Филос_Учеб.пос_2009 для студ. всех форм обуч. - копия

для субъекта из непосредственного воздействия фрагмента объективной реальности на зрительный анализатор и поэтому может показаться безграничной. Но ее нельзя будет не признать ограниченной, если учесть особенности, присущие ощущению. Во-первых, ощущение бесструктурно. Поэтому за одним и тем же ощущением может стоять целый набор фрагментов объективной реальности. Но какой именно фрагмент порождает данное ощущение, установить, не выходя за его пределы, невозможно. Вовторых, одно и то же ощущение способно вызываться различными физикохимическими процессами. Например, различные виды вещества, отличающиеся между собой по физико-химическому составу, способны порождать у людей одно и то же цветоощущение. Поэтому, исходя из него, невозможно опять-таки сказать, результатом каких физико-химических процессов и состояний оно является. В-третьих, ощущения могут быть искаженными, что зависит от патологического состояния органов чувств. В этом случае субъект вообще не может сказать, что он видит (например, в случае дальтонизма).

В восприятии, отражающем предмет в целом на основе единства различных ощущений, эти моменты в определенной мере снимаются, ибо ощущения здесь взаимно дополняют и координируют друг друга. Однако имеются предпосылки, способствующие ограничению и его очевидности. Во-первых, восприятие всегда неполно. Для него существует предел, обусловленный устройством органов чувств. Во-вторых, оно несвободно от иллюзий, связанных с тем, что органы чувств не отделяют воспринимаемый предмет от условий его существования, влияние которых может видоизменить характер воздействия предмета на субъект. В-третьих, степень адекватности восприятия определяется характером деятельности субъекта и, следовательно, степенью его включенности в эту деятельность.

С пределами очевидности представления дело обстоит следующим образом. Если представление складывается под воздействием прошлого опыта и памяти, то эти пределы в целом совпадают с пределами очевидности восприятия при условии способности памяти к полному воспроизведению того, что было в прошлом. Отсутствие такой памяти прибавляет к предпосылкам, ограничивающим очевидность, еще одну, вытекающую из несовершенства памяти. Если же представление складывается на основе воображения, то степень его очевидности ограничивается пределами возможности восприятия представляемого. То, что выходит за эти пределы, не может быть на уровне представления очевидным. Для обнаружения его очевидности или неочевидности требуется способность. Эту функцию выполняет мышление.

241

Итак, существует ряд объективных моментов, накладывающих отпечатки на очевидность содержания чувственных образов и ограничивающих ее. Эта очевидность выступает как очевидность факта воздействия на субъект определенного фрагмента мира, как очевидность наличия в его сознании соответствующего образа, а также как очевидность констатации в этом образе некоторой нерасчлененности в отображаемом фрагменте существенного и несущественного. Отсюда следует, что очевидность чувственного образа соотносится не столько с его содержанием, столько с тем, что находится за пределами последнего.

Специфика очевидности чувственных образов определяет и специфику очевидности образов, основанных на суждении. Очевидность их содержания также следует рассматривать как ограниченную. Помимо элементов, чья истинность обладает для субъекта достаточной несомненностью, в этом содержании необходимо признать наличие элементов, не обладающих ею. Они должны быть приняты субъектом на веру. Вера выступает здесь продолжением и дополнением очевидности.

Обратимся теперь к особенностям очевидности суждений, чье содержание субъект получает на логической ступени познания. Оно отражает внутренние, существенные моменты объекта. Поэтому очевидность такого содержания — если она для субъекта существует — непосредственно ему не дана. Она достигается на основе совокупности логических действий, направленных на то, чтобы наделить содержание суждения смыслом. Эти действия выступают в виде интерпретаций и ведут к пониманию. Поскольку интерпретация, в конечном счете, обеспечивает для субъекта очевидность содержания суждения, постольку именно понимание следует считать выражением очевидности на логической ступени познания.

Обычно под пониманием имеют в виду контекст. Им выступает упорядоченный на основе соответствующей категориальной системы фрагмент знания (или того, что субъект воспринимает в качестве знания), который отображает ту же сферу объективной реальности, что и осваиваемое суждение. Именно с ним последнее и соотносится. Если такой контекст отсутствует или является недостаточным, субъект оказывается неспособным достичь понимания суждения. Чтобы на его основе осуществить определенные действия, субъекту необходимо поверить в него.

Необходимо отметить, что очевидность определенным образом соотносится с достоверностью. И очевидность, и достоверность предполагают доказательство. Но достоверность выражает доказанность истины, а очевидность — доказанность того, что в результате интерпретации приобретает смысл и соответствует логическому контексту понимания субъекта. Веру следует рассматривать не как убеждение в недостаточно достоверном, а в недостаточно очевидном. Сложившаяся и уже обнаруженная субъ-

242

ектом очевидность содержания некоторого суждения исключает веру в него.

Итак, можно подвести некоторые итоги наших рассуждений. Вера есть признание истинным такого суждения, чья истинность не является для субъекта достаточно очевидной. Существование веры как элемента познания определяет наличие дефицита очевидных сведений, основываясь на которых субъект мог бы действовать. Данное положение нуждается в более подробном раскрытии. Первое, что необходимо учитывать в рассматриваемом случае — своеобразие субъектно-объектного отношения. Дефицит очевидных сведений, порождающих у субъекта веру, связан, вопервых, с неопределенностью объекта, во-вторых, с неоднородностью отражения субъектом объекта.

Неопределенность объекта и неоднородность отражения субъектом объекта наиболее адекватно выражает понятие «правдоподобие». Оно-то

иможет служить исходным элементом веры. Соотношение правдоподобия

ипротиворечивости явления можно назвать объектом веры. Выражая единство этих тенденций, вера содержит в себе элемент сомнения. Вера близка также к понятиям «уверенность» и «доверие». В чем их сходство

иразличие? Вера не существует в чистом виде. В зависимости от того, каким путем суждение, признаваемое субъектом истинным без достаточного субъективно-объективного обоснования, оказывается в его сознании (посредством творческого акта или через общение), она выступает в соответствующей разновидности. В первом случае такой разновидностью оказывается уверенность, во втором — доверие. В уверенности доминирует субъективный момент (к ней субъект приходит самостоятельно). Доверие же отражает некоторую общезначимость: доверяют не только сведениям, полученным от других, но и тем, кто их высказал.

Поскольку вера не воспринимается в чистом виде, то судить о ней можно лишь на основе уверенности и доверия. Но последние, в силу своей субъективной направленности и переплетения в них познавательного аспекта с психологическим, могут по-разному восприниматься различными людьми. Поэтому случается, что наличие веры констатируют там, где она отсутствует, и игнорируют ее там, где она существует.

Определенный интерес представляют некоторые моменты веры, обнаруживающиеся в свете единства субъекта и объекта и связанные с тем, кто верит. В зависимости от этого вера подразделяется на индивидуальную

иобщественную. Индивидуальная вера ограничивается сознанием отдельного человека. Общественная выходит за эти пределы и охватывает сознание группы, порождает единство общественной воли.

Поскольку веру мы рассматриваем как элемент познания, то одним из вопросов, касающихся ее субъекта, является вопрос о ее соотношении

243

с субъектом познания. То, что понятие «субъект веры» более ограничено по содержанию, нежели «субъект познания», не вызывает сомнения: ведь познание не сводится к использованию веры, подобно тому, как и вера имеет место всего лишь на некоторых его этапах. Субъект веры выступает субъектом познания лишь в той мере, в какой вера вплетается в познание. Соответственно, объектом веры предмет или явление выступают тогда, когда для их познания используется вера. Отсюда следует, что в большинстве случаев объект веры не является чем-то сверхъестественным. Чаще всего это такое же реальное явление, как и всякое другое. Но в отличие от последнего, оно пока полностью не обнаружено в опыте, равно как и полностью не выведено из имеющихся фактов. Познание такого явления сопряжено, как правило, со значительными затруднениями. Выход из затруднений осуществляется с помощью опредмечивания объекта веры: субъект мысленно наделяет его некоторыми дополнительными свойствами, для признания наличия которых нет пока достаточных субъективно-

объективных оснований, а есть достаточные субъективные. В итоге возникает предмет веры, который в той или иной мере отображает объект в сознании субъекта. Отсутствие у веры предмета сделало бы ее ненужной.

Однако необходимо заметить, что предмет веры весьма условен. Его условность определяется стремлением субъекта придать выражение тому, что, хотя и возможно, но не может быть установлено достоверно, а его содержание не может быть непосредственно проверено на истинность или ложность. Условность предмета веры ориентирует субъекта на недопустимость его абсолютизации. Правда, условность эта должна осознаваться. Степень такого осознания зависит от сложившейся ситуации и не может быть постоянной. В одних случаях она более глубокая, в других — менее. Итак, в познании между объектом и предметом веры обнаруживается взаимосвязь. В частности, предмет веры замещает и представляет объект в процессе познания более общей группы явлений, куда тот входит в качестве элемента. Тем самым заполняется пробел в очевидном знании об одном из элементов этой группы, и субъект получает возможность сосредоточиться на других ее элементах.

В процессе этого поиска истинность предмета веры либо подтверждается, что достигается путем обнаружения объекта, либо опровергается вследствие того, что такое обнаружение оказывается невозможным. Но, отбрасывая один предмет веры, субъект заменяет его другим, который выполняет те же функции, что и предыдущий. В качестве ориентира познавательной деятельности предмет веры часто оказывается многовариантным.

244

Как следует из соотношения образа и оригинала, познание объекта через предмет веры предполагает определенную адекватность последнего первому. Такая адекватность детерминируется наличием у субъекта соответствующих средств познания. Они, в свою очередь, определяются и духовным развитием личности и состоянием общества в целом.

4. Вера, предвидение и интуиция

Исследуя далее феномен веры, мы убеждаемся, что вера обязательно связана с предвидением и интуицией. С верой связаны предвидения, основанные на вероятностных законах и на законах однозначной детерминации. При этом вера оказывается способом освоения исследователем содержания предметов его предвидения. Вера имеет в данном случае абсолютный характер. В то же время для исследователя вера приобретает смысл лишь постольку, поскольку связана с предвидением. Вне этой связи она не нужна.

Следует отметить, что вера и предвидение в процессе исследования одновременно предполагают и исключают друг друга. Это хорошо видно на примере гипотетического предсказания. С одной стороны, не имея достаточной субъективно-объективного основания для признания своей истинности, оно предполагает веру. С другой, выступая средством интерпретации новых фактов, способствует преодолению веры на последующих этапах исследования, ибо в результате этого достигается понимание.

Если говорить об интуиции, то она выступает как способ непосредственного постижения истинности и противостоит ее детерминированному постижению. Предмет интуиции, как и предмет веры, не имеет достаточной субъективно-объективной обоснованности для признания своей истины и содержит в себе определенную предпосылку ложности. Однако отсюда не следует, что вера и интуиция тождественны. С одной стороны, вера есть отношение субъекта к определенной информации (суждению), а интуиция является способом ее постижения. С другой — вера складывается по отношению к сведениям, постигаемым не только интуитивно, но и детерминированно, что имеет, например, место при отображении явлений, основанных на вероятностных законах. Поэтому при соотнесении веры с интуицией должны быть взяты не все её случаи, а лишь те, которые касаются сведений, получаемых субъектом недетерминированным путём.

Итак, соотношение веры и интуиции можно представить следующим образом:

интуиция оказывается одной из предпосылок предвидения и, как следствие, соотносится с верой: вера и интуиция взаимосвязаны через предвидение;

245

вера выступает способом освоения исследователем содержания предметов его предвидения, если последние получены интуитивным способом.

Интуитивная вера — это внутреннее состояние человека, при котором

он убежден в достоверности без посредства органов чувств и логического хода мыслей. Русский философ С. Н. Булгаков прямо отождествляет веру

иинтуицию, философ-экзистенциалист К. Ясперс определяет ее как «прорыв своего естества посредством собственной сущности». В этом порыве он «схватывает бытие и самого себя». Это смысл, «присущий бытию истины». А. Бергсон считает, что истоки веры восходят не к рациональным спекуляциям, а к интуитивным прозрениям гениев и пророков. Такое духовное знание, свойственное и малограмотным, и образованным. Это переживание, считает А. Бергсон, связано с чувством реального присутствия в нашей жизни, в бытии всех людей и всей Вселенной некоего Высшего начала, которое направляет и делает осмысленным как существование Вселенной, так и наше собственное. Это ощущение дается в акте «непосредственного «видения», исполненного такой же внутренней достоверности, какую имеет видение собственного «Я».

Вера связана также и с сомнением. Сомнение подлежит в процессе исследования преодолению. Вера же, ориентированная на содержание догадок, предположений и предсказаний, представляет собой один из необходимых элементов, этапов такого преодоления. Преодоление сомнения предполагает веру. Но вера сама включает сомнение в качестве элемента. Это не означает, конечно, что одно сомнение преодолевается с помощью другого сомнения. Во-первых, сомнение является лишь одним из элементов веры; помимо него, вера включает и другие элементы — убеждение

иправдоподобие, которые противоположны сомнению. Во-вторых, как средство преодоления сомнения, вера сочетается с дальнейшим наблюдением фактов, их обобщением, анализом структуры предположения

ит. д. Такое сочетание также ограничивает в ней роль сомнения.

Как видно из рассматриваемого соотношения веры с предвидением, интуицией и сомнением, вера может выступать одним из средств освоения субъектом объективно истинных положений, которые не обладают достаточной очевидностью. Если в результате исследования обнаруживается, что содержание предмета истинно, то последний приобретает статус элемента знания. Поэтому, ориентируясь на достижение истины, вера оказывается также одним из средств увеличения объема знания. Поскольку исследование неотделимо от интерпретации, то полученные истинные сведения — элементы знания — выступают для исследования как очевидные. Поэтому, будучи одним из средств достижения истины и развития знания, вера оказывается для него также одним из средств достижения очевидности. Если же подходить к исследованию как к процессу, в котором очевид-

246

ность подлежит углублению благодаря переходу от уже очевидного к тому, что стало очевидным теперь, то можно обнаружить наличие между верой и очевидностью (в пределах отношения веры с истиной и знанием) некоторого самостоятельного отношения.

Вера возникает, когда с помощью очевидных данных невозможно объяснить новые факты, играя роль и некоего средства для преодоления такой познавательной трудности. Она выступает и в качестве одной из предпосылок возникновения новой системы очевидных сведений, позволяющей объяснить более общую систему фактов.

Вера связана и с заблуждением, которое на определенном этапе познания неотделимо от истины и выступает одним из условий ее достижения; такая связь характеризует этап на пути к достижению истины.

Таким образом, в соотношение между верой и истиной оказывается вплетенными знание, очевидность и заблуждение. В то же время вера в ка- кой-то степени противоположна знанию. Вера — это иная, чем знание, форма установления отношений с истиной. Она предполагает личное отношение к предмету исследования, т. е. свободно-волящее, именно «мое» отношение к истине.

Установление отношения веры предполагает сущностную перемену «меня» как субъекта веры. Поэтому результат познания не может рассматриваться только как описывающий реальность «саму по себе», только как объективная истина. Грань между субъектом и объектом, познающим и познаваемым является достаточно расплывчатой. Вера является неотъемлемой характеристикой нашего опыта, через который мы постигаем реальность.

Наши представления о Вселенной и нашем месте в ней рассматриваются в нашем, человеческом опыте с точки зрения сознания, в которое входит вера. Это высокое сознание. Такое сознание постигает действительность не только с позиций «концептуального» познания, но и через символы веры, надежды, любви, доверия к миру. Вера поэтому категория мировоззренческая. Она связана со смыслом, ценностью, с тем, что можно назвать внелогическим в знании. Вера — это открытие смысла в мире. Познание скрытой гармонии, которое пытается осуществить наука, оказывается, в конце концов, чем-то похожим на духовное познание; гармония открывается в ответ на изначальное доверие человека, в ответ на веру в осмысленность нашего пребывания в мире.

Вера обнаруживает, что в мире нет нейтральных по отношению к человеку вещей. Она совершает откровение Смысла. Ею совершается феноменологическая эволюция: во внешнем мире вроде ничего не произошло, нет никаких новых событий, но все сместилось в «моем» восприятии мира, все обрело смысл и цену. Так происходит, когда есть вера.

247

Вера объемлет субъект и объект. Вера не есть ни только содержание, ни только акт субъекта, а коренится в том, что служит основой явленности (по Канту, это такое бытие, каким мы его знаем). В таком случае она может быть представлена ни как объект, ни как субъект по отдельности, но лишь оба в едином (в бытии).

Под бытием здесь понимается не предметная реальность, а идея: то, что мы познаем, есть в мире, но никогда не есть мир. Вера находится где-то в этой области. Она принадлежит не только сознанию, рассудку; в самом широком смысле она принадлежит той стороне нашего существования, которую можно назвать духом, духовной жизнью, экзистенцией.

Впростом сознании реальности нет тайны, есть лишь вещи, рассеянные предметы. Мир же есть нечто целое, не распадающееся. И человек «осуществляет прорыв своего естества посредством собственной сущности.

Вэтом прорыве он охватывает бытие и самого себя» (К. Ясперс). Через переживание, понимание бытия человек обретает и уверенность в бытии. Это как раз тот смысл, который присущ бытию истины. Таким образом, благодаря своей экзистенции, у человека появляется уверенность в реальности, очевидности ее существования. Это и есть вера в широком смысле слова.

Анализируя веру, необходимо отметить и ее связь со свободой. Она проявляется в том, что вера не представляет чего-то окончательного, носит неустойчивый характер. На границе неверия вера сходит к минимуму, тогда пребывание человека в мире обессмысливается. Если же вера достигает максимума, тогда человек доверяет миру «во что бы то ни стало» («пусть все рушится, но вера остается»).

Итак, вера — это мировоззренческое понятие, отражающее личностное самоопределение человека по отношению к миру и к имеющемуся у человека знанию.

Литература

1.Бубер М. Два образа веры. М., 1995.

2.Далмайер Ф. Н. Кузанский о вере, знании и ученом познании. // Вопр. философии. – 2007. – №2. – 2007.

3.Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М., 1993.

4.Кант И. Сочинения: в 6 т. М., 1964. Т. 3.

5.Лекторский В. А. Вера и знание в современной культуре. // Вопр. философии. – 2007. – № 2.

6.Степанянц М. Т. Знание и вера: многообразие культурных подходов. // Вопр. философии. – 2007. – № 2.

248

ГЛАВА XI. ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ

1. Базовые концепции экономического познания

Применение элементов философской методологии позволяет получить

вобласти теории новые смыслы и значения, которые могут выступить

вкачестве новой модели познания, объединяющей философию и экономическую теорию. И. Лакатос, формулируя положения методологии научных исследовательских программ в книге «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ», отмечает: «Даже наука как таковая может рассматриваться как гигантская исследовательская программа, подчиняющаяся основному эвристическому правилу К. Поппера: «выдвигай гипотезы, имеющие большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих». Такие методологические правила, как заметил К. Поппер, могут формулироваться как метафизические принципы».

И. Лакатос рассматривает программу через отрицательную и положительную эвристику. «У всех исследовательских программ есть «твердое ядро»... Мы должны напрягать нашу изобретательность, чтобы прояснить, развивать уже имеющиеся или выдвигать новые «вспомогательные гипотезы», которые образуют защитный пояс вокруг этого ядра». Все это позволяет способствовать увеличению содержания исследовательской программы, содействуя последовательно прогрессивному теоретическому сдвигу проблем. «Положительная эвристика складывается из ряда доводов, более или менее ясных, и предположений, более или менее вероятных, направленных на то, чтобы изменять и развивать «опровержимые варианты» исследовательской программы, как модифицировать, уточнять «опровержимый» защитный пояс».

Сюда же входит понятие «модель». «Модель» — это множество граничных условий, о которых известно, что они должны быть заменены

входе дальнейшего развития программы. Более или менее известно даже каким способом». «Положительная эвристика» исследовательской программы также может быть сформулирована как «метафизический принцип»». «Мы можем оценивать исследовательские программы даже после их «элиминации» по их эвристической силе: сколько новых фактов они дают, насколько велика их способность «объяснить опровержения в процессе роста». «...Методология научных исследовательских программ объясняет относительную автономию теоретической науки: исторический факт, рациональное объяснение которому не смог дать ранний фальсификационизм».

Построение программы исследования нового объекта изучения требует разработки методологических оснований исследования, учитывающих как особенности самого объекта изучения, так и особенности научной дис-

249

циплины, в рамках которой происходит реконструкция. Методология должна решать в нашем случае ряд специфичных задач по моделированию единства данности объекта исследования и философии. Задача методологии заключается в анализе деятельности по производству знания. Ее цель — выявление и формулировка закономерностей этой деятельности, а также изучение средств и методов получения нового знания, но для этого нужно учесть особенности именно философской методологии.

Методология является и метанаучным исследованием, которое направлено не просто на объект, а на знание об объекте, связанное методами и средствами, использованными при анализе. Философские, метанаучные, междисциплинарные основания методологии должны быть выражены в формах ее функционирования. Необходимо помнить также о том, что методология выполняет и критическую функцию, не просто описывая познавательный процесс, но и выявляя условия его реализации, возможности получения знания, характерные черты полученного знания и модели, по которой осуществляется познание. Такая функция методологии заложена И. Кантом.

В крито-микенской цивилизации существовала особенная система «дворцовой экономики». Царь при посредничестве писцов, дворцовых сановников и надсмотрщиков контролирует и регламентирует все области социальной и экономической жизни. Ж.-П. Вернан («Происхождение древнегреческой мысли») отмечает: «Непохоже, чтобы в такого рода экономике нашлось место для частной торговли. Не обнаружены слова, обозначающие куплю или продажу и свидетельствующие о какой-либо форме платежа в виде золота, серебра или какого-либо другого эквивалента обмена товарами и драгоценными металлами.

Представляется, что царская администрация регламентировала как распределение и обмен, так и производство благ... Мы имеем здесь дело со своеобразным бюрократическим царством. Слово «бюрократический», вызывающее гораздо более современные ассоциации, подчеркивает один из аспектов действовавшей тогда экономической системы: все более строгий и всеохватывающий контроль, вплоть до деталей, которые представляются нам крайне незначительными». Исходя из этих данных, как возможный вариант можно рассматривать и внеэкономический тип экономики, основанный на бюрократической регуляции и фиксированных первичных потребностях производителей материальных благ, но даже здесь отличаются имущество, которое приобретено частным лицом и которым лицо может распоряжаться по своему усмотрению, и блага, являющиеся семейным достоянием и потому неотчуждаемые, то есть мы можем говорить о вариативности отношения и понятия «собственность» и в этой экономической системе.

250