Другие журналы 1769 г.

Для более полной характеристики журналистики XVIII века следует хотя бы коротко рассказать о других журналах, выходивших в 1769 г. Обычно они, как и «Всякая всячина», были еженедельными («И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Полезное с приятным», «Смесь», «Трутень»), но некоторые журналы выходили в виде листков ежедневно («Поденщина») или книжками ежемесячно («Адская почта»). Продолжительность их существования была от одного месяца («Поденщина») до одного года («И то, и сио», «Трутень»). Издателями обычно выступали литераторы («И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Смесь», «Адская почта»), преподаватели Сухопутного шляхетного корпуса («Полезное с приятным») и только один недолго существовавший журнал «Поденщина» выпускал «обер-офицер полевых полков», в литературном мире никак себя не зарекомендовавший. Все журналы 1769 г. издавались в Санкт-Петербурге. Расцвет московской журналистики после недолгого подъема в начале 1760-х гг. повторно произошел несколько позже, в 1780-е гг.

Первым откликнулся на призыв «Всякой всячины» издавать новые журналы Михаил Дмитриевич Чулков (1743–1792) – писатель, выходец из разночинной среды, получивший образование в разночинской гимназии при Московском университете и прославившийся сборником «Пересмешник, или словенские сказки» (четыре части вышли в 1766–1768 гг.). С января 1769 г. он начал издавать журнал «И то, и сио», выходивший еженедельными листами в течение года вплоть до декабря (всего вышло 52 листа). Будучи единоличным издателем, Чулков являлся и основным автором журнала. Его название было подсказано примером «Всякой всячины», хотя в то же время в нем заключался намек на социальную ориентированность журнала – симпатии издателя «И то, и сио» в пользу невзыскательного читателя. Чулков не захотел потворствовать вкусам социальных верхов или обслуживать высокообразованные слои читателей.

«Читатель, не ожидай ты от меня высоких и важных замыслов; ибо и я сам человек неважный, и когда правду тебе сказать, не утруждая совести, то состоянием моим похожу на самое сокращенное животное. Я предпринял увеселять тебя столько, сколько силы мои позволят, единственно для той причины, чтобы заслужить твою благосклонность», – так писал Чулков в первом листе своего журнала. Заискивание перед читателем согласовалось с отказом от наставлений и обличений общественных пороков. Лицо журнала определяла установка на балагурство и развлечение – листки заполнялись разнородными материалами развлекательного характера (бытовая новелла, анекдоты, сказки, пословицы, басни, элегии и шутливые поэмы). На страницах «И то, и сио» были представлены описания народных обычаев, обрядов, суеверий. Позднее Чулков издал «Словарь русских суеверий», и можно предположить, что материалы славянской мифологии, опубликованные в журнале, были подготовительной частью его собирательских трудов в в этой области.

Несмотря на свою политическую индифферентность и непритязательность, журнал Чулкова не мог остаться в стороне от общественных проблем своего времени. Это прежде всего проявилось в рассмотрении на страницах «И то, и сио» темы денег. Проповедник счастливой умеренности и философского спокойствия Херасков в своей лирике 1760-х гг. не единожды касался темы денег, не заметить ее он не мог, однако он говорил о «злате» всегда с отвращением. Однако бедняк-разночинец Михаил Чулков чувствовал себя вполне удовлетворительно в мире рыночных отношений, купли-продажи, и в «И то, и сио» писал о том, что «всякая вещь свою имеет цену», что «прибыток имеет силу и все перевершит». Перед «неопрятным», но имеющим деньги крестьянином, тщеславный гражданин примет на себя образ крестьянина, а крестьянин станет равным боярам – «будет боярином перед боярином». Связующим стержнем, формировавшим структуру журнала и объединявшим все его материалы в единое целое, была фигура автора – издателя – рассказчика, балагура и шутника. Речь его была усыпана прибаутками, народными пословицами и поговорками. В «И то, и сио» выработалась повествовательная манера Чулкова, которая свойственна его роману «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины», изданному в 1770 г. Хотя Чулков был больше писателем, чем журналистом, но он внес определенный вклад и в развитие журналистики. Его творчество, героями которого становились бесцеремонные содержанки, взяточники-подъячие, развратные дворянки, обманутые мужья, самолюбивые бездарные поэты, ловкие нахальные любовники, было направлено против эстетики эпохи классицизма, против академичности, которая была свойственна периодическим изданиям того времени. Михаил Чулков старался сделать публикуемые им материалы доступными для понимания читателей. Неудивительно, что сам себя Чулков называл «мелкотравчатым сочинителем».

Журнал «И то, и сио» иногда нападал на другие периодические издания. Особенную ненависть его вызывал «Трутень»⁹⁰. «Потом попалось мне в руки сочинение Г. «Трутня». Сей человек показался мне, что он объявил себя неприятелем всего рода человеческого. Тут кроме язвительных браней и ругательства я не нашел ничего доброго; для чего послал я к одному моему приятелю попросить еще несколько листков... тут грубость и злонравие в наивысочайшем блистали совершенстве; его ведомости [здесь – журнал, «ведомостями» в то время называли газеты – прим. авт.] соплетены были из ругательства и поношения ближним, и если бы ему верить, то бы надлежало возыметь совершенное от всех людей отвращение; но я подумал, что и он есть человек же и что, может быть, пороки, которыми он язвит других, ему еще более всех свойственны» (№28). Такая позиция роднила журнал Чулкова с изданием Екатерины II, однако по поводу «Всякой всячины» как «прабабки» сатирических журналов он высказывался более язвительно: «Древность почитать всем нам свойственно, почему «Всякая всячина», как праматерь, овладела было моим желанием; но забыл, что старость имеет свои слабости и что с уменьшением телесных сил ослабевают вместе и душевные дарования... Чрез несколько лет и я «Всякой всячине» подобен буду, потерявши то, что украшает человечество, возненавижу может быть и я так же людей, как и она возненавидела... Сего уже довольно было переменить мое намерение и от старости ослабевающий разум оставить в покое [то есть не читать «Всякую всячину»]».

В мае 1770 г. Чулков предпринял издание нового, на этот раз ежемесячного, журнала «Парнасский щепетильник», который выходил до конца года. Названием своего издания Чулков подчеркивал стремление выступить примирителем в литературных баталиях того времени. Слово щепетильник в России XVIII века означало торговца мелкой галантереей. Издатель как бы брал роль продавца «парнасской мелочевки» отечественной литературы. В первых номерах «Парнасского щепетильника» главное место отводилось сатирическим статьям, посвященным литературной среде. Позже Чулков вернулся к испытанной ранее практике развлечения читателей, наполняя издание переводными материалами, а также публикациями фольклорных источников. Ко времени выхода в свет последних номеров этого издания ясно обозначилась его бесполезность в литературной жизни, и Чулков его прекратил. В 1772 г. он поступил на службу в Коммерц-коллегию, затем перешел в Сенат. Ему принадлежат семитомное «Историческое описание российской коммерции» (1781–1788) и «Словарь юридический, или Свод российских узаконений» (1791–1792). Служба дала разночинцу Михаилу Чулкову возможность получить дворянское звание, приобрести под Москвой несколько имений. Но прожил он совсем не долго: умер в 1792 г., не дожив даже до 50 лет.

Следующим после Чулкова к изданию своего литературного еженедельного журнала приступил поэт и переводчик Василий Григорьевич Рубан (1742–1795). Образование он получил в Киевской духовной академии, Московской славяно-латинской академии, потом в университетской гимназии и в Московском университете. Литературные труды Рубана поначалу представляли собой переводы с латинского, немецкого и французского языков – с ними он выступал на страницах журналов «Доброе намерение», «Трутень», «Парнасский щепетильник». Он служил в коллегии иностранных дел переводчиком турецкого языка, был секретарем при князе Григории Потемкине и директором Новороссийских училищ.

Название журнала Рубана – «Ни то, ни сио» – было явно спровоцированно изданием Чулкова. Журнал печатался в типографии Академии наук (вероятным соиздателем Рубана был академический переводчик Башилов) тиражом 600 экземпляров. Цель этого журнала, по словам самого издателя, была «услужить публике»; статей сатирического содержания почти не было; выбор статей был случайным. Подавляющую часть публикаций в «Ни то, ни сио» составляли переводные материалы и стихотворения Рубана. Но оригинальные его сочинения были лишены какого-либо серьезного значения и являлись стихами на случай. В похвальных гимнах, написанных Рубаном, не было искреннего чувства; господствовала риторика. Например, в оде на привитие оспы императрице, Рубан сравнивал Екатерину II со змием, которого Моисей вознес на древо для спасения народа. Особенную известность Рубан приобрел среди современников своими похвальными надписями в стихах. Но в этих надписях было столь же мало оригинальности, как и в одах; большая их часть воспевала благодеяния покровителей Рубана. Из переводов следует отметить фрагменты из Овидия и философский диалог Вольтера «Разговор дикого с бакалавром». В целом журнал Рубана «Ни то, ни сио» не пользовался успехом у читателей, и просуществовал только 5 месяцев: с 21 февраля по 12 июля 1769 г.; в 1771 г. он вышел вторым изданием. В 1771 г. Рубан издавал журнал «Трудолюбивый Муравей», еще менее замечательный. В 1772–1773 гг. он издал две книжки, под заглавием «Старина и Новизна» – нечто в роде альманаха; статьями и материалами по русской истории это издание выгодно отличалось от всех его прежних журналов. Рубан был автором большого количества сочинений, справочников, календарей и путеводителей, некоторые из которых представляют библиографическую ценность.

Судьбу «Ни то, ни сио» в какой-то мере разделил журнал «Полезное с приятным», издававшийся около четырех месяцев (с 13 февраля по 25 июня 1769 г.) еженедельно, но не очень регулярно. Издателями были преподаватели Сухопутного кадетского корпуса – И.Ф. Румянцев и И.А. де Тейльс. Общее направление этого журнала, учитывая специфику интересов его издателей, носило воспитательный характер. Печатались главным образом переводные материалы, в том числе из английского «Зрителя».

Значительно более серьезным журналом, составившим оппозицию«Всякой всячине», был журнал «Смесь». Он начал выходить с 1 апреля 1769 г. еженедельно, и в течение года вышло 40 листов. Тираж составлял 600 экземпляров. В журнале сотрудничали известные авторы – В. Майков, Н. Новиков, Ф. Эмин и другие. Издатель журнала точно не известен. В «Предуведомлении» он признался, что вздумал издавать «Смесь», «набравшись чужих мыслей». Свою «Смесь» он считал «дочерью тех сочинений, коих видны в ней переводы». Журнал действительно на три четверти представлял собой подборку переводов из самых разных источников, но в основном из французских сатирико-нравоучительных журналов. Оригинальные материалы составляли всего треть текстового корпуса журнала, но именно здесь обозначилось лицо «Смеси», ее отношение к полемике между «Всякой всячиной» и «Трутнем» о сущности и предназначении сатиры. В этой полемике «Смесь» поддерживала «Трутень», резко критикуя позицию, занятую «Всякой всячиной»: «Бабушка в добрый час намеревается исправлять пороки, а в блажной дает им послабление». В журнале «Смесь» печатались материалы, высмеивавшие мелочность сатиры «Всякой всячины». Некоторые из них носили социальный характер: автор памфлета «Речь о существе простого народа», ссылаясь якобы на мнение «искусного анатомиста», исследовавшего голову крестьянина и голову дворянина, опровергал тезис о том, что простой народ вряд ли обладает разумом и более походит на животных, нежели на людей.

Последним из группы сатирических изданий 1769 г. было «ежемесячное издание» «Адская почта, или Переписка хромоногого беса с кривым». Первая книжка журнала вышла из печати в июле, и до конца года появилось шесть книжек. Издателем был Федор Александрович Эмин – писатель и переводчик. Все попытки установить его подлинную биографию были безуспешны, он создал о себе столько легенд, так запутал вопрос о своем происхождении, что отличить выдумку от правды крайне затруднительно. Существуют, по крайней мере, четыре версии его биографии. Родился он около 1735 г. не то в Польше, не то на Балканах. Служил янычаром в Турции, бежал, скитался по Азии, Африке, Европе. Документирован только один пункт, а именно: в 1761 г. к русскому посланнику в Лондоне князю А.М. Голицыну явился некий Магомет Емин, заявивший о своем желании принять греческо-русскую веру и вступить в русское подданство. Магомет был окрещен в домовой церкви посольства и наречен Федором. Вскоре он пожелал выехать в Санкт-Петербург, и 11 октября 1761 г. ему был выдан на проезд паспорт, в котором значилось, что Магомет Емин рожден от российских родителей, приехал из Константинополя, по своему желанию направляется в Россию. В Петербурге он с 1762 г. преподавал в Сухопутном шляхетном корпусе, а также был принят переводчиком в Коллегию иностранных дел, поскольку знал 15 иностранных языков.

Свою литературную деятельность Федор Эмин начал с того, что перевел множество романов с португальского, испанского, итальянского языков (поскольку первоисточники не найдены, исследователи полагают, что по крайней мере некоторые из этих «переводов» были его собственного сочинения). В дальнейшем написал очень много: первый русский роман – «Письма Ернеста и Доравры» (1766), «Российскую историю» в трех томах (1768–1769), – став одним из самых популярных и плодовитых писателей.

Замысел журнала «Адская почта» возник у Эмина еще в апреле 1769 г. В обращении к читателю он писал, что, оставшись однажды ночевать в трактире, «увидел пред собою двух господ, одного Хромоногого, а другого Кривого», представившихся бесами, которые, «верно служа долгое время в республике адской, наконец отправлены в посольство в свет; каждый из них будет жить в особливом месте, и [они] будут уведомлять друг друга о всем виденном». Эти бесы попросили издателя, прослышав о его знакомстве с типографиями, печатать их письма: «Теперь пошла мода на сочинителей: все пишут; так для чего же и нашему брату не стараться о приобретении почтенного имени авторства?» Испугавшись якобы отказать бесам, зная, «как опасны эти господа», издатель обещал сообщать публике все их письма. «Но как они денег на типографию не оставили, сказав, что свет, которому они много благодеяний делают, за них заплатит, то экземпляр ежемесячного издания, кто полюбопытствует читать оное, будет продаваться за двадцать копеек у переплетчика Веге, живущего в Малой Миллионной»⁹¹. Таким образом, журнал представлял собой переписку якобы бесов, и все его материалы, имевшие сплошную нумерацию (до №103) назывались либо «От Хромоногого к Кривому», либо «От Кривого к Хромоногому». «Адскую почту» трудно назвать журналом, поскольку это было сочинение, принадлежавшее одному автору и лишь по характеру своего издания могущее считаться периодикой. Правильнее было бы считать это издание книгой из нескольких частей⁹². Эмин использовал традицию жанра философско-сатирической переписки, распространенного в литературе века Просвещения. Непосредственным источником сюжетной основы «Адской почты» явились сатирические памфлеты французского писателя конца XVII века Ленобля, имевшие форму разговоров между Хромым и Кривым бесами, гуляющими по Парижу и обменивающимися своими впечатлениями о жизни французов.

Идеологически Эмин как бы стоял на стороне «Всякой всячины»: «Нам, друг, нужно писать поосторожнее, и никого в лицо не трогать». Однако в действительности он от лица бесов очень остро критиковал нравы современного ему российского общества и обсуждал литературную жизнь Петербурга.

Итоговым для «Адской почты» можно считать помещенное в декабрьском номере письмо к Правдулюбову (единственное в журнале не от имени бесов), где Эмин разъяснил свой взгляд на предназначение сатиры: «Знаю я, что многие нынешнего века люди все то почитают либо за ложь, или за брань, что не в их похвалу сказано. Ведаю..., что родилось в свете такое человеколюбие, которое не только о падении пороков обильные проливает слезы, но еще и о участниках оных соболезнует. Славный у многих автор [имеется в виду «Всякая всячина»], написавший: должно ненавидеть пороки, а сожалеть о порочных есть толь великий упомянутого человеколюбия подкрепитель, что множество людей... на свою обратил сторону. Но я сказать отважусь, что сие странное человеколюбие, сию нынешнего света добродетель, произвела... привычка видеть часто людей порочных, о них нередко слышать, а иногда с ними и общаться; а воспитало оную нежное сложение человеческих сердец, которые и самой справедливости ужасаются»⁹³.

Литературная карьера Федора Эмина оказалась такой же короткой, как и его жизнь. Весной 1770 г. он скончался в возрасте 35 лет. Уже после его смерти была опубликована его последняя книга «Путь к спасению, или разные набожные размышления», написанная в духе масонских нравственно-религиозных исканий.