Глава 3 политическое пространство. Геополитика

Геополитика - это разновидность внешней политики, определяемая

территориальной близостью партнеров (соперников) и создающая поле

сопряжения между интересами сопредельных стран.

Наука геополитики (геополитическая теория) исследует связи между

пространственными и функционально-политическими характеристиками тех

или иных регионов мира. "Для определения понятия региона в его

обобщающем, родовом значении вполне достаточно двух признаков -

наличие обособленной общности международных отношений ("проблемного

узла") и ограниченности этой общности рамками определенного

географического региона"1,

Роль геополитики в современном мире резко возросла по ряду причин.

Вероятно, стратегическое определение международной политической

ситуации дает нам образ мира, развива-

' Высоцкий А.Ф. Регионализм в международно-правовом регулировании.

Автореф. докт. дис. Киев, 1986, с. 18.

108

ющегося от принудительного униформизма старой биополярной модели

(униформизма, навязываемого двумя сверхдержавами) к будущей

качественно новой интеграции, путь к которой лежит через промежуточный

этап более или менее продолжительной диверсификации этносов,

пытающихся достичь идентичности через обособление.

Поэтому вместо управляемого из двух центров мира мы видим

усиливающееся и слабо управляемое региональное многообразие.

Политическая наука, длительное время сосредоточенная на проблемах

универсальной безопасности, определяемой отношениями между двумя

мировыми блоками, сегодня еще не готова ответить на вопрос, как

сочетаются универсальная и региональная безопасность. Именно это

является одной из важнейших проблем геополитики. Философию политики в

этой связи занимает вопрос о природе суперэтнических единств в том или

ином регионе земного шара. Что скрепляет вместе различные этносы,

каково соотношение сильных (экономических, военно-политических) и

тонких социокультурных взаимодействий, вместе образующих единство

геополитического поля? Дело в том, что геополитические сдвиги,

чреватые серьезной дестабилизацией, могут происходить значительно

раньше военно-политических, определяемых сильными взаимодействиями.

Разительный пример - распад СССР. Вероятно, задолго до того, как он

стал оформляться юридически, происходили скрытые социокультурные

сдвиги, нарушающие единство геополитического поля, каким был СССР.

Часть его регионов обнаружила стремление двинуться навстречу Западу,

другая испытывает мощное притяжение мусульманской цивилизации, третья

- Тихоокеанского региона.

В этой связи напрашивается вопрос о цивилизационном статусе России.

Является ли она периферией западного цивилизационного центра,

самостоятельным цивилизационным центром (не вполне оформившимся,

"молодым" в долгосрочном историческом масштабе) или временным (в

данном масштабе) равновесием западно-восточных мировых цивилизационных

центров, которое как раз сегодня кончается?

При попытках ответа желательно воздержаться от модернистского

искушения, связанного с ожиданием скорого наступления "нового мира", в

корне отличающегося от всех предыдущих. Надо сказать, что геополитика

объективно является, пожалуй, одной из наиболее консервативных

отраслей политического знания, Она исходит из того, что

геополитические ^Руктуры и интересы представляют собой своего рода

инварианты, которые во многом сохраняют свою природу даже

109

при радикальной смене политического режима на данной территории.

Советский Союз разительно отличался от императорской России и менее

всего заботился об исторической и социокультурной преемственности. Тем

не менее анализ его неконъюнктурных геополитических устремлений на

Западе и Востоке, Севере и Юге свидетельствует о поразительной

устойчивости "инвариантов" евразийской геополитики. Сегодня в

различных регионах СНГ наблюдается стремление прорваться в

постиндустриальное общество в обход России, путем форсирования прямых

контактов со странами Запада, с Японией, с Ближним Востоком и Турцией.

Однако опыт показывает, что в геополитических полях отсутствуют

объемные вакуумы, предназначаемые для размещения пришельцев извне.

Геополитическое поле защищено системой явного или неявного

протекционизма - иначе оно не было бы особым "полем", а мир

представлял бы собой аморфную сумму государств, мозаика которых не

образует устойчивых конфигураций. Наряду с регионами, единство которых

носит институированный характер (Европа-12, АСЕАН и т.п.), существуют

регионы, скрепленные более тонкими социокультурными связями, в том

числе конфессиональными. Единство исторических, религиозных,

лексических систем и традиций порою оказывается более трудным барьером

для стран-"прозелитов", чем стандарты, устанавливаемые организационным

уставом или различного рода квотами. Современная теория геополитики

пытается преодолеть редукционизм в понимании природы тех или иных

"единых пространств". Единство может носить явно выраженный и

долгосрочный характер, даже не будучи закрепленным на

межгосударственном или региональном уровне теми или иными официальными

соглашениями. Примером в этом контексте могут послужить отношения

России и Сербии - устойчивого в историческом плане тяготения, которое

нельзя свести ни к экономическому, ни к идеологическому, ни к

политикоправовому (договорному). В геополитике, как и в политической

антропологии и культурологии, большое значение имеют неформальные

структуры. Между ними и формальными могут устанавливаться отношения

соответствия, дополнительности или альтернативности. Необходимо

упомянуть о законах неэквивалентного межкультурного обмена,

предопределяющих противостояние культур-доноров, поставляющих

информацию, а вместе с нею - определенные ценности и нормы, и

культур-реципиентов, больше впитывающих чужую информацию, чем

предъявляющих свою,

Государства, представляющие первую разновидность, как правило, ратуют

за фридридерскую политику "открытых про-

110

странств", тогда как представители второй разновидности нередко

вынуждены компенсировать свою слабость на рынке культурного обмена

протекционистскими мерами, идеологическим контролем, более закрытым

типом общественной организации. Это ведет к целому ряду последствий,

часто наблюдаемых в геополитике. Именно: более слабые ведут себя порою

и более агрессивно; для них геополитика - средство компенсировать свою

социокультурную слабость мерами изоляционизма, блоковой региональной

политики (которая объединяет слабых против сильного) и т.п.

Таким образом, для одних стран геополитика является средством

реализации и закрепления их социокультурных преимуществ в качестве

центров притяжения для своих менее развитых и благополучных соседей;

для других она - средство компенсации своих слабостей перед лицом

культуры гегемона, что нередко влечет за собой политику "жесткого

стиля", изоляционистски-оборонительного или даже

агрессивнонаступательного характера (что, например, продемонстрировал

бедный Ирак по отношению к процветающему Кувейту).

Агрессивность слабых - один из парадоксов геополитики, который еще

недостаточно осмыслен в современной политической литературе. Между

тем, в связи с переходом от прежнего биполярного и в целом более

жестко управляемого мира к современному полицентричному, действие

этого парадокса, в том числе и в границах СНГ, будет возрастать. Так,

"чеченский феномен" включает, наряду с перипетиями конкретного

политического процесса, не свободного от необдуманных политических

решений с обеих сторон (России и Чечни), проявление общей

закономерности указанного типа.

На наш взгляд, важнейшими проблемами российской геополитики являются

две, касающиеся: отношения российского федерализма с регионализмом в

масштабах СНГ и отношения этих двух уровней с глобальным

цивилизационным уровнем.