обставленный бутафорскими театральными вещами и мебелью. Скрываясь от всех, она, под собственный аккомпанемент гитары, вполголоса напевала грустные цыганские романсы о погибшей любви, измене и страданиях женского сердца.
К ней мы и обратились за помощью в один из критических моментов нашей театральной жизни, прося ее заменить одну из заболевших артисток в очередном спектакле Охотничьего клуба. Я играл с новоиспеченной любительницей довольно изящную
одноактную пьесу Гнедича «Горящие письма».100 Это было первое и весьма успешное сценическое выступление в Москве будущей знаменитости.
К сожалению, в самом разгаре этого сезона стряслось несчастье: все помещение Охотничьего клуба сгорело. Наши спектакли прекратились.101
Вожидании отделки нового, более роскошного помещения клуба мы остались не у дел
идолжны были содержать себя своими собственными спектаклями, за свой риск и страх.
Первая режиссерская работ в драме
«Плоды просвещения»
Нам посчастливилось получить только что оконченную тогда пьесу Льва Николаевича Толстого «Плоды просвещения». Она была написана им шутя, для домашнего спектакля,
потом поставлена и сыграна в Ясной Поляне.102 Все были убеждены, что пьесу не разрешат к публичному представлению. Нам удалось, однако, получить цензурное разрешение — для закрытого спектакля. Имя Толстого было настолько популярно, что его новая пьеса могла выдержать и это тяжелое условие.
Постановка «Плодов просвещения» была поручена мне и явилась моим первым режиссерским опытом в области драмы.
Пьеса Толстого представляет большие трудности для режиссера ввиду большого
100Одноактная пьеса П. П. Гнедича «Горящие письма» была показана в Обществе искусства и литературы 11 марта 1889 года. Это — первая самостоятельная режиссерская работа К. С. Станиславского в Обществе. «Федотов уехал в деревню, режиссировать пришлось мне», — пишет К. С. Станиславский в дневнике и далее говорит о своей работе над постановкой: «Все должно быть в этой пьесе просто, естественно, изящно и главное художественно. Во время считки я просил не стесняться паузами, только бы они были прочувствованы; просил также говорить своим, отнюдь не форсированным голосом и избегать жестов. Места я указал очень жизненные…» Приводя отзывы зрителей о своей режиссерской работе, Станиславский пишет: «…мы внесли новую, невиданную на русских сценах манеру игры… Интеллигентная, тонкая публика почувствовала ее и бесновалась от восторга, рутинеры протестовали. Последние привыкли, чтобы Станиславский смешил публику или кричал трескучие трагические монологи, и вдруг видят тихое, спокойное исполнение, с длинными паузами, без особого возвышения голоса, — удивлены и говорят, что исполнение вяло, Станиславский играет хуже, чем всегда… Публика не привыкла к простой, тонкой игре без жестов — ей надо театральную рутину. Дело актера
—воспитывать публику, и хоть я не считаю себя достаточно сильным для этого, но все-таки не хочу подделываться под их вкус и буду разрабатывать в себе тонкую игру, основанную на мимике, паузах и отсутствии мнимых, театральных жестов. Усовершенствую эту сторону. Быть может, когда-нибудь оценят, а нет… так брошу сцену. Иначе играть не стоит» («Художественные записи», стр. 52–53, 55, 56).
Уже в первой режиссерской работе К. С. Станиславского отчетливо проступают черты будущего великого реформатора русского театрального искусства. Через два года режиссерское новаторство Станиславского одержало полную победу при постановке пьесы Л. Н. Толстого «Плоды просвещения». В «Горящих письмах» К. С. Станиславский играл роль морского офицера Краснокутского. Представление «Горящих писем» с участием В. Ф. Комиссаржевской состоялось 13 декабря 1890 года.
101После пожара Охотничьего клуба в 1891 году спектакли Общества искусства и литературы были перенесены в Немецкий клуб на Софийке (ныне Пушечная улица, Центральный дом работников искусств).
102Домашний спектакль «Плоды просвещения» был сыгран в Ясной Поляне 31 декабря 1889 года.
количества действующих лиц и сложности мизансцены. Я подошел к делу просто. То, что представлялось моему воображению, я по-прежнему показывал актерам, а они меня копировали. Там, где мне удавалось верно почувствовать, пьеса оживала; там, где я не шел дальше внешней выдумки, было мертво. Достоинство моей тогдашней работы заключалось в том, что я старался быть искренним и искал правды, а ложь, особенно театральную, ремесленную, изгонял. Я стал ненавидеть в театре театр и искал в нем живой, подлинной жизни, — не обыденной, конечно, а художественной.
Быть может, тогда я не умел еще делать различия между той и другой правдой на сцене. Кроме того, я понимал их слишком внешне. Но и эта внешняя правда, которую я искал, помогла мне дать верную, интересную мизансцену, которая толкала к правде; правда дразнила чувство, а чувство вызывало творческую интуицию.
Вэтом спектакле, кроме того, мне помог случай, исключительно удачно распределивший роли между исполнителями. Большинство актеров были точно созданы для тех образов, которые они воплощали. В пьесе выведены аристократы, прислуга и мужики. Аристократов играли хорошо воспитанные люди, со светскими манерами, что так редко в театре; другие актеры оказались достаточно характерными для прислуги, а среди исполнителей мужиков был В. М. Лопатин (впоследствии вступивший в труппу нашего театра под псевдонимом Михайлова), брат известного философа Л. М.
Лопатина, тот самый любитель, который пленил Толстого исполнением мужика в домашнем спектакле у него в доме. Почувствовав хорошего актера, понимающего душу русского крестьянина, Толстой написал ему большую роль, вместо прежней, состоявшей из нескольких слов.
Впостановке «Плодов просвещения» имели большой успех многие из будущих артистов Художественного театра: М. А. Самарова, М. П. Лилина, В. В. Лужский, В. М. Михайлов, А. Р. Артем. Н. Г. Александров, А. А. Санин, а также, под псевдонимом Комина,
В. Ф. Комиссаржевская.103 Этот спектакль научил меня и административной стороне режиссерского дела.
Нелегко подчинить себе группу актеров в минуту их нервного творческого напряжения.
103 Первое представление пьесы Л. Н. Толстого «Плоды просвещения» в Обществе искусства и литературы состоялось 8 февраля 1891 года (в помещении Немецкого клуба). Звездинцева играл К. С. Станиславский, Звездинцеву — М. А. Самарова, Бетси — В. Ф. Комиссаржевская, горничную Таню — М. П. Лилина, старого повара — А. Р. Артем, второго мужика — В. В. Лужский, третьего мужика — В. М. Лопатин (Михайлов).
Режиссерский замысел постановки «Плодов просвещения» носил ярко выраженный социальный характер. «Мне хотелось, — рассказывал Станиславский, — дать как бы три разреза пьесы, три ее этажа: бар, мужиков и прислугу, и при том всех их — не театральных, по установленному сценическому канону и шаблону, но реальных, верных жизненной, бытовой правде. А когда становишься на такую точку зрения, невольно и непременно попадаешь и в главную плоскость пьесы. Ищешь „быта“ — и непременно доходишь до внутреннего, до психологической подоплеки, попадаешь в главное течение произведения, идешь по течению мыслей и чувств» (Николай Эфрос. «К. С. Станиславский. (Опыт характеристики)», изд. «Светозар», П., 1918, стр. 51).
О работе К. С. С таниславского над ролью Звездинцева, которая, по его словам, ему «ужасно трудно давалась», см. «Художественные записи», стр. 117–118.
«Плоды просвещения» прошли четыре раза и вызвали много положительных отзывов в печати. В «Новостях дня» в номере от 10 февраля 1891 года была напечатана статья Вл. И. Немировича-Данченко (за подписью «Гобой»). «Я утверждаю, — писал он, — что никто и никогда не видел такого образцового исполнения у любителей. Да если бы вы не были убеждены, что это любители, вы бы и не поверили. Комедия гр. Л. Н. Толстого „Плоды просвещения“ была разыграна с таким ансамблем, так интеллигентно, как не играют хоть бы у Корша».
Когда через год после постановки Станиславского Малый театр показал «Плоды просвещения», в журнале «Артист» (1892, № 19) рецензент писал: «Сравнивая исполнение труппы с тем, как была исполнена комедия в прошедшем году в Обществе искусства и литературы, надо сознаться, что, несмотря на всю опытность представителей нашей лучшей русской сцены Малого театра, в игре Общества проскальзывали некоторые черты, которые трудно заменить какой бы то ни было игрой и эрудицией, и в исполнении Общества весь ансамбль Звездинцевского дома носил тот характер утонченной фешенебельности, какого недоставало ему на сцене Малого театра».