книги из ГПНТБ / Четверо на орбите [сборник материалов о Героях Советского Союза летчиках-космонавтах В. А. Шаталове, Б. В. Волынове, А. С. Елисееве, Е. В. Хрунове]

— Переждал уже...

Искренность всегда подкупает. Она не просто симпа­ тична— с нее начинается человек. Говорят, открытое сердце всегда горячее, оно может ошибиться, но не мо­ жет заледенеть или слукавить.

Современному читателю наскучили истории про «вун­ деркиндов». У него к ним выработалось недоверчивое отношение. «Ну почему обязательно летчик? Призва­ ние?» Теперь, конечно, это выглядит так. Но тогда, ког­

Борис Горбатов. Владимиру иногда кажется, что эти сло­ ва запомнились ему с самого мальчишества, с той дале­ кой поры, когда с блуждающей у Северного полюса льдины Кренкель радировал: «Все в порядке»; когда тень чкаловских крыльев пробежала с континента на континент; когда Коккинаки поднял рабочий потолок нашего неба до стратосферных высот...

Дружок его — Олег Корытов,— с которым с первого по шестой класс просидели на одной парте, мечтал стать моряком. Бывало, наденет отцовскую фуражку с золоче­ ным крабом, поставит стул на стол, взгромоздится на самый верх и представляет себя на капитанском мостике.

Он и Володьку манил романтикой дальних странст­ вий, смелостью подвигов, испытанием грозными шторма­ ми. Олег бредил морем, как сейчас мальчишки — космо­ сом. Но Володька оставался верен своему, Пятому оке­ ану. Сейчас трудно вспомнить, с чего эта приверженность началась, но даже во сне он слышал рокот моторов и наслаждался полетом.

Наверное, причина в отце, его рассказах. В годы гражданской войны Александр Борисович работал меха­ ником в авиационном отряде. От него и наслышался

203

Володька о «фарманах» и «ньюпорах», об удивительных историях, которые случались на земле и в небе.

Володькиным кумиром был Чкалов. Портреты лет­ чика, вырезанные из газет и журналов, хранил, как са­ мые дорогие реликвии. Когда услышал по радио о траги­ чески закончившемся испытании, сердце вдруг сжалось в комочек, защемило, заныло в груди, и он беззвучно за­ плакал. Потом достал лист пергамента и вывел детским почерком: «Сегодня погиб великий летчик нашего вре­ мени Валерий Павлович Чкалов». Бумагу аккуратно свернул, вложил в стеклянную трубку и, обжигая огнем пальцы, запаял с двух концов.

Эта ампула бережно хранилась многие годы. И толь­ ко в войну, когда их семья уезжала из осажденного Ленинграда, трубка пропала... Но в памяти она жива, как и те годы, когда мальчишки из спецшколы ВВС, худые, в солдатских гимнастерках, до хрипоты спорили

проявлением авиационного «ухарства» умение разобрать «ШКАС» за сорок секунд... Тогда и окрепла мечта о небе, этой бескрайней голубой стихии.

Качинское училище... Сколько воспоминаний связано с ним! Первый провозной, первый самостоятельный, пер­ вый полет на боевое применение... Летал он, прямо ска­ жем, здорово. Учился — тоже на круглые пятерки. Окон­ чил по первому разряду. Выпуска ждал с каким-то от­ чаянным нетерпением, мечтал о том, как сам не в ранге курсанта, а настоящим летчиком будет уходить на сви­ дание со «своим небом», парить там, как вольная птица, первым встречать солнце, последним гасить звезды...

Вышло иначе. Начальство не очень-то любит разда­ вать таких «летунов». Оставили инструктором. «Научили тебя, научи и ты». Он учил. Все, что постиг и накопил, от­ давал сполна своим подопечным. Было в нем от природы

204

что-то такое, что называют «педагогическим талантом». Оно осталось и сейчас.

Об инструкторе своем, Владимире Ларионове, вспо­

молодой — звездочки на лейтенантских погонах еще по­ тускнеть не успели,— первый раз вылетал за инструкто­ ра. Для Володи то был первый провозной.

...Зима. Искрятся снежинки и, кажется, тают на лету. «Контакт!» «Есть контакт!» — отрывисто звучит на мо­ розном ветру. Вот тут-то и поторопилась, поспешила мо­ лодость. Волнение поначалу сковало движения, притор­ мозило рассудительность, потом породило излишнюю торопливость, суегу. Те, кто были в самолете, забыли переключить питание на основные баки. Взлетели. Сде­ лали круг. Только успел Владимир выполнить команду инструктора и найти внизу «пятачок» аэродрома, как мотор чихнул раз-другой и стал...

Сели поперек полосы. Правда, без поломок и повреждений. Выслушали нотацию, опустив головы и пряча гла­ за. Вздохнули, как это бывает у мальчишек, и подумали каждый про себя: «Вот те и начало летной карьеры».

А быть может, именно такое и закаляет характер лет­ чика? Может быть, именно после такого они и стали «зве­ реть» в хорошем понимании этого слова? Может быть! В воздухе порой есть лишь два выхода — или выиграть, или проиграть. Сумеешь найти решение — станешь побе­ дителем, нет — пеняй на себя, будешь всегда бояться неба, как раз тонувший боится воды.

Спустя годы, когда Владимир уже сам стал инструк­ тором, его подстерег еще один «черный случай». То был полет с курсантом на ЯК-9В. Взлетели. Пошли на первый разворот. Высота небольшая — 150 метров. И вдруг ма­ шина начала «коптить», потянула за собой черный дым-

205

ный след. Стрелка бензиномера заметалась по шкале и упала, вздрагивая, к нулю. В ушах на резких нотах проз­ вучали перебои мотора...

На земле по радио передали: «Самолет горит на пер­ вом развороте!» На земле — тревога, волнения. Волнует­ ся и руководитель полетов. Он — не новичок, он — герой, случись с ним подобное, он проделал бы все хладнокров­ но, спокойно. Но сейчас в самолете молодой инструктор, можно сказать, сын командира.

Владимир мгновенно вспомнил о недавнем подобном случае в небе, даже зрительно представил, как все это происходило. Бывает же так, что в один миг в голове столько мыслей и дум промелькнет, что в другой обста­ новке часов не хватит, чтобы все это переварить и осмыс­ лить, а там, в воздухе, хватает коротких секунд.

Первое, что ощутил и понял,—не один в машине. Ста­ ло быть, в ответе за двоих. Даже за троих: самолет для летчика тоже одухотворенное существо. «Можно восполь­ зоваться парашютом, и спасательный купол доставит тебя на землю. А самолет? Взметнется вверх столб взбе­ сившегося бензина, и даже обломки вряд ли расскажут о причине остановки двигателя».

Итут же строгий приказ курсанту: «Ничего не делать!

Ясам...» Он не узнал собственного голоса. Будто кто-то другой хрипловатым, срывающимся фальцетом произнес эту команду. «Нельзя так волноваться, — подумал. — Сейчас надо быть особенно хладнокровным и решитель­ ным. Прыгать они не будут. Они сядут. Обязательно сядут».

Внизу — сад и длиннющая канава. Совсем не кстати трактор попыхивает прямо под носом. Самолет не дер­ жится, самолет тянет вниз. «Только бы не задеть за чтонибудь, только бы заставить его скользнуть в эту узень­ кую полоску, ни выше ни ниже, ни вправо ни влево, ина­ че — труба».

206

...Вылез из кабины побледневший. Под машиной — огромная лужа бензина. На Владимира смотрят удивленно, вопросительно, а он пожимает плечами. «Сели, и все тут».

Были и другие случаи, простые и сложные. Всего не расскажешь.

Год проработали инструкторами трое закадычных друзей — Владимир Шаталов, Валентин Мухин и Евге­ ний Кукушев. Потом второй... Провели одну группу кур­ сантов через серию ЯКов. Получили другую. Начинай сначала. Вот и получается замкнутый круг. А что даль­ ше? Размышления об этом нагоняли грусть, и снова будоражила сознание мысль о строевой части. А тут еще начальник школы летчиков-испытателей приехал. По­ говаривали, что он якобы отбирает кандидатов в школу...

Как-то вечером сидели вдвоем с Мухиным в своей холостяцкой комнате, слушали приемник, толковали «за жизнь». Владимир не выдержал:

—Пойдем к начальнику, побеседуем, расспросим?

“Ну, зачем? — буркнул Валентин.— Начнет экза­ меновать по теории, по аэродинамике каверзные вопросы сыпать и разобьет хрустальную мечту... Подождем! Вы­ зовут, если нужны будем.

Владимир настоял на своем. Начальник встретил их приветливо. Расспросил, что и как, записал фамилии в блокнот, рассказал о том, что ожидает их в будущем, но авансов, как говорится, не выдавал. Когда прощались, лейтенанты замялись немного. Стоят, не уходят.

Еще что-нибудь есть? — спросил приезжий.

— Есть! Просьба большая есть. Трое нас. Запишите, пожалуйста, еще и Кукушева Евгения.

Начальник удивленно посмотрел на них, что-то при­ поминая, потом полистал блокнот и вдруг расхохотался:

207

—Постойте, постойте. Так он только перед вами был

уменя, тоже в испытатели просился и вас просил записать...

Через некоторое время всех троих вызвал начальник училища: «Бежать собрались?» Трое молчат. Трое не

знают, что ответить. «Откуда известно стало?» — дума­ ют. «Вот любуйтесь, телеграмма пришла». Трое улыба­ ются, подталкивают локтями друг друга, незаметно по­ жимают руки. «Вот ответный текст,— хмурится началь­ ник.— Не отпустим». И снова растерянность на лицах троих. Улыбки как ветром сдуло. Неужто и впрямь не бывать им испытателями?

Потом двоих все-таки отпустили. Владимиру не по­ везло, остался инструктором. Только учил он теперь кур­ сантов летать не на поршневых, а на реактивных.

Никто так хорошо не знал Владимира Шаталова, как Мухин и Кукушев. С первого дня их знакомства они по­ чувствовали огромную симпатию друг к другу. Оба пер­ выми уловили в нем самое ценное в человеке: честность, неподдельную смелость, благородство души и совершен­ но неудержимую любовь к небу. Поэтому даже за сотни километров от него, там, в испытательной школе, они помнили о мечте товарища и делали все, чтобы «вырвать» к себе. Поддержкой генерала М. М. Громова заручились. Но судьба распорядилась иначе.

Помните, у Тургенева: «...Никто не может сказать про себя, есть ли у него талант и к чему именно,— это долж­ но созреть в человеке, как плод на дереве, но всякому, даже лишенному творческого дела, необходимо сосредо-: точиться и придать себе известное направление, а то не­ пременно рассыплешься и не соберешь себя потом».

Владимир уверовал в свое призвание, гордился зва­ нием военного летчика и тем доверием, которое ему ока­ зывали в училище, но неуспокоенность характера звала к чему-то новому. «На одном владении ручкой, уме-

208

нии крутить в воздухе самолет как только душе угодно далеко не уедешь. Нужны знания...»

Он искал себя, прикидывал собственные возможно­ сти, и в его размышлениях о пути, который предстояло пройти, не было и крупицы слепого тщеславия. Он знал, что обстоятельства разные бывают. Но есть нечто такое, от чего нельзя его избавить,— нельзя летчика лишить неба.

Что ж, неумение скользить по течению, сидеть сложа руки» не самое плохое в характере человека. Возможно,

вэтом и есть натура Владимира. В академию поступал

втот самый тяжелый год, когда конкурс был на редкость большим: семнадцать претендовали на одно место. «От­ ступить? Подождать еще годок?»

Есть башковитые парни. И стремления у них настоя­ щие, нужные. Но... чуть дойдет дело до первой преграды, пусть даже мелкой, ветхой, опрокинуть ее пара пустя­ ков,— останавливаются, руки опускают: мол, объектив­ ные обстоятельства — против них не пойдешь...

Это позиция говорунов. Владимир Шаталов не берет убежденность, неукротимую волю напрокат. Упорства ему тоже не занимать. Месяц не поднимал головы от книг. Говорят: сутки не раздвинешь, как шторы. Верно. Но можно найти выход. Для него не существовало деле­ ния: день и ночь. Перед глазами шли круги, ломило те­ ло, казалось, «мозги кипят» от напряжения...

В последние дни отпуска почувствовал подбираю­ щуюся к сердцу тревогу. Быть может, сказывалась уста­ лость? Ведь каждый день он засыпал только под утро, когда синева рассвета подступала к окнам. Взъерошен­ ный, с серым от усталости лицом, но счастливый, еще не­ которое время стоял у окна, прежде чем лечь на дьван. «Остывал». Такое случается с человеком, который познал творческое вдохновение.

Из каждых семнадцати шестнадцать возвращались к местам прежней службы. Владимир остался в акаде­ мии.

Потом были строевые части, ступеньки должностей от «замкомэска» до первого заместителя командира пол­ ка и летчика-инспектора ВВС, а главное — полеты. В его руках побывали штурвалы двух десятков различных ти­ пов крылатых машин, общий налет — почти две тысячи часов.

Весь его большой этот путь неизменно озарен одним светом, светом ленинских идей. Коммунист, принципиаль­ ный человек во всем, он всегда сверял каждый свой шаг с партией. Ритм его полнокровной, насыщенной события­ ми жизни — это ритм коммуниста. Позже, перед косми­ ческим полетом, он скажет то, что вытекает из всей его жизни летчика-коммуниста: родной партии он готов от­ дать все свои силы, знания, весь жар души и чувств.

— Жену я подобрал на катке,— шутит Владимир и рассказывает историю знакомства с Музой Андреевной.

...Это было зимой. Скрежет коньков наполнял воздух веселым металлическим звоном. Деревья стояли, припо­ рошенные снегом, и их ветви, казалось, были окутаны легкой, чуть приметной для глаз голубой дымкой. Вла­ димир любил каток, любил мчаться по зеркалу льда, хва­ тая грудью морозный воздух, смотреть, как пестрая тол­ па, заглушая музыку говором и смехом, струится, словно ручей. Влиться в его поток, разогнаться до большой ско­ рости и лавировать между одиночками и парами, пугая их неожиданностью и стремительностью появления,— удовольствие огромное. Озорство? Может быть. Но ведь жизнь отсчитала всего двадцать две весны.

Вот в такой бешеной гонке и сбил он однажды темно­ волосую девчонку. Услышал сзади испуганный голос, вернулся, торопливо помог встать, отряхнуться. Хотел было ехать дальше, но... глаза той девчонки, разгорячен-

210

ное лицо, молчаливый укор и обиженные губы останови­ ли его.

Потом были другие встречи, уже не случайные, а обу­ словленные. Вместе с ними пришла и любовь — глубо­ кая, горячая. Она властно подчиняла себе мысли и по­ ступки инструктора Качинского училища и аспирантки сельскохозяйственного иститута, она рождала мечту о будущем...

— В песнях поют о скитаниях геологов,— говорит Владимир,— биологов тоже судьба бросает по свету. Ко­ гда я уехал учиться в Монинскую академию, жена оста­ лась собирать материал для диссертации. После аспи­ рантуры работала сначала в Мичуринске, затем в Ленин­ граде, потом в Крыму... Лишь каникулы да отпуска были единственным временем наших встреч...

Даже потом, когда он окончил академию, места их ра­ боты не всегда совпадали. Детей (их двое у него: сын Игорь и дочь Лена) и жену видел накоротке. Осталь­ ное время — аэродром. Знакомая взлетная полоса, изме­ ренная его шагами сотни и тысячи раз. Всякой видел ее Владимир Шаталов — в пыли, в лужах в пору тягучих осенних дождей или покрытую коркой хрустящего под сапогами льда.

И небо над ней выглядело по-разному: то раскален­ ное солнцем до белизны, то багрово-черное, словно клу­ бящееся перед грозой, то чистое и искрящееся звездами, словно повисшими в самом воздухе. Остановишься на минуту, закинешь голову назад, прислушаешься, и, ка­ жется, слышно, как они шепчут в своем стремительном фантастическом полете. Когда-то к ним в командировку полетит человек!

В те годы в воздухе эпохи уже витал лозунг космоса. Он тоже втайне подумывал о нем. Чтобы хоть как-то приглушить щемящее желание, с головой уходил в рабо­ ту. Он знал всех летчиков части. Всех и каждого. Знал,

когда кто летал последний раз, по какой программе, в каких метеорологических условиях, днем или ночью, са­ мостоятельно или в контрольном...

Словно гонимый каким-то предчувствием, набросился на точные науки. Они тоже его удел и призвание. Так и сложилась эта ровная привычка: работать, наблюдать, думать и снова летать.

Есть у него и свое хобби — подводная охота. Он даже внешне весь преображается, когда начинает рассказы­ вать об удивительной жизни Черного моря или Белого озера, что под Москвой: «Причудливое сплетение водо­ рослей, прозрачная тишина, стайки рыбешек, больших и малых... Они играют, хитрят, прячутся. Нет, кто такое не видел,— не поймет. Люди приезжают к морю, греют жи­ воты на солнце... Скука! А главное — обедняют себя».

Говорит он увлеченно. В глазах вспыхивают искорки почти детского восторга. Вспыхивают и долго не гаснут. Он начинает немножко суетиться, достает свое подводное снаряжение. Чего тут только нет: ружья, короткие, как обрез, и длинные, словно старинные пищали, специаль­ ное ружье с подкосом, воздушный автомат, акваланги, маски, ласты, свинцовые пояса, костюм, который он сам скроил и склеил...

Вещей уйма. Все это он берет с собой, когда уезжает в отпуск. О прошедшем лете вспоминает с нескрывае­ мой грустью: «Жаль, что не удалось съездить куда-ни­ будь... хоть на денек». Потом смолкает в раздумье и уже, словно успокаивая себя, спокойно и тихо продолжа­ ет: «Работы было много».

Увлечением своим «заразил» и других. Ведь подвод­ ное плавание для дела нужно. Там, под водой, имити­ руется невесомость...

Мы долго беседовали в тог вечер. Звездный окута­ ла морозная темнота. Он сидел напротив меня, положив на стол свои сильные руки. Говорил тихо, неторопливо.

212