Млечин/МО/МИДЫ
.pdfИ даже новый министр иностранных дел Андрей Громыко, выдвиженец и любимец Молотова, обязанный ему своей фантастической карьерой, сказал, что картина выступающего Молотова — это жалкое зрелище, что Молотов хотел вылить грязь на голову Хрущеву, а сам вывозился в этой грязи с ног до головы…
Черту под обсуждением поведения Молотова подвел первый секретарь Московского обкома Иван Васильевич Капитонов:
— Если бы Молотов изредка бывал на наших предприятиях, в колхозах, совхозах, то он бы убедился в своей неправоте. Поэтому я считаю, товарищи, что Молотов не может оставаться в президиуме ЦК, в членах ЦК и в рядах нашей партии.
Зал аплодировал и кричал:
— Правильно!
Молотов, Маленков, Булганин, Каганович думали, что партия автоматически примет их точку зрения, и ошиблись. И ведь, казалось бы, разумные вещи говорили они в 1957 году: формируется культ личности Хрущева, нужна демократия и коллегиальность в партии, лозунг «Догнать и перегнать Америку по мясу и молоку» просто глупый… Но никто не стал их слушать, как они прежде не слушали других, пытавшихся критиковать партийный аппарат и вождей.
Первые секретари обкомов не хотели никакого либерализма, но еще больше они боялись возвращения к сталинским временам, когда никто не был гарантирован от ареста. Молотов и другие в их глазах олицетворяли именно такую жизнь. Поэтому июньский пленум поддержал Хрущева. Никита Сергеевич тоже не у всех вызывал симпатии, но он открывал дорогу наверх молодому поколению, освобождая кабинеты от прежних хозяев.
Молотов так и не разобрался в характере партийного функционера. Всю жизнь занимался партийной работой, а сути созданной им же самим партийной системы так и не понял. Он был вечно вторым человеком и не мог стать первым.
Твердокаменный Молотов единственный из всех никаких ошибок за собой не признал. Но это уже не имело никакого значения.
29 июня 1957 года пленум ЦК КПСС принял пространное постановление «Об антипартийной группе Маленкова Г.М., Кагановича Л.М., Молотова В.М.».
О Молотове говорилось отдельно:
«В области внешней политики эта группа, в особенности тов. Молотов, проявляла косность и всячески мешала проведению назревших новых мероприятий, рассчитанных на смягчение международной напряженности, на укрепление мира во всем мире.
Тов. Молотов в течение длительного времени, будучи министром иностранных дел, не только не предпринимал никаких мер по линии МИД для улучшения отношений СССР с Югославией, но и неоднократно выступал против тех мероприятий, которые осуществлялись Президиумом ЦК для улучшения отношений с Югославией. Неправильная позиция тов. Молотова по югославскому вопросу была единогласно осуждена Пленумом ЦК КПСС в июле 1955 года «как не соответствующая интересам Советского государства и социалистического лагеря и не отвечающая принципам ленинской политики».
Тов. Молотов тормозил заключение государственного договора с Австрией и дело улучшения отношений с этим государством, находящимся в центре Европы… Он был также против нормализации отношений с Японией… Он выступал против разработанных партией принципиальных положений о возможности предотвращения войн в современных условиях… Он отрицал целесообразность установления
- 311 -
личных контактов между руководящими деятелями СССР и государственными деятелями других стран, что необходимо в интересах достижения взаимопонимания и улучшения международных отношений».
Был еще абзац, который решили не публиковать, — о причастности Молотова и других к массовым репрессиям: «Они рассчитывали путем захвата ключевых позиций в партии и государстве скрыть следы своих прошлых преступных действий…»
Помимо постановления ЦК, разосланного по обкомам, составили письмо ЦК, которое зачитывалось на партийных собраниях. Там тоже говорилось о Молотове: «Нельзя считать случайным, что участник антипартийной группы тов. Молотов, проявляя догматизм и косность, не только не понял необходимости освоения целинных земель, но и сопротивлялся делу подъема 35 миллионов гектаров целины, которое приобрело такое огромное значение в экономике нашей страны».
- 312 -
ДАН ПРИКАЗ ЕМУ НА ВОСТОК
Все противники Хрущева были выброшены из политики. Маленкова отправили директором гидроэлектростанции в Усть-Каменогорск на Алтае, Кагановича — управляющим трестом «Союзасбест» в город Асбест Свердловской области. Они находились под наблюдением местных органов КГБ. Генераллейтенант Павел Анатольевич Судоплатов, бывший начальник одного из управлений НКВД, был арестован после крушения Берии. Его тоже судили как бериевца. Он писал, что после суда, осенью 1958 года, его привели в кабинет председателя КГБ Ивана Серова. Тот сказал:
— Вас отправят во Владимирскую тюрьму. Если вы вспомните там о каких-нибудь подозрительных действиях или преступных приказах Молотова и Маленкова, сообщите мне.
Это означало, что снятием с должности дело не ограничится. Но сразу раздавить своих соперников Никита Сергеевич не решился.
По сообщениям местных партийных органов и КГБ Хрущев знал, что в стране не очень одобрительно отнеслись к решениям июньского пленума ЦК. Многие не понимали, почему, собственно, по отношению к известным в стране людям приняты такие суровые меры? В чем же они все-таки виноваты? Люди хотели узнать факты, подтверждающие вину членов «антипартийной группы», а в газетах были одни пустые слова.
В Куйбышеве люди просто сорвали городской митинг, который собрали, чтобы осудить «антипартийную группу», вспоминает Виталий Иванович Воротников, будущий член политбюро, а тогда секретарь парткома авиационного завода. Дело в том, что за два года до этого в Куйбышеве побывал Молотов.
«Встречали его на заводе восторженно, — пишет Воротников, — люди смели все ограждения, шумно приветствовали его как одного из соратников Ленина и Сталина. Все были в восторге от его простоты, доступности: пожал испачканную машинным маслом руку работницы в автоматном цехе, с интересом слушал объяснения слесаря Володи Бермана в монтажке нашего цеха, интересовался жильем мастера в сборочном цехе, спросил о заработке, состоянии снабжения в городе. Все это было необычно и ново для нас».
Когда Хрущев в 1957 году обвинил Молотова в том, что он превратился в партийного барина, не знает жизни народа, и этот тезис на городском митинге в Куйбышеве повторил секретарь горкома, толпа зароптала:
— Это неправда! Молотов был на нашем заводе. Мы не верим Хрущеву!
Молотова первоначально хотели сделать послом в Норвегии, запросили агреман. Но потом передумали. 3 августа 1957 года на заседании президиума решили отправить в Монголию. Другие страны уклонились от чести принять у себя опального сталинского соратника, а монгольский лидер Юмжагийн Цеденбал, которому позвонил сам Хрущев, ни в чем не мог отказать Москве. Тем более что Вячеслав Михайлович был причастен к его утверждению главой государства.
Молотов рассказывал потом Феликсу Чуеву:
— Помню Чойбалсана. Малокультурный, но преданный СССР человек. После его смерти надо было кого-то назначать. Предлагали Дамбу… А он хитрый такой монгол, осторожный, по-русски не говорит. Одно это уже свидетельствует о том, что он для руководства не годится, — надо читать «Правду», «Коммунист». А Цеденбал выучился в Иркутском финансовом институте и там женился на русской.
Михаил Капица в те годы руководил дальневосточным отделом МИД.
- 313 -
«Молотов стал вроде бы моим подопечным. Тогда я убедился, насколько строг к себе и дисциплинирован этот уже немолодой человек (ему было 68 лет). Иногда он звонил по телефону ВЧ-связи, рассказывал о деле и просил позвонить Суслову. Я отвечал, что вопрос ясен, пусть действует. Он настаивал на том, чтобы получить указание Суслова».
Несмотря на всю свою осторожность, Молотов то и дело получал выговоры. Не прощалась ни одна мелочь. Вот пример. 25 сентября 1958 года в протоколе заседания президиума ЦК записали указание Министерству иностранных дел: «Вызвать Молотова и сказать, что поступил неправильно во время беседы с китайскими товарищами».
Через три года из Улан-Батора Молотова перевели в Вену и назначили представителем в Международном агентстве по атомной энергии. Карьерные дипломаты стремятся перебраться из Азии в уютную Европу. Но в Улан-Баторе была какая-то работа, а в Вене Молотов скучал. Но он не долго там просидел.
В Вене Хрущев и Молотов встретились в последний раз. В столице Австрии в начале июня 1961 года состоялась встреча Никиты Сергеевича с новым американским президентом Джоном Кеннеди. Хрущева встречали все советские дипломаты, в том числе представитель в МАГАТЭ Молотов. Он пришел на вокзал вместе с Полиной Семеновной.
Хрущев широко улыбнулся и приветственно сказал:
— А-а, Вячеслав Михайлович, здравствуйте, я вас очень рад видеть.
Но едва ли тому было приятно с ним встретиться. Судьба Молотова решилась через несколько месяцев, когда он обратился к руководству партии с очередной запиской. Вячеслав Михайлович напрасно напомнил о себе — вызвал раздражение. 7 октября на заседании президиума ЦК Хрущев сказал:
— Может быть, отозвать его из Вены? А если будет упорствовать, так и исключить из партии…
Молотова отозвали в Москву, а в феврале 1962 года первичная организация управления делами Совета министров исключила его из партии. Вячеслав Михайлович протестовал. Его дело разбирал Свердловский райком, потом Московский горком партии. Окончательное решение принял первый секретарь горкома Петр Нилович Демичев:
— Вы должны сдать ваш партийный билет.
Комитет партийного контроля при ЦК КПСС счел исключение правильным.
Молотов не смирился с исключением из партии и ежемесячно посылал в ЦК партийные взносы. За ним, как и за другими бывшими партийными руководителями, следили, разговоры записывались. Председателю КГБ Владимиру Ефимовичу Семичастному в 1962 году Хрущев поручил побеседовать с Кагановичем, который продолжал говорить о том, что его несправедливо отправили в отставку. Опытный Лазарь Моисеевич приехал на Лубянку с узелком, думая, что его посадят.
- 314 -
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА В ЦК
Железное здоровье и характер помогли Молотову пережить все неприятности. Он никогда ни о чем не жалел, не переживал, не корил себя за ошибки и потому легче других приспособился к пенсионной жизни.
Его внук, известный политолог Вячеслав Никонов говорил мне:
—Он начисто был лишен комплексов, интеллигентского самокопания. Он был бескомпромиссным. Настоящий большевик.
—Сожалел ли он о чем-нибудь? О своем участии в репрессиях?
—Нет. Он не менял взглядов. Революционеры — самые консервативные люди.
Сожалел Молотов только об аресте жены.
— Это была трогательная пара, — вспоминает Вячеслав Никонов, — дед чувствовал вину перед ней.
Александр Трифонович Твардовский записал в дневнике, как в больнице увидел супругов Молотовых:
«Мы — я, Кербель, Печерский — соступили с дорожки, на траву, при их приближении, «Зачем же — места хватит», — с готовностью заговорить, но и не навязываясь ни на секунду лишнюю, приостановились. Он без пиджака — опрятный, в рубашке и галстуке, она сухонькая, синенькая старушка с выправкой бывшей красавицы, с легкостью походки — ей 72 + перенесенная операция («та»). Врачи о них: интеллигентные люди, знающие слова «спасибо», «пожалуйста» и т. п.
Вспоминаю о том, что этот самый Вячеслав Михайлович, за руку которого она идет — образ любящей стариковской пары — до трогательности, — сидел в политбюро и подписывал все ужасные бумаги, когда она, Жемчужина, сидела «там». Сейчас приходят на память слова Черчилля из его воспоминаний: «Что, если бы я родился на свет Молотовым? Лучше бы мне вовсе не родиться на свет!»
После отставки Молотов перебрался в квартиру в известном доме для начальства на улице Грановского. Ему дали самую обыкновенную пенсию — сто двадцать рублей. Когда борьба с «культом личности Сталина» стала ослабевать, материальное положение Молотова улучшилось. Пенсию повысили до двухсот пятидесяти рублей, через некоторое время добавили еще пятьдесят.
Потом Молотов получил и талоны в так называемую столовую лечебного питания — закрытый продуктовый распределитель для начальства на той же улице Грановского. Дачу в правительственном поселке в Жуковке попросила в управлении делами Совета министров Полина Семеновна Жемчужина:
— Если вы его не уважаете, то вспомните, что я тоже была наркомом и членом ЦК.
Со временем за дачу стало платить государство. Женщину, которая готовила Вячеславу Михайловичу, оформили в штат дачной конторы поварихой. Посуду выдали бесплатно.
Молотов и на склоне лет в разговорах продолжал возвеличивать Сталина. Почему? Он был при Сталине вторым человеком. Если Сталин великий, то и он почти великий. Все бывшие члены политбюро, кроме Хрущева, сохранили рабское восхищение Сталиным. Даже изгнанные им, подвешенные на волоске, они с умилением вспоминали, что работали с великим человеком. Ведь это он вознес их на вершину власти.
Помимо поэта Феликса Чуева на даче в Жуковке у Молотова бывал и писатель Иван Стаднюк, который, слушая его рассказы, написал роман «Война». Иван Фотиевич, потрясенный общением с великим человеком, записывал за Молотовым каждое его слово. А Вячеслав Михайлович, по существу, диктовал
- 315 -
ему свое историческое алиби — он снимал с себя ответственность за сговор с Гитлером и за катастрофу 1941 года.
Молотову нравилось, когда его поклонники говорили, что они со Сталиным приняли страну с сохой, а оставили ее с атомной бомбой. И никогда Вячеслав Михайлович не думал о том, что они не смогли уберечь страну от страшной войны, не спасли миллионы людей, не подготовили армию к войне с Германией. Зато ради подготовки к войне с Соединенными Штатами окончательно искалечили страну. Да, Сталин с Молотовым оставили страну с большим количеством ракет и танков, но нищей и голодной и со всех сторон окруженной врагами.
Иван Стаднюк вспоминал:
— Каждый раз, когда мы усаживались за обеденный стол, Молотов находил удобную минуту и произносил тост за «великого продолжателя дела Ленина». Все вставали, поднималась и Жемчужина, чокаясь со всеми, добавляла какие-то слова, возвеличивающие Сталина.
Стаднюк спросил Молотова, правда ли, что он утвердил список из трехсот человек, приговоренных к расстрелу.
— Правда! — без колебаний ответил Молотов. — Я бы и сейчас подписал тот список, ибо знал, что все эти люди представляли собой. Никаких сомнений!
Вархивах сохранилось всего триста семьдесят два списка, которые утвердил Молотов. Это те, кого приговорила к смерти Военная коллегия Верховного суда в короткий период с февраля 1937 по сентябрь 1938 года — в общей сложности около пяти тысяч человек. Они реабилитированы.
Вконце жизни Молотов вдруг собрал письма Сталина, которые хранились у него дома, и сдал их в Центральный партийный архив. Не в ЦК, где они могли сгинуть, под сукно лечь, а в архив, где их зарегистрировали. Молотов успел после смерти Сталина почистить архив — у него была такая возможность, пока он оставался членом президиума ЦК. А сталинские письма сохранил, хотя обязан был их сдать, тем более что некоторые из них вообще были адресованы не ему, а Томскому или Бухарину. Хранение их было опасным делом при Сталине, который не любил, когда подписанные им бумаги оказывались в чужих руках.
Письма подобраны так, что в них для Сталина мало лестного. Он все время пишет — расстреляйте столько-то людей, расстреляйте еще, причем как бы между делом… Нет разменной монеты? Расстреляйте несколько кассиров, сразу деньги появятся. Нет мяса? Расстреляйте тех, кто занимается поставками мяса. Совсем уж фанатичный сталинист такие письма предавать гласности бы не спешил. Молотов, видно, хотел несколько отделить себя от Сталина, хотя никогда об этом не говорил.
Сам о себе он был очень высокого мнения. Когда его спрашивали, пишет ли он воспоминания, отвечал:
— Почему я должен писать мемуары? Сталин и Ленин не писали.
Он чувствовал свою принадлежность к великим мира сего и равнял себя только с Лениным и Сталиным. Остальные были пигмеями.
Полина Семеновна Жемчужина умерла весной 1970 года. Для него это был тяжелый удар. Панихида прошла в клубе «Красный Октябрь». Пришел бывший глава советского правительства Николай Александрович Булганин. Играл оркестр, который исполнил гимн Советского Союза.
Поминая жену, Молотов говорил:
—Мне выпало большое счастье, что она была моей женой. И красивая, и умная, а главное —
-316 -
настоящий большевик, настоящий советский человек. Для нее жизнь сложилась нескладно из-за того, что она была моей женой. Она пострадала в трудные времена, но все понимала и не только не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают, ибо тот, кто очерняет Сталина, будет со временем отброшен как чуждый нашей партии и нашему народу элемент.
Молотов не изменил свои взгляды ни на йоту. Оказавшись за одним столом с классиком советской литературы Леонидом Максимовичем Леоновым, вдруг спросил его:
—А как случилось, что вы написали антипатриотический рассказ «Евгения Ивановна»?
—Почему антипатриотический? — Лицо Леонова покрылось розовыми пятнами. — Я с вами согласиться не могу!
—В прежние времена мы бы вас строго наказали за это. — Лицо Молотова тоже побагровело.
Когда генеральным секретарем в 1984 году стал Константин Устинович Черненко, он решил, что Молотова надо восстановить в партии. Его поддержал Громыко. За Молотовым прислали две машины. Во второй был врач — в ЦК побаивались: а ну как с ним что-нибудь случится в самый неподходящий момент? Партийным чиновникам в голову не пришло, что Молотов переживет и самого Черненко, которому он в отцы годился.
Вячеслава Михайловича доставили на Старую площадь, где он не был двадцать с лишним лет. Черненко сам сообщил Молотову, что он вновь является полноправным членом партии и на днях ему выпишут новый партбилет. По этому случаю Молотов позволил себе выпить шампанского.
—Почему же после стольких лет существования советской власти жизнь все еще плохая? — спрашивал его Феликс Чуев.
—Пока империализм существует, народу очень трудно улучшать жизнь, — объяснил Молотов. — Нужна оборонная мощь и многое другое. Надо многое построить. От третьей мировой войны мы не застрахованы… А очень многие думают так: только бы мир, только мир! Лишь бы не было войны. Вот это хрущевская недальновидная точка зрения. Она очень опасна. Нам надо думать о подготовке к новым войнам…
Почти до последних дней он был в полном порядке. Но совсем незадолго до смерти он, прочитав «Правду», вдруг потребовал:
— На пять часов пригласите ко мне Шеварднадзе.
Он, видимо, вновь почувствовал себя главой правительства, человеком, отвечавшим за внешнюю политику страны. Домашние надеялись, что он забудет о своей просьбе. Но в пять часов он надел костюм, галстук. Пришлось сказать, что министр иностранных дел Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе очень занят и не может приехать…
Молотов заболел воспалением легких. Его положили в Центральную клиническую больницу 4-го Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР. Но врачи уже были бессильны. 8 ноября 1986 года он скончался. Когда «Известия» и «Вечерняя Москва» коротко сообщили о смерти на девяносто седьмом году персонального пенсионера союзного значения Вячеслава Михайловича Молотова, многие с удивлением узнали, что он прожил так долго.
- 317 -
Часть третья
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ПРИ ХРУЩЕВЕ И БРЕЖНЕВЕ
Глава 7
ДМИТРИЙ ТРОФИМОВИЧ ШЕПИЛОВ. НИ К КОМУ НЕ ПРИМКНУВШИЙ
Почти забытый ныне Дмитрий Трофимович Шепилов был министром иностранных дел всего ничего — с 1 июня 1956 года по 14 февраля 1957-го — восемь с половиной месяцев. Но он — один из самых интересных политиков советского времени. У него была яркая, хотя и весьма недолгая карьера. В 1957 году он осмелился покритиковать Хрущева. Его исключили из партии, лишили работы и даже выкинули из квартиры. В историю он вошел дурацкой формулой «и примкнувший к ним Шепилов», хотя он ни к кому не примыкал, был человеком самостоятельным, за что и пострадал.
Повернись судьба иначе — и не Леонид Ильич Брежнев, а Дмитрий Трофимович Шепилов вполне мог стать главой партии и государства. Между Брежневым и Шепиловым было немало общего. Почти ровесники. И Брежнев и Шепилов вернулись с войны в генеральских погонах, что выгодно отличало их от просидевших всю войну в тылу других руководителей страны. Молодые и крепкие Брежнев и Шепилов сильно выделялись среди пузатых, низкорослых, каких-то физически ущербных членов политбюро.
ИБрежневу и Шепилову приятная внешность помогла в карьере. Сталину — особенно в старости
—нравились красивые, статные, молодые генералы. Сталин, а затем Никита Хрущев продвигали и приближали и Брежнева и Шепилова. В 1957 году Брежнев и Шепилов были уже секретарями ЦК и кандидатами в члены президиума ЦК. Еще одна ступенька, еще один шаг — и они уже небожители. Оба были не сухарями, не аскетами, а жизнелюбами, пользовались успехом у женщин. На этом общее между ними заканчивается, и пути их расходятся.
Брежнев был любителем домино и застолий с обильной выпивкой, свой в компании коллегпартсекретарей. Профессор Шепилов, экономист по профессии, прекрасно разбирался в музыке, театре, литературе. При любом удобном случае Шепилов все бросал и бежал в Большой театр на премьеру. Бывший глава Союза композиторов Тихон Хренников, который дружил с Шепиловым, вспоминает о его высокой музыкальной культуре, о том, что он ценил и уважал людей искусства и сам прекрасно пел…
Шепилов был обаятельным и красивым человеком. Он располагал к себе с первого взгляда. Шепилов был и оратором — тоже большая редкость для советских лидеров послереволюционного периода. Однако Леонид Брежнев оказался более умелым политиком. В решающую минуту в борьбе за власть он безошибочно встал на сторону победителя. А Шепилов поступил так, как считал справедливым и честным, то есть остался, в сущности, наивным человеком, хотя уже не раз был бит жизнью.
- 318 -
В ОЖИДАНИИ АРЕСТА
Дмитрий Трофимович Шепилов родился в Ашхабаде, где его отец работал токарем в железнодорожном депо. С детства любил петь, потом у него сформировался красивый баритон. Его отец был верующим человеком, и Дмитрий пел в церковном хоре. Когда семья переехала в Ташкент, он играл в школьно-театральном коллективе при городском отделе народного образования.
Утром будущий секретарь ЦК подрабатывал в табачной мастерской, где делали гильзы для папирос, днем учился в школе, вечером бежал в театр, где ставились музыкальные пьесы. Страсть к театру была настолько велика, что он даже поступил на работу помощником гримера в оперный театр. Он поклонялся Чайковскому и Рахманинову. Шепилов мог пропеть десяток опер и помнил наизусть около сотни романсов,
судовольствием исполнял их до конца жизни.
В1922 году Дмитрий Шепилов приехал в Москву учиться и через четыре года окончил факультет общественных наук Московского университета. Курс уголовного процесса читал Андрей Януарьевич Вышинский. Он же вел и семинар, в котором занимался Дмитрий Трофимович. Пока учился, Шепилов подрабатывал разгрузкой дров на железной дороге или сортировкой сырья на кожевенных заводах. Он получил назначение в Сибирь и работал прокурором суда Якутской АССР. Через два года переехал в Смоленск, где стал старшим помощником прокурора Западной области.
В1929 году он вернулся в Москву, и его взяли старшим научным сотрудником в Институт техники управления при Наркомате рабоче-крестьянской инспекции. Он стал писать статьи о сельском хозяйстве и в 1931 году поступил в Аграрный институт красной профессуры. Одновременно стал работать научным редактором сельскохозяйственного отдела Большой советской энциклопедии, ответственным секретарем журнала «На аграрном фронте», а еще преподавал политическую экономию в Агрономическом институте Московской сельскохозяйственной академии имени Тимирязева. Он с удовольствием тащил на себе этот огромный воз, все успевал, а преподавал просто с удовольствием. Ему нравилось читать лекции, и слушали его со вниманием.
В1933 году Шепилова направили начальником политотдела животноводческого совхоза в Чулымский район Западно-Сибирского края. Но такими кадрами не разбрасывались и надолго на периферию не отпускали. Уже через два года его вернули в столицу и сразу взяли в аппарат ЦК партии заместителем заведующего сектором науки сельскохозяйственного отдела ЦК. Вскоре сектор передали в состав отдела науки ЦК. Одновременно Шепилов стал преподавать в Аграрном институте красной профессуры, который сам недавно окончил.
Однако в ЦК он проработал не долго. Заведующего отделом науки Карла Яновича Баумана, бывшего кандидата в члены политбюро и секретаря ЦК, посадили (он умрет в тюрьме). Аппарат отдела разогнали. Шепилова назначили ученым секретарем и заведующим сектором в Институте экономики Академии наук, где уже работал другой будущий министр иностранных дел СССР — Андрей Андреевич Громыко, тоже специалист по политэкономии. Громыко вскоре взяли в Наркомат иностранных дел, а Шепилов остался заниматься наукой. Почти на два десятилетия их судьбы разошлись.
Шепилов женился на Марьяне Унксовой. Ее мать, Анна Николаевна Унксова, работала в женотделе ЦК. Отчим — Гаральд Иванович Крумин редактировал газету «Экономическая жизнь».
«Дмитрий Шепилов, — вспоминала Муза Васильевна Раскольникова, — был очень серьезный и трудолюбивый человек, настоящий рабочий парень. Высокого роста, с темными глазами на неулыбчивом лице, он сразу привлек Марьяну, когда я их познакомила… Марьяна сразу увлеклась им, и года через два они поженились…»
- 319 -
В годы репрессий у Шепилова взяли сестру жены с мужем (они оба работали в Госплане), потом родителей жены. Его тесть, Гаральд Крумин, перед арестом был главным редактором «Известий», теща, Анна Унксова, — секретарем Воскресенского райкома партии в Московской области. Самого Дмитрия Трофимовича тоже привезли на Лубянку, допросили, грозили посадить, но отпустили. Ему выпал счастливый билет.
Шепилов стал доктором экономических наук и профессором, секретарем журнала «Проблемы экономики» и еще научным редактором в Большой советской энциклопедии. Одновременно он преподавал в Высшей партийной школе при ЦК партии и в Московском институте советской кооперативной торговли.
Война изменила все в его жизни. В 1941 году он ушел рядовым в ополчение — в дивизию, сформированную Киевским райкомом столицы. В кровавых боях под Ельней наспех собранное ополчение было почти полностью уничтожено. Шепилов с трудом вышел из окружения. После этого его взяли в кадровую армию, дали офицерское звание, назначили инструктором в политотдел дивизии. Там, на фронте, Шепилов был на месте. Писатель Борис Горбатов сказал о Шепилове: «Это был солдат из профессоров и генерал из солдат».
Дмитрий Трофимович стал начальником политотдела дивизии после уникального для армии собрания работников политотдела, которые единодушно заявили, что их начальником должен стать Шепилов. И прежний начальник политотдела согласился с общим мнением, перешел к Шепилову заместителем, а ГлавПУР утвердил эту кадровую рокировку.
В боях под Сталинградом Шепилов был уже начальником политотдела 24-й армии, переименованной позже в 4-ю гвардейскую. После Сталинграда армию включили в состав Воронежского фронта. Там Шепилов познакомился с членом военного совета фронта Никитой Сергеевичем Хрущевым.
А в конце 1944 года Шепилов стал членом военного совета армии, с которой дошел до Вены. В марте сорок пятого ему присвоили звание генерал-майора. Тогда ему просто было приятно почувствовать на плечах вес генеральских погон, а в конце жизни это высокое воинское звание окажется для него спасительным. Впрочем, своей судьбы никому не дано предвидеть…
В оккупированной Австрии Дмитрий Трофимович позаботился о восстановлении Венской оперы. Приказал реставрировать дворец Хофбург, где открылся Дом офицеров. Он пригласил в Вену Ивана Козловского, и знаменитый лирический тенор пел перед советскими офицерами. Шепилов был награжден достойными орденами — Кутузова I степени, Богдана Хмельницкого I степени, Суворова II степени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды и двумя орденами Боевого Красного Знамени.
- 320 -