istor-i-teor soc

Дильтей разрабатывает концепцию описательной (понимающей) психологии, которая являлась своеобразным поиском «третьего пути» между индуктивно-гипотетической (естествознание) и дедуктивно-абстракт ной (метафизика) методологиями. Он ориентировался на «расколдовывание» содержательных смыслов «другого» (человека, обществ, культуры). В силу этого «понимающая» психология выступала как идеографическая (идеализирующая) наука, устанавливающая смысл единичного (конкретного), особенного в исторической реальности1.

Изучение природы человека как носителя психики необходимо начи-

нать с познания экзистенциально-феноменологических основ, требующих по-

гружения в них, вчувствования (впитывания) непосредственного опыта до достижения момента, когда какие-то «вещи» приходят в голову (интуитивно).После этого требуется еще дополнительная работа по доводке идей до уровня, на котором они могут быть проверены экспериментальным путем. Однако прямая экспериментальная проверка (в естественнонаучном понимании) психологических феноменов трудно осуществима. Поэтому исследования в области психологии не могут избежать субъективности исследователя. Следовательно, надо прекратить войну с ней: уникальные возможности субъективности должны стать специфическим инструментом исследования в виде вынесения экспертных заключений. Исследователь передает свои суждения (отстранение) на рассмотрение другим исследователям (экспертам) в лице квалифицированных ученых2,

В силу того, что психические структуры у людей сходны, на основе идентификации открывается возможность понимания внутреннего мира людей с помощью со-чувствия, со-переживания индивидуальных и коллективных жизненных связей. Решение проблемы общезначимости при субъективном характере переживаний обусловливало обращение к вопросам взаимодействия (интеграции), языкового общения (коммуникации), исторического и логического аспектов понимания, выходящих за пределы психического познания.

Понять автора — значит понять другое (чужое) сознание и его мир, в актах которого растворены исторические события. Аналогия психической жизни индивидуума (отдельной личности) с историческим процессом означает, что этот процесс в определенном аспекте совпадет с биографией. Через повторное переживание состояний индивидуальности и своеобразия внутреннего опыта «другого» (изучаемого исторического события) мы может достигнуть их полного понимания и постижения (3, 22). При этом неопределенность границ способствует вечной актуальности книжно-пись- менной интерпретации.

Таким образом, перенос акцента с объяснения (науки о природе) па понимание (науки о духе) способствовал развитию и обогащению методов познания социальной жизни: текстологии (контент-анализ), автобиогра-

' Она претендовала на альтернативную роль по отношению к номотетической науке, отыскивающей обшие законы, допускающие формализацию и с помошью генерализирующих методов подводящие единичное под общую закономерность.

5Данная логика получения общезначимого — истинного значения — будет развита

вучении «идеального типа» М. Вебера.

252

фии (биографический), тестирования (опрос). В результате генерализирующие опытно-экспериментальные, статистические, историко-сравпитель-пые методы дополняются потенциалом косвенного познания общего через исследования единичного.

Психологизация истории

Закономерности отдельной души принимают форму закономерностей социальной жизни.

В. Дилътей

„

Дильтеи развивает идею о связи между понятиями «жизнь» и «история», которая ориентирует на то, что на место всеобщего гегелевского разума приходит историческая жизненная взаимосвязь и мощь иррационального в ней. Жизненные стремления, побудительные мотивы исторической деятельности людей, одаренных индивидуальностью и обладающих страстями, придают конкретную форму историческому процессу. Поэтому социальная жизнь и ее развитие вторичны и производим от психических факторов (внеэкономических). В силу того, что психические структуры у людей сходны, открывается возможность познать и реконструировать духовный мир «другого» (чужого) по аналогии. Таким образом, жизнь перестала быть специфической прерогативой исключительно философского рассмотрения. Происходит смещение к гуманитарной (антипозитивистской) установке в познании «социального» и в приоритетном обращении к «наукам о духе» (историческим) — человековедению (обществоведению). Их специфика заключается в том, что эти науки не требуют естественнонаучных процедур, так как постоянное взаимодействие переживания и понимания поддается «расшифровке» только гуманитарно-научным методам (3, 13).

В исторической науке мир строится на основе полноты собственных переживаний и пониманий историка, которые объективируются (опредмечиваются) в смысловых образованиях культуры: документах, произведениях, зафиксированных поступках, жизненных откровениях, памятниках культуры и т. п. В них происходит смысловое кодирование жизни. При этом переживания составляют психическое содержание социальной жизни. Оно фиксируется в культурно-историческом процессе, и понимание этого содержания требует личного «вживания» («сопереживания») исследователя в события прошлого (чужого внутреннего мира), которое делает их вновь «живыми», настоящими (непосредственными).

Историк должен не просто воспроизвести истинную картину исторического события, а «пережить» его заново, «истолковать» и воспроизвести как живое: не только происходящее в материальных условиях жизни людей (производство, быт и т. п.), но и побудительные мотивы, жизненные стремления исторической деятельности людей. Поэтому познание смысла -субъективной (психологической) стороны исторических событий душой и интуицией исследователя требует иного (по отношению к естественнонаучному) изучения.

Историческое знание (науки о духе) и естественнонаучное знание (науки о природе) неоднородны. В обществе нет единого и неизменного по-

253

рядка вещей, то есть естествен ноисторичес ко го хода событий. Следовательно, и не существует всеобщих законов исторического развития. Метафизические теории, занимающиеся утверждением подобных законов, хотя и имеют определенную ценность, не способны, однако, разрешить вопросы, которые касаются дел человеческих. Рациональному мышлению нет дела до чувств и эмоций человека, до всего, что для него является самым важным. Оно насильственно обращается с историческими фактами в угоду предвзятым теоретическим конструкциям (Гегель, Копт, Маркс и др.). История для них самостоятельного значения не имела: исторические факты использовались лишь как «сырье» для философских обобщений.

В частности, на основе метафизических теорий создаются схемы с предпосылкой финализма: схемы объяснения, предполагающие осуществление конечных целей, генетически связанные с христианской эсхатологией «конца истории», когда воцарится, наконец, «земной рай», а в «человецах благоволение». К ним можно отнести учения о «трех стадиях» (Конт), формациях (Маркс), имеющих характер философских постулатов традиционной метафизической философии, проверке которых внимание почти не уделялось. Однако живая жизнь шла своим чередом и не укладывалась в рамки абстрактного мышления и категорий (схем), предлагаемых данными социальными пророками.

Отсюда вытекала основная теоретическая задача — произвести критический анализ всего «исторического знания» («исторического разума») и дать новую трактовку исторического метода, способного создать науку о человеческой истории (науку о духе). В этом плане ДильтеЙ выступает как «Кант исторического знания», радикально противопоставивший исторические (гуманитарные) науки естествознанию. Единой методологией, способной охватить всю историю духа и воссоздать исторический духовный мир, стала психология, непосредственно занимающаяся психической реальностью. Она становится эталоном передового изучения человека (сообществ) и фундаментом для всех знаний о нем. В этом заключается смысл психологизации истории.

Исходной установкой психологизации истории является представление культурно-исторического процесса как сцепления сознательных, эмоциональных и волевых активностей, то есть его содержание составляет психология (а не логика)1. Данный факт роднит психологическое мышление с художественными формами освоения исторической действительности. История как научное формирование образа — есть своеобразный переход между пережитым и поэзией2.

1Дильтей не выступает против логики как таковой. Но дело в том, что рацио нальным методам духовный аспект исторической реальности недоступен. Поэтому он изучается новым типом «наук о духе», в которых логика — логические опера ции и общие формы мышления играют второстепенную, дополнительную роль по отношению к психологическому мышлению (внутреннему восприятию).

2Как отмечает Дильтей, одна и та же мировая загадка стоит перед поэзией и наукой (3, 35). Поэт — это зеркало человечества, и его сознание приводит то, что человечество чувствует и делает (Шопенгауэр). Поэт изливает в стихах собствен ную душу, но она отражает существенное бытие человечества. Поэтому в поэзии подлинной правды больше, чем в истории.

254

Представители философии жизни считают, что в исторической действительности имеет место лишь «индивидуальный закон», выводимый на основе интуитивного постижения «жизненного чувства индивидов» («сцепление их судеб»). При изучении исторического события невозможно представить весь комплекс составляющих его частей. Для исторического познания характерно различное осознание ценности воспринимаемых душевных фактов. Именно ценность обусловливает отделение существенного от несущественного для наших жизненных связей. Историк изучает историческую жизнь через индивидуальность, которая «является образом самого мира» (3, 112). Он должен вчувствоваться (внутреннее восприятие) в историческое событие и понять мысли, настроения и мотивы участников данного события и тем самым пережить его во всей индивидуальности и своеобразии. Этим и будет достигнуто все, что может дать наука. Таким образом, основой для переживания, понимания и интерпретации исторических событий выступает личность и происходящие в ее душе процессы. Однако интерпретация не может быть завершенной. Поэтому занятия разысканием «исторических законов» (всеобщих) несостоятельны.

В целом, познавательная активность нового психологического подхода заключалась в стремлении «расшифровать» включенность человека в жизненный мир, акцентируя его субъективную сторону — жизненные стремления, мотивы, смыслы. Его представители проникали в духовные глубины своего времени и истолковывали их как основу жизнедеятельности цивилизации, социальной жизни, состоящей из запаса культуры — идей, знаний, ценностей. Психологизм становится определяющим фактором развития, гуманизации социальных наук последней трети XIX века. Его проникновение в социологию привело к формированию направления «социологического психологизма», определяющей чертой которого стало смешение предметов социологии и психологии.

1.4. Психологизация социологии

Прогрессивное развитие социологии будет обусловливаться ее возрастающей психологизацией.

Г. Тард

Индустриализация западного общества обусловливает его трансформацию в цивилизацию промышленно-городского (урбанистического) типа. В результате, человеческая психика обзаводится новыми качествами: разнообразием чувств, отношений и реакций каждого; профессиональными, либерально-демократическими установками; массовизацией социальных процессов, гигиенизацией быта и др. Актуализация данной проблематики влияет на переориентацию социологии на изучение человека и сообществ как носителей психики, законов психологии: социология в своих главных

чертах представляет собой воспроизведение психологии.

Такая переориентация сопровождается, во-первых, эмансипацией социологии от естественнонаучного влияния. Теперь естественно-сциентичес-кое обществознание, опирающееся на методику объяснения, считается невозможным. Смещение социологии к гуманитарной понимающей пара-

255

дигме превращает ее в пауку о людях, создающих психическую реальность. На этой основе осуществляется антипозитивистская борьба против социологии, построенной по образцу естественных (физико-биолого-математи- ческих) наук.

Во-вторых, психологизация социологии, с одной стороны, проводит достаточно четкую границу ее дефилософизации: социологический психологизм — это не философия. Окончательное отделение социологии от философии превращает первую в самостоятельную науку. С другой — акцентирование психологизма обусловливало взгляд на общественные феномены как социопсихологические. Психологический редукционизм привел к психологической модели развития социологии, для которой характерно смешение предметов и методов социологии и психологии.

Социологизм заключается, прежде всего, в расширении дихотомии «индивид — общество» в трихотомию «индивид — группа — общество». Их до-минация как первичной реальности образует в социологическом психологизме различные течения: индивидуалистическое, групповое и социеталь-ное.

Психологизм выражался в подходе к межличностным, групповым и со-циетальным психологическим отношениям как исходному пункту для социального познания.

В целом, имела место попытка свести всю специфику психологического к чисто социальной закономерности. В результате психологизация социологии положила начало формированию «социальной психологии». Для данного направления был характерен результативный анализ взаимосвязи социального и психического. Однако вуалирование специфического предмета психологии вело к тому, что понятия «социология» и «социальная психология» употребляются представителями социологического психологизма как однозначные1.

Для представителей социологического психологизма содержанием социальной жизни выступают социальные настроения, мотивациоппо-смыс-ловые образования, переживания, подражания, зпаково-символичсскис выражения и т. п. Превалирование социально-психологической проблематики снимало общественную (политико-экономическую) проблематику — деполитизация и деэкономизация социологии. Считалось, что обращение к последней превращало социологию в средство социально-политической борьбы. На повестку дня ставился вопрос о нейтральности социологии: «Политический человек противен» (Р. Вагнер).

Формирование психологической парадигмы социологии шло в трех аспектах: индивидуалистическом, групповом и социетальном.

I. В индивидуалистическом аспекте человек предстает как первичная реальность: индивидуальные (а не социальные) психические свойства человека корреспондируют с явлениями общественной жизни. Данная психологизация ориентирует на то, что все общественные явления и процессы

1 Отделение социальной психологии от социологии как автономной науки оформится на рубеже 30—40-х годов XX века. Хотя и сегодня при изучении духовных феноменов провести четкую границу между ними бывает достаточно сложно.

256

рассматриваются посредством анализа психики человека. Поэтому превалирующим становится анализ: а) субъективных ситуаций — того, как индивид воспринимает и понимает окружающее; б) субъективных мотивов индивидов как различных состояний их организмов.

Такой подход снимает вопросы причинной связи явлений, обусловленности общественного прогресса, так как история общества предстает историей столкновений, переплетений бесчисленного числа воль, стремлений, желаний и ощущений людей. При этом социальный прогресс понимается как осуществление духовных сил и импульсов человека. Кроме того, установка на то, что индивид — это единственная реальность в обществе, формирует социологический номинализм. Отсюда следует, что понятия «группа», «общество», «воля парода» и т. п. являются лишь нереальными абстракциями, лишенными объективного содержания.

2. В групповом аспекте заключена своеобразная ответная реакция на увлечение прямым корреспондированием индивидуальных психических процессов с социальными. При таком подходе акцентируется тот факт, что люди объединяются в содружества — в группы и сообщества, обладающие однородными психическими импульсами и характеристиками. Группы имеют примат над индивидуальным: отдельные люди являются простыми результатами их жизни в группах. С помощью последних индивидуальное сводится к социальному, так как группа есть результат социального процесса. Отсюда, главной проблемой социологии являются «межгрупповые» отношения, стандарты группового поведения, которые обусловливают базисные типы личности.

В данном аспекте группа трактуется как реальная единица анализа, включающая любое количество людей, между которыми есть связи, позволяющие говорить, что они вместе («Мы»). В этом смысле групповая концепция была реакцией на увлечение психологией рас, пародов и масс. Поэтому она тоже опирается на социологический номинализм, представляющий «общество» как просто название, которому не соответствует никакая объективная реальность. Им обозначают взаимодействие индивидов, образующее единство, степень которого выражает различные формы объединения.

Группа — это самостоятельная целостность (гештальт), чья сила определяется взаимосвязаипостью отдельных членов (частей). Чем сильнее «геш-тальт», тем больше поведение (положение) его отдельных членов зависит от внутригрупповых отношений. Например, в примитивных обществах, где родственные связи очень сильны, разрыв с группой ведет к гибели индивида. Реальность психологической группы определяется понятием «Мы». Оно означает не любое множество лиц, включающих «меня», а особое целое, где «Я» и «Другие» являются необходимыми, взаимосвязанными (взаимозависимыми) частями. Поэтому и поведение в группе есть поведение членов группы, а не самостоятельных (изолированных) личностей.

В результате создается достаточно жесткая система с разделением статусов и функций (ролей) ее членов. Поэтому группа предстает как исходное и центральное образование всей социальной структуры.

Критерий различия групп многообразен: его можно определить по этническим, религиозным, политическим, экономическим и т. п. признакам,

257

каждый из которых равноправен. Этим объясняется тот факт, что группа является многофакторным «мостом» между индивидом и обществом, так как именно в ней осуществляется взаимодействие между людьми. В силу этого, сквозь ее призму (коллектив, община, объединение) выстраиваются человеческие отношения.

3. Социетальный подход опирается на установку социологического реализма, трактующего общество как особенное и целое бытие. При этом, акцентируется внимание на больших социальных группах и связанных с ними социально-психических явлениях: расовый и национальный характер, народный обычай, массовое общение, общественное мнение, социальная (коллективная) память и др. Для социстальной ориентации характерно отношение к человеческой природе — индивиду как величине не жизненной, постоянной (как и шкала ценностей, регулирующая его поведение), которой можно пренебречь при изучении массовых явлений.

В целом, в рамках психологизации социологии происходит поворот от монистических, позитивистских поисков «единого фактора» к многофакторной модели социальной жизни и поведения людей. Наличие различных аспектов конструирования социологического знания и социального мира, задает социологическому психологизму изначальный плюрализм. Разнообразие подходов и течений значительно расширило его конкурентные и адаптивные возможности в процессе обретения социологией статуса самостоятельной научной дисциплины. Кроме того, плюрализм развития социологии подпитывался также и переходом к формированию национальных школ, нарабатывающих традиции и опыт в форме «учитель — ученик».

Национальные школы в социологии

Исторический мир подобен океану, в который вливаются все маленькие истории.

М. Хальбвакс

Европоцентристская парадигма развития социологии отражает реальное положение. Именно индустриально развивающаяся Западная Европа стала ее колыбелью. На начальной стадии различные течения и школы социологического психологизма возникали в последней трети XIX века практически одновременно во Франции и Германии, а затем импортировались за их пределы (США, Россия и др.). Данную ситуацию предопределил фактор личного индивидуализма (инициативы), что и привело к необычной пестроте первоначальных доктрин.

Необходимо отметить, что представители социологического психологизма были разносторонними исследователями: медиками, археологами, юристами, священниками и др. Занятие социологией было одним из мая правлений их деятельности, испытывающим влияние различных мотивов неокантианства, философии жизни, гештальтпсихологии, бихевиоризма, исторической школы и т. п.

Вместе с тем, в силу языковых различий многие социологи не имели представления о трудах своих коллег, а иногда и не желали знакомиться с] их трудами из-за национальных и других предубеждений. В данную эпоху господствовали идеалы национально-правового государства, национального

258

языка и культуры. Национальное самосознание обусловливало самобытность ментальное™, накладывающей влияние на предмет и метод социологических исследований. В результате государственно-национальный регионализм и локализация, провинциализм и самостийность обусловливали формирование национальных школ, которые существовали до середины XX века. Вместе с тем, имеющая место диффузия идей вела к взаимовлияниям, взаимопроникновениям и возникновениям «гибридных» концепций и теорий.

2, Французская школа социологии

Чрезвычайная слабость работ профессиональных психологов и их ничтожный практический интерес зависят главным образом, от того, что они посвящают себя исключительно изучению ума и оставляют почти совершенно в стороне изучение характера.

Г. Лебон

С именами Габриэля Тарда (1843-1904) и Гюстава Лебона (1841-1931) связана линия психологизации французской социологии1, сосредоточившаяся на разработке проблематики больших групп, которая находилась на периферии психологической пауки. Мощный импульс к научному исследованию вопросов характера рас, наций и толпы был задан в XIX веке интенсивным развитием этнографии, антропологии и революционными событиями в Европе и Америке2. В результате перед европейцами история людей предстала как широкая вариабильность психологических феноменов в этнических и социальных сообществах.

Тард и Лебон обращаются к решению вопросов межгрупгювых отношений, группового поведения и массовизации социальных явлений: толпы как формы организации общества; общественных верований и мнения; характера расы (нации); связи изменений в психике людей и в их жизни; принятия групповых решений; различения «элиты и массы», многие из которых продолжают оставаться открытыми и сегодня. Каждый из них шел своим путем, но есть в их творчестве и нечто общее.

Прежде всего, Тард и Лебон не разделяют веры в индустриальный прогресс, которая определяла собой весь XIX век. Для их творчества характерно предчувствие грядущей социальной катастрофы, ее наступление они усматривают в признаках душевного упадка современного им переходного периода. Тревожным взглядом они акцентируют усиливающуюся власть разрушительной силы толпы и пытаются раскрыть ее существо. В подтверж-

1 Французская школа социологии, вслед за О. Контом и наряду с Э. Дюркгей-\гом, закладывается также усилиями представителей различных течений: Р. Вормс, Ж. Гобино, Ж. Лапуж, Ф. Ле Пле, Ж.-Ж. Реклю, А. Эспинас, И. Тэн и др.

1 В частности, Тард и Лебон были современниками Парижской коммуны 1871 г., а последний еще и Октябрьской революции в России.

259

денис своих идей и выводов Тард и Лсбон широко оперируют примерами Французских революций 1793, 1848, 1871 годов. Причем последний настроен более пессимистически: ход истории неумолим и трагедия неотвратима. Отсюда Лебон определяет задачу современности — поиск путей наиболее безболезненного межвекового перехода1.

Действительно, в «открытом» обществе, в сравнении с «закрытым»2, все время испытывается недостаток объединяющих идей, так как в нем личности представлено самостоятельно выбирать идеи, дающие смысл жизни. С этим «средний» человек часто не справляется: человек наказан свободой выбора. Реакцией па данное состояние является стремление масс восстановить закрытое общество, чтобы в нем, с помощью жесткой раз- решительно-запретительной регламентации, избавиться от чувства страха перед чрезмерной духовной открытостью, перед обновлением и усложнением социальной жизни.

Тард и Лебон особо подчеркивают сложность социальных явлений и невозможность предвидеть результаты их взаимного влияния. Эти результаты выступают следствием громадной бессознательной работы (Лебон), большей частью недоступной теоретическому анализу. В частности, есть такие случаи, когда действиями рас, наций и толпы руководят, по-видимому, таинственные силы, называвшиеся в древнем мире судьбой, провидением, теперь именуемые голосом мертвых. Мы не можем не признать могущества этих сил, хотя совершенно не знаем их сущности. Иногда кажется, что в недрах наций находятся скрытые силы, руководящие их действиями. Поэтому исследователь должен быть очень осторожным в тех выводах, которые внушаются ему логикой, и сдержанным в своих заключениях.

Тард и Лебон в анализе поведения больших групп опираются прежде всего на индивидуальную наблюдательность, интуицию и здравый смысл исследователя. Их оригинальные размышления над закономерностями со-

1Данную линию поиска причин кризиса общества и путей к спасению от надви гающейся опасности в «последний час» продолжали О. Шпентлер, X. Ортега-и-. Гассет, А. Тойнби, Н. Бердяев, П. Сорокин и др. В частности, Ортега-и-Гассет обращает внимание на угрозу господства «массового человека», национализма, которая подлежит двойному пониманию: она имеет лик победы и лик смерти. Восстание масс может привести к новому, непредвиденному строю жизни, но также и к величайшей из катастроф во всей судьбе человечества. И, быть может, опасность опережает надежду. В частности, Первая мировая война была свидетель ством варварства, угрозы существующей культуре и опасности их расползания в мире XX века.

2Дихотомия «закрытое — открытое общество» присутствует в сочинениях А Бер гсона, но в полной мере развернута в его работе «Два источника морали и рели гии» (1932). Закрытое — это общество, в котором принуждение и основанная на нем моральная обязанность является существенной чертой. Человек создан для него,] как муравей для муравейника (2, 288). Открытое общество (человеческое) основа но на морали человеческого братства, в котором следование обязанности не требу ет принудительных усилий и мораль основана на любви (она выше интеллекта). В\ нем индивидуальное стремление стало социальным давлением (2, 289). В последу ющем проблематика «закрытое — открытое» общество получила развитие в работая К. Поппера.

260

циальных процессов, эмоциональный стиль изложения, отсутствие шаблонного «научного» жаргона разрывали схемы исторического развития и стандарты его интерпретации. Главную установку выразил Лебон: «Принадлежать к какой-нибудь школе — это значит необходимым образом разделять все ее предрассудки и предубеждения» (17, 122). Такая позиция требовала определенного мужества перед идеологическими проработками, которые укоренялись в социальных науках па рубеже XIX—XX веков. Вместе с тем, им удалось достаточно глубоко проникнуть в тайны таких социальных феноменов, как характер нации (расы) и толпы.

2.1. Концепция подражания Г, Тарда

Первичный социальный факт состоит в подражании, в явлении, предшествующем всякой взаимопомощи, разделению труда и договору.

Г. Тард

Г. Тард проводит индивидуалистическую линию психологизации социологии и рассматривает общество как продукт взаимодействия индивидуальных сознаний на основе общения людей'. Общество — это совокупность людей, участвующих в потоке подражания. Безграничность последнего снимает возможность устанавливать общие стадии человеческого прогресса. По закону Спенсера, однородные единицы соединяются между собой и своими свойствами определяют характер агрегата: главнейшие черты человека определяют характерные (главные) черты человеческого общества.

Возникающие при взаимодействиях людей «интериндивидуальные» (межиндивидуальные) отношения составляют основу общественного развития

ивсех социальных процессов. Явления индивидуальной психики — это единственная реальность (социологический номинализм), которая проявляется в сознательных отношениях, прежде всего, между двумя индивидуумами, составляющими социальные факты. Их многообразные группировки

икомбинации есть простые социальные явления, образующие основу социальных отношений. Отсюда вытекает предмет социологии — познание отношений «между двумя умами», отражений одного другим (22, 16). В этом плане социология выступает как «интерпсихологическая», «интерментальная» (соединяющая) дисциплина: психология взаимодействия между людьми составляет базу социологии. Таким образом, Тард строит свою социологию на законах психологии и называет ее также «социальной психологией». Доминирование «интерпсихологической» проблематики составляет суть пси-

хологизации социологии.

Проблема подражания

В теории «общественного прогресса» Тард не разделяет концепцию, согласно которой прогресс неизбежно совершается за счет ломки традиции

1 В этом пункте Тард полемизирует с Э. Дюркгеймом, который в регуляции общественных отношений главную роль отводит коллективным представлениям и их интериоризации отдельными индивидами.

261