14. Часть 1

Ах! Как золото, падают листья под ветром! Долгие годы бессчетны, как крылья деревьев, долгие годы проходят, как быстрые глотки сладкого меда в высоких залах на дальнем Западе под синими сводами Варды, где звезды подрагивают от песни, которую поет ее царственный голос. Кто нынче наполнит для меня кубок? Варда, Королева Звезд с вечно белой горы поднимает руки над миром, подобные облакам. И тропы мира тонут в тени, а туман из серой страны лег на пенистые тропы меж нами, скрыл туман навсегда Калакирии камни. Ныне для тех, кто скорбит на Востоке, пропал Валимар! Прощай! Может быть, ты еще найдешь Валимар. Может быть, именно ты и найдешь Валимар. Галадриэль

Цель человека, столкнувшегося с рунами и взявшего их для плодотворной работы, не будет исчерпана одной лишь мантикой вкупе с какой-то магической деятельностью. Она подразумевает внутреннее изменения, совершаемые человеком в себе самом с помощью рун. Применение рунического потенциала и мудрости учения должно стать главной составляющей этой работы. В противном случае, можно не утруждать себя, не тревожить Силу и заняться другими приятными делами, отложив руны в долгий ящик. В иные времена руны являли собой лишь часть символики, направленной на развитие духа, и входили в комплекс ритуалов, столь же богатых символикой, составлявших ядро языческих мистерий. Время, невежество и фанатизм пожрали язычество вместе с его ритуалами. Сейчас кое-где люди пытаются восстановить корпус утраченных знаний и поднять из праха кумиров Старой веры. Если подобные мероприятия не сопряжены с фанатизмом еще худшего толка, экстремизмом и крайностями, эти попытки можно лишь приветствовать. Мы субъективно властны по-разному квалифицировать эти попытки – с положительной или же с отрицательной стороны. Однако необходимо признать важный факт – сегодня нам необходимо восстановить прежний дух веры. Мне не хочется охмурять вас разговорами о том, что в будущем от великой России зависит судьба человечества, или тем, что новый век и новое тысячелетие, новый эон, в который мы недавно вступили, требует от нас особой духовности. Отнюдь. Но язычество, и раннее христианство – не современное и даже не средневековое, а первоначальное, катакомбное – отличались тем, что воплощали дух истинной веры, которой лишены мы сейчас. Тогда она не являлась объектом насмешек и подлых взглядов в затылок. Религиозная жизнь, поглощающая всего человека, делает его эксцентричным, не похожим на всех. Человек говорил: «Я не верю. Я Верую». Такое переживание представлялось как нечто само собой разумеющееся (и зачастую даже подстегивалось деятельностью сакраментальных духовно-карательных учреждений). Через свою веру – а говоря шире, через миф, - человек был связан с Богом-Природой в двух полярных его проявлениях, или Богом-Творцом, миром предков. Эта связь осуществлялась посредством символов, присутствие которых создавало условия для раскрытия души Богу (богам) и самому себе. Символы представляли основную силу ритуалов, религиозной обстановки, предметов культа. Соприкасаясь с символами, наполняя ими свое сознание, переживая их, верующий вступал в воодушевленное состояние, в соучастие с мифом. Символика, несущая архетипический характер, отвечала основным психологическим потребностям души и приводила в движение скрытые механизмы последней, активизируя способности, энергию, даже возвращая физическое здоровье, не говоря уже о восстановлении внутреннего психического баланса. Современная христианская церковь все также полна символики. Это и различные обозначения Иисуса Христа (в качестве Креста, Агнца, краеугольного камня Церкви и ее символического «жениха» мистической иерогамии и т.д.), а также обряды. Вот только современный человек иногда еще может сказать «Я верю», но уже никогда «Я верую». Догмы и каноны, формально призванные раскрывать глубину учения, а фактически - служить политическим целям церкви, потеряли нечто важное, а именно – жизнь. Христианский миф становится косным. Вряд ли он близок к распаду; силен еще и религиозный фанатизм. Заложенные идеи еще способны спасти от пустоты, неверия и отчаяния многие сотни людей. Но в нем все жестко регламентировано. Те, кто мог бы внести в сей миф новое развитие, много веков назад погибли на ауто-да-фе. Наши же современники часто разочаровываются и уходят в иные вероучения. А представьте, что произошло бы, если в Древней Греции канонизировали супружеские отношения Зевса исключительно только с Герой! Тогда предания о многочисленных потомках Громовержца и их героических свершениях, попавшие ныне в содержание классического образования, объявили бы как апокрифы, предали анафеме и забвению; мистики и еретики последующих поколений жадно изучали бы их во тьме ночной, пряча в тайники запретные книги… Некогда К.Г. Юнг, принимая пациентов-католиков, без лишних слов отправлял их на исповедь к священнику, справедливо полагая, что с душевным разладом и противоречиями мифологическая символика религии справится эффективнее и естественней, нежели сеансы психоанализа. Однако, эмоциональное соучастие, переживание церковных таинств постепенно выпадают из жизни, ограничиваясь, например, торопливым зажжением свечи под иконой ради сдачи ответственного экзамена. Здесь человек переживает, увы, не символ веры, а сессию. Говоря о языческом мифе, тот же Юнг писал, в частности, о нем и о католицизме, как об одной из господствующих религиозных христианских форм: «Но и он [католицизм] не достигал ни в прошлом, ни в настоящем полноты прежнего языческого символизма, и поэтому последний - на протяжении веков христианства – продолжает существовать и постоянно переходит в некоторые подводные течения, которые совершенно не лишились своей жизненной силы, начиная с раннего средневековья до нового времени. Правда, они в значительной мере исчезли с поверхности, однако, изменяя свой облик, они возвращаются вновь, чтобы компенсировать односторонность современной ориентации сознания».