Филос_Учеб.пос_2009 для студ. всех форм обуч. - копия

метить то, что оно возникает, формируется, будучи опосредованным предшествующей информацией. Таким образом, знание в данном случае следует не из самого объекта, а из той мысленной конструкции, которую создал человек (в нашем случае дикарь).

Мощным подкреплением именного такого в взгляда на процесс познания является наука, где конструирование познаваемого объекта является скорее не исключением, а правилом. Научное знание создает такие идеализированные объекты, теоретические конструкты, без которых научное познание практически невозможно, как и сама наука. Такими идеализированными объектами являются «идеальный газ», «абсолютно черное тело», «точка», «прямая» и т. д. В самой природе идеального газа или абсолютного черного тела существовать не может, хотя, конечно, черные тела встречаются нам постоянно. Идеальный газ — это умственный, теоретический конструкт, и в реальной действительности ему ничего не соответствует, референта (реального объекта) ему нет. Однако законы химии формулируются именно на основе использования этого конструкта, а не на основе наблюдения за реальными газами (наблюдения лишь помогают утвердить или опровергнуть закон).

Аналогичная ситуация в современной математике и физике, которые развиваются, нередко совсем не апеллируя к действительности. Дедуктивным (логико-дедуктивным) путем из одного положения (теории) математики выводится другое положение, из второго — третье и т. д. И если первое положение еще как-то может связываться с действительностью, то относительно последующих мы говорим: мы не знаем, что соответствует в реальности этим положениям, теориям, формулам. Референт (реальный прототип) им установить им невозможно. Тем не менее эти чисто умственные конструкции эффективно работают в науке, способствуют получению нового знания.

В физике существует понятие «физическая реальность». Но это не предметы в их физических характеристиках, а продукт деятельности ученого — физика. Это, следовательно, не материальная реальность, а картина этой реальности, во многом не похожая на саму реальность: скажем, (возьмем приведенный выше пример) физик оперирует идеальным конструктом «абсолютное черное тело», создавая оптическую теорию. Таким образом, не реальность сама по себе, а картина реальности есть источник развития теоретического научного знания.

Специфически понимается в границах конструкционистской концепции и сам результат познания — знание. После всего сказанного понятно, что знание — это не факт отражения субъектом объекта, а творение, создание, конструирование субъектом познавательной информации. Знание

211

есть следствие (и только следствие) творческих способностей человека, переход этих способностей в форму знания.

Но здесь возникает чисто гносеологический вопрос: а как же соотносится знание с объектом, ведь знание, возникающее у субъекта, все-таки есть знание именно этого, конкретного предмета, коррелирующегося (т. е. имеющего отношение) с познаваемым предметом? Вариант ответа Д. Беркли. Английский философ формулирует такое, эпатирующее (удивляющее) обыденное сознание положение: «Предметы ощущений суть не что иное, как эти же ощущения, соединенные, смешанные или сросшиеся вместе». Следовательно — выскажемся еще радикальнее — предмет

иощущение предмета — одно и то же? Да, но в определенном смысле. Что же это за «определенный» смысл?

Обосновывая свою гносеологическую позицию, Беркли неоднократно говорит: «Я нисколько не сомневаюсь, что в окружающей действительности существуют предметы, ибо усомниться в этом может только сумасшедший». Однако для человека предмет существует, обретает реальность только тогда, когда имеются ощущения (зрительные, тактильные) этого предмета, предмет «сращивается» с ощущениями, являет собою единое целое. Говорить о предмете, о его существовании вне ощущений — значит высказывать гипотетическое суждение. Отсюда и следует главное положение философии Беркли: существовать — значит быть воспринимаемым. Суть берклиевской позиции совсем не в том вульгарном утверждении, что предметы «выскакивают» из человеческого сознания, становясь фактом реальности.

Теперь мы уже можем дать пояснения по поводу критики позиции Д. Беркли В. И. Лениным, которая была изложена выше. Если напомнить положение английского философа о том, что он совсем не отрицает существования предметов реальности, то вопрос В. И. Ленина о том, как же существовал мир без человека, без его ощущений (благодаря «сознанию динозавров»?) имеет простой ответ: да так же и существовал, как всегда,

идинозавры здесь ни причем. Реальность, по Д. Беркли, есть следствие акта божественного творения. У Беркли же речь идет только о реальности, соотнесенной с человеком, «сплавленной» с человеком, конституируемой (определяемой) человеком и ни о какой другой.

Врусле берклиевской теории создает свою философию и немецкий философ XVIII века И. Кант. Его гносеологическая концепция в значительной мере отличается от предшественника уже хотя бы тем, что И. Кант

делает акцент не на проблемах онтологии (бытия, существования), а на проблемах теоретико-познавательных. Кроме того, немецкий философ дает, несомненно, более богатую, разностороннюю картину знания (знание априорное, апостериорное, рассудочное, разумное т. д.). Из всего спектра

212

идей И. Канта мы возьмем лишь одну, проясняющую суть конструктивистской концепции. И. Кант создает учение о так называемой «вещи в себе».

«Вещи в себе» — это предметы реальности, имеющие объективное существование. Однако «вещь в себе» непознаваема в том смысле, что мы никогда не узнаем, что она собою представляет «на самом деле». Мы знаем только то, каким образом она дана в самом сознании, сконструирована сознанием. В конце концов не важно, имеет ли сходство сконструированная, созданная человеком «модель» с предметом. Если выработанное знание позволяет соотнестись с объектом, доказать свою эффективность при оперировании с объектом, приводит к желаемым результатам, это будет означать, что такое знание имеет статус истинного.

В более позднем варианте конструктивистской концепции эта идея выражена еще более радикально. Э. Гуссерль, немецкий философ XX века, вводит в познание процедуру феноменологической редукции. Суть этой операции заключается в том, что познающий субъект должен абстрагироваться от познаваемого объекта, «вынести его за скобки» познания, сосредоточившись на действиях с имеющимся и вырабатываемым знании.

Как же решается в рамках рассматриваемой концепции проблема истины? Принять корреспондентскую теорию истины (соответствие знания отображаемому объекту) авторы конструктивистской позиции не могут хотя бы в силу следующих соображений. «О сравнении вещи с представлениями никогда не может быть речи, если сама «вещь» не есть представление, — пишет известный немецкий философ В. Виндельбанд. — Так как вещь и представление несоизмеримы, так как мы никогда не можем сравнить ничего другого, кроме представления, с представлением, у нас нет ни малейшей возможности решить, совпадает ли представление с чем-либо иным, кроме представления». Сравнить представление с объектом, продолжим от себя эту мысль, все равно что сравнивать килограмм с километром: здесь нет общего основания, общего масштаба.

Итак, знание можно сравнить, сопоставить только со знанием. Но в таком случае, истина выявляется не сопоставлением знания с реальным предметом (может быть, это выглядит несколько навязчиво, но скажем еще раз: нельзя реальный предмет сравнения поместить в голову человека, где обитает знание), а только со знанием. Так в рамках данной конструктивистской концепции рождается когерентная (от латинского «coherence» — быть связанным, взаимосвязанным) теория истины: знание признается истинным, если оно согласуется, не противоречит другим знаниям, положениям теории, уже доказавшим свою истинность (или эффективность, как считает прагматизм и операционализм). Научную состоятельность теории когеренции можно подтвердить и таким образом. Истина есть характеристика не действительности, объективной реальности, а характеристика

213

знания. Сам по себе предмет не истинен и не ложен, он существует,

идля его существования совершенно не важно, высказывает ли кто-то суждения о его существовании. Совершенно очевидно, что если бы не было человека, его познания, не было бы ни истины, ни заблуждения. Истина

— определение знания, но не реальности.

Рассмотренные нами гносеологические концепции имеют в теории познания значение главных парадигм (образцов) познания, принятых научными сообществами. Каждая из этих парадигм имеет свои достоинства, недостатки, уязвимые, слабо проработанные положения. Отношения между ними достаточно сложные, есть и конкуренция, и взаимная критика,

изаимствования, ассимиляция идей. Случаются даже такие удивительные вещи, когда явно конструктивистская позиция логического позитивизма заимствует из объективистско-реалистической концепции не какое-то второстепенное положение, а генерализирующий принцип — принцип реальности: научное познание в таком случае есть следование этому принципу.

Возникает непростой вопрос — какую из концепций предпочесть, излагая далее конкретные проблемы гносеологии. Скажу сразу: предпочтение будет отдано первой гносеологической парадигме в силу следующих причин. Объективистско-реалистическая концепция представляется более обоснованной в плане исходных своих позиций: в ней совершенно однозначно характеризуется источник знаний — сама реальность. Конструктивистская концепция видит, как уже отмечалось, источник знаний в конструктивных, творческих способностях сознания. Однако почему все-таки при всей свободе конструктивной деятельности знание об объекте формируется в границах сходства с познаваемым объектом или, проще говоря, знание есть знание «этого», конкретного объекта, привязано именно к нему? Откуда, как не из самой реальности, берется исходный материал для конструирования знания: ведь в любом случае мы имеем знание не о наших познавательных способностях, а об объектах познания?

Ответ на эти вопросы может быть таким. Человек вписан в саму реальность, является ее элементом и потому изначально обладает теми же свойствами, что и сама реальность, изначально несет в себе информацию, принадлежащую реальности. Так появляется концепция «врожденных идей» (Р. Декарт), априорного (доопытного) знания (И. Кант), т. е. знания, которое не есть отражение реальности. И все же откуда мы знаем, например, об объективном существовании кантовской «вещи в себе», не является ли это знание воспроизведением действительного существования данной вещи, существующей независимо от процесса познания? Не получается ли так, что теория воспроизведения (скажем даже определенней — теория отражения) неявно, «контрабандно» присутствует в конструктивистской концепции? Предположение отнюдь не беспочвенное.

214

Однако чаще мы встречаемся с более радикальным мнением на этот счет. Гуссерлевское «вынесение за скобки» познаваемого объекта можно истолковать и так: задача специалиста по теории познания — исследовать имеющееся у субъекта знание, выявить его динамику и т. д. Проблема начального генезиса (происхождения) знания попросту снимается. Но снять проблему — не значит ее решить.

Вторая причина предпочтения первой гносеологической концепции заключается в том, что, строго говоря, конструктивистская парадигма есть не гносеология (наука о познании), а эпистемология (наука о научном познании). Разумеется, эпистемология может решать и гносеологические вопросы, но это не главная ее задача. Модель познания, создаваемая эпистемологией, выявляет специфику научного познания и закономерности, формулируемые ею, далеко не всегда проявляются в «просто» познании. Так, в гносеологии принято разделение познания на чувственную и логическую ступени, в эпистемологии же существует эмпирический и теоретический уровень знания. Разграничение познания на эмпирическое и теоретическое не является, следовательно, его всеобщим признаком и не приемлемо для обыденного, художественного, религиозного познания. Главная закономерность научного познания — восхождение от абстрактного к конкретному знанию — также не наблюдается (по крайней мере, в явной форме) в иных формах познания.

Таким образом, дальнейшая экспликация (развертывание) проблем теории познания будет нами осуществляться в парадигме объективистскореалистической концепции.

2. Познание — идеальное отражение реальности

Название этого раздела вызывает ассоциацию с дежавю — с тем, что уже было, встречалось. Действительно, такой заголовок совершенно органично смотрелся бы в учебнике по диалектическому материализму 30-40-летней давности, не вызывая каких-либо нареканий. Но сейчас… Не скрою, в самой постановке вопроса именно таким образом есть элемент эпатажа, вызова, приглашения к дискуссии. Но не это главное.

В похвальном стремлении философов выработать концепцию отечественной философии, в большей мере отвечающей современным требованиям науки и практики, в попытках избавиться от догматических наслоений «единственно верного учения», довольно часто срабатывает свойственная российскому менталитету установка: выплеснуть, извините за банальность, вместе с водой и ребенка. Нередко также ассимиляция идей западной философии превосходит всякие разумные пределы и предлагаемый философский текст производит впечатление конгломерата, где в произвольной последовательности сочетаются разнородные высказывания из

215

феноменологии, аналитической философии, постмодернизма. И важно даже не то, что этот философский текст превращается в демонстрацию собственной эрудиции и начитанности, а то, что ни о каком концептуальном единстве здесь говорить не приходится.

Как уже отмечалось, концепция знания как воспроизведения реальности является наиболее старой, древней концепцией. Это обстоятельство может служить основанием как для положительной, так и отрицательной ее оценки. Нередко говорят о том, что эта концепция характерна для начального, низкого уровня гносеологии, что она примитивна, натуралистична, вульгарна, приемлема лишь для обыденного представления о познании, плохо согласуется с данными современной науки.

Видимо, именно поэтому американские философы П. Бергер и Т. Лукман в своей совместной работе «Социальное конструирование реальности», особо не аргументируя свою позицию, попросту предлагают изгнать теорию отражения из теории познания.

Трудно согласиться с той мыслью, что весь огромный материал, наработанный в рамках объективистско-реалистической концепции, имеет своим итогом нулевой результат, тупиковый исход. Хотя, в принципе, такое

ислучается, например, астрология, накопившая значительный опыт, попрежнему не включается в состав науки. Кроме того, понятие «древний»

и«несостоятельный» — совсем не синонимы. Но главное же заключается в следующем: способна ли объективистско-реалистическая концепция или, говоря точнее, ее вариант — теория отражения, обеспечить концептуальное единство гносеологии, успешное решение ее проблем, ассимиляцию в свое содержание наработок современной науки? Совершенно ясно, что ответ на эти вопросы в данной работе дается положительный, поскольку в ином случае все написанное далее лишалось бы смысла.

Основные вопросы, ответы на которые необходимо найти для характеристики познания в качестве отражения, таковы:

1. Что такое познание?

2. Что такое познание в качестве отражения?

3. Что такое идеальное? Начнем с первого вопроса.

Что такое познание? Любой человек — и философ, вне зависимости от того, к какому философскому направлению или школе он себя относит,

ине философ — согласится с таким определением познания: познание — это процесс и результат получения и выработки знания. Но на этом согласие и заканчивается. Оно мгновенно улетучивается, как только мы попробуем уточнить, а что же это такое — знание? Интуитивно мы, конечно, имеем совершенно однозначное представление о том, что оно есть, а вот

216

дискурсивно (т. е. в форме развернутых, точных формулировок) выразить это представление весьма затруднительно.

Вот только некоторые из затруднений, которые в данном случае могут возникнуть. Является ли знанием ложное, неправильное знание об объекте? Если мы отрицательно ответим на этот вопрос, то совершим логическую ошибку: ложное знание мы отождествим с незнанием, которое на самом деле есть отсутствие знания. В случае же положительного ответа мы называем знанием то, что в сущности таковым не является, а указывает лишь на то, что предмет не есть, что ему не присуще, чем он не характеризуется.

Далее. Нередко может возникнуть и такой вопрос: а каковы количественные параметры знания? Проще говоря, сколько должно быть знания, чтобы считать предмет познанным. Здесь напрашивается вроде бы простой ответ: любое количество информации о предмете есть знание. Но проблема, вообще говоря, не в этом. Поясним ее следующим примером. Маленький ребенок знает в пределах своего опыта что-то об электричестве, когда, в частности, тянется к горящей электролампочке (чаще всего при этом по- чему-то радостно улыбается). Но, что-то «зная» об электричестве, он обычно пытается углубить свои знания и засовывает пальцы в электророзетку (что сопровождается — в лучшем случае — уже не радостной улыбкой, а страшным рёвом). (Пример, кстати, взят из личного опыта). В результате получается, что это «какое-то» знание равно в сущности незнанию.

Каждый человек — даже на уровне обыденных, житейских представлений — прекрасно понимает, что познать мир, реальность, предметы реальности исчерпывающе, до конца невозможно. И не только потому, что эта реальность имеет огромное количество свойств, качеств, структурных уровней, но и в силу постоянной изменчивости явлений реальности («В одну и ту же реку нельзя войти дважды» — Гераклит) и всякое, казалось бы окончательное знание о нем оказывается лишь этапом. Но если невозможно окончательное знание, то где та граница, перейдя которую мы можем все-таки сказать: предмет нами познан? Эта проблема в своеобразной форме была поставлена еще в античной философии в виде парадокса «Куча зерна»: если мы возьмем несколько зерен — это явно еще не куча зерна, а если возьмем 20, 30, 100 и т. д. зерен? Так сколько же зерен образует кучу зерна?

Какие же выводы можно сделать на основании сказанного? Во-первых, на уровне обыденного сознания может возникнуть вопрос — что такое знание, но результативно решить его это сознание не может, он — вне пределов его компетенции, вне пределов досягаемости. Единственное, что может обыденное сознание — дать представление о знании ad hoc,

217

т. е. только для данного конкретного случая. Во-вторых, — и это прямо следует из во-первых — это практический урок того, что решение проблемы «что есть знание» должно осуществляться в рамках теоретической гносеологической концепции. И наконец, в-третьих, насколько продуктивной оказывается избранная нами объективистско-реалистическая концепция (или иначе — теория отражения) для решения не только обозначенных, но и других проблем познания? Обратимся к рассмотрению именно этого вопроса.

В трактовке познания и знания концепция отражения придерживается эссенциалистской позиции (от латинского «essential» — сущность): познать предмет — значит постичь его сущность. Но что такое сущность? В обыденном представлении сущность обычно характеризуется как нечто главное, основное, определяющее в предмете познания. И это в общем-то правильно, хотя и недостаточно определенно: в конкретной ситуации главным может оказаться и нечто совершенно второстепенное в предмете: внешние данные человека, например, вряд ли выражают его сущность, хотя в ситуации ad hoc могут оказаться весьма существенными. (Необходимое пояснение. Мы так настойчиво, может быть, даже несколько навязчиво обращаемся к опыту обыденного познания совсем не затем, чтобы продемонстрировать его ограниченность, несовершенство. Цель другая: показать, что научное познание всегда имеет в качестве необходимой предпосылки житейский опыт, основывается на нем, более того, обратная связь научного знания и обыденного сознания позволяет первому удерживается в границах здравого смысла).

Таким образом, для определения сущности необходимо ввести достаточно строгие объективные критерии и показатели. Прежде всего, сущность — это не внешнее, а внутреннее в предмете. Не случайно К. Маркс заметил: если бы сущность вещей лежала на их поверхности, всякая наука была бы излишней и, добавим от себя, любой человек, воспринимая объект, мгновенно бы становился ученым. Но как только мы определили сущность как внутреннее свойство предмета — мы сразу же получаем целый набор проблем. И вот первая. «Внутреннее» и «внешнее» в философском смысле этих понятий нельзя истолковать в пространственногеометрическом плане. Во внутреннем содержании предмета, явления может быть немало второстепенного, не важного для его существования, и наоборот, во внешней оболочке предмета нередко обнаруживается нечто существенное. И если бы на поверхности вещей выступало бы только несущественное, то возможность познания вещи становится проблематичной, если не сказать более категорично: вещь в таком случае непознаваема (вспомним непознаваемую «вещь в себе» И. Канта).

218

Поэтому реальное отношение между внутренним и внешним сложнее: всякое внешнее «нагружено» сущностью, есть способ её проявления и в то же время не есть сама сущность. Следующий шаг в определении сущности связан с привлечением философских категорий «качество» и «количество». Качество есть то, чем данный предмет является, выражает его определенность, указывает на его специфику. Таким образом, качество есть внутренняя определенность предмета, т. е. аспект сущности, в то время как количество — определенность внешняя. Парадоксальность ситуации заключается в том, что познание предмета начинается именно с качественной стороны, т. е. мы вначале устанавливаем, что есть предмет и только потом — его количественные параметры. Как же это возможно? Качество — это совокупность свойств, с помощью которых внутреннее содержание предмета выносится на его внешнюю сторону, представляет внутреннее познающему субъекту, а значит делает это внутреннее познаваемым.

Всякий предмет многокачественен и поэтому в конкретной познавательной ситуации он представлен не всеми своими свойствами, а лишь определенным набором этих свойств. Например, врач исследует в человеке такие свойства как артериальное давление, состав крови и т. д., психолог — темперамент, степень подвижности и ориентированности психики (экстраверт-интраверт) и т. д. Иначе говоря, у врача и психолога один объект познания, но разные предметы познания.

Таким образом, использование понятий качества и количества позволяет расширить и углубить представление о сущности, сделать его объемным, многомерным, многоаспектным.

Понятие сущности может быть уточнено и через другую пару соотносительных категорий — «основа» и «обоснованное». Основа выступает в качестве определяющего свойства сущности, оказывая влияние на другие свойства, обусловливая их конкретную содержательность, изменение и развитие. Основа, следовательно, есть базовый источник сущности и показывает, чем является сущность с точки зрения внутреннего взаимодействия ее элементов и свойств. Фигурально говоря, основа несет информацию и о композиции сущности.

Особое значение для понимания сущности имеет категория «закон». В философии закон и сущность рассматриваются как явления однопорядковые. Нередко познание нацелено именно на постижение закона, является его целью. Однако, хотя закон и сущность — очень близкие явления, отождествлять их нельзя. Во-первых, закон выражает только связь между элементами системы, сущность же включает в себя отношения, связи между элементами, а также сами элементы. Во-вторых, понятие сущности шире закона, поскольку сущность есть совокупность законов.

219

Итак, мы видим, что сущность — чрезвычайно сложный и многоаспектный феномен. Логика постижения сущности такова, что для ее познания требуется привлечение не только тех понятий, которые были указаны («закон», «основа», «качество»), но и практически — в зависимости от целей познания — всех других философских категорий: «причина», «следствие», «единичное», «общее» и т. д. «Сущность» — категория синтетическая, вбирающая в себя все остальные.

После всего сказанного мы можем уже достаточно корректно уточнить, что есть познание, а также ответить на вопросы, сформулированные выше. Как уже отмечалось, исчерпывающее, окончательное познание сущности объекта — это, с одной стороны, идеал, к которому стремится субъект,

сдругой стороны, недостижимая утопия. Именно поэтому субъект в постижении реальности практически ограничивается определенным уровнем знания сущности. Например, наука чаще всего нацелена на постижение законов исследуемой предметной области (скажем, законов экономической сферы общества). Определенная группа наук (математика, социология, статистика) ориентирована на познание количественных параметров изучаемых объектов. В других случаях познающий субъект стремиться выявить общие характеристики или основания объектов и т. д.

Однако здесь возникает вопрос: а где те критерии, показатели, свидетельствующие о том, что предмет, точнее, какой-то момент его сущности познан? Таких критериев, по нашему мнению, три. Первый критерий наиболее полно разработан конструктивистской гносеологией и может быть назван логическим критерием. Новое знание, полученное субъектом, оказывается когерентным имеющемуся знанию. Это означает, что новое знание не противоречит предшествующему, вписывается в него, согласуется

сним, а главное, дополняет его, способствует его перестройке, повышению его эффективности в объяснении и описании объекта.

Второй критерий — верификационистский, обоснованный французскими материалистами XVIII века П. Гольбахом, К. Гельвецием и неопозитивистами XX века Л. Витгенштейном, Р. Карнапом. Критерием, свидетельством познанности объекта здесь считается его эмпирическая верификация, т. е. подтверждаемость с помощью опыта, эксперимента. Предмет может считаться познанным, если путем эксперимента или серии экспериментов, мы получаем ожидаемые результаты, свидетельствующие о знании нами объекта.

Третий критерий — практика, введенный в гносеологию Г. Гегелем и К. Марксом. В отличие от эксперимента практика включает и вбирает в себя весь социальный опыт коллективного (общество) и индивидуального субъектов, а значит, является универсальным критерием. А это означа-

220