственно созданными условиями [5]. Гумилев подчеркивал психологическое своеобразие этноса, считая, что это сообщество людей, которое «противопоставляет себя всем другим коллективам не из сознательного расчета, а из чувства комплементарности и подсознательного ощущения взаимной симпатии и общности людей, определяющего противопоставление «мы и они» и деление на своих и чужих» [81; 83; 332]. Применительно к управлению это означает, что в социальном устройстве народов разных культур формируются свои традиции жизни и управления людьми, которые проходят через века и влияют на характер социальных отношений и формы социального управления.

Таким образом, применительно к знаниеведческому анализу управления, нами раскрывается важность исследования специфики общекультурологического подхода к управлению, поскольку здесь сущностные характеристики управления как атрибута любой социальной системы раскрываются в диалектике их становления и развития, соотношения сущности и явления, прошлого и настоящего. Для изучения данного аспекта интеграции знаний об управления плодотворным является компаративистский подход, используемый применительно к основным культурам Евразии – Востока, Запада и России.

В качестве исходной категории для исследования предлагается понятие «живой культуры», в котором отражены главные характеристики культуры как особого живого социального организма, «клеточками» которого являются люди, а сам организм способен зарождаться, развиваться, достигать расцвета, а затем угасать или умирать вовсе, превращаясь в мертвую культуру. У такого социального организма есть свои характеристики – как эволюционно-исторические, культурогенетические, так и современные, «культурно-фенотипические». Главными сущностными характеристиками, которые постоянно воспроизводятся во всех «клеточках» социального организма, являются культурогенетические, которые и определяют в целом специфику культур Востока, Запада и России. Поэтому основное внимание уделено именно этим характеристикам.

С культурогенетических позиций, главными характеристиками являются психотипы людей, определяемые их исходным менталитетом. Рассмотрены и соотнесены понятия, отражающие духовно-душевный строй психики людей «менталитет», «ментальность», «национальный характер» и их проявления в такой форме социальных отношений, как отношения управления. Они проявляются в таких социальных общностях, как этносы, народы, нации, население стран, континентальных образований и т.п.

Показано, что исследование менталитета, ментальности и менталитета в управлении может осуществляться в разных аспектах: сравнительно-культурологическом, сравнительно-философском, сравнительно историческом и сравнительном этно-археологическом. А в эволюции менталитетов можно выделить основные периоды и эры. Это такие периоды, как древнейший (истоки антропогенеза и кульутрогенеза), древний (начиная с первых государств), новый и новейший (последние полвека). При этом первый, самый длительный и наименее изученный период составляет, по нашему мнению, первую, археэволюционную эру, а второй-четвертый – вторую, историческую эру развития культур разных народов. Обычно исследуют историческую эру (где имеется наибольшее количество научного материала), но она – не причина, а следствие того, что происходило в археэволюционной эре. Именно поэтому в данной работе значительное место уделено археэволюционной эре, поскольку здесь закладываются те основы менталитета, которые в итоге формируют основные ментальные типы управления основных цивилизаций – Востока, Запада и России.

А теперь, на отмеченной общекультурологической, социально-философской и зжнаниеведческой концептуальной базе рассмотрим специфику менталитета культур и управления стран Востока. Этому посвящена следующая глава работы.