- •1. «Русские ведомости», 1891, № 258 (19 сентября) к редактору «Русских ведомостей»
- •2. «Мир искусства», 1902, № 2
- •3 . «Приднепровский край», 1902, № 1465 (22 февраля) Лев Толстой о литературе и критике
- •[По поводу предисловия л. Толстого кроману фон Поленца «Крестьянин»]
- •5. «Известия по литературе, наукам и библиографии, 1902, №№ 8–9 (май, июнь)
- •Ник. Михайловский
- •7 . «Новости», 1902, № 239 (31 августа)
- •8 . «Русские ведомости, 1902. № 238 (28 августа)
- •9. «Русские ведомости», 1902, № 240 (31 августа)
- •10. «Русские ведомости», 1902, № 240 (31 августа) Беседа с Толстым
- •11. «Московские ведомости», 1902, № 239 (31 августа)
- •А. Басаргин
- •12. «Московские ведомости», 1902, № 239 (31 августа) Дневник печати. Москва в произведениях гр. Л.Н. Толстого
- •1 3. «Русские ведомости», 1902, №n 241, 243 (1, 3 сентября)
- •14. «Уралец», 1902, № 105 (5 сентября) к литературному юбилею Льва Николаевича Толстого
- •15. «Волжский вестник», 1902, № 191 (6 сентября) Издания Толстого и литература о Толстом
- •Несколько слов о Льве Толстом
- •М. Волошин
- •Поэзия личности
- •1 8. «Русское богатство», 1902, № 9. Хроника внутренней жизни. IV. Знаменательные годовщины
- •Из воспоминаний о л. Н. Толстом. II. Отрывок из беседы
- •М. Меньшиков
- •Н.П. Гиляров-Платонов и л.Н. Толстой
- •Эфрон с.К.
- •Поль Буайе
- •Наша литература
- •В. Мирский
- •Л.Н. Толстой
- •В. Мирский
- •27. «Журнал для всех», 1902, № 12 Из писем и бумаг гр. Л.Н. Толстого*
- •29. «Журнал для всех», 1903, № 1. Наша литература (юбилей печати)
- •В. Мирский
- •3 0. Русские ведомости 1902, № 343.
- •Лев Толстой. Ясная Поляна. 9 декабря 1902.
- •32. «Одесские новости», 1902, декабрь
- •Письмо в редакцию
- •В. Розанов
- •36. «Почтальон», 1903, № 1
- •Пильский
- •3 7. «Русские ведомости», 1903, 20 января
- •38. «Русские ведомости», 1903, февраль
- •А.С. Изгоев.
- •Л. Толстой. 1889 г.
- •Л. Толстой. 1889 г.
- •43. «Южный край», 1903, № 7656. (26 февраля)
- •4 4. «Петербургские ведомости», 1903, № 71 (14 марта)
- •45. «Петербургская газета», 1903, № 97 (11 апреля)
- •46. «Новости», 1903, № 100 (13 апреля)
- •4 7. «Новости и Биржевая газета», 1903, № 104 (17 апреля)
- •4 8. «Новое время», 1903, № 9746, 9 (24 апреля)
- •Ю. Беляев
- •4 9.«Южное обозрение», 1903, № 2160 (19 мая) Письмо л.Н. Толстого
- •50. «Казанский телеграф», 1903, № 3171 (9 августа)
- •5 1. «Московские ведомости», 1903, 10 августа
- •52. «Вера и разум», 1903, № 16 (31 августа).
- •53. «Казбек», 1903, № 1680 (28 августа)
- •5 4. «Нива», 1903, 28 августа
- •5 5. «Нижегородский листок», 1903, № 234 (28 августа)
- •Н.А. Саввин
- •5 6. «Новое время», 1903, 28 августа
- •57.«Новое время», 1903, 28 августа Иностранная критика о л.Н. Толстом
- •5 8. «Петербургская газета», 1903, 28 августа
- •59. «Русское слово», 1903, № 237 (28 августа) Ряд волшебных изменений…
- •6 0. «Русское слово», 1903, 28 августа
- •С. Яблоновский
- •6 1. «Слово», 1903, 28 августа
- •6 3. «Саратовский листок», 1903, № 186 (28 августа)
- •64. «Санкт-Петербургские ведомости», 1903, № 235 (29 августа).
- •65. «Самарская газета», 1903, № 167 (29 августа).
- •6 6. «Одесские новости», 1903. 29 августа
- •67. «Северный край», 1903, № 227 (29 августа).
- •68. «Новое время», 1903, № 9880 (6 сентября)
- •69. «Одесские новости», 1903, №№ 6069, 6071, 6072 (29 августа, 2,3 сентября)
- •70. «Новое обозрение», 1903, № 6507 (14 сентября)
- •7 1. «Волгарь», 1903, № 251 (14 сентября).
- •72. «Одесские новости», 1903, № 6088 (21 сентября) Петербургские письма. Борьба с развратом
- •7 3. «Журнал для всех», 1903, № 10
- •Мирский
- •7 4. «Вестник Европы», 1903, № 10
- •75. «Восточное обозрение», 1903, № 282 (9 декабря).
- •И.И. Попов
- •10.«Русские ведомости». 1902. № 240 (31 августа)
- •Душеполезное чтение.
- •1902: № 1. Граф л.Н. Толстой и почетный гражданин Иероним Преображенский.(«Душеполезное чтение»).
- •№ 1. Наша литература (юбилей печати).
- •Киевская газета
- •1902: №№ 15, 16 (12 Декабря). Д. Иловайский. Из записной книжки
- •1902: № 84 (26 Марта) Редактор итал. Газеты «Tribuna» о «Хаджи- Мурате» л. Толстого
- •1903. № 3. Письма гр. Л. Толстого г. Яремичу.
- •1903: № 9636 ( 1 Янв.) Литература и книги в 1902 г. О юбилее л.Н. Толстого, о книге Мережковского «Достоевский и л. Толстой»
- •29 Августа.
- •1902: № 229 (31 Августа). О юбилее л.Н. Толстого.
- •1903: № 71 (14 Марта).
- •Прибалтийский край.
- •Приднепровский край
- •1902: № 3-4 Января. Журнальная летопись в 1901 г. Н. А-ч. (о книге Мережковского «Достоевский и л. Толстой).
- •Таганрогские вести
- •Южная Россия
- •1902: 31 Декабря
- •5. «Известия по литературе, наукам и библиографии», 1902, № 8-9.
- •6. «Русское богатство», 1902, № 8
- •38. «Русские ведомости», 1903, февраль
- •49. «Южное обозрение», 1903, № 2160 (19 мая) Письмо л.Н. Толстого [по поводу кишиневских событий]
- •51. «Московские ведомости», 1903, 10 августа
- •Ф. Б. Иностранная критика о л.Н. Толстом
- •58. «Петербургская газета», 1903, 28 августа
- •В. Дорошевич. Ряд волшебных изменений…
- •Скриба. Петербургские письма. Борьба с развратом. С.115
72. «Одесские новости», 1903, № 6088 (21 сентября) Петербургские письма. Борьба с развратом
В день 75-летия Л.Н. Толстого «Посредник» издал его новую книгу «Мысли мудрых людей на каждый день, собранные Л.Н. Толстым».
Я попробовал было положить книгу на ночной столик и каждое утро прочитывать по страничке, соответствующей числу. Но откровенно говорю: через 3 дня надоело, хотя все мысли действительно мудрые. Здесь выборки из греческих и китайских мудрецов, Будды, отцов церкви, из Руссо, Вольтера, самого Толстого, но в конце концов несмотря на разнообразие имен, все блестящие афоризмы и изречения повторяют одну и ту же мысль, один и тот же совет, одно и то же требование – заняться исправлением самого себя.
Толстой прямолинеен. Начав свою книгу анекдотом о Франциске Ассизском, он распространяет этот анекдот на все страницы книги, всячески его расширяя и углубляя <…>.
Совершенная радость не в познании всех наук и языков, не в исцелении больных, не в каких-либо внешних успехах вообще, хотя бы этот успех был распространением веры Христовой, а только в самом человеке, спокойно переносящем голод, холод, лишения, нищету, несправедливые упреки, преследования – сохраняя при этом незлобие и полную красоту своего внутреннего мира. И т.д. и т.п.
Все это, конечно, из Толстого, из глубины его духа и 75-летнего опыта. Но гордых, бичующих, часто злых мыслей Толстого – в этой книге нет и следа. Он тут не весь – не старик «во блеске власти», каким он является в действительности, а маленький добрый старичок, такой тихий, такой смиренный, исполненный какого-то «бесплотного благоговения к людям» и вместе с тем очевидного равнодушия и невнимания к их обидам и неудовлетворенной жажде земного счастья, земной справедливости.
Грандиозная задача всей жизни Толстого здесь сузилась, утеряла свою яркость, свой широкий размах и как-то обидно улеглась в форму несомненных истин и прописной морали, требующей незлобия, терпения, любви.
Грандиозная задача всей жизни Толстого заключается в борьбе с развратом культуры... Без устали говорит он нам, что культура, цивилизация, автомобили и парламент дают нам лишь внешнюю призрачную силу, в действительности же расслабляют нас.
Конечно, эта грандиозная борьба Толстого с развратом культуры, во всех ее перипетиях, в тяжелых выстраданных муках, в бичующих словах и суровых приговорах не вошла бы в издание «Посредника» (впору которому только Толстой-вегетарианец, Толстой – после тяжелой болезни, Толстой – уставший от напряженной борьбы), но мы-то не должны забывать другого Толстого, который сто раз сказал и показал нам, что не от мудрых слов мудрее и чище становятся люди, а от мудрости и чистоты всего окружающего их строя . <…>
СКРИБА
7 3. «Журнал для всех», 1903, № 10
О жизни и книгах. Дни Толстого. – Толстой в голодный 91-ый год. – «Мысли мудрых людей, собранные Л. Н. Толстым». – Одна из главных мыслей Толстого. – Ее влияние
28-го августа Толстому исполнилось 75 лет. Для России этот день прошел довольно серо, не отмеченный ничем крупным, и Толстой отпраздновал его в кругу своих близких, в Ясной Поляне. Туда было послано несколько десятков телеграмм с различных концов света, вышло к случаю юбилея несколько новых изданий о Толстом, многие газеты выпустили в свет специальные номера, посвященные Толстому. Этим дело и ограничилось.
Статей и воспоминаний о свиданиях и встречах с Толстым появилось довольно много, но, писанные для газет, как бы даже на злобу дня, «по случаю юбилея», они мало характерны. Большинство успокаивается на мысли, что Толстой – великий художник, но как учитель и проповедник он, крайностью и отвлеченностью своих мыслей, не подходит к нашему времени. Упомяну по этому поводу, что ученики младшего класса одной из провинциальных гимназий отправили в день юбилея такую телеграмму Толстому: «Благодарим за «Детство и отрочество». Умоляем написать поскорее еще какое-нибудь произведение». Ту же мысль и то же пожелание высказывают и юбилейные статьи.
Очевидно, во всяком случае, что в день семидесятипятилетия большинству людей было некогда думать о Толстом и остановить свою мысль на этом огромном человеке. События шумной, крикливой жизни несутся вихрем, и в этом вихре трудно отличить большое от малого, незначительное от важного.
Пожалуй, характернее других воспоминания о пребывании Толстого среди голодающих в 1891-ом году. В них все же есть несколько штрихов, нужных для портрета великого человека, и я уделю им несколько строк.
Толстой жил тогда в Данковском уезде, Рязанской губернии, в селе Бегическе – имении своего старого друга, Ив. Ив. Раевского. Он избрал этот пункт центром для задуманной им сети деревенских столовых в местности, где голодовка ощущалась особенно сильно. Дело шло. «Корреспонденций бездна, рассказывал местный почтмейстер. И тысячи приходят, сотни, рубли, копейки... Не из одной России – откуда ни шлют. Из-за границы, все больше из Англии и Америки, и из нашей России много. Конечно, больше интеллигенция пишет и деньги высылает, но часто приходят письма с титулами: «пресветлейшему», «самому графу и князю Льву Николаевичу». Это уже мужички и разный народ». Толстой встретил автора воспоминаний очень приветливо и сразу же ввел его в курс дела. Узнав, что тот хочет описывать «картины голода», Толстой дал ряд советов. «Факты, факты и правдивое их, но не тусклое освещение – только и давайте... Не бойтесь быть субъективным, – бойтесь только неискренности. Возьмите самое важное, самое нужное... Вот вы обязались давать вашим читателям «картины голода»... – ужасно все-таки гадкое название!.. Но, понимаю, понимаю... Давайте их, – рисуйте, что терпит население, как оно относится к беде, как ему помогают и как оно, какими путями само себе старается помочь... Не упускайте мелочей, но и не нагромождайте их <...>
Я в свое дело, в свои столовые верю, – продолжал Толстой, – растут они на пожертвования... Вот и осмотрите эти столовые, приглядитесь к этому делу и о нем, только о нем пишите... А лично обо мне не нужно, совсем не нужно... В особенности же теперь, в настоящее время».
Осмотрев вместе со своим собеседником столовые, Толстой по поводу последних заметил: «Зовут их крестьяне «сиротскими призрениями». В столовую ни за что не пойдет человек, которому есть на что кормиться. Совесть зазрит... Они, крестьяне, глядят на эти столовые, как на дело общественное, свое, и сами строго выделяют тех, кто как бы получил право столоваться у нас. Вот, напр., на земство они много иначе смотрят. Земство они считают как бы обязанным не только кормить их семьи, но и поддержать хозяйство своевременной и достаточной ссудой... – «А то что же, говорят они, когда уж бульки перестанешь пускать, тогда только земство и помогает»... «Бульки пускать» – знаете, это, когда человек тонет, то он булькает, и на воде такие пузыри всплывают. Ну, и стараются это земство надуть и положенные после всевозможных обысков 20 фунт. на едока, как-никак, а получить пораньше, до того, как булькать перестанут... Столовые же, нас, то есть, обманывать совестятся».
Весь свой день Толстой отдавал осмотру столовых и распоряжениям по ним. «Все мысли его тогда, казалось, были заняты только делом, только заботой, как бы лучше и успешнее развить помощь голодающим. Видно было, что даже и развлекаясь, иногда шутя и добродушно посмеиваясь над нашими petits jeux – в почту, секретари, – он не перестает думать об избранной им деятельности. Грешно да и совестно было как-то и отвлекать его праздной болтовней, а потому и все, что выходило за пределы нужного и важного, касающегося народной беды, все это являлось отрывочным, незамеченным и недомолвленным».
Одной из главных особенностей толстовского склада и характера является на самом деле изумительная способность целиком отдаваться какому-нибудь одному делу, одной мысли и уже в это время не заглядывать покуда в сторону. И того, что его в данное время занимает, кажется интересным и важным, он никогда не откладывает до завтра, а сейчас же за это дело берется и уходит в него весь. Оттого-то он и успел написать и сделать так удивительно много.
«Толстовские» вечера», – читаем мы дальше, – проводились в разборе обширной корреспонденции, направлявшейся в Бегичевку... Прав был чернавский почтмейстер, – со всех концов земли шли письма к Толстому, из всех слоев общества, по многочисленным поводам писались они... Первое место между ними занимали, конечно, деловые письма по поводу столовых; в них большей частью спрашивали советов, указаний, и почти все они сопровождались денежными пожертвованиями. Затем следовали письма с вопросами отвлеченными – о значении жизни, о труде, об отношении к Богу, к людям и т.п. К третьей группе принадлежали письма, про которые можно сказать: «тут пошли дела семейные»: рассказывались преступления, вскрывались пороки, обнажались супружеские измены, описывались невзгоды семьи... Эта группа была всегда строго охраняема графом и составляла тайну его и корреспондентов. Такие письма он читал сам и сам же отвечал на них, если находил это нужным; так же поступал он, конечно, и по отношению к письмам своих личных знакомых. На прочие же письма, требующие ответов, по указаниям Толстого отвечали его дочери, главным образом Мария Львовна.
Но кроме этой огромной корреспонденции Толстой работал еще и над своей статьей о столовых для руководства другим. «Статья эта была обширная, изобиловавшая подробностями. Я и Татьяна Львовна переписывали, оставляя большие поля для заметок и исправлений. Шесть или семь раз пришлось переписывать отдельные места статьи, – до того неузнаваемыми, перечеркнутыми, испещренными вставками разной величины выходили они из-под пера Толстого. Он то отказывался от той или иной мысли, то переставлял целые выражения и даже слова, усиливая свою речь, то вносил что-нибудь новое. И если так он поступал со статьей узко-делового и газетного характера, то сколько же труда, сколько терпеливой, чисто ювелирной работы вносит он в свои художественные произведения!... Ничего нет странного, что способы писать наших многих авторов ему даже и непонятны...»
Приведенные строки самое, пожалуй, ценное, что появилось о Толстом в толстовские дни. Из кажется ясно, что в небольшом, хотя и важном общественном деле, т. е. в помощи голодающим, – все равно как раньше в устройстве яснополянской школы и мировом посредничестве, - Толстой проявил столько энергии и уменья, столько быстрой сообразительности и знания людей, – не типов, а именно обыкновенных людей, что как-то даже странно считать его «утопистом», фанатиком идеи и пр. При столкновении с действительностью он, ничуть не забывая о своих огромных от нее требованиях, смотрит на нее открыто и ясно, без всякой предвзятости, работая так, чтобы принести наибольшую пользу. Можно было ожидать, что в 91-ом году Толстой совсем не откликнется на молчаливый и скорбный призыв голодающих, так как в то время теоретически он совершенно отрицал возможность помогать людям деньгами. Однако, он собирал деньги и кормил на них тысячи людей...
Конечно, он нисколько не скрывал от себя, что этой помощи мало, что ею, в лучшем случае, можно облегчить временно самую острую нужду. Он ясно видел, что дело не в ранних морозах, не в засухах и неурожае, а в чем-то другом, гораздо более важном. «Пишу теперь о голоде, – сообщал он из Бегичевки одному из своих друзей. – Но выходит совсем не о голоде, нашем грехе разделения с братьями. Статья разрастается и очень меня занимает...» (Новый путь, № 3, 1903).
Но и заглядывая так глубоко, в самый корень дела, Толстой, столкнувшись с действительностью, которая требовала не теорий, а быстрой, непосредственной помощи, – взялся и за нее. И, взявшись за это малое дело, он сделал его прекрасно.
Потому что великий человек – велик во всем, и в большом и в малом.
* * *
Голод 91-го года, все равно, как раньше чтение Шопенгауэра или посещение московских ночлежек, было одним из тех моментов, после которого мысль Толстого явилась перед нами обновленной и свежей. Начиная с того времени, Толстой переходит к особенно внимательному и пристальному анализу общественных отношений.
Я не думаю следовать теперь за ним по этой дороге. Но во всей огромной массе выброшенных им мыслей мне хочется остановиться на одной, которая, кажется, только теперь начинает входить в общественное сознание. Эта мысль всю жизнь преследовала Толстого, и только теперь дал он ей простое и законченное выражение. Мысль эту можно формулировать так: величайшей опасностью культуры и культурной жизни для человека (т. е. нравственного существа его) является параллельное с ним развитие похотливых и развратных наклонностей и потребностей. <...>
Здесь нет ничего нового, но все это характерно. И самое характерное, конечно, это та настойчивость, с которой Толстой повторяет все ту же мысль, что культура развращает людей, что ее величайшая опасность – в разврате. Мысль эта, говорю я, преследовала его всю жизнь. Ее первые очертания вы можете рассмотреть в «Казаках» и «Севастопольских рассказах». Теперь она выросла в систему с глубоким и мощным основанием. И эта система, эта законченность мысли достались Толстому с великим трудом. Мы знаем эпоху его жизни, когда он испытывал настоящий ужас перед гидрой разврата и чувственности и находил единственное спасение в том, чтобы сейчас же бежать к мужику, в деревню, или даже, как в «Крейцеровой сонате», отказаться от продолжения жизни. Это, повторяю, была судорога ужаса, полная растерянность. Но купленная тяжелой ценой, эта мысль сосредоточила на себе наше внимание, и мы поняли, что опасность, указываемая Толстым, есть действительная и что пора начинать с нею упорную борьбу.
Любопытно, что даже в такой отвлеченной и парящей на метафизических высотах книге, как «Проблемы идеализма», мы находим по адресу Толстого такие строки: «Мы недостаточно ценим и недостаточно еще понимаем глубокое значение той критики нашей жизни, которую предпринял Лев Толстой с точки зрения христианского идеализма. После Толстого ко многому нельзя уже относиться так индифферентно, как относились раньше, и голос совести настойчиво требует нравственно осмыслить жизнь, устранить ее чудовищные нравственные противоречия» (стр. 136).
Нравственно осмыслить жизнь для Толстого значит прежде всего сделать ее правдивой, чистой и устранить из нее всякое служение похоти. Развитие похоти становится чем-то грозным, пугающим, каким-то неотложным, настойчиво требующим разрешения вопросом. Я напомню читателю о трех сотнях статей, которые были вызваны появлением в нашем журнале рассказа Л. Андреева «В тумане» (Журнал для всех, 1902, № 2). На автора сильно нападали, упрекая его в преувеличениях, – но ведь это обычный прием всех, кто хочет закрыть глаза на действительность. В конце концов большинство было вынуждено согласиться с тем, что надо говорить о том, о чем говорит Л. Андреев в своем произведении, т.е. о разврате молодежи, почти детей. Между прочим, это мнение самого Толстого. Когда у меня зашел с ним разговор об этом, он сказал:
Андрееву ли, или кому другому, во всяком случае следовало указать на факты этой ранней похотливости и того отвратительного выхода, который она себе находит.
Можно сослаться еще на анкету, устроенную «Русскими Ведомостями» зимой этого года. В массе полученных газетой писем есть такие, в которых жалуются на одолевающую чувственность, на неумение, даже невозможность бороться с ней. Многие даже просят научить тому, как это сделать. <...>