Кто остался во тьме

“Что это были за дни! Как надвигающийся праздник, как чудо. Все в предвкушении, в эйфории. Даже самые маленькие вопят радостно: “Долой, чума!”. В каждом классе провели мед обследование, выберут самых подходящих сто человек, наших сто героев! Которые первые будут привиты, которые нам откроют ворота Гамельна! (Старик плачет, руки его начинают трястись)

Их повели в мед. центр и Литицию. Она целовала меня и говорила: ”Скоро! Скоро!” А потом день, два.…  И это как будто предчувствие, как камень, который повис в воздухе, не долетев до земли. Все замерли. Всё замерло. Мы боялись задавать вопросы, боялись услышать, что происходит, что произошло.

Я увидел, как малыши ревут в столовой. Подошел. Даже сказать ничего не смог, что я им скажу? Мне стало так страшно, как не было ни разу в жизни. Я их сгреб в охапку и заплакал, а потом понял, что в столовой плачут все. Тогда преподаватели развели нас по классам и рассказали про все. В живых из ста семидесяти осталось тридцать - тех, кому исполнилось 14, и то не всех. Что-то пошло не так, что-то не учли.… Будут дальнейшие исследования, будут предельно осторожны. (Старик всхлипывает и чуть слышно шепчет “Литиция, скоро! Скоро!”)

Воспоминания Ридли Лонга, выпускника Старого Гамельна. Оказалось, что детский организм не может пережить прививку. Когда взрослые поднялись на поверхность и начали восстанавливать свой общий дом. Дети продолжали оставаться во мраке подземелья.

Мы из будущего

“Я стояла и смотрела на ворота с самого утра. Выпуск намечался на двенадцать, но я глаз не могла сомкнуть и пошла прогуляться, но меня все время выводило к спуску. Когда я поняла что бороться бесполезно, я просто встала там. Бумажка с речью была вся измята, и я даже отъела уголок от волнения. Слова никак не запоминались, к стыду своему буду читать по бумажке что ли? Решила повторить, прочитала, поняла, что все не то, стала переписывать. Начали собираться люди, цветы принесли, разбили шатры, накрыли столы.

Скоро будет музыка. Я волнуюсь даже не от того, что никак речь не запомню, я просто не знаю чего ждать. Я не представляю, что будет. Что произойдет, когда ворота спуска откроются. Ко мне тогда подошел Советник Бринкс, какие-то слова сказал ободряющие. Я вроде приободрилась. Он сам волнуется - это видно. Пошел отдавать распоряжения. Военные тактично просят толпу не толпиться, проходить к шатрам. Репортеры как мухи, но их от меня отгоняют. Столько деталей ненужных отпечаталось, а текст никак не хочет!

В один момент все затихло, никто даже на часы не глядел. Дверь открывалась очень шумно, со стуком и скрипом. Я еще тогда подумала: “не заела бы, вот будет сюрприз” Вышли скауты, пара Джаггеров, наставник Леджер. А за ними дети. Повисла гробовая тишина. И тут один мальчик закричал “Я тут! Смотрите! Я снаружи!”

И тут вся земля как будто заходила ходуном, все пришло в движение. Поднялся ужасный шум: все что-то кричали, говорили, обнимались и целовали друг друга. А я стояла как вкопанная и смотрела на них, такие маленькие, такие… дети! Одни прыгали и кричали, другие сели на землю и расплакались, к ним тут же бросились взрослые. Бережно, как только может толпа, их подхватила людская волна и понесла к шатрам. Дети светились изнутри, смеялись, их глаза были полны слез счастья, благодарности. Они смотрели на приготовленную им еду с таким восхищением, что боялись к ней притронуться.

И тут я поняла, что мне пора говорить речь. Меня уже бодро подпихивал под руку секретарь Совета, на ходу роняя слезы и бумаги. Я спотыкаюсь и лечу на середину сцены, но вроде бы этого в общей эйфории никто не замечает. Но как только я оказываюсь у микрофона, все замолкают и смотрят на меня. И я начинаю речь, как я сейчас осознаю, самую важную и главную в своей жизни…”

Из воспоминаний Наставницы Вирджинии Чепмен. Во времена войны с Леброном учителя Гамельна не выпускали детей на поверхность. За два года войны выросло немало детей, готовых к выпуску. Когда Леброн был повержен, город организовал торжественную встречу будущего поколения. Традиция встречи детей стала ежегодным городским праздником, который отмечали, пока Гамельн не был перенесен на поверхность.