disser_arhipov

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ КАФЕДРА ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

На правах рукописи

АРХИПОВ Владислав Владимирович

СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРЕДЕЛЫ ПРАВА В УСЛОВИЯХ МЕДИАЛЬНОГО ПОВОРОТА: ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

Специальность 12.00.01 – Теория и история права и государства; история учений о праве и государстве

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени

доктора юридических наук

Научный консультант доктор юридических наук, профессор Козлихин Игорь Юрьевич

Санкт-Петербург

2019

2

ОГЛАВЛЕНИЕ

3

§ 3.7. Материалы, утратившие свою актуальность в контексте «права на

5

§ 6.1. Аналогия права и игры в истории правовой мысли и в контексте

6

Приложение 2. Функциональная схема аналитического процесса применения концепции семантических пределов права («пограничная ситуация» толкования). 396

7

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Право сейчас все больше находится в «области полутени», представление о которой, в специальном смысле философии права, было сформулировано в дискуссии между Г. Хартом и Л. Фуллером в середине XX века.1 Происходящая сейчас цифровая трансформация общества подразумевает не просто развитие технологий – многие из них не оторваны от повседневной жизни и изменяют социальную реальность в той же степени, в которой они изменяют технологический ландшафт. Современные цифровые технологии предопределяют формирование информационной культуры, в которой появляются новые коммуникативные практики и видоизменяются старые. В культурологическом и социологическом дискурсе особое значение обретают исследования, посвященные различным аспектам медиального поворота и виртуальной реальности. Среди актуальных технологических феноменов социально-гуманитарному дискурсу интересны, в первую очередь, те, которые непосредственно нацелены на социальное взаимодействие. Возможности социальных сетей, мессенджеров и различных иных многопользовательских сред (среди которых для целей настоящего исследования, прежде всего, выделяются игровые) на практике уже породили ряд, на первый взгляд, частных и курьезных

1См.: Hart H.L.A. The Positivism and the Separation of Law and Morals // Harvard Law Review. – 1958. – Vol. 71. – P. 593–629; Fuller L.L. Positivism and Fidelity to Law – A Reply to Professor Hart // Harvard Law Review. – 1958. – Vol. 71.

– P. 630–672. Дискуссия была опубликована в переводе на русский язык в журнале «Известия высших учебных заведений. Правоведение» в 2005 году, см.: Харт Г.Л.А. Позитивизм и разграничение права и морали / пер. с англ. В.В. Архипова // Известия высших учебных заведений. Правоведение. – 2005. – № 5. – С. 102–136; Фуллер Л.Л. Позитивизм и верность праву – ответ профессору Харту / пер. с англ. В.В. Архипова // Известия высших учебных заведений. Правоведение. – 2005. – № 6. – С. 124–159. Фундаментальное значение данной дискуссии для юриспруденции можно считать общеизвестным фактом в юридической науке, и о нем писали многие зарубежные и отечественные авторы. См. напр.: Оглезнев В.В., Суровцев В.А. Философские взгляды «раннего» Г. Харта и проблемы языка права // Харт Г.Л.А. Философия и язык права. – М., 2017. – С. 7–26.

8

юридических проблем, которые в настоящем исследовании интерпретируются, прежде всего, как проблемы теории права, а именно – толкования правовых текстов и применения права.2 Например, принятие отдельных правоприменительных решений о блокировке интернет-ресурсов, содержащих информацию об объектах, относящихся к игровым контекстам, как это произошло в случае с блокировкой информации об изготовлении виртуальных «взрывчатых веществ» в компьютерной игре Minecraft, подразумевающей такой результат толкования права, как если бы речь шла о реальных объектах,3 или несколько дел, связанных с применением норм имущественного права к отношениям, связанным с виртуальной собственностью в других многопользовательских онлайн-играх.4 Однако частными и курьезными юридические проблемы, отраженные в данных решениях, могут казаться лишь на первый взгляд. В основе настоящего исследования лежит принципиальное убеждение автора в том, что правоприменительные решения такого рода, в

2 Этим обстоятельством и обусловлена специальность 12.00.01, с которой соотносится настоящее исследование, в котором вопросы действия права в медиапространстве рассматриваются с точки зрения, прежде всего, общетеоретических проблем толкования права, а также реализации и применения права, с последующей их интерпретацией как относящихся также к проблематике онтологии права. Соответственно, речь идет о пп. 1.14, 1.13 и 1.1 Паспорта специальности 12.00.01 по состоянию на сентябрь 2019 года.

3 См.: Роскомнадзор попросил не запрещать Minecraft из-за рецепта динамита, 03 фев. 2017 [Электронный ресурс] // Информационное агентство РБК. – [Сайт]. – URL: https://www.rbc.ru/technology_and_media/03/02/2017/58946a839a7947e35f09cc7d (дата обращения: 04.07.2018). Решение суда, которое подразумевается в указанном материале: Решение Заводоуковского районного суда Тюменской области от 12 июля 2016 года по Делу № 2-662/2016. – [Сайт]. – URL: https://zavodoukovsky-- tum.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo&srv_num=1&name_op=doc&number=25808719&delo_id=1540005&new=0&text _number=1 (дата обращения: 02.10.2018). Принципиальная особенность данного казуса связана с тем, что он, действительно, относится к «области полутени» – однозначные критерии оценки именно такой информации, в отличие от других видов информации, запрещенной к распространению в Интернете, на тот момент (как и на момент написания настоящей работы) установлены не были.

4 Обзор и анализ отдельных репрезентативных дел представлен, в том числе, в следующих публикациях: Останина Е.А. Основание присоединения к многопользовательской онлайн игре – договор с участием потребителей // Рожкова М.А. Право в сфере Интернета: сборник статей / М.З. Али, Д.В. Афанасьев, В.А. Белов и др.; рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. – М.: Статут, 2018. – 528 с.; Архипов В.В. Виртуальная собственность: системные правовые проблемы в контексте развития индустрии компьютерных игр // Закон. – 2014. – № 9. – С. 69–90; Семенюта Б. Онлайнигры: правовая природа отношений // Интеллектуальная собственность. Авторское право и смежные права. – 2014. – № 8. – С. 38–45. Глубокий анализ правовой проблематики виртуальной собственности с точки зрения гражданского права также представлен в работах А.И. Савельева, в частности в Главе 6 «Цифровой контент и виртуальная “собственность”» книги: Савельев А.И. Электронная коммерция в России и за рубежом: правовое регулирование. 2-е изд. – М.: Статут, 2016. – 640 с., а также в статье: Савельев А.И. Правовая природа объектов, приобретаемых за реальные деньги в многопользовательских играх // Вестник гражданского права. – 2014. – № 1. – С. 127 – 150.

9

действительности, свидетельствуют о наличии общей и серьезной,5 а не частной и курьезной, проблемы, которая при этом не сводится к отраслевым проблемам гражданского или информационного права. Проблема эта гораздо шире, и она связана с философско-правовым дискурсом правосознания и правовой культуры, а также переосмыслением догматических аспектов действия права, применения права, толкования права и правотворчества. Право как социальный институт консервативно, историческое развитие права во всем было ориентировано на социальную реальность, в которой доминировала этика «реального» и «серьезного», тогда как игровой элемент долгое время вытеснялся из общественного сознания и табуировался.6 Современная же информационная культура в условиях общего медиального поворота может быть охарактеризована, в том числе, условным термином «игровой поворот» (условным, поскольку здесь он как раз используется как фигура речи; характеристика может быть не точна – в философском, психологическом и социологическом смысле речь, возможно, должна идти в большей степени о «несерьезном», чем об «игровом»). Помимо собственно беспрецедентного развития в массовой культуре различных игровых практик, за счет принципиально нового темпа и качества технологий, обеспечивающих обмен информацией, в повседневности появляется все больше ситуаций, которые можно считать спорными в свете возможного правоприменения – среди прочего, эта проблема интенсифицируется по мере появления все новых юридических

5 Как будет показано далее, слово «серьезный» в контексте настоящего исследования используется не просто как прилагательное, соответствующее легкому литературному стилю, а как специальный термин, подразумевающий отсылку к теоретико-социологической концепции обобщенных символических посредников. Подробнее см. § 6 Главы 2 исследования.

6Оценки данного факта культурологами весьма характерны. Например, О.С. Потапова отмечает, что «в начале XX столетия вряд ли кто-то расценивал только что изобретенный кинематограф как новый вид искусства. Достижения технического прогресса волновали и поражали зрителей, но не побуждали задуматься о месте кинематографа в пространстве культуры. Сейчас ситуация кардинально изменилась: есть настоящее искусство, а вот голливудские блокбастеры часто осуждаются. Компьютерные игры, завоевавшие определенное культурное пространство в начале XXI века, столь же часто критикуют за излишнее влияние на умы подрастающего поколения. Психологи предупреждают о возможном негативном влиянии игр на сознание, и в такой обстановке редко кто заговаривает о том, что компьютерная игра претендует на звание нового вида искусства». См.: Потапова О.С. Компьютерная игра в пространстве культуры // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. – 2010. – № 4 (1). – С. 349.

10

ограничений и правил распространения информации, что, в свою очередь, обусловлено развитием концепций государственного суверенитета и распространения его на информационное пространство.7 При каких условиях шутка как, по общему правилу, феномен «несерьезного» может быть признана экстремистским материалом?8 Может ли художественное произведение, основанное на «воображаемом», а не «реальном», содержать юридические признаки оскорбления?9 Представляется, что данные вопросы, особенно актуальные для общества на данном этапе (раньше темпы производства и распространения информации были другими и такие вопросы возникали значительно реже), формируют единый контекст и могут быть подвергнуты теоретическому обобщению, в результате которого главным вопросом станет следующий: можно ли концептуализировать в одном понятии, относящемся частично к философии, а частично – к догме права, условную границу, при нарушении которой обращение к

7 Так, например, А.А. Ефремов отмечает, что тенденция «суверенизации» в информационном пространстве выражается, в частности, в установлении правил относительно «информации, распространение которой запрещено», деятельности организаторов распространения и информации и блогеров (правила в отношении последних ныне отменены), ограничений для иностранных СМИ, блокировок информационных ресурсов, нарушающих правила обработки персональных данных, введения дополнительных требований к операторам связи и организаторам распространения информации. См.: Ефремов А.А. Формирование концепции информационного суверенитета государства // Право. Журнал Высшей школы экономики. – 2017. – № 1. – С. 202. См. также: Ефремов А.А. Тенденции развития правового регулирования информационного пространства // Вестник Южноуральского государственного университета. Серия «Право». – 2017. – Т. 17. – № 2. – С. 80–83; Ефремов А.А. Защита государственного суверенитета Российской Федерации в информационном пространстве. – М. НОРМА, 2017. – 128 с.

8 Общественная значимость данной проблемы обусловила принятие Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам экстремистской направленности» и последующих изменений, отраженных в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 сентября 2018 г. № 32 «О внесении изменений в Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2011 года № 11 “О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности”».

9 В данном случае речь идет о художественных произведениях с узнаваемыми или практически тождественными реальными прототипами, в том числе, историческими деятелями. Вопрос, однако, может быть сформулирован и в противоположном ключе: в какой степени допустимо использование реально живущих или живших людей в качестве прототипов для художественных произведений? Примечательно, что в нынешних условиях и теоретически, и практически можно применять к таким случаям законодательство о персональных данных – в смысле защиты персональных данных реальных прототипов персонажей художественных произведений, которые не могли бы появиться без использования таких персональных данных. Не случайно п. 8 ч. 1 ст. 6 Федерального закона от 27.07.2006 № 152-ФЗ «О персональных данных» предусматривает в качестве отдельного основания обработки персональных данных «литературную или иную творческую деятельность», но при условии, что при этом не нарушаются права и законные интересы субъекта персональных данных.