Иконостас Успенского собора

     Для того чтобы представить себе то, что было создано Рублевым и его другом Даниилом в древнем Успенском соборе Владимира, нужно не забывать того, что напротив фресок с изображением «Страшного суда» высился созданный ими же вскоре после росписи огромный иконостас. Он сохранялся до XVIII века во Владимире, затем был переправлен в село Васильевское, в наши дни, после его реставрации, отдельные его иконы оказались в Третьяковской галерее и в Русском музее.

     В этом втором после иконостаса Благовещенского собора русском иконостасе повторяется та тема, которая составляет ядро композиции «Страшного суда» — Христос Вседержитель, окруженный молящими его о милости Марией, Иоанном и святыми. Та же тема, что и во фресках, однако звучит она по-иному. Рублевский «Страшный суд» — живое, порывистое движение толпы, свободный распорядок фигур, тонкость чувств. Этим событием завершается история человечества. В иконостасе — побеждает нечто непреходящее, время остановилось, чувства и страсти немеют, побеждает и торжествует непрестанное моление, монотонная литания о милости. В фресках «Страшного суда» образы живые, воздушные, легко намеченные, порою призрачные. В иконах иконостаса формы более плотные, силуэты окостеневшие, краски сочные, даже тяжелые. Над выражением чувств преобладают торжественность обряда, суровый иератизм, замедленное шествие, почти неподвижность.

     В фресках великий мастер мог излить свои личные чувства. В иконостасе он должен был подчинить себя канону, который установился в русской иконописи.  Что касается икон иконостаса, то Рублеву для их выполнения еще в большей степени, чем в фресках, приходилось прибегать к помощи дружины, чем и объясняется неровность и неравноценность их исполнения. Табл. 55, 59  Табл. 89В фигуре Богоматери больше проступает несравненное очарование мастера. Мария в темном плаще похожа на Богоматерь Феофана в Благовещенском соборе. Но у Феофана Богоматерь высится в гордом величавом спокойствии и возносит свои руки, словно убеждая своего сына, ее жест — жест увещевания. У Рублева Богоматерь тоже протягивает руки, но в ее склоненной голове и в руках больше покорности, больше теплоты, сердечности. И вместе с тем ее фигура сохраняет спокойствие и равновесие. Два острых уголка ее плаща по обе стороны от ее корпуса уравновешивают фигуру.

     В общем живописном решении Васильевского чина Рублев решительно отходит от «статуарности» фигур Феофана. Фигуры у русского мастера вплетаются в живописную ткань целого. Силуэт Иоанна Предтечи, особенно дуга его спины, повторяет край овального ореола   Спаса. Этот киноварный ореол «удерживает» своим насыщенным цветом весь величественный ряд стоящих фигур. Отблеск этого красного можно видеть только в одежде Григория Богослова и в образе книги в руках у Павла.

   Праздничные иконы Васильевского иконостаса сохранились не настолько хорошо, чтобы в них можно было обнаружить следы мастерства Рублева. Написаны они не так легко и изящно, как праздники Благовещенского иконостаса. Но в некоторых из них, особенно в «Вознесении» и «Сретении», есть та упорядоченность композиции, та чистота и звонкость красок, которые ни у кого другого, как у Рублева, не встречаются. Особенно красиво «Сретение», в котором киноварная ткань вдали и киноварный покров на престоле не только «перекликаются» друг с другом, но и отчетливо «строят» пространство за фигурами. Нежно-золотистые и оливковые тона вторят радостной киновари³³.