А. К. Тдлстой

Сидит под балдахином Китаец Цу-Кин-Цын И молвит мандаринам: «Я главный мандарин!

Велел владыко края Мне ваш спросить совет: Зачем у нас в Китае Досель порядка нет?»

Китайцы все присели, Задами потрясли, Гласят: «Затем доселе Порядка нет в земли,

Что мы ведь очень млады, Нам тысяч пять лишь лет; Затем у нас нет складу, Затем порядку нет!

Клянемся разным чаем, И желтым и простым, Мы много обещаем И много совершим!»

«Мне ваши речи милы,, — Ответил Цу-Кин-Цын, — Я убеждаюсь силой Столь явственных причин.

Подумаешь: пять тысяч, Пять тысяч только лет». И приказал он высечь Немедля весь совет.

Сатира А. К. Толстого, написанная в конце шестидесятых го-~дов прошлого века (1869), может быть прокомментирована не­сколькими способами. Прежде всего здесь следует указать на те возможности смыслового истолкования, которые таятся во вне-"текстовых сопоставлениях. Так, например, возможны соотнесения ^анализируемого текста с внетекстовой политической реальностью эпохи _шА. К. Толстого, а также соотнесения его с другими текстами;

216 Часть вторая

1. Нехудожественными — здесь возможны различные аспекты исследования:

а. Сопоставления с историко-философскими идеями, распро­ страненными, начиная с Белинского и Герцена, в русской публи­ цистике, философии и исторической науке 1840—1860-х годов. Имеются в виду представления, согласно которым крепостное пра­ во и самодержавная бюрократия представляют в русской государ­ ственной жизни «восточное» начало, начало неподвижности, про­ тивоположное идее прогресса. Можно было бы привлечь цитаты из Белинского и других публицистов о Китае, как стране, в которой стояние на месте заменило и историю, и обществен­ ную жизнь, стране, противоположной историческому динамизму Европы.

б. Сопоставления с исторической концепцией самого А. К. Тол­ стого, сближавшего Киевскую Русь с рыцарской романской Европой, а в последующей русской истории усматривавшего черты «азиатчины» и «китаизма», нанесенные владычеством монголов.

в. Сближение А. К. Толстого со славянофильской мыслью в разных ее проявлениях и отталкивания от нее.

г. Многие аспекты историко-философской концепции А. К. Тол­ стого удивительно близки к мыслям А. В: Сухово-Кобылина. Со­ поставление текстов дало бы здесь ощутимые результаты.

д. Установление исторических корней концепций А. К. Тол­ стого (здесь в первую очередь напрашивается тема «Н. М. Карам­ зин и А- К. Толстой») и \их последующей судьбы (А. К. Толстой и Вл. Соловьев, сатирическая традиция поэзии XX века и др.).

2. Художественными:

а. Сопрставление текста с другими сатирическими произведе­ ниями А. К. Толстого.

б. Сопоставление с несатирическими произведениями А. К. Тол­ стого, написанными приблизительно в то же время («Змей Тугарин», «Песня о Гаральде и Ярославне», «Три по­ боища» и др.).

в. Сопоставление текста с сатирической и исторической поэ­ зией 1860-х годов.

Все эти методы анализа можно назвать контекстными: про­изведение включается в различные контексты, сопоставления, про­тивопоставления; построения инвариантных схем позволяют рас­крыть специфику структуры данного текста.

Однако мы ставим перед собой значительно более узкую за­дачу, ограничиваясь анализом внутритекстовых связей. Мы бу­дем рассматривать только те структурные отношения, которые мо­гут быть выявлены анализом данного текста. Однако и эта задача еще очень широка. Сужая ее, мы ограничимся суперлекси­ческими уровнями: теми поэтическими сверхзначениями, которые

А. К. Толстой. Сидит под балдахином... 217

возникают в данном тексте на тех уровнях, для которых слово будет выступать в качестве элементарной единицы.

Сформулированная таким образом задача может быть иначе определена как анализ лексико-стилистического механизма сатиры. При этом следует подчеркнуть, что сатира создается здесь внут­ренней структурой данного текста и не определена, например, жан­ром, как это бывает в басне'.

Семантическая структура анализируемого текста построена на несоответствиях. Именно смысловые несоответствия становятся главным носителем значений, основным принципом художествен­но-смысловой конструкции. В интересующем нас стихотворении мы сталкиваемся с несколькими стилистическими и смысловыми конструкциями, совмещение которых в пределах одного произве­дения оказывается читателю неожиданным.

Первый пласт значений может быть условно назван «китай­ским».-Он сознательно ориентирован на «Китай» не как на не­которую географическую и историческую реальность, а имеет в виду комплекс определенных, подчеркнуто тривиальных пред­ставлений, являющихся сигналами средних литературных пред­ставлений о Китае, распространенных в эпоху А. К. Толстого. Однако, несмотря на всю условность характеристик, адрес чита­телю дан вполне определенный. Приведем список слов, которые могут быть связаны в тексте только с темой Китая:

балдахин

китаец (китайцы) Китай

мандарин (мандарины) . чай

Если прибавить два описания «обычаев»: «все присели» и «за­дами потрясли» и имя собственное Цу-Кин-Цын, то список «ки-таизмов» окажется исчерпанным. На 95 слов стихотворения их приходится 8. Причем, как это очевидно из списка, все они при­надлежат одновременно и к наиболее тривиальным, и к наиболее отмеченным признакам того условно-литературного мира, который А. К. Толстой стремится вызвать в сознании читателей. Интерес-

¹ Отсутствие сатирического момента в басне («Сокол и голубка» Жуков­ского) воспринимается как некоторая неполнота, нарушение ожидания, которое само может быть источником значений. Сообщение же о наличии в басне сатирического элемента вряд ли кого-либо поразит — оно содержится в самом определении жанра. Между тем анализируемое нами произведение А. К. Тол­стого, взятое с чисто жанровой точки зрения (неозаглавленное стихотворение песенного типа, катрены трехстопного ямба), абсолютно в этом отношении нейтрально: оно с равной степенью вероятности может быть или не быть са­тирой.