Творчество и. Шмелева

Талантливый писателя реалистического направления И. Шмелев занимает особое место в русской литературе начала ХХ века. Книги писателя обращают внимание, прежде всего, на душу человека, справедливо считая ее главным вместилищем добра и разума. В прозе писателя есть «особый век» благородства и утешения. В его творчестве доминирует уверенность в правоте Христианского учения. Произведения, написанные И. Шмелевым, вызывают в думах людей очищение и радость.

Как справедливо заметил В. Распутин: «Шмелев, может быть, самый глубокий писатель русской послереволюционной эмиграции, да и не только эмиграции… Писатель огромной духовной мощи, христианской чистоты и светлости души. Его творения – это даже не просто русская литературная классика, это, кажется, помещенное и высветленное самим Божьим духом».

Творчество Ивана Сергеевича Шмелева обширное и многогранное, по целому ряду причин оказалось почти неизученным. Наиболее авторитетные исследования творчества И. Шмелева изданы за границей. Это работы И. А. Ильина и Ю. А. Кутыриной, людей близко знавших писателя. Всестороннюю известность И. С. Шмелев получил после выхода в свет повести «Человек из ресторана» (1911 г.).

Тогда же словно опомнились критики. На читателя обрушился шквал статей и рецензий о творчестве писателя.

Из критической направленности повести некоторые делали едва ли не революционный вывод. Бурно романтически прореагировал на появление повести А. Измайлов, назвавший ее автора «поэтом всполохов». По его мнению, И. Шмелев сумел заразить читателя «ненавистью к буржуйству».

Вычитывание в текстах Шмелева едва ли не революционных лозунгов, подчеркивание в его героях «резкого бунтарства» преобладало в критике, специализирующейся на выявлении социального аспекта литературы, придерживающейся чаще всего марксистской ориентации. Особенно преуспел в этом социал–демократ Л.В. Львов–Рогачевский, бросивший в 1912 году чеканную формулу: «Шмелев – художник обездоленных».

Каждая общественная группировка стремилась сделать из писателя выразителя своей программы. Поэтому он в трактовке критиков представал то леворадикальным либералом, то революционно ориентированным почвенником. И все же окончательно связать писателя с каким–либо четко выверенным общественным идеалом не удавалось. В каждом новом своем произведении Шмелев оказывался непредсказуемым.

Критик М. Левидов, говоря о повести «Человек из ресторана», не обнаружил в ней ничего, кроме «ловко и интересно выполненного трюка» (имелся в виду прием сказа)». И он объяснил весь ажиотаж вокруг не тем, что читатели были просто–напросто заинтересованы вопросом, как сумеет писатель вытянуть взятую ноту. В повести все – и типы, и социальная критика – по мнению М. Левидова, «элементарно и шаблонно», «жидко и незначительно».

Но были среди критиков и такие, кто настаивал на том, что, даже повествуя, казалось бы, об обыденном и незначительном, писатель «говорит о вечном». Эти критики подчеркивали, что после прочтения жизнеподобных рассказов писателя возникает, словно бы при соприкосновении с лирикой «сочувственное, возвышенное, творческое волнение».

Неожиданным оказалось умозаключение А. Редько, который едва ли не единственный не противопоставил живописность и изобразительность идейной насыщенности произведения и который за «претенциозностью» «Пугливой тишины» разглядел подлинно «гуманитарное переживание».

Таким образом, дореволюционная критика делилась на два противоборствующих лагеря (модернисты, реалисты). Однако они были едины в одном: никто из них не посягал на христианское мировоззрение И. Шмелева, так как вера была в то время естественным состоянием и неотъемлемой частью русской жизни.

В наследство от дореволюционного литературоведения нам достались не окрашенные идеологией отзывы о произведениях Шмелева.

Официально «вспомнили» об И. Шмелеве в 60–х годах ХХ века. С 1960–х по 1983 годы трижды издавались сборники его рассказов дореволюционного периода, составленные соответственно требованиям господствующей идеологии. О христианских мотивах в жизни и поведении героев писателя литературоведы старались не упоминать вообще, или толковали как досадное недоразумение.

Только с 1990 года постепенно стали появляться статьи отечественных литературоведов, в которых о христианском мировоззрении И.  Шмелева говорилось спокойно и открыто. Лучшими в этом смысле, на наш взгляд, можно назвать работы Е. Осьминой, в которых творчество Шмелева рассматривается с позиции органического единства бытового содержания и христианского мировоззрения.