34. Сатирические повести XVII века «о бражнике, како вниде в рай» и «Калязинская челобитная».

Великолепным образцом смеховой литературы последней трети XVII в. является «Калязинская челобитная» (типичная пародия). С соблюдением всех формальных особенностей челобитной неизвестный автор от лица низшей монастырской братии («крылошан&#187 составляет смеховую жалобу архиепископу Тверскому и Кашинскому Симеону на архимандрита Калязинского монастыря. Архимандрит, жалуются монахи, заставляет их соблюдать строгий монастырский устав, а сам их держит в черном теле: «Мы, богомольцы твои, круг ведра без проток, в одних свитках, в кельях сидим». Братья-крилошане мечтают о монастыре «наоборот», где бы им было можно вести пьяный и разгульный образ жизни. Они откровенно предупреждают архиепископа, что, если смены архимандриту не будет, то они ударят «об угол да ложкой, а в руки возьмем по сошке, да ступим по дорожке в иной монастырь, а где пиво и вино найдем, тут и поживем. А с похмелья да с тоски, да с третьей бредни, да с великие кручины назад в Калязин пойдем и житницах и амбарах все пересмотрим».

 

Стиль челобитной афористичен, полон скоморошьего балагурства, насыщен рифмованными приговорками и прибаутками. Автор одинаково весело смеется и над незадачливыми жалобщиками-монахами, и над ханжеским бытом русских монастырей, и над жестоким архимандритом с «шелепом» (т.е. кнутом).

 

«Повесть о бражнике» (конец XVII в.) тоже представляет собой пародию, но более тонкую - пародию на старинный жанр хождений в ад. Правда, бражник здесь вовсе не является объектом осмеяния - может быть, именно поэтому церковь занесла эту повесть (точнее - новеллу) в список запрещенных книг. Возможно, что своим происхождением эта повесть обязана западноевропейским потешным рассказам о том, как мужик (во французском варианте) или мельник (в немецком) словопрением добился посмертной райской жизни. (В XVII в. сборники переводных новелл развлекательного характера были очень популярны; они проникали в Россию через Польшу). Древнерусский книжник создает свою версию. Повесть строится как цепь анекдотов, скроенных на один образец. Бражник, который за каждый ковш прославлял Бога, после смерти стучится в райские врата. Апостолы и праведники в полном соответствии с главным тезисом церковных поучений против пьянства в один голос отвечают ему: «Бражником зде не входимо»; им «уготована мука вечная и тартарары». Обнаружив отличное значение церковных текстов, бражник обвиняет поочередно всех апостолов и святых в разных смертных грехах. Когда же и Иоанн Богослов пытается воспрепятствовать герою повести, то бражник уличает его в непоследовательности: «Бог всех любит, а вые меня ненавидите! Иоанне Богослове! Либо руки своея отпишись, либо слова отопрись!». На эти слова Иоанн Богослов говорит бражнику: «Ты еси наш человек, бражник! Вниде к нам в рай!». В финале старших списков повести читателю преподносилась сентенция против пьянства, вступавшая в явное противоречие с текстом. Поэтому она была отброшена, и заменена новеллистической развязкой, которой нет аналогов в западноевропейских рассказах. Бражник, войдя в рай, раздражает святых отцов тем, что занимает лучшее место. «Святии отцы почали глаголити: Почто ты, бражник, вниде в рай и еще сел в лучшем месте? Мы сему месту не мало приступити смели. Отвеща им бражник: «Святии отцы! Не умеете вы говорить с бражником, не токмо что с трезвым!». «И рекоша вси святии отцы Буде благословен ты, бражник, тем местом во веки веков! Аминь!». Бражник и святые таким образом, поменялись местами - в самом прямом смысле этого слова.