222 Часть вторая

Стихи «Я убеждаюсь силой...» и «И приказал он высечь...» даны как параллельные. Только в них дан ритмический рисунок w _ \у ]_ w \_ \j, резко ощущаемый на фоне ритмических фигур других стихов. Сочетание смыслов и интонаций этих двух сти­хов создает ту структуру абсурдных соединений, на которых стро­ится текст.

В общей картине абсурдных соединений и смещений особое место занимают несоответствия между грамматическим выраже­нием и содержанием. В стихе «И приказал он высечь...» начальное «и», соединяющее два отрывка с доминирующими значениями «выслушал — повелел», должно иметь не только присоединитель­ный, но и причинно-следственный характер. Оно здесь имитирует ту сочинительную связь в летописных текстах, которая при пере­воде на современный язык передается подчинительными конструк­циями причины, следствия или цели. Можно с уверенностью сказать, что в созданной схеме: «Правитель обращается к совету высших чиновников за помощью — совет дает рекомендации — пра­витель соглашается — правитель приказывает.......... — продолже­ние «высечь совет» будет наименее предсказуемо на основании предшествующей текстовой последовательности. Оно сразу же за­ставляет нас предположить, что здесь речь идет о каком-то со­всем другом мире — мире, в котором наши представления о том, что правительственные распоряжения должны отличаться мудро­стью и значимостью, а государственный совет — сознанием соб­ственного достоинства, — так же не действуют, как не действуют в нем правила логики и нормы здравого смысла.

В этом мире есть еще одна особенность — время в нем стоит (следовательно, нет исторического опыта). Это выражается и в том, что большие для обычного сознания числительные' («пять тысяч лет») употребляются как малые («подумаешь!»). Но инте­ресно и другое: в стихотворении употреблены три грамматических времени: настоящее (сидит, клянемся), прошедшее (присели, отве­тил и др.) и будущее (совершим). Однако все они в плане содер­жания обозначают одновременное состояние. Факти­чески действие происходит вне времени.

Следует отметить, что если на лексико-семантическом уровне текст делился на два несоединимых пласта, то в отношении к ло­гике и здравому смыслу они выступают едино. Контраст оказы­вается мнимым, он снят на более высоком уровне.

Так лексико-семантический и стилистический типы построения текста создают сатиру — художественную модель бюрократической бессмыслицы и того «китаизма», черты которого А. К, Толстой эидел в русском самодержавии,