Творчество а. Платонова

(1899-1951)

В конце столетия Андрей Платонов признан одним из великих мастеров русской литературы XX в. Разделив судьбу своего народа, он пережил и осмыслил трагический период истории России.

Андрей Платонович Климентов родился 1 сентября 1899 г. в Ямской слободе города Воронежа. Свой литературный псевдоним он взял от имени отца – слесаря воронежских паровозоремонтных мастерских Платона Фирсовича Климентова. Окончив сначала церковно-приходскую, а затем – городскую школу, Платонов с 15 лет пошел работать сначала помощником машиниста, а потом литейщиком. В эти годы, быстро превратившие ребенка во взрослого, он увлекся техникой, пытался изобрести вечный двигатель. На протяжении всей жизни он оставался талантливым изобретателем, автором нескольких технических открытий.

Платонов рано начал писать: с 12 лет – стихи, а чуть позже – прозу.

В 1918 г., учась на электротехническом отделении воронежского железнодорожного политехникума, он увлекся журналистикой. Свои первые стихи он принес в 1919 г. в редакцию газеты «Воронежская коммуна»: «Скромный молодой человек, очень бледный и чем-то в своем молодом облике напоминавший... Достоевского», – вспоминал Г. 3. Литвин-Молотов. Платоновские стихи настолько поразили редактора газеты, что он предложил поэту стать штатным сотрудником «Воронежской коммуны». С этого момента публикации Платонова появляются во многих воронежских газетах.

В 1920 г. в клубе журналистов «Железное перо» с успехом проходит вечер поэзии «рабочего Платонова». Он выступает с докладами на разные темы: об электрификации, о любви, об искусстве. Платонова избирают в правление недавно созданного в Воронеже Союза пролетарских писателей, он участвует в работе Первого Всероссийского съезда пролетарских писателей. На съезде выступали с докладами В.Обрадович, В.Кириллов, П.Лебедев-Полянский, в то время возглавлявшие группу «Кузница».

Здесь Платонов смог услышать доклад автора хорошо ему известной «Всеобщей организационной науки», теоретика и организатора Пролеткульта А. Богданова. Интерес к проекту создания пролетарской культуры проявился у Платонова в серии его статей: «К начинающим пролетарским поэтам и писателям» (1919), «Культура пролетариата» (1920), «Пролетарская поэзия» (1922).

Первая книга Платонова – сборник стихов «Голубая глубина» – состояла из трех разделов. В первый раздел вошли стихи, отвечающие основным принципам эстетики Пролеткульта, утверждению идей коллективизма (герой – трудовой коллектив), машинизма (изображение «двигателей»), космизма (прорыв в космос). Строки из стихотворения Платонова «Гудок»: «Мы рванемся на вершины прокаленным острием! Брешь пробьем в слоях вселенной, землю бросим в горн!» – напоминают программное произведение известного пролетарского поэта А. Гастева «Башня». Мотив прорыва человека в небо связан в стихах Платонова с темой конца света: «Мы в мир пришли окончить белый свет, | Разбить вселенной страшный слепок» («Резцом эпох и молотом времен»); «О, мы раздавим, взорвем динамитом, в песок превратим этот мир! | И продиктуем... далеким мирам волю машин» («Последний день»).

Стихи второго раздела сборника, написанные в традициях крестьянской поэзии, выглядели несовместимыми с мотивами преобразования природы во вселенских масштабах. Здесь изображались странники, бредущие по дорогам, деревенские мужики и бабы. Но сам Платонов не видел в этом никакого противоречия. «Между лопухом, побирушкой, полевою песней и электричеством, паровозом и гудком... – есть связь, родство», – писал он. Ощущение близкого родства человека и природы соединялось у Платонова с верой в технику.

В третьем разделе книги смыкаются представления о родстве человека и природы с идеей двигателя, преобразующего Вселенную. Платонов в них видит два не исключающих друг друга пути очеловечения мира. Поэтическая метафора «Мы безумную вселенную бросим в топку раскаленную» реализуется в метасюжете платоновской прозы. Мысль о господстве человека над Вселенной в стихах Платонова связана одновременно с пролетарской поэзией и с творчеством футуристов. В «Победе над солнцем» (1913) – опере, написанной на либретто А.Крученых и В.Хлебникова, в «Облаке в штанах» и «Мистерии-буфф» В. Маяковского возникали картины разрушенного мира, в котором человеку предоставляется полная свобода действий.

В стихах «Голубой глубины» обозначились основные лейтмотивы платоновского творчества, проявились черты его творческой индивидуальности. Первая книга Платонова была замечена критикой, ее издание подвело итог первому, ученическому, периоду его писательской биографии.

В конце 1921 г. в судьбе Платонова произошел резкий поворот: он отказался от журналистики и перешел на работу в Воронежское губернское земельное управление, где прослужил до 1926 г. Свое решение Платонов объяснил в автобиографии 1924 г.: «Засуха 1921 г. произвела на меня чрезвычайно сильное впечатление, и, будучи техником, я не мог уже заниматься созерцательным делом – литературой». Платонов стал свидетелем навсегда ужаснувшего его голода в Поволжье, куда он был направлен с бригадой помощи голодающим. С этого времени зловещий образ голода появляется во многих его произведениях.

Писатель приходит к мысли о преимуществе практической деятельности перед «созерцательной». В рецензии на статью одного из теоретиков Лефа Н. Чужака Платонов поддерживает концепцию искусства-жизнестроения. Ему оказалась близка главная идея эстетики авангарда о вмешательстве искусства в переустройство жизни. Представления о том, что искусство должно создавать проекты «организации» природы, были восприняты Платоновым из «Всеобщей организационной науки» А. Богданова. «Совершенная организация материи по отношению к человеку» (А. Платонов, «Пролетарская поэзия») означала достижение гармонии в отношениях природы и человека: объединение человечества и слияние его с Вселенной, восходящее одновременно к философии «всеединства» Вл. Соловьева и идеи богостроительства А.Богданова, А.Луначарского, М.Горького.

Несмотря на загруженность практической работой в Губземуп-равлении, Платонов продолжает писать: в 1922 г. «Сатана мысли» и «Потомки Солнца», в 1923 г. он публикует в газете для крестьян, первое большое произведение «Рассказ о многих интересных ах», написанный в форме проекта реального благоустройства земли.

Герой повести вырос «не посреди людей, а помимо их, за околицей». Его отец – сказочный персонаж: получеловек, полуволк. Основной конфликт «Рассказа...» – противостояние человека и природных стихий. Солнце «обглодало» землю засухой. Герой Платонова бросает вызов солнцу: «Более тебе нами не властвовать. Доконаю, подчиню тебя нашей воле». Иван изобретает способ увлажнения земли с помощью электричества (этот сюжет повторится в рассказе «Родина электричества»). По мере усиления засухи («Пустынножительством стала земля, ибо свирепело и дулось жаром солнце») Иван усложняет методы борьбы с враждебной стихией. Одним из основных событий повести является строительство «башни» для орошения земли: «...Росла против солнца деревянная башня под горячими руками одиноких во враждебном мире людей, спаянных вместе несчастьем и угрозой солнца...».

Сюжет построения «башни высотою до небес» по легенде о Вавилонском столпотворении, взятый из ветхозаветной книги «Бытие», впервые обозначился в стихах Платонова и получил развитие в «Чевенгуре» (1928) и «Котловане». Фольклорным источником образа башни является образ дерева, которое «может выступать и в качестве модели всей вселенной с подчеркиванием связи верха и низа, жизни и смерти». Фольклорную природу имеет и впервые возникающий в «Рассказе...» образ «дома-сада». Его строительство изображено в повести с обстоятельностью проекта, предлагаемого к скорейшему воплощению в жизнь. На месте разрушенной деревни вырастает «один большой дом на всех людей. Строился он круглый, кольцом. А в середине сажался сад. И снаружи также кольцом обсаживался дом садом». Предполагалось, что жители «дома-сада» поселяются в нем на вечные времена, обретая в его стенах бессмертие: «Живите, братья... теперь не сгинете», – думает о них Иван. Очевидно, для автора и его героев «общий дом» означает нечто большее, чем жилье. Они воспринимают его устройство как осуществление мечты о земном рае.

В «Рассказе...» отразилось увлечение Платонова «Философией общего дела» Н.Ф.Федорова. В учении оригинального русского философа утверждалась необходимость «объединения всех в общем деле обращения слепой силы природы в орудие разума всего человеческого рода для возвращения вытесненного». Цель человечества философ видел в «воскрешении отцов»: обращении «смертоносной силы в силу, возвращающую жизнь всем отцам».

Герои Платонова стремятся к той цели, которую Федоров считал высшим смыслом жизни человека: «Искание смысла есть искание цели... Цель жизни – воскрешение...». В «Рассказе...» Иван предстает спасителем человечества и «родоначальником» «нации большевиков». Оставив «братьев» в «доме-саде», он отправляется в город, где встречает ученых, работающих над проблемой продления жизни человека. Иван попадает в Институт антропотехники в лабораторию «прочной и бессмертной плоти», где проводятся опыты по омоложению человеческого организма и продлению жизни с помощью электричества. Герой повести убеждается, что универсальным средством преодоления всех «смертоносных» стихий природы является электричество. Он видит «бессмертных» людей, готовых работать без устали. Не удовлетворяясь масштабами земной деятельности, Иван вместе с изобретателем космического аппарата отправляется в космос. Он мечтает увидеть землю с «надзвездных высот» и «подтянуть» ее поближе к солнцу. Мотив превращения земли в «корабль небес», управляемый человеком, звучал в стихах Платонова. Он сближает платоновское творчество с поэзией футуристов. «Мы – каждый – держим в своей пятерне миров приводные ремни», – писал Маяковский в поэме «Облако в штанах», высказывая общую для поэтов и художников авангарда идею безграничного господства человека над миром.

В 1926 г. судьба Платонова снова резко изменилась. На Всероссийском съезде мелиораторов его избрали в ЦК профсоюза сельскохозяйственных и лесных работ. Это означало перевод на работу в Москву. При отъезде из Воронежа Платонов получил удостоверение «в том, что он состоял на службе в Воронежском Губземуправлении в должностях Губернского Мелиоратора (с 10 мая 1923 г. по 15 мая 1926 г.) и Заведующего работами по электрификации с. х. (с 12 сентября 1923 г. по 15 мая 1926 г.). За это время под его непосредственным... руководством исполнены в Воронежской губернии следующие работы: построено 763 пруда... построено 315 шахтных колодцев... построено 16 трубчатых колодцев... осушено 7600 десятин, орошено (правильным орошением) 30 дес... исполнены дорожные работы (мосты, шоссе, дамбы, грунтовые дороги) – и построены 3 сельские электрические силовые установки.

Кроме того, под руководством А.П.Платонова спроектирован и начат постройкой плавучий понтонный экскаватор для механизации регулировочно-осушительных работ... Под непосредственным его же руководством проведена организация 240 мелиоративных товариществ...».

В Москве Платонов проработал на должности заместителя ответственного секретаря Бюро землеустроителей ЦК Союза сельского хозяйства всего четыре недели. За этим последовало незаконное увольнение с выборной должности, в результате которого Платонов попал в крайне тяжелое положение: «Безработица. Голод. Продажа вещей. Травля. Невозможность отстоять себя». Ситуация усугублялась отсутствием постоянного жилья: Платонов с женой и маленьким сыном жил в общежитии специалистов профсоюза сельского хозяйства, откуда их грозились выселить с милицией.

В этих обстоятельствах Платонов обращается к редактору журнала «Красная новь» А. К. Воронскому с просьбой напечатать его произведения: «...Теперь я, благодаря смычке разных гибельных обстоятельств, очутился в Москве и без работы». Публикации Платонова в «Красной нови» за 1926 г. не появились. Необходимую помощь он получил от Г. 3. Литвина-Молотова. Роль этого человека в судьбе Платонова трудно переоценить: он предлагал еще в 1919 г. начинающему поэту штатную работу в воронежской газете, содействовал изданию поэтического сборника Платонова «Голубая глубина» в 1922 г., когда работал в краснодарском издательстве «Буревестник». Теперь, при его поддержке, московское издательство «Молодая гвардия» в Москве заключает с Платоновым договор на книгу.

Платонов уезжает из Москвы на работу в Тамбов с большими творческими планами. В ноябре 1926 г. он приступил к работе над повестью «Эфирный тракт». А в новогоднем поздравлении жене сообщает, что встречал 1927 год за окончанием повести «Эфирный тракт». Повесть поднимала проблему последствий научных экспериментов над «веществом существования». Ученый Фаддей Попов работает над выращиванием «живого электрона». Суть его идеи состоит в предположении, что электрон – живая частица, только жизнь в нем замедлена и не поддается наблюдению человека. Ученики Попова – отец и сын Кирпичниковы – верят, что выращивание электронов откроет перед человечеством небывалые перспективы: позволит решить энергетические проблемы, достигнуть гармонии между растущими потребностями человека и возможностями природы.

Платонов явно пересматривает владевшую им идею неограниченной власти человека над природой. Но он не оставляет надежды на покорение солнца и моделирует вполне реальные способы использования солнечной энергии путем создания солнечных батарей.

Свои преобразовательные проекты Платонов старается приблизить к реальности. В рассказах «О потухшей лампе Ильича», «Родина электричества», «Песчаная учительница» отражается опыт практической работы автора в воронежском Губземуправлении. Героиня «Песчаной учительницы» – молодая выпускница педагогического института попадает на работу в село, расположенное среди песков. Оказавшись в ситуации борьбы с враждебными силами природы, учительница пытается в скромных масштабах реализовать излюбленную платоновскую метафору превращения пустыни в сад: она сажает кустарник, который защищает село от песков.

Историческую повесть «Епифанские шлюзы» Платонов написал в январе 1927 г. В письме из Тамбова он сообщал, как идет «работа о Волго-Донском канале Петра»: «Петр казнит строителя шлюзов Перри в пыточной камере... Шлюзы не действовали. Народ не шел на работы или бежал в скиты и жил ветхопещерником в глухих местах». Платонов исследует конфликт между преобразовательными проектами Петра Первого и консервативностью народа, не желающего участвовать в осуществлении петровских реформ. Причины отрицательного отношения епифанцев к строительству судоходного канала на реке Епифань Платонов видит в том, что «петербургские прожекты не посчитались с местными натуральными обстоятельствами, а особенно с засухами, которые в сих местах нередки». Умозрительному «прожекту» противопоставлен в повести практический ум епифанских баб: «...По воде никто не собирался плавать, может пьяный когда вброд перейдет эту воду поперек... А что воды мало будет и плавать нельзя, про то все бабы в Епифани еще год назад знали».

Платонов признавался: «...Я люблю больше мудрость, чем философию...» Его предпочтение мудрости имело глубокие обоснования в «Философии общего дела» Н.Ф.Федорова, где утверждались преимущества практического разума в преобразовании природы: «Первое место, даваемое теоретическому разуму, есть... измена своим родителям – практическому разуму, от которого он происходит».

Но это не мешало Платонову понять творческий характер исторической работы Петра: «Из глубины своего деятельного сердца... из поэтического, человечного... источника Петр создал свое чудное творение – Петербург и новую европейскую Россию». В 1937 г. в статье «Пушкин – наш товарищ» Платонов напоминает пушкинское определение роли Петра Первого в истории России, прозвучавшее в поэме «Медный всадник», – «строитель чудотворный». Значение деятельности Петра Платонов видел в противостоянии энтропии народа: рассеянию его творческой энергии, способности направить ее к «дальним целям истории». Строительство шлюзов на реке Епифань расценивается Платоновым как часть «великой исторической» программы, направленной на улучшение жизненной участи народа, на преодоление им «гибельной судьбы».

Производитель работ английский инженер Бертран Перри является в повести фигурой трагической. Он попадает в российскую провинцию, чтобы построить канал. Ради дела ему приходится расстаться с любимой невестой. Эта ситуация в разных вариантах повторяется в судьбах платоновских героев, преобразовывающих мир ради высокой цели спасения человечества от «смертоносных» стихий природы. Невеста, не дождавшись Бертрана, выходит замуж. А сам Перри арестован и казнен за то, что не сумел исполнить задание Петра Первого.

В. Васильев в книге о творчестве Платонова впервые указал, что у героя повести «Епифанские шлюзы» был реальный прототип, который благополучно возвратился в Англию и описал «Состояние России при нынешнем царе» (1871). Эту книгу Платонов внимательно читал, но взятые из нее факты существенно переработал. Исторический Джон Перри противопоставил Петра русскому народу, в котором увидел «забитость, невежество, неразумение им собственных выгод, темную силу, способную по всякому поводу на бунт и неповиновение». Платоновскому Перри приходится применять жесткие меры, чтобы заставить мужиков работать. Но ему открываются спрятанные от посторонних глаз стороны народной жизни: «Казалось, что люди здесь живут с великой скорбию и мучительной скукой. А на самом деле – ничего себе. Ходили друг к другу на многие праздники, пили самодельное вино, ели квашеную капусту и моченые яблоки и по разу женились». Платонов впервые высказывает в повести догадку о «тайне» народа, которая «заключается в том, что бедному человеку... нельзя жить на свете... но люди живут, обреченные не сдаются... обнаруживают способность бесконечного жизненного развития. Общественное угнетение и личная, часто смертоносная, судьба заставляют людей искать и находить выход из их губительного положения». Открытие Платонова в повести состоит в том, что, обнаружив внутри национальной жизни две противоборствующие силы: народ и Петра Первого, – писатель воспринимает их как равновеликие по своим жизнетворческим возможностям и нуждающиеся в объединении.

Вслед за повестью «Епифанские шлюзы» в феврале 1927 г. была написана сатирическая повесть «Город Градов», где Платонов показывает вариант утопии «гармонизации» природы, доведенной до абсурда бюрократическим сознанием. Главный герой повести Иван Федотович Шмаков приезжает из Москвы в небольшой уездный городок, в котором сразу угадывается «гоголевская провинция». Именно так называл Платонов в письмах жене Тамбов, где был написан «Город Градов». Он чувствовал, что Тамбов навсегда останется для него символом глухой провинции: «Обстановка для работ кошмарная. Склока и интриги страшные. Я увидел совершенно неслыханные вещи... Есть форменные кретины и доносчики. Хорошие специалисты беспомощны и задерганы.

Возможно, что меня слопают... Город живет старушечьей жизнью, шепчется, неприветлив...

...Тысячи препятствий самого нелепого характера... Сопротивление моей системе работ огромное...

Город обывательский, типичная провинция...»

В Градове рождается теория бюрократизма. Здесь Шмаков тайно трудится над «Записками государственного человека», смысл которых: «Советизация как начало гармонизации Вселенной». В таком определении искажается мысль, всерьез занимавшая Платонова: «гармонизация» являлась одним из ключевых понятий «Всеобщей организационной науки» А. Богданова.

Уродливые формы в контексте философии бюрократизма приобретает «неизменная» платоновская идея о противоборстве «смертоносным» силам природы. В истолковании Шмакова мысль о преодолении враждебных стихий оборачивается полной своей противоположностью: «Самый худший враг порядка и гармонии – это природа».

Для упорядочения «порочных стихий» человеческой натуры Шмаков разрабатывает «принципы обезличения человека с целью перерождения его в абсолютного гражданина с законно-регламентированными поступками на каждый миг «бытия». Замысел героя воспроизводит платоновскую идею «нормализованного работника», состоявшую в том, чтобы приспособить личность к нуждам производства и вырастить «усовершенствованного» человека.

В период работы над «Городом Градовым» Платонов продолжал думать о совершенствовании человека. «Неужели... моя антропоморфная выдумка одно безумие», – писал он в письме 1927 г. Повесть «Город Градов» откликалась на серьезное событие в политической жизни тех лет – кампанию «борьбы с бюрократизмом в госаппарате», провозглашенную в резолюции XV конференции ВКП (б) и пленума ЦК партии 1926 г., где утверждалось, что: «Бюрократизм является громадным злом...»

Шмаков – активный противник этих решений. Он убежден, что бюрократия «суть непременная принадлежность всякого государственного аппарата» и мечтает о таком устройстве общества, при котором «деловая, официальная бумага проела и проконтролировала людей настолько, что, будучи по существу порочными, они стали нравственными». В уста философа бюрократизма Платонов вкладывает трагическое прозрение о «подмене» результатов революции. Из речи Шмакова на юбилее начальника Бормотова после известной фразы: «Мы за-мес-ти-те-ли пролетариата», – цензура многие годы вычеркивала слова: «Стало быть, к примеру, я есть заместитель революционера и хозяина!.. Все замещено, все стало подложным!.. Воевал пролетарий, а победил чиновник!» Платонов был одним из немногих, кто пытался предупредить общество о том, что в стране формируется многочисленный класс профессиональных руководителей, партийной и профсоюзной номенклатуры, которому принадлежит реальная власть.

Очевидно, к этому выводу Платонов пришел, столкнувшись в Тамбове с бюрократическим сопротивлением, которое привело его к мрачным предчувствиям: «Иногда мне кажется, что у меня нет общественного будущего... бессмысленно тяжело – нет никаких горизонтов...» Платонов решил уехать из Тамбова, где дело дошло до прямых угроз. Возвратившись в Москву, Платонов готовит к печати первую книгу прозы. В 1927 г. выходит сборник «Епифанские шлюзы». С этого времени он становится профессиональным писателем.

С 1927 г. упоминания о Платонове появляются в письмах Горького, он обратил внимание на него после сообщения А. К. Воронкого, который писал Горькому в августе 1927 г.: «Мне нравится Андрей Платонов, он честен в письме, хотя еще неуклюж». Л. Аннинский заметил, что легенда, будто Горький «с первых шагов» заметил и сразу «высоко оценил» Платонова, не соответствует действительности: «Горький его прочел, но вряд ли вчитался... Это не личное отношение к тексту... это – именно беглое касание, подробность литературной жизни».

В повести «Ямская слобода» внимание Платонова с преобразователей и мыслителей переключается на традиционный в русской литературе образ «маленького человека». Герой повести батрак Филат – самый униженный и кроткий житель Ямской слободы. Платонов сам родился в Ямской слободе на окраине Воронежа, «где были плетни, огороды, лопуховые пустыри... Не дома, а хаты... Всею музыкой слободы был колокол «чугунной церкви, его умилительно слушали в тихие летние вечера старухи, нищие и я». Писатель обращается к тому типу героя, который в его произведениях оставался обычно на втором плане. Это человек, лишенный возможности развиваться. Филат настолько изможден голодом и тяжелым физическим трудом, что в его голове, «засыпанной песком существования», «мысль рождалась чудовищем».

Богатые жители слободы превратили Филата в рабочую скотину. Безысходность его существования соотносится в повести с образом слепой лошади, которая изо дня в день ходит по замкнутому кругу, качая воду. Старая кляча в «Ямской слободе» напоминает об эпизоде из романа Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание», символизирующем судьбу героини, сказавшей о себе перед смертью: «Уездили клячу!.. Надорвала-а-сь».

Рассказывая о Филате, Платонов пытается представить влияние революции на судьбы тех самых угнетенных и обездоленных людей, ради которых она и совершалась. В годы революции Филат впервые встречается с человеческим сочувствием. Он навсегда уходит из слободы, приобретая возможность вырваться из замкнутого «круга существования», уйти «за горизонт», приблизиться к истинному человеческому предназначению. В этом глубокий смысл повести.

Другая повесть «Сокровенный человек» была посвящена реальным событиям революции и гражданской войны. Ее герой Фома Пухов попадает на Южный фронт, участвует в Новороссийском Десанте и несется по земле в «потоке несчастных людей»: «...Пухов весь запаршивел, оброс шерстью и забыл, откуда и куда ехал и кто он такой». Он представляет образ человека, позабывшего смысл своего существования, попавшего в «поездной состав неизвестного маршрута и назначения». Смысл ситуации осложняется тем, что в творчестве Платонова паровоз был символом революции. В таком контексте повествование о масштабах национальной трагедии приобретает эпический характер: «Народ, обратившийся в нищих, лежал на асфальтовом перроне и с надеждой глядел на прибывший порожняк». Массы людей сорваны со своих мест голодом 1921 г., который «до того заострил разум у простого народа, что он полз по всему миру, ища пропитания и перехитрив законы всех государств».

Революция изображается Платоновым как явление космического порядка, оказывающее влияние на ход «мирового естественного процесса». С революцией связано ожидание «конца света»: «Время кругом него стояло, как светопреставление...» Образы «вьюги», «ветра», «потопа» и «светопреставления» возникали у Блока, Маяковского и Платонова, когда они обращались к эпохе революции. Такое отношение к революции объясняется распространением в России «учения о светопреставлении» и последующем утверждении «святейшего жития на земле». Причины религиозного подхода к «вопросу о социализме» раскрывает Н.Бердяев: «...Социализм решает вековечный вопрос о всемирном соединении людей, об устроении земного царства. Религиозная природа социализма особенно видна на социализме русском. Вопрос о русском социализме – апокалиптический вопрос, обращенный к всеразрушающему концу истории. Русский революционный социализм никогда не мыслится как... временная форма... устроения общества. Он мыслится всегда как окончательное и абсолютное состояние, как решение судеб человечества, как наступление царства Божьего на земле...»

Платонов воспринимал революцию сквозь призму Апокалипсиса. Он хорошо знал книгу Луначарского «Религия и социализм» (1911), разделяя одну из основных идей философии богостроительства, авторы которой А. Богданов и А.Луначарский были близки ему стремлением создать пролетарское искусство. Основной идеей богостроительства было слияние человека с природой с целью возникновения качественно нового сверхорганизма.

Герой повести «Сокровенный человек» Фома Пухов, проведенный автором через революцию и гражданскую войну для уяснения смысла происходящего, в финале своих странствий обретает как истину ощущение слияния с миром: «Пухов шел с удовольствием, чувствуя, как и давно, родственность всех тел своему телу. Он постепенно догадывался о самом важном и мучительном...» Суть откровения Пухова не исчерпывается осознанием связей с природой. Речь идет о том, что было в разных вариантах описано Платоновым в финалах рассказов «Маркун» (1921), «Лунная бомба» (1926), а затем отразилось в сложных и многозначных финалах «Чевенгура» и «Котлована». О таком прозрении героя шла речь в рассказе «Маркун»: «Теперь я узнал, что я – ничто, и весь свет открылся мне, я увидел весь мир, ничто не загораживает мне его, потому что я уничтожил, растворил себя в нем и тем победил».

Соотнесение земного и небесного у Платонова генетически связано с идеей романтического двоемирия. Герои его произведений всегда устремлены к «высшему», вдаль, за горизонт. Изображение природы как целостного живого организма, мозгом и духом которого является человек, было одним из онтологических начал символизма. В то же время слияние человечества и Вселенной в единый сверхорганизм утверждалось философией богостроительства обосновывало принцип жертвенности в пролетарском искусстве. Мотив «растворения» человека в мире повторяется в финалах «Мархуна», «Лунной бомбы», «Сокровенного человека», «Чевенгура», «Котлована», «Счастливой Москвы». Герои Платонова наделены способностью «втягивать» в себя мир.

Слияние с природой объясняет действия красноармейцев, участников революции: «Отчаянная природа перешла в людей и в смелость революции». Но в их действиях Платонов обнаруживает опасные черты: «Молодые, они строили себе новую страну для долгой будущей жизни, в неистовстве истребляя все, что не ладилось с их мечтой о счастье бедных людей...» В повести правдиво показаны трагические обстоятельства времени: «аресты и разгром зажиточных людей», нарушение законности – «людей в городе в губчок попрятали».

«Строителям страны» Платонов посвятил роман «Чевенгур». В 1965 г. исследователь творчества Платонова Л. А. Шубин нашел в архиве письмо Г. З.Литвина-Молотова, которому Платонов, очевидно, посылал на рецензию одну из ранних редакций романа «Чевенгур». Письмо-рецензия помогло установить, что Платонов начал работать над романом в 1926 г.

Судьба романа складывалась трагически. Платонов боролся за публикацию «Чевенгура» со всей настойчивостью и энергией своих тридцати лет. В 1928 г. он надеялся опубликовать роман в журнале «Красная новь». Это не удалось, потому что редактор журнала А. К. Воронский был снят с должности в 1927 г., в 1929 г. арестован и выслан в Липецк, затем – репрессирован и погиб в лагере. Горький писал Платонову: «Среди современных редакторов я не вижу никого, кто мог бы оценить ваш роман по его достоинствам. Это мог бы сделать А. К. Воронский, но, как вы знаете, он «не у дел».

Затем Платонов передал роман в издательство «Федерация», откуда получил его обратно. Роман был исчеркан красным карандашом. Платонов обратился за поддержкой к Горькому. Летом 1929 г. он встретился с ним у него дома. Воспоминания об этой встрече написаны десять лет спустя, а опубликовать их удалось в 1966 г. Платонов ждал очень многого, но был разочарован результатами встречи. В августе он передал Горькому рукопись романа с письмом, в котором названы причины отказов его печатать: «...Говорят, что революция в романе изображена неправильно, что все произведение поймут даже как контрреволюционное. Я же работал совсем с другими чувствами и теперь не знаю, что делать... В романе содержится честная попытка изобразить начало коммунистического общества». Горький в письме к Платонову в октябре 1929 г. признал его талант, но указал, что цензура не пропустит роман в печать из-за «анархического умонастроения» автора. Это было тяжким ударом для Платонова. «В 1930 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла верстка романа, более того, на ней есть и редакторская, и авторская правки, свидетельствующая о подготовке романа к печати», – вспоминает Н.Корниенко. Уже подготовленный к печати роман так и не вышел в свет. С 1929 г. первая часть романа – «Происхождение мастера» – издавалась отдельно как самостоятельная повесть. Текст, следующий за первой частью, был издан на русском языке в Париже в 1972 г. И только в 1988 г. он появился в журнале «Дружба народов» (№ 3-4), а затем вышел отдельной книгой.

Роман «Чевенгур» получил свое название от имени вымышленного города, которое нуждается в истолковании. Существует несколько вариантов расшифровки слова «чевенгур». По мнению воронежского исследователя Вл. Гусева, в названии города «легко прозревается наш знаменитый и родной Богучар». М. Геллер считает, что оно связано со словами «чева» – ошметок, обносок лаптя и «гур» – шум, рев, рык, которые есть в «Толковом словаре» В.Даля. Л. Коробков, ссылаясь на В.Дорофеева, указывает, что «это слово-гротеск составлено из курско-воронежских диалектных «чева» – обносок лаптя и «гурчать» – шуметь, громыхать». Символика названия романа выражает его центральную проблему: изображение попытки создания коммунистического общества в нищей, лапотной стране. Именно так был прочитан роман его первым читателем и рецензентом.

Письмо-рецензия Г.3. Литвина-Молотова содержит подробный анализ произведения, а сделанные в нем замечания «показывают, насколько нелегко было воспринять полуфантастическую реальность платоновского романа даже человеку, бывшему непосредственным свидетелем отраженных в романе событий...» Истолкование «Чевенгура» человеком, хорошо знавшим эпоху, изображенную в романе, многое позволяет прояснить в сложном произведении Платонова: «О чем говорит повесть? Она начинает рассказывать, как зародилась в мозгу председателя губисполкома Шумилина мысль в ближайший срок насадить в его степной крестьянской убогой и нищей губернии социализм». Литвин-Молотов точно передает сюжет ранней редакции романа: «Вместо того, чтобы самому проехать по уездам или созвать практических работников с мест... он посылает по деревням неоперившегося юнца Дванова... В результате – глупые поиски, бредовые мысли, смешные (зло!) требования к сроку вырастить социализм, чтобы он пер прямо из травы... Впечатление таково... будто автор задался целью в художественных образах и картинах показать несостоятельность идей возможности построения социализма в одной стране». В этом пересказе обозначены две главные и, на первый взгляд, взаимоисключающие идеи платоновского романа: надежда «вырастить социализм... прямо из травы» и понимание несостоятельности попыток построения социализма в нищей стране, связанное с идеалом мировой революции.

Восприятие «социализма» и «травы» как явлений одного порядка для Платонова было вполне естественным. Когда он писал: «Рост травы и вихрь пара требуют равных механиков» (1923), – он имел в виду, что возникновение живого растения из мертвой глины происходит по принципу превращения мертвой материи в живую, который действует в двигателе, превращающем косную «неорганизованную» материю в гармоническое живое единство. Социализм, если он действительно соответствует «ходу мирового естественного процесса», должен органично совместиться с природой. В повести «Котлован» сажали, подобно дереву в землю, «каменный корень несокрушимого зодчества – здание социализма», в надежде, что оно там приживется и прорастет.

Роман «Чевенгур» – произведение во многом автобиографическое, повествующее о судьбе Александра Дванова. Саша Дванов рано осиротел, лишившись сначала матери, а потом отца. Сиротство героя у Платонова, вслед за Н.Федоровым, символизировало сиротское состояние всего человечества, которое не должно мириться с утратой отцов и обязано бороться за их воскрешение. Странствия Саши Дванова начинаются от могилы отца: «Близко и терпеливо лежал отец, не жалуясь, что ему так худо и жутко на зиму оставаться одному... Мальчик положил свой посошок на могилу... чтобы он хранился и ждал его».

В первой части романа подробно рассказана история старого мастера. Захар Павлович вышел «из природы», покинув вымирающую от голода деревню, на «опушку города». Он странствует с надеждой отыскать средства избавления народа от «гибельной судьбы». Захар Павлович устраивается на работу в паровозоремонтные мастерские на окраине города. Он чувствует себя счастливым, когда его допускают к ремонту паровозов. Всю жизнь старый мастер стремится проникнуть в тайны «неизвестных машин и предметов». Но однажды в его судьбе происходит перелом. Он встречает Сашу Дванова, превратившегося в нищего. Столкнувшись с детским страданием, Захар Павлович понимает, что «изделия и устройства» существуют параллельно с народной жизнью, не меняя ее: «Теплый туман любви к машинам... был разнесен чистым ветром, и перед Захаром Павловичем открылась беззащитная, одинокая жизнь людей, живших голыми, без всякого обмана себя верой в помощь машины».

Захар Павлович разыскивает Сашу Дванова, кроткого сироту, обреченного на верную гибель в жестоком мире. Он усыновляет мальчика и находит в нем утешение. Во время революции Захар Павлович отправляется с Сашей на поиски «серьезной партии» но не находит такой. Рассуждения старого мастера, вероятно, дали повод Горькому упрекнуть Платонова за «анархическое умонастроение». «Имущество надо унизить, – открыл Захар Павлович. – А людей оставить без призора.

– Так это анархия!

– Какая тебе анархия – просто сдельная жизнь!»

В годы революции и гражданской войны Саша служил помощником машиниста на паровозе. Его паровоз потерпел крушение, и Саша едва не погиб.

Исследователь творчества Платонова Т. Лангерак обратил внимание на то, что ситуация крушения поезда повторяется в произведениях писателя с такой настойчивостью, что можно предположить ее автобиографический характер. Один из трагических эпизодов романа рассказывает о том, как Дванов попадает в плен к анархистам и чудом избегает расстрела. Раненому пленному предлагают снять одежду, которая ценится дороже человеческой жизни: «Дванов начал раздеваться сам, чтобы не ввести Никиту в убыток... Никита заметил и товарищески помогал». Александра оставляют жить до утра. А на следующий день его спасает от гибели командир полевых большевиков Степан Копенкин. Рассказ о несостоявшемся расстреле Дванова напоминает подобные сцены из романа И. Бабеля «Конармия», показывая, что во время гражданской войны поступки ее участников зачастую мотивировались не высшими идейными задачами, а обыденными житейскими интересами. Поэтому геройство у них вполне сочеталось с «барахольством». В третий раз Александр Дванов избежал смерти, когда ему удалось выздороветь после тяжелого возвратного тифа. Претерпев все испытания, герой возвращается к мирной жизни. Его направляют на поиски «самодельного» социализма. В романе Платонов обращается к своему излюбленному сюжету странствия в глубину России. Был направлен в деревню Верчовку и электротехник из рассказа «Родина электричества», где символом общественного переустройства становится самодельная сельская электростанция, с помощью которой надеются оросить поля и преодолеть засуху, грозящую голодом, а позднее герой «Котлована» Вощев приезжает в деревню, чтобы строить новую жизнь.

В «Чевенгуре» Захар Павлович лишился «уважения к паровозам». Александр Дванов понимает: «Здесь... ведь не механизм лежит, здесь люди живут, их не наладишь, пока они сами не устроятся. Я раньше думал, что революция – паровоз, а теперь вижу, нет».

Чевенгурские большевики пытаются объединить городское хозяйство «в один двор», а жителей «в одно семейство». Мечтая о «саде», они пересаживают со старых мест деревья. Ради «светлого будущего» уничтожают представителей враждебных классов. Описание расстрела чевенгурских «буржуев» потрясает сочетанием жестокости и обыденности.

Ужасающая реальность гражданской войны была отражена в проведениях, написанных по свежим следам событий: в стихах М. Волошина, поэме В.Хлебникова «Председатель чеки», письмах В. Коленко А.В. Луначарскому. Они воссоздали правдивую картину гражданской войны, которая десятилетия спустя с эпической полнотой предстала в романе «Доктор Живаго» Б. Пастернака. Платонов был в числе тех честных писателей, кто не побоялся сказать правду о своем времени.

В финале романа «Чевенгур» происходит цепь событий, заставляющих Александра Дванова и Степана Копенкина, прибывших в город Чевенгур, усомниться в успехе предпринятого там социального эксперимента. Умирает ребенок, принесенный матерью-нищенкой. Председатель чевенгурского ревкома Чепурный пытается вернуть его к жизни. «...Его действия явно выглядят как попытка повторить одно из евангельских чудес, когда Иисус, сказавший, что «не умерла девица, но спит» (Мф. IX, 24–25), воскрешает покойную. Смерть ребенка означает, что достигнуть бессмертия не удалось. После смерти мальчика Чепурный понял, что «коммунизм... действует отдельно от людей» и «как честный человек... начал сомневаться в полноте коммунизма Чевенгура». «Копенкин догадался, что в Чевенгуре нет никакого коммунизма» по той же причине. Вера в воскрешающую силу коммунизма свидетельствует о религиозном отношении к нему героев романа.

Александр Дванов направлялся в Чевенгур в надежде найти способ воскрешения отца. Убедившись, что его ожидания тщетны, Александр находит для себя «исход», уже проторенный отцом, – он тонет в озере своего детства, растворяется в природе. Платонов полагает, что возвращение Дванова к покинутому отцу означает слияние с первородным хаосом и оставляет надежду на возрождение.

С наступлением 1929 г. в судьбе Платонова происходят события, после которых ему уже не удалось выйти из разряда «неугодных» писателей, отмеченных известной современникам личной ненавистью Сталина. Поводом для начала кампании травли Платонова, не прекращавшейся до конца его жизни, стала публикация рассказа «Усомнившийся Макар» в журнале «Октябрь», редактором которого был тогда А. Фадеев. В письме видному деятелю партии Р. Землячке в декабре 1929 г. Фадеев сообщал: «Я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ А.Платонова, за что мне поделом попало от Сталина – рассказ анархистский».

В рассказе «Усомнившийся Макар» Платонов создал обобщенный образ тоталитарной власти – возвысившегося над людьми, Устремленного к дальним целям истории, давно мертвого «научного» человека. Можно предположить, что рассказ вызвал гнев не из-за «анархического» духа, а потому что в нем можно было заподозрить карикатуру на Сталина.

За рассказ на Платонова обрушилась «напостовская» дубинка (так называл А. Воронский критику рапповского журнала «На посту», переименованного после 1925 г. в журнал «На литературном посту»). Со статьей о платоновском рассказе выступил один из руководителей РАППа, поддерживавший личные контакты со Сталиным, – Л.Авербах. Платонову предъявлялись обвинения в «идеологическом отражении сопротивляющейся мелкобуржуазной стихии», в «нигилистической распущенности и анархо-индивидуалистической фронде». Вслед за Авербахом, как по сигналу, повторяя те же упреки, на Платонова двинулись другие рапповские критики. Его уличали в классовой враждебности: «Под видом борьбы с бюрократизмом Андрей Платонов подносит... мысль... как ни улучшай советский аппарат... он будет далек от трудящихся». В ответ на тяжелые обвинения Платонов пишет Горькому: «Быть отвергнутым мучительно», «жить с клеймом классового врага невозможно», «мне тяжело» (21.IX. 1929).

Несмотря на уничтожающую критику, Платонов продолжает много работать. Работа над повестью «Котлован» датируется: «Декабрь 1929 – апрель 1930 гг.». Но обозначенные автором даты указывают не на срок создания повести, а на время изображенных в ней событий – проведения «сплошной коллективизации» в стране. Написана повесть была несколько позднее, о чем говорят детали, связанные с проводимыми в начале 1930-х годов сельскохозяйственными и политическими кампаниями, отголоски которых слышны на страницах повести (упоминание о необходимости сеять сою, к примеру, указывает на момент проведения кампании массового внедрения этой культуры).

Повесть «Котлован» относится к тем немногим в русской литературе XX в. произведениям, в которых с поразительным мужеством была выражена сущность эпохи «великого перелома». При жизни Платонова повесть не издавалась. «Котлован» впервые был опубликован за границей в 1969 г. почти одновременно в журналах «Грани» (ФРГ) и «Студент» (Англия). В 1973 г. повесть была издана отдельной книгой в издательстве «Ардис» (США) с предисловием Иосифа Бродского.

В СССР в 1960 – 1980-е годы «Котлован» распространялся в «самиздате». В 1987 г. повесть впервые была опубликована на родине автора в журнале «Новый мир». Этот вариант текста был переиздан в книге: Платонов А. «Ювенильное море» (М., 1988. – С. 79-187). Более полный текст повести, впервые восстановленный по авторской рукописи, переиздан в кн.: Платонов А. «Взыскание погибших» (М., 1995. – С. 170-281).

В повести отразились главные исторические события конца 1920-х – начала 1930-х годов: проводимые в СССР в годы первой пятилетки индустриализация и коллективизация. Символом осуществляемых в стране преобразований Платонов избрал проектирование и строительство «общепролетарского дома». В первой части повести рассказано о бригаде землекопов, которые роют котлован под фундамент «вечного дома», предназначенного для переселения трудящихся целого города из частных домов.

Во второй части «Котлована» действие переносится в деревню, подвергнутую сплошной коллективизации. Здесь аналогом общего дома является «оргдвор», где собираются лишенные имущества, вступившие в колхоз крестьяне.

Содержание «Котлована» внешне вполне вписывается в поток советских «производственных» романов 1920 – 1930-х годов, посвященных многочисленным стройкам социализма. В «Цементе» Ф.Гладкова восстанавливают завод; в «Соти» Л.Леонова возводят лесоперерабатывающий комбинат; в «Дне втором» И.Эренбурга строят металлургический комбинат; в «Гидроцентрали» М. Шагинян сооружают электростанцию.

В «Котловане» воссозданы события, напоминающие целый ряд произведений о коллективизации, среди которых самым известным был роман М. Шолохова «Поднятая целина». Однако сходство платоновской повести с производственной и деревенской прозой конца 1920-х – начала 1930-х годов лишь отчетливее выявляет их поразительное различие. Оно состоит в понимании Платоновым обреченности проекта переустройства природы и общества, основанного на насилии. В «Котловане» переплелись два сюжета: сюжет-странствие главного героя в поисках истины и сюжет-испытание очередного проекта улучшения жизни человечества.

Герой повести Вощев – странник поневоле, он насильно вытолкнут из привычной жизни, уволен с «механического завода» и лишен средств к существованию. Он чувствует себя ненужным, становится бездомным нищим. На пути в город, где надеется найти работу, он ночует в овраге и «теплой яме». Наконец, Вощев попадает на строительство символического «общепролетарского дома». Первое, что он видит на стройке, – барак мастеровых, где спят вповалку на полу измученные люди. Описание барака напоминает созданную Горьким картину жизни людей на «дне» общества. Жизнь в бараке схожа с пребыванием в аду. Положение людей здесь нестерпимо и указывает на необходимость скорейшего преодоления их «гибельной участи».

Главный мотив «Котлована» – стремление участника событий понять смысл происходящего, чтобы осознанно участвовать в строительстве нового мира, – обозначен в самом начале повествования. Рабочий «механического завода» Вощев задумался о «плане общей жизни», испытывая потребность понять смысл существования человека на Земле. Ответ на духовные запросы Вощева содержится в планах глобального переустройства планеты инженера Прушевского, автора проекта превращения земли в «дом» для всего человечества.

Переключение сюжета «Котлована» на повествование о строительстве «общепролетарского дома» происходит в тот момент, когда Вощев наблюдает за строительством «неизвестной ему башни»: «Отдельно от природы в светлом месте электричества с желанием трудились люди, возводя кирпичные огорожи, шагая с ношей груза в тесовом бреду лесов». Выясняется, что проект дома «выдуман» инженером как промежуточный: «Через год весь местный пролетариат... займет для жизни монументальный новый дом. Через десять или двадцать лет другой инженер построит в середине мира башню».

Образ «общепролетарского дома» в повести многозначен: его основу составляет библейская легенда о Вавилонской башне. Соотнесение строительства «общепролетарского дома» с безуспешной и наказуемой попыткой человечества построить «город и башню высотою до небес...» свидетельствует о масштабах авторского осмысления «стройки социализма». Образ-символ «дома-башни» в «Котловане» обогащается содержанием, которое он приобрел в контексте пролетарской культуры и искусства авангарда.

В «Котловане» мечтают о том, что, поселившись в «общепролетарском доме», люди оставят «снаружи» враждебную природу, освободятся от воздействия ее смертоносных сил. Вера в способность человека достигнуть свободы от материального мира сближала Платонова с поэтами и художниками русского авангарда – В.Хлебниковым, В.Маяковским, А.Крученых, П.Филоновым, В.Татлиным. Стремление мастеров авангарда заменить природный мир на рукотворную техническую конструкцию воплотилось в Памятнике Третьему Интернационалу, модель которого создал архитектор В.Татлин в 1920 г. и которым гордились его единомышленники. Маяковский назвал Памятник высшим достижением авангардного искусства. Образ татлинской «Башни» вдохновил известного пролетарского поэта А. Гастева. В его стихотворении «Башня» – сооружение «гиганта из железа» служило оправданием насилия над природой: «Тяжела, нелегка эта башня земле. Лапы давят, прессуют земные пласты». Оно требовало человеческих жертв: «На жутких обрывах земли, над бездною страшных морей выросла башня, железная башня рабочих усилий... Люди падали в ямы, земля их нещадно жрала». В «Башне» Гастева обнаруживаются источники созданных в «Котловане» образов «бездны» («пропасти») и «башни».

Цели строительства «башен» у Платонова совпадают с предназначением конструкции Татлина: «подняться над землей. Преодолеть материю...» Это необходимо человеку, чтобы увидеть масштабную картину мира и представить себе его «общий план». Строители «общепролетарского дома» напоминают рабочих «в грязи», голоде и холоде, которые строят «город-сад» в «Рассказе Хренова о Кузнецкстрое и людях Кузнецка» В.Маяковского (1929).

«Центральная метафора» (понятие А. Богданова) повести уходит корнями во «всеобщую организационную науку», согласно которой главный принцип пролетарского творчества – принцип «организации материи усилиями коллектива». Землекопы, углубляя котлован, действуют по принципу «двигателя», «организующего» материю. Они пытаются повторить то, что задумывал герой рассказа «Маркун», собиравший в своем сарае двигатель, способный пропустить через себя мир, чтобы сотворить его заново. Усилия землекопов подчинены цели «сделать вручную вещество долгой жизни». Они верят, что мир может превратиться «в полезное тело», если он «протечет сквозь пальцы работающего человека» («Эфирный тракт»).

«Вечное здание», по замыслу его архитектора, должно превратить «смертную» человеческую жизнь в жизнь вечную. Поэтому строители поначалу верят, что в нем «будут храниться люди от невзгоды». Они избавятся от смерти, освободятся от власти материи и времени: «посредством устройства дома жизнь можно организовать впрок для будущего неподвижного счастья и для детства». Переселение в «вечный» дом означало осуществление рая на земле.

В сюжете строительства общепролетарского дома просвечивает символика «дерева». Его фундамент закладывают с надеждой, что сажают в землю «вечный корень неразрушимого зодчества». «Вечный дом» должен укорениться в земле, подобно мифопоэтическому древу, поскольку, согласно славянским мифам и Библии, «образ дерева может выступать и в качестве модели всей Вселенной с подчеркиванием связи верха и низа, жизни и смерти».

Но строительство «вечного дома» остановилось на стадии рытья котлована под фундамент. Вместо ожидаемого возрождения материи происходит обратное: люди тратят себя на мертвый камень: «Чиклин... разрушал землю ломом, и его плоть истощалась...» Человеческая жизнь безвозвратно стекает в общую братскую могилу. Землекопы, «обращая всю жизнь своего тела в удары по мертвым местам», обречены на гибель. Ожидавшие бессмертия строители «вечного дома» сами превращаются в строительный материал так и не построенного здания социализма, они существуют на пределе физических возможностей, на границе жизни и смерти.

Ключевое слово «Котлована» – ликвидация – создает лейтмотив повести, у него несколько синонимов: «устранение», «уничтожение», «погибель». Мотив уничтожения людей и природы ради Дома постоянно звучит в произведении. Ощущение гибельных последствий работы на котловане испытывают все землекопы. Каждый мечтает «спастись» – вырваться со стройки, где царит атмосфера безысходности.

Инженер Прушевский чувствует мертвенность строящегося дома он сознает свою ненужность и обреченность. Все герои повести переживают мучительную опустошенность, физически ощущая, как умирает душа.

«Котлован» – уникальный по честности и мужеству документ эпохи, передавший картину «сплошной коллективизации». Ее символом становятся гробы, которые заготовлены крестьянами, ожидающими коллективизации со смертным страхом. Мужики воспринимают ее как «колхозное заключение», «плен», «скорбь», «колхозное сиротство». Проходит коллективизация под лозунгами «подложного» содержания. Мужики названы «буржуями», но в диалоге Насти с Чиклиным выясняется: в действительности они – бедные труженики и только считаются «кулаками», «согласно пленума». Процесс коллективизации пронизан насилием. Сигналом к его началу становится указание Пашкина, что «бедняцкий слой» «печально заскучал по колхозу». На самом деле беднейший крестьянин пребывает в полной растерянности. Он спрашивает активиста: «Ты мне, товарищ главный, скажи... писаться мне в колхоз?..» На что получает ответ: «Пишись, конечно, а то в океан сошлю». Крестьяне становятся жертвой произвола, не имеющего границ. Его кульминационные моменты: высылка раскулаченных на плоту «в океан» и финальный «механический» танец колхозников.

Погибают рабочие – «двадцатипятитысячники», посланные со стройки в деревню создавать колхоз. Вступает в действие механизм насилия: тот, кто причастен к нему, сам становится его жертвой. В повести звучат как пророчество слова «рассудительного» мужика: «Ликвидировали?!. Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет». Вслед за уничтожением кулаков планируется «кончить» «сплошных врагов социализма».

Оргдвор, на котором вповалку спят под открытым небом колхозники, напоминает дощатый барак, где на полу забываются мертвым сном землекопы котлована. В повести создается образ страны, превращенной в лагерь.

Смысл «Котлована» был раскрыт самим Платоновым: происходит превращение котлована в могилу не только для его строителей, но и для будущего России, воплощенного в образе девочки Насти. Одна из героинь «Котлована» – удочеренная землекопами девочка-сирота. На ее глазах умерла мать, завещая пятилетнему ребенку забыть, что она – дочь «буржуйки». Годы революции и гражданской войны изменили молодую и красивую женщину, в которую были юношами влюблены Прушевский и Чиклин, обратив ее в измученное голодом и лишениями существо. Судьба «буржуйки» Юлии, символизирующей Россию прошлого, была уготована миллионам: низведение человека до уровня животного, мучительная голодная смерть, полное отчуждение и враждебность окружающих. Мотив унижения и одичания человека усиливается появлением в повести необычного персонажа – медведя-молотобойца, символизирующего опасность превращения человека в «обросшее шкурой животное. Осиротевшую Настю бригадир землекопов Чиклин приводит в барак. Но ее «слабое тело, покинутое без родства среди людей», не может уцелеть в условиях лагерного быта. Настя умирает в бараке землекопов от голода и холода. Гибель девочки заставляет героев повести усомниться в главном: «Где же теперь будет коммунизм на свете?..» Смерть Насти заставляет землекопов думать, что «нет никакого коммунизма». Такой вывод определяется религиозным отношением героев Платонова к коммунизму, верой в то, что новое общественное устройство обеспечит людям бессмертие. «Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького верного человека?» – в отчаянии спрашивает Вощев. Вопрос Вощева повторяет вопрос героя Достоевского Ивана Карамазова: «Представь, что ты возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей... но для этого необходимо... замучить всего лишь одно только крохотное созданьице... согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях?..» Такова, оказывается, цена «будущей гармонии», которая составляет основу конфликта платоновского «Котлована».

Описание захоронения Насти в «специальной» могиле говорит о вере Чиклина в ее будущее бессмертие. Погребение Насти напоминает представление Н.Ф.Федорова о древней сущности этого обряда: «...Погребение не могло быть не чем иным, как только попыткою воскрешения, и все, что теперь обратилось в обряд лишь погребения... все это прежде могло употребляться лишь с целью оживления...». Герои Платонова видят перед собой цель, созвучную учению Н.Ф.Федорова: «Искание смысла есть искание цели... Цель жизни – воскрешение...» Тщательность, с какой хоронит Настю Чиклин, продиктована стремлением сохранить в целости тело умершей. Платонов верил, что в будущем люди по «вещественным остаткам» научатся возвращать к жизни умерших. Мотив собирания и сохранения предметов «несчастья и безвестности» постоянно звучит в «Котловане». Вощев «скопил в мешок вещественные остатки потерянных людей», надеясь, что предметы хранят на себе следы существования когда-то живших людей и помогут в воскрешении мертвых. Платонов верит в «память вещества», в способность предметов быть залогом воскрешения человека. «Пусть хранят ее здесь разные мертвые предметы», – говорит Чиклин, уходя из заброшенного «убежища», где умерла мать Насти. Описание ее захоронения воспроизводит способ погребения Христа. Мысль о воскрешении мертвых часто повторяется в «Котловане»: «Пусть экономится что-нибудь от человека...»; «Сумеют или нет... воскресить назад сопревших людей?»; «Ты что ж, Сафронов, совсем улегся иль думаешь встать все-таки?» Вера в грядущее воскрешение умерших объясняет многие действия платоновских героев, в частности их привязанность к могилам близких людей.

Трагическая символика финала «Котлована» содержит сравнение умершей с «мертвым зерном будущего» и раскрывается при соотнесении смысла происходящих событий со словами, которые являются эпиграфом к роману Достоевского «Братья Карамазовы»: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. XII, 24).

После смерти Насти возобновляется рытье котлована, заброшенного на время проведения коллективизации: «Мужики работали с таким усердием жизни, будто хотели спастись навеки в пропасти котлована». В самом высказывании Платонова о ситуации обнаруживаются равные возможности для отчаяния и надежды: у слов «спастись» и «пропасть» общий корень. Это означает, что даже в пропасти сохраняется надежда на спасение.

Мотив погружения землекопов в глубь земли раскрывается в контексте пролетарской литературы. В стихотворении в прозе А. Гастева «Мы посягнули» намечено прямо противоположное «небу» направление усилий строителей нового мира:

«Мы не будем рваться в эти жалкие выси, которые зовутся небом. Небо – создание праздных, лежачих, ленивых и робких людей.

Ринемтесь вниз!

Вместе с огнем и металлом и газом и паром нароем шахт, пробурим величайшие в мире туннели, взрывами газа опустошим в недрах земли непробитые страшные толщи. О, мы уйдем, мы зароемся в глуби, прорежем их тысячью стальных линий, мы осветим и обнажим подземные пропасти каскадами света и наполним их ревом металла... сольемся с землей: она в нас и мы в ней...

Сам мир будет новой машиной...»

В 1930 г. А. П. Платонов пишет для МХАТа комедию «Шарманка» после отказа театра от постановки «Чевенгура». Впервые пьеса была опубликована в России в журнале «Театр» (1988, № 1) с послесловием Н. Г. Полтавцевой. Платонов обратился к драматургии по рекомендации Горького, которому написал несколько отчаянных писем с просьбой помочь снять запрет на публикацию романа «Чевенгур», но получил лишь совет переделать роман в пьесу.

В комедии обозначен мотив странствия «в даль страны», который настойчиво повторялся в «Эфирном тракте» и «Епифанских шлюзах», «Чевенгуре» и «Котловане», «Впрок» и «Ювенильном море». В «Шарманке» звучание мотива усиливается повтором в песне, которую исполняют главные герои комедии – юные представители социалистического поколения, платоновские «новые люди» Мюд и Алеша.

Образ девочки-подростка Мюд, о которой сказано, что она – «дитя всего международного пролетариата», продолжает в творчестве Платонова тему сироты Насти из «Котлована», удочеренной строителями «здания социализма».

Ее спутник Алеша – странник, музыкант и изобретатель. Этот персонаж – двойник центрального героя большинства произведений Платонова – творца и преобразователя мира, технического гения, способного на полное самопожертвование ради высших целей человечества.

Алеша – изобретатель железного человека-робота Кузьмы, исполняющего при юных культработниках функции аттракциона. Образ «механической личности», скрежещущим голосом произносящей лозунги, является авторской пародией на собственные замыслы раннего Платонова: идею «нормализованного работника», изложенную в одноименной статье писателя периода его увлечения теорией пролетарской культуры. Сложность образа робота Кузьмы в том, что он не исчерпывается пародийным содержанием, он одухотворен, и Мюд испытывает к нему чувство привязанности и жалость.

Подобно Вощеву из «Котлована» герои «Шарманки» встречают на пути «постройку в пустоте», а в их песне есть слова о построении «счастливого... дома», напоминающего «общепролетарский дом». Мотив сооружения «башни посреди всемирной земли», перемещаясь из «Котлована» в «Шарманку», существенно трансформируется. Инженер Прушевский, руководя работами на котловане, беспокоился, что строит «мертвый» дом, так как не мог предвидеть устройство души его будущих жителей.

В комедии башня-дом превращается в «башню надлежащей души», которую хочет купить прибывший в страну социализма европейский профессор Стерветсен. Сюжетная ситуация покупки души социализма повторяет известный гоголевский сюжет приобретения мертвых душ. Европейский ученый желает получить недостающую капиталистическому миру духовную «надстройку»: энтузиазм советских людей – «небесную радость земного труда». Однако вместо стройки нового мира и ударников социалистического труда, к которым стремятся и Стерветсен, и Мюд с Алешей, они попадают в организацию, исказившую социалистическую идею, пищевой кооператив, возглавляемый бюрократом Щоевым.

На протяжении всей комедии звучит трагический мотив голода. Для его утоления в кооперативе изобретают искусственную пищу, устраивают для иностранных гостей показной бал новой еды, которая оказывается непригодной для людей. В стране социализма западный ученый обнаруживает единственного человека, который проходит проверку на духовную преданность новому миру – это Мюд. Алеша не выдерживает испытания капиталистическим искушением и соглашается продать душу, получив взамен высшее достижение науки и техники – дирижабль. В финале враждебный принципам социалистического мира кооператив исчезает с лица земли, освобождая место для истинной социализма.

В 1997 г. радиопостановка «Шарманки» была осуществлена на радио России. Роль Щоева талантливо исполнил М. Ульянов. К проблемам «Котлована» Платонов возвращается в «бедняцкой хронике» «Впрок», опубликованной в журнале «Красная новь», редактором которого был А. Фадеев. В «бедняцкой хронике» Платонов моделирует разнообразные формы сельской кооперации, возникающие по инициативе самих крестьян. В то время с идеей создания добровольных крестьянских хозяйств выступали известные ученые Кондратьев и Чаянов, впоследствии репрессированные.

Публикация бедняцкой хроники «Впрок» вызвала новую, еще более сокрушительную волну рапповской критики. Фадеев был вызван к Сталину и по его указаниям, во многом с его слов, написал статью «Об одной кулацкой хронике». Он назвал Платонова «кулацким агентом». После выступления Фадеева была напечатана серия статей того же содержания.

В 1930-е годы Платонова почти не печатали. В 1934 г. по рекомендации Горького его пригласили принять участие в работе над «коллективной» книгой «Две пятилетки». С группой писателей он поехал в Туркмению. После творческой командировки Платонов написал повесть «Джан» и рассказ «Такыр». Повесть не была опубликована.

Появление в печати сборника прозы «Река Потудань» – единственной книги Платонова за целое десятилетие, вызвало серию откликов предвзято настроенных критиков, поспешивших с разоблачениями автора. Доходило до курьезов. В редакционной статье журнала «Литературный критик» сказано о первой рецензии на новую книгу Платонова: «В сущности книга еще не вышла – читатель ее не получил; только немногие редакции располагают сигнальными экземплярами. Но "Комсомольская правда" уже успела... учинить над книгой скорую и решительную расправу». Речь идет о заметке Б. Илюшина, который так торопился осудить автора «Реки Потудань», что «не дал себе труда внимательно прочесть книгу»: на это указывало количество допущенных критиком фактических ошибок.

В рассказе «Река Потудань» описаны события первых мирных лет после окончания гражданской войны. Главный герой рассказа Никита Фирсов возвращается домой к старому отцу. Он влюбляется в соседскую девушку Любу и женится на ней. Но разрушительные последствия участия молодого человека в войне становятся причиной пережитой им личной трагедии. Никита обнаруживает, что он не способен на физическую близость с любимой женой. Тяжело переживая собственную ущербность, Никита уходит из дома. В философском подтексте этой ситуации скрыт секрет целомудрия главного героя, значение которого раскрывается в контексте ранней прозы Платонова. В соответствии с христианскими идеалами писатель был убежден в том, что аскетическое самоограничение является условием духовного роста личности, что человек должен направить энергию любви на благоустройство враждебного людям мира.

Порывая с близкими, Никита теряет ощущение реальности и погружается на «дно» жизни. По существу, герой Платонова обращается в «прах», переживая смерть души, – то состояние, которое писатель определял как смерть при жизни, когда человек ощущает внутреннюю пустоту, а сохраняется лишь его телесная оболочка. Никита существует, не сознавая себя. Он становится сторожем городского рынка, выполняет самую грязную работу. Сына случайно находит отец и сообщает, что Люба пыталась утопиться в реке Потудани от тоски по мужу. Это известие возвращает платоновского героя к жизни. Он находит в себе силы для семейного счастья.

Сюжетная ситуация рассказа повторяет христианский сюжет воскрешения из мертвых Христа: повергнутый в прах человек, пережив состояние, близкое к смерти, духовно воскресает.

По мотивам рассказа был написан сценарий кинофильма «Возлюбленные Марии», снятого в США русским кинорежиссером А. Михалковым-Кончаловским. В фильме действие перенесено в Америку конца 1960-х – начала 1970-х годов, герой возвращается с вьетнамской войны.

Публикация рассказа «Фро» была связана со столь необычными обстоятельствами, что стала фактом истории советской литературы 1930-х годов. Рассказ был в 1936 г. напечатан в журнале «Литературный критик», который ни до, ни после этого не печатал художественных произведений. Редколлегия журнала сочла необходимым объяснить столь необычное решение в редакционной статье «О хороших рассказах и редакторской рутине», где говорилось, что талантливые рассказы Платонова отказались печатать все литературные журналы. С появлением рассказа «Фро» в «Литературном критике» возникла легенда о «коренном повороте» в творческой эволюции Платонова, авторы которой надеялись вернуть писателя к литературной жизни.

История взаимоотношений писателя с журналом «Литературный критик» завершилась драматично. В 1939 г. В.Ермилов, верный принципам рапповской критики, написал донос на Платонова, который послал Жданову и Фадееву. В нем он сообщал, что перед Платоновым «благоговеют» в литературной среде, относятся к нему как к «пророку». Его авторитет непререкаем. Вскоре журнал «Литературный критик» был закрыт постановлением ЦК ВКП (б) 1940 г. «О литературной критике и библиографии».

В рассказе «Фро» в центре авторского внимания любящая молодая женщина. В ней живет то «женственное чувство», которое, как писал Платонов о пушкинской Татьяне, «...бережет другого человека и до сих пор хранит и сохранило целое неистовое человечество» («Пушкин – наш товарищ»).

Имя героини – Ефросинья – в переводе с греческого означает радость или счастье. «Воздушность» Фро, «обостренное ощущение ею духоты» указывают на ее принадлежность к тому типу платоновских героинь, которые связаны с «мировой душой». Ближайшими предшественницами «одухотворенных» героинь Платонова были «вечно женственные» героини Вл. Соловьева и А. Блока. Платонов создал в рассказе «Фро» модель возвышения «маленького» человека до божественного образа.

В рассказе присутствует персонаж, имевший для автора первостепенное значение, но отошедший на второй план, – муж героини, инженер Федор – личность незаурядная, человек, посвятивший себя жертвенному служению человечеству. Он жертвует личным счастьем ради общего дела и уезжает. Его сердце способно вместить весь мир, всех нуждающихся в помощи людей. Он одарен «любовью к дальнему».

Тоскуя по уехавшему мужу, Фрося не замечает живущего рядом отца, который никак не может смириться с новым для него образом жизни пенсионера. В рассказе передана драматичность ситуации отчуждения дочери и старого отца, ее черствость по отношению к близкому человеку.

Духовный рост героини рассказа проявляется в том, что в ней просыпается «любовь к ближнему». Своим смирением и кротостью отец добивается перелома в отношении к нему дочери. Когда Федор вновь уезжает после побывки, Фрося становится чуткой и внимательной дочерью. «Любовь к ближнему» распространилась и на соседского мальчика. Для Фро в этом ребенке сосредоточено одновременно и все человечество, и ее будущее материнство.

Роман «Счастливая Москва», написанный в 1933–1936 гг., был опубликован только в 1991 г. Он повествует о судьбе юной героини романа – «сироты революции», девушки с именем города и символической фамилией – Честнова. Автор видит в ней черты человека будущего – «высшей» духовной личности; символ «нового исторического общества» («Котлован»). Рассказ о детстве и юности героини говорит о том, что она чувствует свое «высшее» предназначение.

С первых строк романа появляется образ светящегося в ночи факела. Мотив света во тьме ассоциируется с библейскими представлениями о первых днях сотворения мира. В то же время факел – символ начавшейся революции. Параллель между началом революционной эпохи и первыми днями творения мира передает представление Платонова о том, что с революции началась подлинная история человечества.

Вспышка света во тьме символизирует начало воплощения замысла нового мира. Символика света объясняет отношение Платонова и его героев к электричеству, которое освещает бессонные раздумья платоновских строителей нового мира. Герой романа Сарториус работает при свете настольной лампы (как Александр Дванов). Стол его «набит идеями в чертежах». Школьница Москва Честнова, позабывшая свое прежнее имя и получившая новое – по имени столицы страны, – пишет сочинение «Рассказ девочки без отца и матери о своей будущей жизни» при «маленьком электрическом свете».

Москва носит имя города, подобно Софии, что является еще одним подтверждением софийной природы образа. Известно, что София часто предстает в виде Града Небесного.

В романе «Счастливая Москва» отождествление героини и города связано с мечтой автора о «доме-саде», символизирующем гармонию мира и человека. Отождествляя с женщиной город, писатель стремится моделировать тот тип жизнеустройства, который, как в христианской молитве «Символ веры», «родился, а не сотворен», и потому способен не только быть жилищем для людей, но и дать им бессмертие.

В образе героини романа заключена символика света, указывающая на софийную природу образа героини. Москва Честнова ощущает в себе «свет», мечтая «погаснуть лампой».

В романе прозвучали два центральных мотива платоновской прозы: мотив «вознесения» человека в высшие сферы духовности и свободы и мотив «падения» человека на «дно» жизни, слияния с человечеством. Структура романа раскрывается в контексте повести «Котлован», построенной на конфликте мотивов устремления человека ввысь, воплощенного в проекте «башни посреди всемирной земли» и углубления в недра земли, в бездну, к корням жизни. Эти мотивы связаны с представлениями Платонова о двойственной природе человека: божественной, увлекающей в космос к звездам и указывающей на духовное начало в человеке, и природной, телесной, корнями связывающей его с землей.

Платонов написал немало интересных критических статей и в 1939 г. подготовил сборник «Размышления читателя». Вышел его сигнальный экземпляр, но набор был рассыпан, и книга появилась только в 1970 г.

В годы войны Платонов был фронтовым корреспондентом газеты «Красная звезда», писал военные очерки и рассказы. В 1944 г. ему пришлось демобилизоваться, так как он был контужен и заболел туберкулезом. От этой болезни писатель и умер семь лет спустя.

Последней прижизненной публикацией Платонова стал рассказ «Семья Иванова» (1946), известный также под названием «Возвращение». После очередной «рецензии» В.Ермилова произведения писателя при жизни больше не печатались.

Тяжело переживая многолетний запрет на публикацию своих произведений, Платонов тщетно пытался создать произведение, пригодное для печати. Последний год жизни тяжело больной писатель работал над комедией «Ноев ковчег». Завершить работу помешала смерть. Неоконченная пьеса была опубликована в «Новом мире» в 1993 г. Это – еще один платоновский текст, который многие годы оставался неизвестным, вызывая у публикаторов тоскливые сомнения: а стоит ли вообще выносить на суд читателей «странную» комедию, воспринятую одним из ее первых читателей К. Симоновым как вещь, о которой «всерьез говорить... нельзя». Критик А. Тарасенков, к которому пьеса попала на рецензию, написал о своем впечатлении от «Ноева ковчега» А. Твардовскому: «Видно, у Платонова был какой-то антиамериканский замысел. Он получил чудовищную дезинформацию...»

Источником «чудовищной дезинформации», положенной в основу сюжета пьесы, оказалась опубликованная в послевоенной «Правде» короткая заметка, где сообщалось о приезде «американских ковчегоискателей» на Арарат.

Общественно-политическая ситуация конца 1940-х годов определялась обострением «холодной войны» между СССР и Америкой. Опасность атомного конфликта, постоянно нагнетаемая советской печатью, казалась вполне реальной. После взрывов американских атомных бомб в Японии в мире нависла угроза атомной мировой катастрофы.

Платонов давно интересовался образом ковчега: о нем он упоминает в рассказе «Приключения Баклажанова» (1922). Эпизодический персонаж рассказа – «араратский житель» «сделал подземную лодку», которую силой электрической машины вогнали «в недра земли, и араратовец там пропал, поселился».

Образ Ноева ковчега, вынесенный в заглавие пьесы, связывает ее с главной платоновской темой – спасения человечества.

Сюжет пьесы незатейлив: американские археологи получают задание отыскать на горе Арарат Ноев ковчег, но даже не пытаясь обнаружить подлинные останки древнего судна, дают ложное сообщение о его находке. По этому поводу созывается «всемирный культурно-религиозный чрезвычайный конгресс всего цивилизованного человечества», чтобы обсудить «судьбу нашего мира». В результате того, что правительство Америки «решило уничтожить свой запас атомных бомб... в водах Атлантики», начинается всемирный потоп, и участники конгресса оказываются перед реальной угрозой гибели. Тогда одна из участниц конгресса голливудская кинозвезда Марта шлет Сталину телеграмму с просьбой о спасении. В ответ она получает помощь: у подножия Арарата «большевики» начинают строительство подлинного «корабля спасения». В «Ноевом ковчеге» Платонов возвращается к «американскому» сюжету, истоки которого обнаруживаются и в его творчестве начала 1920-х годов, и в контексте литературы Пролеткульта, и авангарда.

Настойчивое стремление любимых героев писателя в Америку отражено в содержании ранней платоновской повести – «Рассказе о многих интересных вещах». Герой «Рассказа...» Иван Копчиков «только через десять лет в Америке... постиг, что такое электричество и как построен и строится из него наш мир и вся вселенная». В цикле рассказов «Родоначальники нации или беспокойные происшествия», вошедшем в сборник Платонова «Епифанские шлюзы» (1927), был воспроизведен один из фрагментов «Рассказа...», где прежний герой отправлялся в Америку. Мотив странствия в Америку присутствует и в творчестве Маяковского. Американскими мотивами проникнута пролетарская поэзия. В творчестве Алексея Гастева Америка предстает как центр мировой технической цивилизации.

Известно, что, работая над пьесой «Ноев ковчег», Платонов просил жену читать ему Библию и роман Достоевского «Бесы». В «Ноевом ковчеге» угадана внутренняя связь тяги русских революционеров к Америке и к разрушению мира, пророчески раскрытая гениальным духовидцем Достоевским в романе «Бесы». Мотив странствия в Америку, настоятельная потребность «переплывать океан на эмигрантском пароходе, в неизвестную землю», становится знаком, выделяющим в романе Достоевского проповедников «новейшего принципа всеобщего разрушения для добрых окончательных целей». Герой Платонова идеолог нигилизма Шигалев производил «впечатление зловещее... смотрел так, как будто ждал разрушения мира». Автор идеи «человекобога» Кириллов, находясь в Америке, придумал способ победить страх смерти путем добровольного самоубийства.

Платонов писал «Ноев ковчег» с надеждой на его публикацию в журнале «Новый мир», главным редактором которого был К. Симонов. Платонов служил с ним в годы войны в газете «Красная звезда». Когда К.Симонов стал редактором «Нового мира», он, несмотря на предостережения членов редколлегии журнала, напечатал рассказ Платонова «Семья Иванова». События, вызванные этой публикацией, подробно описаны Симоновым много лет спустя в книге воспоминаний «Глазами человека моего поколения».

Только в 1958 г. вышел в свет небольшой сборник произведений Платонова, имя которого тогда было известно очень немногим. С этого времени начался трудный и драматичный путь одного из лучших мастеров русской литературы XX в. к своему читателю.

ЛЕКЦИЯ 16