Млечин/МО/МИДЫ
.pdf«ГАРМОНИСТ» И ДРУГИЕ ВОЖДИ
После войны Шепилова отозвали в Москву и назначили заместителем начальника управления пропаганды и агитации Главного политического управления Вооруженных сил СССР. Но очень быстро, в августе того же 1946 года, он был переведен в газету «Правда» и возглавил отдел пропаганды.
Он попал в идеологическую сферу, где в последние сталинские годы шли бесконечные подковерные схватки между членами политбюро, и потому уцелеть было трудно. Дмитрий Трофимович оказался в кругу идеологических аппаратчиков, которые, как он сам говорил, «принципов и убеждений не имели, прославляли любого, кого предписывалось прославлять, и предавали анафеме тоже любого, кого приказывалось предать».
В 1946 году аппарат ЦК был радикально реформирован. Многие отделы вообще ликвидировали, остальные вошли в два крупных управления — кадров, а также пропаганды и агитации. Управлением кадров руководил только что избранный секретарем ЦК и членом оргбюро ЦК Алексей Александрович Кузнецов. Сталин перевел его из Ленинграда. Кузнецов отличился во время обороны города, и ему прочили большую карьеру.
Начальником управления пропаганды и агитации стал Георгий Федорович Александров, который долго работал в исполкоме Коминтерна и в аппарате ЦК. Еще во время войны в служебных бумагах, адресованных членам политбюро, Александров писал о необходимости очистить культуру от евреев, докладывал: «В искусстве преобладают нерусские люди (преимущественно евреи)». Осенью 1943 года знаменитую актрису Фаину Раневскую не утвердили на одну из ролей в фильме «Иван Грозный», потому что «семитские черты у Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах».
Курировал управление пропаганды член политбюро Андрей Александрович Жданов, недавний хозяин Ленинграда. Считается, что Жданов переводил в Москву ленинградские кадры и, в частности, покровительствовал Кузнецову. На самом деле между ними сложились очень непростые отношения. Жданов увлекался горячительными напитками. В начале войны у него произошло то, что вежливо именуется нервным срывом. Он не мог работать, ему нельзя было появляться на людях. Кузнецов, второй секретарь Ленинградского горкома и член военного совета Ленинградского фронта, вынужден был изолировать Жданова в его резиденции и взял на себя руководство осажденным городом.
После войны Сталин забрал Кузнецова в Москву, потому что ему нужны были молодые и деятельные люди. Жданову это не понравилось. В аппарате ЦК недавний подчиненный оказался его соперником. Между ними началась борьба за влияние. Сначала преимущество было на стороне более опытного и старшего по партийному званию Жданова, автора громких идеологических постановлений, которые во многом определили духовную атмосферу в стране после войны.
Самые знаменитые из них появились в 1946 году — «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (от 14 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (от 4 сентября). В результате Анна Ахматова и Михаил Зощенко были исключены из Союза писателей, а вторая серия фильма «Большая жизнь» за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей» была запрещена. Эти постановления перечеркивали надежды интеллигенции на то, что после войны прежние репрессии будут забыты и настанут более свободные и либеральные времена.
Жданов и Александров подготовили еще одно постановление ЦК: «О подготовке и переподготовке партийных и советских работников». Оно требовало, чтобы все аппаратчики прошли через систему партийного образования. Это ставило управление пропаганды над управлением кадров. На основе этого постановления была создана Академия общественных наук при ЦК, перестроена работа Высшей партийной
- 321 -
школы и Военно-политической академии. Шепилов, которому газетной работы казалось мало, сразу начал преподавать политэкономию и в Академии общественных наук при ЦК, и в Военно-политической академии.
Жданову же было поручено председательствовать на заседаниях оргбюро и руководить работой секретариата ЦК, что означало: он стал вторым после Сталина человеком в партийной иерархии. Но такое возвышение не могло не вызвать ревности коллег.
«Он неплохо играл на гармони и на рояле, — пишет Хрущев. — Мне это понравилось. Каганович же о нем отзывался презрительно: «Гармонист…» Каганович часто ехидно говорил:
— Здесь и не требуется большого умения работать, надо иметь хорошо подвешенный язык, уметь хорошо рассказывать анекдоты, петь частушки, и можно жить на свете.
Признаться, когда я пригляделся к Жданову поближе, в рабочей обстановке, стал соглашаться с Кагановичем. Действительно, когда мы бывали у Сталина (в это время Сталин уже стал пить и спаивать других, Жданов же страдал такой слабостью), то, бывало, он бренчит на рояле и поет, а Сталин ему подпевает. Эти песенки можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя. Их могли лишь крючники в кабаках петь, а больше никто…»
На ужинах, которые устраивал Сталин, он сажал рядом с собой Жданова и назначал его тамадой. Правда, всякий раз говорил Андрею Александровичу, когда и за кого пить, а иногда и буквально диктовал текст тоста.
Хрущев и Каганович, потом и кровью пробившиеся наверх, не любили Жданова, которому, как им казалось, слишком легко далось возвышение по партийной лестнице. Завидовали ему — как без этого!
«У Жданова было некоторое ехидство с хитринкой, — пишет Хрущев. — Он мог тонко подметить твой промах, подпустить иронию. С другой стороны, чисто внешне, на всех пленумах он сидел с карандашом и записывал. Люди могли подумать: как внимательно слушает Жданов все на пленуме, записывает все, чтобы ничего не пропустить. А записывал он чьи-то неудачные обороты речи, потом приходил к Сталину и повторял их…»
Подкоп под Жданова начался с атаки на его главного подчиненного — начальника управления пропаганды Георгия Александрова.
«Неопределенность, почти безликость и была главной, отличительной его чертой, — вспоминал Александрова один из руководителей Югославской компартии Милован Джилас. — Он был невысок, коренаст, лыс, а его бледность и полнота показывали, что он не выходит из рабочего кабинета. Кроме общих замечаний и любезных улыбок — ни слова…»
22 апреля 1947 года политбюро приняло решение провести вторую дискуссию по книге Александрова «История западноевропейской философии». Как будто появление книги Александрова было таким крупным событием, что заслуживало внимания высшего органа власти в стране! Устраивал эту маленькую интригу сам Сталин, который хотел, чтобы Александрова обвинили в идеологических ошибках, а то еще и в плагиате.
Николай Семенович Патоличев, тогда секретарь ЦК, вспоминал, как после долгой беседы в кабинете Сталина все встали и пошли к выходу. Вождь сказал:
— Патоличев, задержитесь.
Все ушли. Николай Семенович стоит у двери, ждет, что скажет вождь. А тот что-то на столе перебирает. Время идет. Палочев думает: не забыл ли? Наконец Сталин оторвался от письменного стола, сделал несколько шагов и спросил:
- 322 -
—Скажите, Александров сам пишет? Патоличев твердо ответил:
—Александров пишет сам.
Сталин внимательно посмотрел на Патоличева, помолчал:
— Ладно, можете идти.
Вообще-то творческая манера Александрова, которого в 1946 году сделали академиком, была известна в Москве. Рассказывали, как он вызывал к себе талантливого молодого ученого и говорил ему примерно следующее:
— Тут звонили из госбезопасности, справлялись о вас… Плохи ваши дела. Единственное для вас спасение — срочно написать такую-то книгу.
Тот в панике пишет, Александров запугивает его вновь и вновь и в конце концов получает рукопись, на которой смело ставит свое имя и отдает в издательство…
16–25 июня 1947 года проходила дискуссия по книге Александрова «История западноевропейской философии». Книга уже получила Сталинскую премию и была рекомендована в качестве учебника для вузов. Дискуссию организовали вторично, потому что первая, проведенная в январе Институтом философии Академии наук, не понравилась Сталину недостаточной критичностью.
На второй дискуссии председательствовал Жданов, который назвал книгу негодной. Книга Александрова была компилятивная, она создавалась с помощью ножниц и клея. Но раскритиковали ее, разумеется, не по этой причине, а потому, что таково было мнение начальства. На этой волне Георгия Александрова и его заместителя Петра Николаевича Федосеева, будущего академика, отстранили от руководства управлением. Александрова отправили руководить Институтом философии Академии наук. После смерти Сталина сделали министром культуры. Но весной 1955 года совершенно случайно в подмосковной Валентиновке открылось «гнездо разврата», где весело развлекался с женщинами легкого поведения главный идеолог и партийный философ страны Георгий Федорович Александров, а с ним еще несколько чиновников от культуры.
Корней Чуковский записал в дневнике:
«Подумаешь, какая новость! Я этого Александрова наблюдал в санатории в Узком. Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как говорила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело. Дело в том, что он бездарен, невежественен, хамоват, вульгарномелочен. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это чинуша-карьерист, не имеющий никакого отношения
ккультуре. И его делают министром культуры!..
Вгороде ходит много анекдотов об Александрове. Говорят, что ему позвонили 8 марта и поздравили с Женским днем.
—Почему вы поздравляете меня?
—Потому что вы главная наша проститутка».
Тогда Александрова вовсе выслали из Москвы и отправили работать в Минск, где он умер в пятьдесят три года…
Начальником управления пропаганды и агитации ЦК стал новый секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. Позиции Жданова сильно ослабли. А на место Федосеева в сентябре 1947 года первым заместителем начальника управления взяли из «Правды» Дмитрия Шепилова. Его пригласил к себе Жданов и сказал, что в Агитпропе сложилось неблагополучное положение, а ситуация в стране сложная:
- 323 -
— Миллионы побывали за границей. Они увидели кое-что такое, что заставило их задуматься. И они хотят иметь хорошие квартиры (увидели на Западе, что это такое), хорошо питаться, хорошо одеваться. Люди говорят: пропади она пропадом, всякая политика. Хотим просто хорошо жить, зарабатывать, свободно дышать, хорошо отдыхать. Но люди не понимают, что путь к этому лежит через правильную политику. Поэтому настроения аполитичности, безыдейности так опасны. Эти настроения еще опаснее, когда дополняются угодничеством перед Западом. Но в политбюро пришли к выводу, что мы не можем вести успешное наступление на идеологическом фронте, не почистив и не укрепив Агитпроп. Есть такие соображения, чтобы и вас привлечь к этому делу…
Сложность положения Шепилова состояла в том, что он находился под Ждановым, чьи дни были сочтены, а потому и сам оказался в опасной зоне. Сталин потерял к Жданову интерес, считал его обузой и хотел от него избавиться.
Почему Андрей Александрович все-таки попал у Сталина в немилость, задается вопросом Хрущев и сам отвечает: «Наверху» сложилось такое впечатление (насколько оно было обоснованно, мне сейчас трудно судить), что он вроде бездельника, не рвется к делу. В какой-то степени это все отмечали. На любое заседание в ЦК партии он мог прийти спустя два или три часа, а мог и совсем не прийти. Одним словом, он был не такой, как, например, Каганович. Тот всегда найдет себе дело, ему всегда некогда. А этот спокоен: если ему поручат вопрос, он сделает, а не поручат, так и не надо…»
Дело, наверное, было в другом. Сталин постоянно менял кадры, выдвигал новых людей. И для Жданова настало время уйти. Как раз личных претензий к нему не было. Он просто оказался лишним в политической игре.
Хрущев вспоминал:
«Все обедали у Сталина и дообедались до такой степени, что Жданов уже не мог идти. Захотел он, как это раньше случалось, заночевать у Сталина. Не тут-то было. Сталин ему говорит:
— У вас есть своя квартира.
И буквально выпроводил его…»
У Жданова было слабое сердце, а он сильно пил. Даже Сталин, который любил спаивать людей, иногда покрикивал на Жданова, и тот вместо вина послушно наливал себе лимонад. На это обратил внимание Милован Джилас, который наблюдал Жданова на сталинской даче и пришел к выводу, что это типичный интеллигент-циник. Андрей Александрович единственный за столом пил апельсиновый сок. Объяснил югославскому гостю, что из-за болезни сердца. Джилас, совсем еще молодой человек, наивно спросил:
—А какие последствия могут быть от этой болезни? Жданов ответил иронически:
—Могу умереть в любой момент, а могу прожить очень долго.
Молотову Сталин испортил репутацию, последовательно обвиняя его жену в различных антипартийных, а затем и антигосударственных поступках. В случае со Ждановым ударили по сыну — Юрию Андреевичу, который работал в аппарате ЦК, у Шепилова.
- 324 -
ПРИЕЗЖАЙТЕ НА «УГОЛОК»!
Внедрах Министерства госбезопасности уже созревало так называемое «ленинградское дело», по которому будут расстреляны многие видные партийные работники — выходцы из Ленинграда. Не ясно было, как поступить с Ждановым, который долгое время руководил Ленинградом. Посадить всех ленинградцев, а его одного оставить на воле было нельзя. Но Сталин трогать Жданова не хотел. Его имя было связано с крупными идеологическими акциями. Если бы его посадили, пришлось бы выбросить в корзину громкие постановления о литературе, музыке, кино. Смерть же Жданова решала все проблемы.
Ввоспоминаниях Шепилова описано заседание, на котором Сталин резко нападал на Жданова. Андрей Александрович очень плохо себя чувствовал, на совещания приходил с трудом, в буквальном смысле падал в обморок. И лицо — как у покойника. Политбюро решило отправить Жданова в отпуск.
Шепилов сказал Жданову:
—Вам надо немедленно ложиться в больницу! Жданов ответил:
—Нет, политбюро решило, что мне надо ехать на Валдай. Товарищ Сталин сказал, что там очень хороший воздух для сердечников.
Сталин и напутствовал врачей:
— Вы его гулять водите почаще. А то у него вес лишний…
Эти прогулки в неблагоприятном для сердечников климате быстро довели Жданова до инфаркта…
Тем временем отдел науки ЦК предложил на всесоюзном семинаре лекторов обсудить вопрос о положении в биологии. Шепилов дал согласие, естественно поставив в известность начальника управления Суслова. С докладом выступил заведующий отделом науки Юрий Андреевич Жданов.
В своем выступлении молодой Жданов (ему не было и тридцати), химик, будущий членкорреспондент Академии наук и ректор Ростовского университета, критиковал «народного академика» и гениального мистификатора Трофима Денисовича Лысенко. Выступление младшего Жданова не было самодеятельностью. В идеологическом подразделении ЦК давно выражали недовольство Лысенко. На него жаловались видные ученые-биологи, которые доказывали, что деятельность Лысенко идет во вред сельскому хозяйству. Ни один из обещанных им чудо-сортов пшеницы так и не появился. Зато он успешно мешал другим биологам внедрять свои сорта, выведенные в результате долгой селекционной работы.
На заседании оргбюро ЦК весной 1948 года старший Жданов внес вопрос об укреплении руководства Сельскохозяйственной академии, что в переводе с бюрократического языка на нормальный означало решение убрать Лысенко с поста президента.
Но эти намерения Жданова столкнулись с интересами другого влиятельного члена политбюро — Георгия Максимилиановича Маленкова. Он после краткого периода опалы вновь вошел в силу. Сталин поручил Маленкову курировать сельскохозяйственный отдел ЦК и назначил председателем Бюро Совета министров по сельскому хозяйству. Хотя никто не рискнул бы сказать, что Георгий Максимилианович, городской человек, всю жизнь проработавший в орготделе, разбирается в сельском хозяйстве.
Маленков не нашел иного способа изменить ситуацию в аграрном секторе, кроме как вновь положиться на фантастические обещания Лысенко. Но уж взамен он должен был избавить «народного академика» от нападок. Маленков приказал Шепилову немедленно прислать стенограмму выступления молодого Жданова и со своими комментариями доложил Сталину о его критическом выступлении. У
- 325 -
вождя появился желанный повод ударить по старшему Жданову. Причем Андрей Александрович сразу сообразил, что его ждет, и отчитал Шепилова:
— Как же вы могли разрешить такой доклад, не посоветовавшись со мной? Юрий — человек увлекающийся. А как же вы, зрелый политработник, не оценили, к чему может привести такой доклад?
Через два дня после выступления Юрия Жданова в цековском кабинете Шепилова раздался телефонный звонок. Звонили из секретариата Сталина:
—Дмитрий Трофимович, немедленно приезжайте на «уголок». «Уголком» называли кремлевский кабинет Сталина.
В кабинете Сталина уже собрались почти все члены политбюро. Вождь заговорил первым:
—Надо обсудить неслыханный факт. Агитпроп без ведома ЦК созвал всесоюзный семинар, и на этом семинаре разделали под орех академика Лысенко. А на нем держится все наше сельское хозяйство. По какому праву? Кто разрешил?
Сталин повернулся к секретарю ЦК Михаилу Андреевичу Суслову, который возглавлял управление пропаганды и агитации. Опытный царедворец не моргнув глазом немедленно отрекся от своих слов:
—Я не разрешал, товарищ Сталин.
—Я спрашиваю, кто разрешил? — повторил вождь.
Шепилов мог, конечно, сослаться на то, что разрешение дал Суслов, но делать этого не захотел. Дмитрий Трофимович встал и громко сказал:
— Я разрешил. Товарищ Сталин, вы меня можете сурово наказать, но прошу разобраться в этом вопросе.
Сталин посмотрел на смельчака с некоторым интересом и повторил:
— Вы что, не знаете, что на Лысенко держится все наше сельское хозяйство?
Сталин давал Шепилову возможность отречься от ошибочной точки зрения. Это был спасательный круг. Но Шепилов показал, что менять свои взгляды не собирается!
Дмитрий Трофимович вспоминал потом, что его словно прорвало. Он горячо заговорил:
— Товарищ Сталин, это глубочайшее заблуждение. Вас неправильно информируют. Лысенко не вывел ни одного сорта, у него нет никакой научной концепции. Опытные селекционеры разработали сорта, которыми засеваются десятки миллионов гектаров пшеницы, а они ходят с клеймом вейсманистовморганистов. Так продолжаться не может. Я недавно назначен в Агитпроп и готов нести любое наказание, но я вас прошу разобраться…
Сталин разобрался. Он зловеще сказал:
—Так этого оставлять нельзя. Надо примерно наказать виновных. Не Юрия Жданова, он еще молодой
инеопытный. Наказать надо «отцов» — Жданова и Шепилова. Надо поддержать Лысенко и развенчать наших доморощенных морганистов.
Сталин дал карт-бланш Лысенко на уничтожение его оппонентов. Но Шепилова Сталин все-таки не тронул. Через несколько дней, 10 июля, решением политбюро структуру центрального партийного аппарата вновь преобразовали. Управления ликвидировали, создали отделы. Управление пропаганды и агитации преобразовали в отдел. Заведующим стал Шепилов. В тот же день, 10 июля, старший Жданов ушел в двухмесячный отпуск, из которого уже не вернулся. Курировать идеологические вопросы стал Маленков, как второй секретарь ЦК.
- 326 -
15 июля, через пять дней после ухода старшего Жданова в отпуск, политбюро нанесло удар по его сыну: «В связи с неправильным, не отражающим позицию ЦК ВКП(б) докладом тов. Жданова по вопросам биологической науки принять предложение Министерства сельского хозяйства СССР, Министерства совхозов СССР и Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина об обсуждении на июльской сессии Академии сельскохозяйственных наук доклада акад. Т.Д. Лысенко на тему «О положении в советской биологической науке», имея в виду опубликование этого доклада в печати».
- 327 -
ПОКАЯННОЕ ПИСЬМО
Памятная сессия ВАСХНИЛ 31 июля — 7 августа 1948 года, на которой Трофим Лысенко делал доклад «О положении в биологической науке», не имела ничего общего с научной дискуссией. На сессии так прямо и говорилось:
— Мы не будем дискутировать с морганистами, мы будем продолжать их разоблачать как представителей вредного и идеологически чуждого, лженаучного по своей сущности направления.
Сообщая об итогах сессии, все газеты написали о «разгроме антинаучного течения» в биологии. По существу, это было уничтожение отечественной науки, что привело не только к бедственному положению деревни, но и определило отставание России по многим направлениям науки и технологии.
Юрию Жданову пришлось написать Сталину покаянное письмо. Оно появилось в «Правде» 7 августа, в последний день сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, которая стала триумфом Лысенко.
Юрий Жданов писал:
«С первого же дня моей работы в отделе науки ко мне стали являться представители формальной генетики с жалобами на то, что полученные ими новые сорта полезных растений (гречиха, кок-сагыз, герань, конопля, цитрусы), обладающие повышенными качествами, не внедряются в производство и наталкиваются на сопротивление сторонников академика Т.Д. Лысенко…
Ошибка моя состоит в том, что, решив взять под защиту эти практические результаты, которые являлись «дарами данайцев», я не подверг беспощадной критике коренные методологические пороки менделевско-моргановской генетики…
Сознаю, что это деляческий подход к практике, погоня за копейкой…»
Сталин не случайно заставил молодого Жданова каяться публично. Это был удар по репутации Жданова-старшего.
Жену Молотова Сталин сначала снял с работы, потом исключил из партии и, наконец, посадил. Будущее Юрия Жданова тоже рисовалось в мрачных тонах. Но 30 августа Андрей Александрович умер, избавив Сталина от многих проблем, и его отношение к младшему Жданову сразу изменилось к лучшему.
Маленков и Берия в октябре 1949 года, когда шла подготовка «ленинградского дела», пытались задним числом пристегнуть к этому делу и покойного Жданова. Они представили Сталину проект закрытого письма от имени политбюро членам и кандидатам в члены ЦК «Об антипартийной группе Кузнецова, Попкова, Родионова и др.». Это был смертельный приговор ленинградцам.
В письме говорилось и о Жданове: «Политбюро ЦК считает необходимым отметить ту политическую ответственность, которая ложится на Жданова А.А., за враждебную деятельность ленинградской верхушки… Сейчас трудно объяснить, как мог Жданов А.А. не разглядеть вражеского лица Кузнецова, Попкова, Капустина, Соловьева и др., которых он настойчиво выдвигал…»
Но мертвый Жданов Сталина уже не интересовал. А младшего он оставил работать в аппарате ЦК на том же посту. Отдел науки в связи с общей реорганизацией аппарата преобразовали в сектор, и Юрий Жданов по-прежнему трудился под руководством Шепилова. Семья Жданова продолжала жить в кремлевской квартире. Весной следующего, 1949 года Светлана Сталина с благословения отца вышла замуж за Юрия Жданова. Оказавшись в этой семье, она была потрясена обилием сундуков, набитых «добром», и вообще сочетанием показной, ханжеской «партийности» с махровым мещанством.
- 328 -
В 1952 году Юрия Андреевича Жданова избрали членом ЦК. Но их брак со Светланой быстро разрушился. Впрочем, его многообещающую партийную карьеру погубил не развод, а смерть тестя в следующем марте.
- 329 -
КОСМОПОЛИТИЗМ И АТОМНАЯ БОМБА
Сессия Академии сельскохозяйственных наук проходила в рамках общей борьбы с космополитизмом и иностранщиной, которую Сталин в послевоенные годы сделал своим идеологическим знаменем. Когда Шепилов стал заведовать отделом пропаганды ЦК, то сам оказался главным винтиком в этом механизме.
На расширенном заседании Президиума Академии наук СССР было решено поддержать решения сессии ВАСХНИЛ и закрыть лаборатории, которые были объявлены очагами реакционного морганизма. Такое же решение приняла Академия медицинских наук. Министр высшего образования Сергей Васильевич Кафтанов подписал несколько приказов об увольнении из всех университетов страны крупных ученых и профессоров, не присоединившихся к Лысенко. Все это были известнейшие имена в биологии.
На этом Кафтанов не остановился. Он обязал университеты «в двухмесячный срок пересмотреть состав всех кафедр биологических факультетов, очистив их от людей, враждебно относящихся к мичуринской биологии, и укрепить эти кадры биологами-мичуринцами».
Затем такая же чистка была проведена в сельскохозяйственных, медицинских и ветеринарных институтах. Были пересмотрены все учебные программы. Учебники и научные труды, написанные противниками Лысенко, запретили. По всей стране развернулась борьба с «низкопоклонством перед Западом». Все, что шло из западных стран, даже в точных науках, называлось реакционным. Ученым приходилось вычеркивать ссылки на иностранных авторов. Таким примитивным образом утверждался приоритет отечественной науки.
Милован Джилас с удивлением наблюдал за тем, что происходило в Советском Союзе, который еще недавно казался ему образцом для подражания. «Превосходство русских выставлялось и приобретало уродливо-комический облик. На каждом шагу открывались нам неизвестные до сих пор стороны советской действительности: отсталость, примитивность, шовинизм, великодержавие, конечно, наряду с героическими, сверхчеловеческими попытками все это преодолеть и подчинить нормальному течению жизни».
Константин Симонов вспоминает, как Сталин собрал у себя руководство Союза писателей. И стал говорить о «неоправданном преклонении перед заграничной культурой».
— Эта традиция идет от Петра. У Петра были хорошие мысли, но вскоре налезло слишком много немцев, это был период преклонения перед немцами. Сначала немцы, потом французы, было преклонение перед иностранцами-засранцами. — Сталин позволил себе пошутить. — У военных тоже было такое преклонение. Теперь стало меньше…
По мнению Симонова, «Сталин и жестоко и болезненно относился ко всему тому, что в сумме вкладывал в понятие «низкопоклонство перед заграницей». После выигранной войны в разоренной голодной стране-победительнице это была его болевая точка».
Доходило до абсурда.
В 1948 году в Военной Краснознаменной академии связи имени С.М. Буденного обсуждалась работа будущего создателя первой системы противоракетной обороны и члена-корреспондента Академии наук Григория Васильевича Кисунько. Его книгу выдвинули на Сталинскую премию. Но выступил начальник кафедры основ марксизма-ленинизма и заявил, что в книге Кисунько только в предисловии говорится о приоритете отечественной науки, а в самой книге — сплошь иностранные фамилии: Максвелл, Гельмгольц, Герц…
Ученый совет академии отменил выдвижение книги на премию. Это были худшие времена для
- 330 -