«Иоанн Предтеча»

     В год рублевского шестисотлетия, в 1960 году, музей имени великого мастера обогатился вновь открытой превосходной иконой Иоанна Предтечи, которая несомненно имеет ближайшее отношение к искусствуРублева. Происхождение иконы из подмосковного монастыря, ее живописные особенности и высокие художественные достоинства делают вероятным, что, если она и не написана собственноручно самим мастером, то вышла из его мастерской, выполнена каким-то из его помощников.

     Надо полагать, что икона входила частью в поясной чин, вроде Звенигородского. На это указывает и осанка фигуры Иоанна и характер выполнения его лица, рассчитанного на восприятие на близком расстоянии. Среди достоверных произведений Рублева можно найти аналогии к этому Иоанну: его изображения в Васильевском чине, а также в чине загорского иконостаса. Образ Павла Звенигородского чина также может рассматриваться в качестве аналогии.  

     Иоанна рублевского музея сближает со всеми этими иконами Рублева прежде всего вдохновенный характер этого образа. Мы снова убеждаемся в том, что соблюдение иконографических канонов вовсе не исключало для большого мастера возможности вложить в свое создание свое личное понимание темы, сочувствие к личности героя, к его нравственной силе. Во взгляде, в чертах лица Иоанна Рублевского музея сквозит и скорбь и тревога. Рублевское мастерство сказывается в том, как приглушенный аккорд охристых тонов лица и волос и темной зелени плаща гармонирует с его душевным состоянием. Сказывается оно и в том, что выразительный силуэт фигуры и ритмическая повторность его протянутых рук также участвуют в создании его образа.

     И все же между доподлинными работами Рублева и этим Иоанном имеются существенные различия. Дело не только в сдержанно-суровом аскетизме, который дает о себе знать в этой иконе, как ни в одном другом творении мастера. Он не чувствуется даже в трогательно просветленных отшельниках во владимирских росписях. В иконе Рублевского музея проглядывают холодок и сдержанность и исчезают те нежная ласка и теплота, которые неизменно сквозят в лучших созданиях великого художника.

     Нужно сравнить голову Иоанна с головой звенигородского Павла, чтобы ощутить существенные утраты. Там теплые светящиеся тона инкарната и волос строят объем всей головы. Каждая отдельная черта лица как бы растворяется в округлости всей головы в целом. Здесь старательно, как бы порознь обрисованы отдельные черты лица: брови, ресницы, зрачки, нос, губы и пряди волос. Сухое прозаическое описание приходит на смену живому воображению художника-поэта.

     Какие события современной жизни, какие душевные испытания и переживания мастера на склоне его дней могли направить его творчество на новый путь и лишить его первоначального очарования? Об этом нам ничего неизвестно. Об этом можно только догадываться.

     Сохранилось известие о том, что на склоне своих дней Рублев расписал соборы Троицкого и Андроникова монастырей. Стенная роспись Троицкого собора погибла. В Андрониковском соборе сохранились только незначительные куски орнамента в окнах алтаря. В строгой геометризации растительных форм можно видеть лишь отблеск искусства великого мастера.

     В житии Никона сообщается, что Рублев дожил до глубокой старости. Он умер около 1430 года. Согласно преданию, Андрей Рублев опередил Даниила Черного, после смерти явился во сне к старшему другу и звал его последовать за ним в «вечное блаженство». Историк, опирающийся лишь на достоверные факты, мог бы обойти молчанием это предание, как поэтический вымысел. Но предание о Рублеве содержит одну черточку, которая в силу скудости сохранившихся о нем сведений особенно драгоценна для потомства. В нем говорится, что облик Андрея, явившегося Даниилу, был «светел и радостен». Эта характеристика хорошо соответствует созданным им произведениям.  

  В Древней Руси нечасто прославляли большого художника. И тем не менее имя Рублева было окружено всеобщим признанием и почетом. Оно стало почти нарицательным для обозначения подлинного художника. Признание Рублева было вместе с тем признанием искусства. О Рублеве не говорили, что его произведения созданы им при участии небесных сил. Им не приписывали чудотворной силы. В произведениях Рублева люди не искали изображений ни современников, ни современных событий, в частности боевых подвигов русского воинства. И вместе с тем, люди угадывали в его работах ни с чем не сравнимое очарование, которое составляет удел только созданий гениев. Гордились Рублевым, ценили его шедевры, радовались тому, что владели ими, и через него приобщались к высокому художественному созерцанию. Своим искусством Рублев поднимал человека.