Млечин/МО/МИДЫ
.pdfГеоргиевича Деканозова и старого революционера Соломона Абрамовича Лозовского, бывшего секретаря Профсоюзного интернационала. Несколько лет они оставались в наркомате ключевыми фигурами.
Уже после войны, 21 июня 1946 года, Государственный секретарь Бирнс пригласил Молотова на обед в парижскую гостиницу «Мерис». В записи беседы говорится:
«Предложив тост за тов. Сталина, Бирнс спросил, как чувствует себя тов. Сталин.
Тов. Молотов ответил, что тов. Сталин чувствует себя хорошо. Вообще, тов. Сталин обладает очень крепким здоровьем. Конечно, он чувствовал некоторое утомление после войны, особенно от напряженной работы в первый период войны. Но отдых осенью прошлого года помог тов. Сталину полностью восстановить свои силы, и сейчас тов. Сталин чувствует себя очень хорошо…
Бирнс хотел спросить Молотова, как решает Генералиссимус Сталин внешнеполитические вопросы. Решает ли он их единолично?
Молотов ответил, что для решения крупных внешнеполитических вопросов в СССР существует целая коллегия. Генералиссимус Сталин очень любит советоваться с людьми. Он, Молотов, не может знать всех дел в деталях. Поэтому Генералиссимус Сталин советуется не только с ним, Молотовым, но и со специалистами по различным вопросам».
Бирнс попросил Молотова назвать тех лиц, с которыми Сталин советуется. Молотов назвал Вышинского, Деканозова, Лозовского, Литвинова и Майского.
«У Лозовского, — вспоминал американский посол Смит, — репутация в дипломатическом корпусе человека, с которым трудно иметь дело, но я нашел его вполне приятным и более готовым к сотрудничеству, чем его коллеги. Он единственный сотрудник Наркоминдела — помимо Молотова, — который быстро решал вопросы или давал позитивный ответ, не откладывая это на потом».
11 июня 1946 года Лозовский, приняв американского посла, пометил в записи беседы: «Смит мне сделал сомнительный комплимент, сказав, что в противоположность тому, что он обо мне слышал, со мной легче разговаривать, чем с некоторыми моими коллегами. Я не обратил внимания на эту выходку, и он понял, что сказал не то, что следует».
Американский посол явно не понимал, насколько похвала американского дипломата опасна для советского чиновника.
«Меня перевели помощником в секретариат замнаркома Соломона Абрамовича Лозовского, человека поразительной эрудиции, занимавшегося Дальним Востоком, — пишет в своих мемуарах Татьяна Кудрявцева. — Это был необыкновенно приятный, мягкий, обходительный человек с энциклопедическими знаниями, к которому можно было обратиться с любым вопросом. И это был чрезвычайно гуманный человек…»
Татьяне Алексеевне и пришлось переводить беседы Лозовского с американским послом.
«Генерал Беделл Смит, типичный армейский генерал, рубаха-парень, грубый и чванливый, — пишет Кудрявцева, — пришел, развалился в кресле, закурил сигару и стал что-то бормотать. Я не могла разобрать ни слова… Обозлившись, я сказала:
— Господин посол, выньте, пожалуйста, сигару изо рта — я вас не понимаю.
По ходу беседы он попросил разрешения поставить у ворот посольства рядом с нашим милиционером американского морского пехотинца — пусть он-де проверяет документы у американцев, а милиционер — у советских граждан. Лозовский тут же сказал:
— Господи, да пожалуйста.
- 231 -
Беделл Смит был явно доволен тем, что все так быстро решилось, — он наверняка слышал, что с русскими не договоришься, а тут вопрос был решен в несколько минут».
Это решение дорого обошлось Лозовскому. Татьяна Кудряцева присутствовала при его телефонном разговоре со Сталиным. Она заметила, как у Лозовского меняется лицо.
— Но, Иосиф Виссарионович, это же такая мелочь. Ну, извините, я не подумал, что надо согласовать с вами. Больше такое не повторится. Прошу меня извинить…
А через несколько дней Лозовский вызвал Кудрявцеву и попросил помочь упаковать его книги. Она спросила:
—Вы что, решили перевести библиотеку домой? Он ответил:
—Я больше здесь не работаю…
Соломон Лозовский был арестован в январе 1949 года и в августе 1952 года расстрелян.
«Деканозов, — писал тот же Смит, — в основном отвечал за британские дела, поэтому я мало с ним имел дело — за исключением тех случаев, когда в отсутствие Молотова и Вышинского он руководил министерством. Он маленького роста, бледный блондин с голубыми глазами. Лично я его оцениваю негативно…»
Владимир Деканозов был соратником Берии и в Наркомат иностранных дел перешел из НКВД. В конце 1940 года он сопровождал Молотова в Берлин и остался там полпредом с сохранением должности замнаркома. После начала войны весь состав советского посольства вернулся на родину через Турцию, и Деканозов приступил к своим обязанностям в Наркомате иностранных дел. Чувствуя поддержку Берии, он вел себя уверенно, смело решал любые вопросы, давал указания послам. Ему же подчинялись кадровые и финансовые подразделения наркомата.
Вышинскому не могло нравиться, что Деканозов вмешивается в его дела епархии, но Андрей Януарьевич никогда не проявлял своего недовольства. Он боялся Деканозова, как и всех людей из чекистского ведомства.
«В НКИД шло негласное состязание за то, кто будет первым по влиянию на Вячеслава Михайловича, — вспоминал Владимир Семенов, — Деканозов или Вышинский. Первый был силен близостью к органам и лично Берии, второй юридической подготовкой и способностью быстро ориентироваться и формулировать. Пока щло формирование аппарата НКИД, на первом плане был Деканозов, который отличался способностью замечать перспективных людей и двигать их без табели о рангах, но был груб и окончил только первый курс мединститута. Потом выдвигался на первый план Вышинский, отчаянно борясь с Деканозовым».
Владимир Георгиевич Деканозов возглавлял приемную комиссию на факультете международных отношений Московского университета. Факультет был создан постановлением Совнаркома в разгар войны, 31 августа 1943 года. Уже через год решением правительства факультет преобразовали в самостоятельный Московский государственный институт международных отношений, подчиненный Наркоминделу. Оба постановления подписал Молотов. В 1945 и 1946 годах нарком сам приезжал в МГИМО, встречался с преподавателями и студентами.
МГИМО превратился в кузницу кадров МИД, здесь учились дети советской элиты. В кругах московской интеллигенции говорили, что МГИМО отучает быть искренним и приучает к конформизму…
Карьере Владимира Георгиевича Деканозова повредило увлечение слабым полом.
- 232 -
«В январе 1945 года, — пишет известный литературовед Чингиз Гусейнов, — Деканозов принимал на работу будущую тещу моего сына Надежду Васильевну Дмитриеву, двадцатилетнюю, красивую. Она только что закончила краткосрочные курсы при ЦК, такой был набор для проверенных комсомольцев, учили немецкому языку, манерам обхождения; война близилась к концу, требовались чистые, наивные исполнители, направили в МИД, и вот — она в кабинете Деканозова, заместителя Молотова. Маленький, толстый, вышел ей навстречу из-за стола, взял за руку поздороваться и нагло так притягивает к себе. Она побледнела-покраснела, слегка отстранив его, чуть отодвинулась, он тут же отреагировал и уже вел себя нормально… — решила, что после такого ее не примут, но приняли. «Очень несимпатичным человеком был», — призналась…
Владимир Деканозов копировал своего шефа Лаврентия Берию: его «ушли» из МИДа за то, что соблазнил дочь высокопоставленного деятеля, вхожего к Молотову…»
Из наркомата его перевели в Главное управление советского имущества за границей (им руководил другой соратник Берии, бывший министр госбезопасности Всеволод Николаевич Меркулов). Главное управление занималось ко всему прочему и вывозом трофейного имущества, в том числе для высшего начальства, которое вагонами тащило из поверженной Германии машины, картины, антиквариат и мебель. Меркулов приютил у себя в главке несколько бывших соратников, которые в силу разных причин покинули Лубянку.
После смерти Сталина Берия сделал Деканозова министром госбезопасности Грузии. А уже в декабре 1953 года его расстреляли вместе с тем же Меркуловым и другими ближайшими соратниками Лаврентия Павловича.
Соломона Лозовского в 1949 году арестовали как одного из руководителей Еврейского антифашистского комитета, а через три года казнили по этому последнему при жизни Сталина большому расстрельному делу.
- 233 -
МИССИЯ В ЛАТВИИ
Первое крупное дипломатическое поручение Вышинского касалось присоединения к Советскому Союзу Латвии. В 1939 году все три Прибалтийские республики под страхом оккупации вынуждены были подписать со Сталиным пакты о взаимной помощи. Советский Союз получил право разместить на территории Литвы, Эстонии и Латвии по двадцать тысяч своих солдат, а в Литве организовать также военно-морские базы и пользоваться местными аэродромами.
Красную армию в Прибалтике встретили неприязненно. Да и командиры Красной армии старались оградить своих бойцов от общения с местным населением. Красноармейцы были поражены высоким уровнем жизни прибалтов. Некоторые бойцы пытались даже дезертировать, чтобы там остаться. Советский военный атташе в Латвии докладывал в Москву, что красноармейцы производят неважное впечатление (сохранен стиль оригинала. — Л. М.): «Внешний вид бойца и командира выправкой и общей подтянутостью и опрятностью одежды в значительной степени отстает от латвийской армии. Как правило, наш командный состав, появляясь в общественных местах или просто в городе, под шинелью имеет револьвер и полевую сумку, отчего до комизма раздуваются бока, выходит в город в старых шинелях и небритым. Красноармейцы в старом засаленном обмундировании, в плохо подогнанных шинелях и тоже небритые. Все это производит неблагоприятное сравнение с латышами».
Летом 1940 года Сталин решил, что игры с прибалтами надо заканчивать. В середине июня Москва потребовала от Латвии, Литвы и Эстонии сформировать новые правительства, дружественные Советскому Союзу, и обеспечить свободный пропуск на свою территорию дополнительных советских воинских частей. Руководство Латвии обратилось было к немцам с просьбой разрешить правительству и армии перейти на территорию Германии. Но им отказали. Гитлер тогда хранил верность обязательствам, данным Сталину. Пришлось всем трем правительствам принять ультиматум Москвы.
Балтийские политики понимали, что сопротивляться Советскому Союзу бесполезно. Красная армия заняла бы всю Прибалтику и без ее согласия. В директиве советским пограничным войскам говорилось: «Перед общим переходом частями Красной армии госграницы с Эстонией и Латвией погранчастям НКВД, расположенным на границе, совместно с подразделениями Красной армии внезапным и смелым налетом захватить и уничтожить эстонские и латвийские погранкордоны…»
17 июня 1940 года Красная армия заняла всю Латвию. В тот же день в Ригу приехал Вышинский в роли «особоуполномоченного Советского правительства для проведения в жизнь латвийско-советского договора о взаимопомощи».
С такими же поручениями в Литву отправился его коллега Деканозов, а в Таллин — Андрей Жданов. Кандидат в члены политбюро Жданов был старшим. Вышинский ездил к нему в Таллин, докладывал о своей работе. Вся власть уже сосредоточилась в руках советских представителей.
Советником полпредства в Литве был Владимир Семенов.
«Подготовленный мною в Каунасе проект закона о земельной реформе, — вспоминал он не без гордости, — был принят за образец по всем странам Прибалтики… Вообще, в Каунасе мне приходилось в те дни работать по трое суток, не выходя из кабинета: формировать состав правительства, разговаривать с кандидатами на замещение ключевых постов, вплоть до начальников крупных железнодорожных станций…»
На роль нового главы правительства Латвии Андрей Януарьевич выбрал микробиолога профессора Августа Кирхенштейна, который и не подозревал, что его бежавший в Советскую Россию брат Рудольф,
- 234 -
военный разведчик, кавалер ордена Красного Знамени, два года назад был расстрелян НКВД. Поляк Кирхенштейн пытался предложить вместо себя латыша Роберта Эйхе, который еще недавно занимал в Москве высокое положение. Кирхенштейн не знал, что и бывшего кандидата в члены политбюро, и наркома земледелия Эйхе тоже расстреляли.
18 июня Вышинский пришел к президенту Латвии Карлису Ульманису и представил ему список нового правительства, составленный в Москве. Президенту пришлось согласиться с условиями Сталина. Но и это правительство продержалось не долго — оно было нужно только на переходный период, чтобы избежать сопротивления латышей и латвийской армии.
17 июня такое же новое правительство (в соответствии со списком, привезенным из Москвы) было сформировано в Литве, 21 июня — в Эстонии.
21 июня мимо советского посольства в Риге прошла организованная коммунистами демонстрация в поддержку союза с Москвой. Эти люди верили, что только Советский Союз и его армия могут спасти Латвию от Гитлера. Вышинский стоял на балконе и с важным видом приветствовал демонстрантов. Многие латыши надеялись, что Латвия станет военным союзником СССР, но останется независимой. Однако 21 июля новый парламент Латвии без дебатов проголосовал за присоединение к Советскому Союзу. В республику прибыли оперативные группы НКВД. Практически сразу же начались массовые репрессии.
17 мая 1941 года нарком госбезопасности Всеволод Меркулов представил Сталину спецсообщение об итогах «операции по аресту и выселению антисоветского и уголовного и социально опасного элемента» из Литвы, Латвии и Эстонии. В трех республиках арестовали 14 467 человек, выселили — 25 711. Для небольших республик это огромная цифра. Кого не расстреляли, отправили в лагеря в Сибирь.
Офицеров латвийской армии демобилизовали и частично посадили, частично расстреляли, обвинив в шпионаже в пользу Германии или Англии — по выбору следователя местного райотдела НКВД. Депортировались не только бывшие полицейские и правительственные чиновники, но и представители интеллигенции, ничем себя не запятнавшие. Последняя предвоенная депортация произошла 14 июня 1941 года — за неделю до нападения Германии. Для Латвии, как и для других Прибалтийских республик, депортации стали трагедией, навсегда определившей отношение к Советскому Союзу.
- 235 -
СОВЕТЫ АЛЕКСАНДРУ ВЕРТИНСКОМУ
Вышинский участвовал в написании речи, с которой выступил в полдень 22 июня 1941 года Молотов, а может быть, и сам ее написал.
16 октября 1941 года эшелоны с сотрудниками Наркоминдела покинули Москву. До конца следующего года Вышинский вместе с аппаратом наркомата находился в Куйбышеве, куда эвакуировали все посольства. Молотов через два дня вернулся в Москву. Он находился рядом со Сталиным и решал более важные задачи. Вышинский же вел всю черновую работу.
В Куйбышеве Андрей Януарьевич превратился в важную фигуру. 6 ноября 1941 года он выступил с докладом на торжественном собрании, устроенном в здании Куйбышевского оперного театра. На следующий день стоял на трибуне рядом с маршалом Ворошиловым, который принимал парад. Вечером Вышинский был хозяином на приеме для дипломатического корпуса.
На дипломатическом поприще он расцвел. На публике появлялся исключительно в дипломатическом мундире стального цвета. Смотрелся хорошо и похож был на настоящего генерала. Вышинский являлся, наверное, самым образованным подручным Сталина, знал европейские языки, изящно объяснялся с иностранцами, которых следовало очаровать. Он владел языками — польским и французским свободно, немецким и английским вполне прилично. Обаятельный и остроумный, он нравился некоторым иностранным дипломатам, но в основном тем, кто ничего не понимал в советской жизни.
Более серьезные дипломаты, которые знали послужной список прокурора Вышинского, относились к нему плохо. Министр иностранных дел Англии признавался позднее:
— Когда я смотрю Вышинскому в глаза, мне кажется, что в любой момент из пасти этого чудовища может закапать кровь тысяч его жертв.
На руках Молотова было больше крови, но к нему все-таки могли испытывать уважение. А к Вышинскому — только презрение. Он был угодлив, очень любезен. Но старался ничего не решать. И все это знали. Иностранные дипломаты предпочитали обращаться к другим чиновникам Наркоминдела.
В Куйбышеве Вышинский принимал главу польского правительства в изгнании и главнокомандующего польской армией генерала Владислава Сикорского. Генерал пытался уговорить советские власти позволить находившимся на территории Советского Союза польским солдатам и офицерам сражаться против общего врага. Это были поляки, которые попали в советский плен после раздела Польши осенью 1939 года и избежали расстрела в Катыни. В начале декабря 1941 года возле Саратова был устроен парад армии генерала Владислава Андерса, сформированной из пленных поляков. Когда советские войска в сентябре 1939 года атаковали Польшу, Андерс командовал кавалерийской группой, в плен его взяли тяжелораненым.
«Приехал Сикорский, его сопровождал Вышинский, — вспоминал потом Илья Эренбург. — Не знаю, почему для такой оказии выбрали именно Вышинского? А я вспоминал его на процессе в роли прокурора… Он чокался с Сикорским и сладко улыбался. Среди поляков было много людей угрюмых, озлобленных пережитым; некоторые не могли удержаться — признавались, что нас ненавидят… Сикорский и Вышинский называли друг друга «союзниками», а за любезными словами чувствовалась неприязнь».
Сражаться против Гитлера можно было вместе с советскими войсками. Но поляки хотели уехать. В конце концов Сталин их отпустил…
Впрочем, за Вышинским числятся и благие дела: он помог впервые в советские времена издать Библию, вернуться на родину Александру Вертинскому и даже давал певцу советы, как обратить на себя
- 236 -
внимание Сталина.
В военные годы Вышинский был еще и руководителем лекционного бюро при Комитете по делам высшей школы. В 1944 году он перестал быть заместителем главы правительства, но вовсе не потерял доверия Сталина. К шестидесятилетию он получил орден Ленина. Юбилей отметил в Алжире, где заседала союзная контрольная комиссия по вопросам Италии. Вышинский представлял в комиссии СССР.
«Вышинский показался мне агрессивным, но симпатичным, — вспоминал американский генерал Уолтер Беделл Смит, начальник штаба войск союзников. — Седина, голубые глаза, умение владеть собой, интеллигентная внешность создают прекрасное впечатление при первом знакомстве. У Вышинского есть обезоруживающее чувство юмора, его быстрый ум юриста наслаждается спором, который он иной раз затевает просто для удовольствия. При желании он может быть очаровательным. Но я быстро обнаружил, что, когда мы переходим к делам, он становится грубым и свирепым».
В Алжире советская делегация приехала со своей прислугой. Ужин подавала рослая блондинка, которую все называли Валей. Смит, полагая, что официантка не знает английского, одобрительно бросил своему подчиненному:
—Фигуристая девочка.
—Вы тоже не худышка, — немедленно откликнулась она на прекрасном английском.
На Ялтинской конференции лидеров стран антигитлеровской коалиции в феврале 1945 года Вышинский сидел рядом со Сталиным и Молотовым. Затем Сталин дал ему особое поручение — поехать в Румынию, вручить румынскому королю Михаю редкий орден Победы и, как когда-то в Латвии, сформировать новое правительство. Молодой король Михай стойко сопротивлялся. Вышинский посмотрел на часы и сказал:
— У вас есть сто двадцать пять минут на подписание указа. Если вы этого не сделаете, мы не можем гарантировать свободное существование румынского народа.
Король капитулировал, правительство возглавил устраивавший Москву доктор Петру Гроза.
Вопрос о судьбе Румынии возник 16 сентября 1945 года в Лондоне, где Молотов беседовал с госсекретарем США Джеймсом Бирнсом:
«Бирнс считает, что дальнейшее сотрудничество Советского Союза и Соединенных Штатов является самым важным фактором в мире. Всякий раз, когда возникает вопрос, по которому между США и Советским Союзом имеются разногласия, обе стороны должны, по крайней мере, облечь эти разногласия в такую форму, чтобы она не повредила общему делу. Во-первых, у Молотова не должно быть никаких сомнений, что Соединенные Штаты желают, чтобы соседние с СССР страны в Европе были дружественно настроены к СССР.
Молотов отвечает, что он не будет скрывать, что у Советского Правительства имеются сомнения в этом. Советскому Правительству непонятно, почему англичане и американцы поддержали враждебное Советскому Союзу Правительство Радеску и не поддерживают дружественное Советскому Союзу Правительство Грозы…
Бирнс говорит, что в Советском Союзе и в Соединенных Штатах обычаи различны и что нужно проявлять терпимость в этом отношении. Если Молотов подумает о том, как народ в Соединенных Штатах представляет себе свободные выборы, то он поймет его, Бирнса, когда Бирнс скажет, что Правительство Грозы было создано при таких обстоятельствах, что это произвело очень плохое впечатление в Америке, где принято считать, что Вышинский приказал королю в течение двух часов уволить правительство и поручить Грозе сформировать новое…
- 237 -
Молотов отвечает, что польский вопрос в течение почти полутора лет портил отношения между нашими странами. В Польше существовало два правительства. Означает ли американское предложение, что Американское Правительство хочет иметь два правительства в Румынии?..»
19 сентября переговоры о Румынии продолжились. Запись беседы свидетельствует о полном несовпадении мнений.
Госсекретарь Бирнс: «Правительство США никогда не признавало нынешнего Румынского Правительства, и Молотов об этом знает. С момента образования этого правительства Правительство США отказалось его признать, потому что Вышинский, которого Бирнс лично весьма уважает, пришел к королю и заявил, что нужно в 24 часа создать новое Правительство, которое должен возглавить Гроза…»
Советский нарком: «Молотов благодарен за то, что Бирнс так хорошо отозвался о Вышинском, он этого заслуживает, но Бирнс преувеличивает его роль в событиях в Румынии. Говоря, так сказать, «по секрету», он, Молотов, может сообщить Бирнсу, что Вышинский помогал образованию нового правительства, но если бы Советское Правительство не вмешалось, то в Румынии возникла бы опасность беспорядков и опасность перерастания их в гражданскую войну… То же самое делают американцы и англичане в Италии, и Советское Правительство не мешает им. В побежденной, особенно в соседней, стране Советский Союз должен иметь какое-то влияние…»
Джеймс Бирнс: «Как Молотов помнит, на Ялтинской конференции Союзники договорились о политике в освобожденной Европе. Было решено, что в освобожденных странах будут учреждены временные правительства, в которых будут представлены все демократические элементы и которым будет вменено в обязанность провести свободные выборы… Если Молотов подумает, то он, может быть, согласится изменить состав Румынского правительства так, чтобы весь мир верил, что выборы в Румынии будут свободными».
Молотов: «Советское Правительство не пойдет на изменение состава Румынского Правительства, поскольку это было бы вмешательством во внутренние дела Румынии. Советское правительство, кроме того, убеждено в демократическом характере Румынского Правительства, пользующегося поддержкой подавляющего большинства румынского народа».
Договориться не удалось.
9 мая 1945 года акт о капитуляции Германии подписывали военные — представители армийпобедительниц четырех стран. От Советского Союза — маршал Жуков. А рядом с ним за столом сидел Андрей Януарьевич Вышинский, как личный представитель Сталина. Он прилетел прямо к подписанию.
На аэродроме Темпельхоф, очищенном от обломков, с засыпанными на взлетном поле воронками, ждали союзников. Тренировался почетный караул. Оркестр наигрывал «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля». Вдруг сел темно-зеленый «дуглас» с красной звездой на фюзеляже, и появился заместитель наркома иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский. Среди встречавших находился военный корреспондент и известный в ту пору поэт Евгений Аронович Долматовский.
«Это был человек, которого я давно и люто ненавидел, — вспоминал Евгений Долматовский. — И надо же было в этот счастливый, в этот мой прекрасный День Победы увидеть эту зловещую фигуру…
Еще до революции он с отцом был в одной гильдии — адвокаты, потом в середине 20-х годов сотрудничали как юристы. Я видел его у нас дома, он приходил в гости с дочерью Зинаидой, отца не называл иначе, как ласково «Ароша». Потом они выступали на Шахтинском процессе, на процессе «Метрополитен Виккерс» — Вышинский как государственный обвинитель, а отец как защитник обвиняемых иностранцев…
- 238 -
Вышинский главенствовал в юридической науке и, бывало, присылал отцу письма по старой традиции, обращаясь на «ты», просил найти какое-то положение римского права или вспомнить старый юридический казус.
Неудивительно, что, когда несчастье обрушилось на наш дом, мы с матерью искали возможность обратиться к генеральному прокурору за помощью. Все письма Андрея Януарьевича к отцу по счастливой случайности никому не попались на глаза при обыске и остались у мамы. Нам казалось, что это залог спасения отца… Он узнает маму, обрадуется… Ведь жена старого друга, арестованного по недоразумению».
Жена друга-поэта, работавшая в приемной, провела Долматовских в приемную.
«Я привинтил орден и боевую медаль: пусть старый друг отца, гладивший меня в детстве по головке, удивится и растрогается. Он освободит отца.
Мы вошли в кабинет генерального прокурора… За его столом стоял молодой командир, по-видимому охранник. Жена поэта доложила:
— К вам старые знакомые.
Вышинский сверкнул очками, закричал на нас:
—Я вас не знаю. Кто пропустил? Что вам здесь надо?
—Вот ваши письма к моему мужу, дорогой Андрей Януарьевич. Он незаконно арестован.
—Какие письма? Дайте их сюда.
Мама протянула через стол пачку писем старого друга:
— Вы же знаете, что он не может быть контрреволюционером! Произошло недоразумение.
Вышинский быстрым движением руки схватил письма, почти вырвал пачку из маминых рук. Не читая, как-то суетливо он стал рвать письма на мелкие клочки, на кусочки и одним движением смахнул их в корзину под столом.
— Я не знаю никакого Арошу. Я не знаю вас. Как вы сюда попали? Уходите прочь…»
Вышинский остался в Германии политическим советником Жукова. Он же возглавил правительственную комиссию по Нюрнбергскому процессу, что утвердила перечень вопросов, которые не должны были обсуждаться на суде. Андрей Януарьевич следил за тем, чтобы ни слова не было сказано о секретных протоколах 1939 года и о расстреле поляков в Катыни. Союзники ради сохранения единства держав-победительниц согласились не обсуждать эти темы. Когда кто-то из обвиняемых или их адвокаты упоминали Катынь или секретные договоренности Гитлера и Сталина, им приказывали замолчать.
Вождь все больше полагался на таланты Вышинского, все чаще звонил Андрею Януарьевичу. Помехи при телефонном разговоре воспринимал настороженно: не подслушивают ли его разговоры?
28 сентября 1945 года Берия доложил Сталину о результатах проверки телефонного аппарата Вышинского:
«Осмотром установлено, что у микротелефонной трубки аппарата «продувание» капсюля микрофона оказалось ненормальным в результате того, что капсюль и внутренние стенки крышки микрофона были влажными с наличием капель воды, что и явилось причиной плохой слышимости.
Для предупреждения подобных случаев в дальнейшем произведена замена аппарата другой конструкции с прямой микротелефонной трубкой, обеспечивающей меньшее попадание влаги в микрофон.
- 239 -
Линия абонента оказалась в нормальном состоянии».
В послевоенные годы, особенно когда приступила к работе Организация Объединенных Наций, расцвел ораторский дар Вышинского. Он мог говорить часами, — сказывалась прокурорская закалка. Его речи с профессиональной точки зрения производили впечатление — он непринужденно оперировал редкими историческими примерами, латынью, пословицами и афоризмами. Но вел он себя как в суде. Он вовсе не пытался объяснить свою позицию, чтобы найти возможность компромисса и договориться.
Британский дипломат Шоукросс так отозвался о стиле Вышинского:
— Когда советская делегация протягивает оливковую ветвь мира, она делает это столь агрессивным способом, будто рассчитывает отбить у других желание принять ее.
Поэтому иностранцы ему не доверяли и серьезных переговоров с ним не вели. Воспринимали его просто как оратора.
- 240 -