3. Опыты с опосредствованным овладением (роль внешнего средства)

Попытки заставить испытуемых овладеть своим поведением с по­мощью непосредственного усилия не привели ни к каким результатам, и мы пришли к выводу, что повышения толкающих к овладению мотивов еще недостаточно для того, чтобы человек оказался в силах реализовать свое желание. Человек, который легко овладевает вещами окружающей его обстановки, который, с другой стороны, с легкостью реагирует на внешние стимулы, оказывается не в состоянии овладеть собой, преодо­леть обычные для него, свойственные ему формы поведения. У него есть мотивы к этому, но недостает средств, которые помогли бы реализовать эти мотивы, и мы стоим перед задачей найти в эксперименте эти средства, заставить испытуемого овладеть своим поведением и тем самым ближе подойти к изучению интересующих нас механизмов «волевого акта».

Ряд соображений толкает нас на то, чтобы попытаться заставить че­ловека овладеть своим поведением извне: то, что не удалось путем не­посредственного усилия, может, удастся, если человек сумеет действовать опосредствованно и подчинится той внешней силе, которую сам вызовет. Его слабость будет тогда обращена в его силу, а задача непосредственного овладения собой будет превращена в несравненно более доступную задачу — создание искусственной внешней ситуации, за ко­торой должно следовать подчинение ей. Мы указали выше: человек обладает порознь этими двумя возможностями: он может производить изменения в вещах, он может подчиняться исходящим от них стимулам; нужно соединить оба эти действия, заставив его самого создавать те стимулы, которые подчинят его поведение, чтобы, управляя ими, он мог управлять собой.

Мы попробуем пойти по такому пути и постараемся путем опосред­ствованных операций вызвать у наших испытуемых овладение своим поведением.

Наши опыты будут очень элементарны и попытаются зарегистрировать эффект опосредствованного овладения в ситуации, аналогичной той, которая привела нас к отрицательной оценке эффекта простого «волевого усилия».

Мы обратимся, прежде всего, к опытам с истериками; наиболее пригодной для наших целей оказалась здесь серия с изучением замедлен­ных движений.

Уже раньше мы указывали, что произвести замедленное движение оказалось задачей чрезвычайно трудной, почти невозможной для истерич­ного больного. Предъявляемый ему стимул вызывал у него непосред­ственное переключение возбуждения на моторику и импульсивный нажим, который давал обычно быстрый вертикальный подъем кривой. Удержать его оказалось для истерика довольно трудной задачей, и замедления импульсивного нажима или совсем не происходило, или оно запаздывало, часто возникая только в пассивной части кривой. Эта диффузность реактивного процесса создавала значительные затруднения для осу­ществления поставленной задачи, и инструкция дать замедленный нажим обычно вызывала лишь весьма импульсивное действие.

Однако один факт привлек наше внимание. Стоило нам заменить обычный отрывистый стимул (стук или вспыхивание лампы) стимулом, длящимся продолжительное время (например, жужжаньем или гудением), чтобы картина существенно изменилась. Длящийся сигнал производил на нашего испытуемого организующее действие, он как бы вел за собой производимый нажим, и испытуемый замедлял свое движение, продолжая его, столько времени, сколько длился сигнал <...>

Такой эффект был связан с изменением самой структуры реактивного процесса; если в первом случае сигнал давал только стимул, отправной пункт действия, и испытуемый производил вслед за этим уже совершенно самостоятельное, спонтанное движение, во втором случае движение связывалось длительным сигналом, теряло свой спонтанный характер и осуществлялось через длящийся сигнал, который тем самым стано­вился регулятором движения. Этот феномен мы легко могли связать с эхопраксией, истерической подражательностью и, наконец, внуша­емостью, высокую степень которой мы обычно могли констатировать у наших истериков. Движение, которое не могло быть замедлено спонтанным усилием, легко замедлялось, будучи опосредство­вано известным внешним стимулом, подчиняющим поведение.

Задача, которая встала перед нами после этого наблюдения, естественно, свелась к тому, чтобы попытаться пойти здесь по пути аутостимуляции и заменить непосредственное «волевое усилие» подачей сигналов, на которые испытуемый реагировал бы определенными движениями <...>

Однако затруднение, с которым мы встретились, оказалось очень элементарным: та рука, которая должна была подавать сигнал, сама была под властью общих для всего поведения этого больного дефектов; она ока­залась настолько ригидной и истощаемой, что опыт не мог привести к до­статочно хорошим результатам в течение длительного времени.

Перед нами встала задача найти систему, достаточно сохранившуюся и доступную для того, чтобы испытуемый мог произвольно распоряжаться ей, и в то же время достаточную для того, чтобы служить стимулирующим для испытуемого сигналом. Такую систему мы могли найти в полу­произвольной деятельности, сохранившейся у нашего испытуемого лучше остальных; мы должны были остановиться на такой из них, которая обладала бы минимальной инерцией и требовала бы для своей мобилизации наименьших масс энергии.

Мы нашли такую деятельность в мигании. Этой деятельностью испытуемый владел с достаточной свободой, и нам лишь нужно было сделать это мигание условным сигналом для произведения движения, чтобы связать эти две деятельности в одну функциональную систему, точно так же, как это мы сделали в опыте с опосредствованным овладением движением у истеричной больной.

Опыт, к которому мы обращаемся, проводился следующим образом: ис­пытуемому давались сигналы, на которые он одновременно должен был закрывать глаза и нажимать рукой на клавишу. Затем сигналы прекращались, и ему предлагалось давать самому себе сигналы миганием, и в ответ на каждый такой сигнал производить движение рукой.

В результате получался ряд нажимов, внешне представлявший собою полную аналогию со спонтанным рядом ритмических нажимов, но на самом деле являвшийся цепью единичных реакций на подаваемые самому себе стимулы.

Опыт оправдал все наши ожидания. То, что было недостижимым при непосредственном усилии, оказалось легко осуществимым на опосред­ствованных путях; то, что не могло сделать спонтанное «волевое усилие», выполнила аутостимуляция <...>

В обоих приведенных нами случаях мы шли по линии наибольшего сопротивления; мы заставляли субъекта отказываться от свойственного ему типа процессов, преодолевать обычный для него характер реакции; в обоих случаях мы показали, что непосредственное «волевое усилие» не приводит ни к каким результатам и что овладение своим поведением возможно лишь путем опосредствования произвольного акта, включения в него добавочного вспомогательного стимула <...>